Король Иоанн.
Действие IV.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Шекспир У., год: 1596
Категория:Драма

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Король Иоанн. Действие IV. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ДЕЙСТВИЕ IV.

СЦЕНА 1.

Нортэмптон. - Комната в замке.

Входить Губерт с двумя палачами.

                    Губерт, одному из палачей.

          На, - раскали железо хорошенько.

                              Второму палачу.

          Ты за обои спрячься (44) - и когда

          Поя нога ударит в грудь земли,

          Тогда бросайтесь оба на робенка,

          Которого увидите со мной,

          И привяжите на-крепко его

          К скамейке этой. Не зевать! ступайте!

                              Первый Палач.

          Надеюсь, что у вас есть полномочье

          На это дело?

                              Губерт.

                              

          Нам нечего бояться тут. Ступайте.

Палачи уходят.

          Поди сюда, мой миленький. Мне надо

          Поговорить с тобою.

Входит Артур.

                              Артур.

                              Здравствуй, Губерт.

                              Губерт.

          Здоровы-ли вы, маленький мой принц?

                              Артур.

          Да, маленький, - с огромным, впрочем, правом

          Быть больше принца. - Ты печален что-то?

                              Губерт.

          Да, я бывал - конечно - веселее.

                              Артур.

          Ах, Господи! мне кажется, что кроме

          Меня - никто не должен быть печален.

          Однако-жь, я теперь припоминаю,

          Когда еще во Франции я был,--

          Дворяне молодые притворялись

          Печальными как полночь - так, из шутки. (45)

          Клянусь христовой верой! Если-б только

          

          И сделали, пожалуй, пастухом -

          Я и тогда-бы целый день был весел;

          И даже здесь я был бы весел, если-б

          Не думал все, что дядя замышляет

          Против меня дурное что-нибудь.

          Да! он меня боится; я - его.

          А виноват ли я, что я - сын Джеффри?

          О, право, нет! И как-бы мне хотелось,

          Чтоб я был твой сын, Губерт... милый Губерт,

          Ведь ты меня любил-бы?

                    Губерт, в сторону.

                                        Если я

          Разговорюсь с ним, - болтовней невинной,

          Пожалуй, он пробудит состраданье,

          Замерзшее покуда. Кончу разом.

                              Артур.

          Не болен-ли ты, Губерт? как ты бледен!

          А право, мне хотелось-бы, чтоб ты

          

          Тогда-бы я всю ночь не спал - всю ночь

          Подле тебя сидел-бы... Я ведь больше

          Люблю тебя, чем ты - меня, мой Губерт.

                              Губерт, в сторону.

          Его слова мне сердце надрывают.

Подает ему бумагу.

          Прочти вот это. (Про себя.)

                              Глупая вода!,

          Неужели ты вытолкаешь за дверь

          Безжалостную пытку? Ну, скорее!

          Пока еще не вытекла из глаз

          Моя решимость бабьими слезами.

          Что, не прочтешь? Написано, знать, дурно?

                              Артур.

          Нет, Губерт, даже слишком хорошо

          Для гнусности подобного злодейства!

          Ты должен выжечь сталью раскаленной

          Мне оба глаза?

                              .

                              Да, дитя: я должен.

                              Артур.

          И выжжешь?

                              Губерт.

                              Выжгу.

                              Артур.

                                        У тебя достанет

          На это духу? Помнишь-ли ты, Губерт,--

          Раз у тебя болела голова:

          Я обвязал ее моим платком,

          (Моею лучшей вещью, - вышивала

          Его принцесса мне) - и никогда

          Его назад не спрашивал. И в полночь

          Поддерживал я голову твою,

          И, как минуты бдительного часа,

          Я тягостное время сокращал

          Вопросами: "Не надо-ли чего?" -

          Да "где болит?" - да "чем тебе помочь?" -

          Простой-бы мальчик спал себе спокойно,

          Ни одного-бы дружеского слова

          

          Ухаживал. Ты думаешь, быть-может,

          Любовь моя была притворна? скажешь,

          Что это были хитрости: - пожалуй,

          Что хочешь думай. Если небо хочет,

          Чтоб ты со мною дурно поступил,--

          Пусть будет так. Ты выжжешь мне глаза,

          Которые ни разу не взглянули,

          Да и не взглянут косо на тебя?

                              Гуверт.

          Я поклялся и выжгу их железом.

                              Артур:

          Ах, только в наш железный век и можно

          Решиться сделать это! И железо,

          Как горячо его не раскали,

          К моим глазам приблизившись, сейчас-же

          Слезами их упилось-бы, и ярость

          В потоке их невинном затушило.

          Да, ржавчиной изъело-бы оно

          Себя за то, что только раскалялось,

          За тем чтоб сделать зло моим очам.

          

          Ах, если-б даже ангел мне явился

          Сказать, что Губерт выжжет мне глаза,

          Я и ему-бы даже не поверил -

          Но Губерту не верить не могу!

                    Губерт, топая ногой.

          Сюда!

Входят палачи с веревками, железом и прочим.

                    Ну, что-жь вы стали? исполняйте,

          Что сказано.

                              Артур.

                    Спаси меня, мой Губерт!

          Мои глаза уж слепнут от одних

          Ужасных взглядов этих кровожадных

          И злых людей.

                              Губерт.

                              Подайте мне железо

          И привяжите мальчика.

                              Артур.

                                        Ах, Губерт!

          В чему это жестокое насилье?

          

          Нет! Я как камень буду неподвижен!...

          О, ради бога, Губерт, не вели

          Привязывать меня. Послушай, Губерт,

          Пусть эти люди выйдут вон; я буду

          Сидеть спокойно, смирно, как овечка.

          Не шелохнусь, ни слова не скажу

          И даже - вот что: не взгляну сердито

          На это раскаленное железо.

          О, Губерт! Губерт! вышли только их;

          И, как-бы ты меня не мучил - я...

          Прощу тебя.

                              Губерт.

                              Оставьте нас одних.

          За дверью ждите.

                              Первый Палач.

                              От такого дела

          Я был-бы рад еще подальше быть.

Палачи уходят.

                              Артур.

          Ах, Боже мой! я друга выгнал! Взгляд

          

          Пусть он вернется. Этим состраданьем

          Он и твое, быть-может, оживит!

                              Губерт.

          Ну, перестань, мой мальчик; приготовься.

                              Артур.

          Неужели ничто ужь не поможет?

                              Губерт.

          Я должен ослепить тебя.

                              Артур.

                                        О, небо!--

          Послушай, Губерт! Если-бы в твой глаз

          Попала как нибудь хоть порошинка,

          Хоть зернушко, хоть мошка, волосок -

          Тогда-бы ты, почувствовав, как эти

          Безделицы мучительны, пришол-бы

          От своего намерения в ужас!

                              Губерт.

          А что ты обещал мне? Закуси

          Язык, дитя.

                              Артур.

                              О, Губерт, на защиту

          Двух глаз - и двух-то мало языков!

          

          Меня молчать! о, Губерт! - Или, знаешь

          Что, Губерт? Лучше вырви мой язык,

          Но пощади глаза. Оставь глаза мне;

          Оставь мне их хоть только для того,

          Чтоб на тебя смотреть. Ужь и железо

          Простыло - мне оно не повредит.

                              Губерт.

          Я раскалю опять его, дитя.

                              Артур.

          Нет! и огонь ужь умер от печали,--

          Что, созданный на пользу человеку,

          Он должен был такой несправедливой,

          Неслыханной жестокости служить.

          Ну, посмотри: в потухших угольках

          Нет никакого зла; дыханье неба

          Задуло пыл их и покрыло пеплом

          Раскаянья.

                              Губерт.

                              Но я их оживлю

          Моим дыханьем.

                              Артур.

                                        

          И сделаешь, они зардеют только.

          В них запылает стыд от твоего

          Поступка, Губерт. И, быть-может, даже

          Они тогда стрекнут в твои глаза,

          Как иногда, случается с собакой:

          Когда ее начнут неволить к бою,

          Она того хватает за одежду,

          Кто на других натравливал ее.

          Так все, что ты во вред мне приготовил

          Тебе служить орудием не хочет;

          В одном тебе лишь нету состраданья,

          Которое почувствовало даже

          И ярое железо, и огонь -

          Орудия твоих жестоких целей.

                              Губерт.

          Ну, так живи, я глаз твоих не трону

          За все богатства дяди твоего.

          А я дал клятву выжечь их железом,

          Дитя мое; совсем-было решился.

                              Артур.

          

          До этого ты только притворялся.

                              Губерт.

          Прощай, довольно! Дядя твой не должен

          Знать, что ты жив; лазутчиков его

          Я обману, быть может, ложным слухом.

          Теперь, дитя, ты можешь спать покойно;

          И верь, что я ни за какие блага,

          Ничем тебе не сделаю вреда.

                              Артур.

          О, Господи, - благодарю тебя

                              Губерт.

          Молчи! ни слова более. Ступай

          За мной тихонько. Я ведь подвергаюсь

          Опасности большой из-за тебя (46).

Уходят.

СЦЕНА 2.

Там-же. Тронная зала во дворце.

Входить: король Иоанн в короне, Пемброк, Сольсбери и другие лорды. Король садится на трон.

                              Король Иоанн.

          Вот мы опять на этот трон возсели,

          47)

          Надеемся, что этому все рады.

                              Пемброк.

          Без вашей воли это повторенье

          Коронованья - было-бы излишне.

          Вы были коронованы однажды,

          И с той поры никто вас не лишал

          Высокой королевственности вашей.

          Народ ваш добрый верности своей

          Не запятнал возстанием мятежным,

          И жажда перемен и улучшений

          Не возмущала ваше государство.

                              Сольсбери.

          И потому-то - окружать себя

          Двойным великолепием; свой титул

          И без того блестящий, украшать;

          Иль золото литое золотить,

          Иль лилию раскрашивать; фиалку

          Облить духами; гладить скользкий лед;

          Иль к радуге прибавить новый цвет;

          

          Прекрасное, святое око неба:--

          Излишнее, смешное мотовство.

                              Пемброк.

          Для нас священна воля государя -

          И ей повиновались мы. При всем-том,

          Все это дело кажется нам старой,

          Лишь съизнова рассказанною сказкой.

          И вообще бывает очень скучно,

          Когда совсем некстати повторяют

          Одно и тоже.

                              Сольсбери.

                              Облик величавый

          Обычаёв старинных искажен;

          Как переменный ветер изменяет

          Бег корабля - так вы переменили

          Естественный, обычный ход понятий,

          И здравый смысл заставили хворать.

          Да! истину - и ту подозревают,

          Когда она появится в таком

          

                              Пемброк.

          Хорошее стараясь сделать лучше -

          Ремесленник всегда перехитрит.

          Почти всегда, ошибку исправляя,

          Мы делаем ее еще важнее.

          Так, например, огромная заплата

          На маленькой прорехе - закрывая

          Ее собой - гораздо безобразней,

          Чем самая прореха без заплаты.

                              Сольсбери.

          Перед коронованием вторичным,

          Мы наши мненья высказали прямо;

          Но вашему величеству принять

          Их неугодно было; впрочем, мы

          На это согласились, потому что

          Желанья верных подданных должны

          Подчинены быть воле государя.

                              Король Иоанн.

          Я многия причины моего

          

          Вам сообщил и думаю, что с вас

          Достаточно покуда их. Теперь-же,

          Когда мы этим наши опасенья

          Разсеяли, - я вам и остальные,

          Важнейшия гораздо, - сообщу.

          Вы, между тем, скажите мне, что дурно,

          Что-б вы желали преобразовать:

          И вы тогда увидите, с какою

          Готовностью я буду ваши просьбы

          Не только слушать, но и выполнять.

                              Пемброк.

          И так, позволь-же мне, как языку,

          Как голосу присутствующих здесь,--

          Желание сердец их выражая,

          Просить тебя, (от самого себя,

          И ради их, и ради твоего

          Спокойствия, как самой главной цели

          Стараний наших) - об освобожденьи

          Артура; или - ропот недовольных

          

          К опасному вопросу: "Если право

          На то, чем ты владеешь, справедливо -

          То отчего-же этот страх (который,

          Как говорят, всегдашний спутник лжи)

          Тебя побудил этого ребенка

          Держать в тюрьме, и юным дням его

          Дать в варварском невежестве заглохнуть?

          Зачем лишаешь молодость его

          Всех преимуществ добрых упражнений?" (48)

          Чтоб это не могло служить предлогом

          Твоим врагам - освободи Артура.

          Отчасти мы ходатайствуем тут

          И за себя: но только потому

          Что наше счастье связано с твоим,

          Для твоего же блага мы считаем

          Необходимым дать ему свободу.

                              Король Иоанн.

          Да будет так. Я этого ребенка

          Вам доверяю, лорды.

                                        Здравствуй, Губерт.

          Что нового?

Губерт говорит ему что-то тихо.

                    Пемброк тихо, лордам.

                              Вот этот человек,

          Которому кровавое злодейство

          Поручено. Он даже повеленье

          Показывал недавно одному

          Приятелю. В очах его сверкает

          Безбожное и гнусное злодейство;

          А скрытный вид изобличает в нем

          Нечистую, встревоженную совесть;

          Как я боюсь, чтоб он ужь порученья

          Не выполнил!

                              Сольсбери.

                              Смотрите, как король

          Меняется в лице ежеминутно.

          То замысел, то совесть гонит краску,

          

          Как вестники межь двух враждебных армий.

          Но страсть его созрела ужь, и скоро

          Прорвется гноем.

                              Пемброк.

                              Только-б этим гноем

          Смерть бедного ребенка не была!

          Король Иоанн, подходя к лордам.

          Безсильны мы перед десницей смерти,

          Милорды благородные! До сих-пор

          Во мне еще не умерло желанье

          Вам угодить; вина-же просьбы вашей

          Не существует более, - мертва.

          Он известил, что нынешнею ночью

          Артур скончался.

                              Сольсбери.

                              Этого мы ждали:

          Его болезнь была неизлечима.

                              Пемброк.

          Мы слышали, что он ужь близок к смерти

          

          Почувствовал, что болен. Здесь-ли, там-ли -

          А за такое темное деянье

          Не избежать ответа.

                              Король Иоанн, лордам.

                                        Что-же, лорды,

          Вы смотрите так мрачно на меня?

          Иль вы воображаете, что я

          Держу, как Парка, ножницы судьбы?

          Но разве я над пульсом жизни властен?

                              Сольсбери, лордам.

          Обман тут очевиден; и как страшно

          Унизилось величие, плутуя

          С такой безстыдной наглостью! Ужасно!

Королю.

          Желаю вам успеха; и за тем

          Прощайте.

                              Пемброк.

                    

          И я иду. Я буду с вами вместе

          Отыскивать наследие ребенка:

          Его могилу - маленькое царство.

          И тот, кому весь этот чудный остров

          Принадлежал - теперь на нем владеет

          Всего тремя аршинами земли!

          Вот до чего мы наконец дошли!

          Но это всех против него возбудит!

          И отомщен малютка бедный будет!

Лорды уходят.

                              Король Иоанн.

          Они негодованием пылают.

          Напрасно я убил Артура. Кровь -

          Нетвердое, как видно, основанье,

          И смерть других нам жизни не упрочит.

Входит гонец.

          Твой мрачный взор несчастие пророчит.

          Куда девалась кровь из этих щек?

          Нет! без грозы не может проясниться

          

          Что Франция?

                              Гонец.

                              Из Франции идет

          На Англию. И никогда еще

          Для высадки в чужое государство

          Таких громадных сил не вызывала

          Из недр своих. Французы научились

          У вас, как видно, вашей быстроте:

          С известием об их вооруженьи

          Другая весть пришла - об их прибытьи.

                              Король Иоанн.

          Где-жь эта весть пропьянствовала? а?

          Где заспалась? Что-жь королева мать?

          Куда девалась бдительность её?

          Король Филипп собрал такое войско,

          И матушка не знала ничего?

                              Гонец.

          Лорд, слух её теперь землей засыпан.

          Она скончалась первого Апреля;

          А за три дни пред этим, как я слышал,

          

          Милэди Констанс. Это, впрочем, только

          Один лишь слух. Я верного не знаю.

                              Король Иоанн.

          О, не спеши так, грозная случайность,

          И заключи со мною, хоть на время,

          Союз, - пока я пэров раздраженных

          Не успокою! - Матушка скончалась!...

          Не хорошо идут мои дела!

          А кто-же предводительствует войском,

          Которое, как ты нас известил,

          Ужь высадилось в Англию?

                              Гонец.

                                                  Дофин.

Входят Бастард и Петр Помфретский.

                              Король Иоанн.

          Ты нас своими гадкими вестями

          Совсем смутил....

Бастарду.

                              Ну, что-же говорят

          

          Не забивай ты голову мою

          Дурными новостями. Ужь она

          И без того по край набита ими.

                              Бастард.

          А! если вы дурных вестей боитесь,

          Пусть самая сквернейшая нежданно

          Над головою вашей разразится.

                              Король Иоанн.

          Ну, не сердись. Прости меня. Внезапно

          Прилив меня совсем было ужь залил;

          Теперь я снова вынырнул, и все

          Что мне ни скажут, выслушаю твердо.

                              Бастард.

          Успел-ли я поладить с духовенством -

          То скажут суммы, собранные мною.

          Но возвращаясь с ними, я повсюду

          Нашел народ взволнованным престранно

          Нелепейшими слухами: он в страхе,--

          Хоть и не знает сам, чего боится.

          49), которого схватил я

          На улицах Помфрета: вслед за ним

          Налил народ огромными толпами;

          А он в стихах нескладных распевал,

          Что в Вознесенье, ровно в самый полдень,

          Вы сложите корону.

                              Король Иоанн.

                              Да с чего-же

          Ты это взял, безмозглый прорицатель?

                    Петр помфретский.

          С того, что знаю. Это будет так.

                              Король Иоанн.

          Вон! посади его в темницу, Губерт;

          И ровно в самый полдень Вознесенья,

          Когда, как он пророчествует, я

          Сложу корону, - пусть его повесят.

          Отдай его под стражу, и сейчас-же

          Вернись сюда. Ты нужен мне.

Губерт уходит с Петром Помфретским.

                                                  

          Племянник милый: слышал-ли ты новость?

          И знаешь-ли, кто прибыл к нам?

                              Бастард.

                                                  Французы.

          Об этом только все и говорят.

          А сверх того, я встретил лордов Бигот

          И Сольсбёри: глаза их были красны,

          Как только-что занявшееся пламя.

          Они, и с ними многие другие

          Искали тела бедного Артура,

          Который был зарезан ныньче ночью,

          Как говорят, по вашему приказу.

                              Король Иоанн.

          Поди, кузен; вмешайся в их среду;

          Я знаю средство снова привязать

          Их всех к себе; ты только приведи их.

                              Бастард.

          Я отыщу их.

                              Король Иоанн.

                              

          Одна нога другую погоняла.

          И надо-жь было внутренних врагов

          Вооружить, - когда вторженье внешних

          Моим владеньям гибелью грозит!

          Племянник! будь Меркурием моим

          И, окрылив стопы свои, быстрее

          Чем мысль сама, назад ко мне лети.

                              Бастард.

          Дух времени научит и меня

          Поспешности.

Уходит.

                              Король Иоанн.

                              Вот слово дворянина.

Гонцу.

          

          Посредник будет нужен, между мною

          И пэрами. Ты будешь им.

                              Гонец.

                                        Почту

          На счастие служить вам, государь.

                              Король Иоанн.

          И мать скончалась!

Входит Губерт.

                              Губерт.

          

          Явилося пять месяцев: четыре

          Стояли неподвижно, а вокруг их

          Вертелся пятый дивными кругами (50).

                              Король Иоанн.

          

                              Губерт.

                              На улицах старухи

          И старики ведут об этом толки

          Опасные. У всех на языке

          

          Когда о ней заходит речь, то все

          Сомнительно качают головами

          И шепчутся; кто говорит об ней,

          Тот слушателя за руку хватает,

          

          И головой кивает, поводя

          Вокруг себя испуганно глазами.

          Я видел сам, как с молотом в руке,

          Один кузнец, забыв об наковальне,

          

          Разиня рот, выслушивал портного,

          Который с меркой, ножницами, в туфлях,

          Надетых в попыхах не на те ноги,

          Разсказывал в полголоса о том,

          

          Уже стоят в порядке боевом.

          Тогда другой ремесленник, худой,

          Запачканный, - сейчас-же перебил

          Его слова рассказом об Артуре.

                              .

          За чем меня ты хочешь запугать

          Разсказами об этих страхах, Губерт?

          За чем напоминаешь безпрестанно

          Ты мне о смерти бедного Артура?

          

          По-крайней-мере, важные причины

          Желать его как-можно скорой смерти:

          Ты - никакой, чтоб умертвить его.

                              Губерт.

          

          Заставили меня его убить?

                              Король Иоанн.

          О, в этом-то вот - страшное проклятье

          Всех королей: что служат им рабы,

          

          Простую прихоть их, или каприз

          За повеленье вторгнуться тотчас-же

          В обитель жизни; наше мановенье -

          Считать законом и воображать,

          

          Понятны им, - тогда как, может-быть,

          Он хмурится без всякой мрачной думы,

          А просто так, из прихоти.

                              Губерт.

                                        

          Вот повеленье, скрепленное вами

          Собственноручной подписью, - с печатью.

                              Король Иоанн.

          О, в страшный день последняго расчета

          

          И эта подпись - грозною уликой

          Для осужденья нашего послужит!

          Как часто нас решиться заставляет

          На зло - один лишь вид орудий зла!

          

          Предъизбранный природою самою

          На гнусные, позорные дела -

          И в голову мне во-все не пришло-бы

          Убийство это. Увидав случайно

          

          Тебя способным к подлому злодейству

          И на опасный замысел пригодным -

          И - намекнул слегка на смерть Артура.

          А ты, чтоб вкрасться в милость короля,

          

                              Губерт.

          Милорд - --

                              Король Иоанн.

          Ну, покачай хоть только головой,

          

          Свой замысел тебе я сообщал;

          Иль на меня взгляни в недоуменьи,

          Иль попроси, чтоб высказал яснее,

          Чего хочу: тогда-бы от стыда

          

          Заставил-бы твой ужас содрогнуться;

          Но ты меня и по намекам понял,--

          С намеками намеком сговорился.

          Безпрекословно сердцем согласившись,

          

          Своей недрогнув, то, - чего мы оба

          И высказать-то громко не посмели.

          Прочь с глаз моих! Чтоб я тебя отныне

          Здесь не видал! Теперь меня все лорды

          

          Грозит моим владениям почти

          У их ворот; и даже в этом плотском

          Владении, - и даже в этом царстве

          Дыхания и крови - все враждует,

          

          Ведут междоусобную войну. (51)

                              Губерт.

          Против других врагов вооружайтесь,

          А с совестью я вас ужь помирю.

          Артур. Рука моя покуда

          Еще невинно-девственна, и кровью

          Не обагрялась. В эту грудь ни разу

          Ужасное желание убийства

          

          Значение наружности моей -

          Над самою природой наругались.

          Под некрасивой внешностью моею

          Живет душа, которая не так

          

          Быть палачем невинного ребенка.

                              Король Иоанн.

          Артур не умер! О, спеши-же к пэрам,

          И этой вестью радостной залей

          

          Их к прежнему повиновенью. Губерт,

          Прости моей горячности то мненье,

          Которое я вывел из твоей

          Наружности; я бешенством моим

          

          Она еще ужаснее казалась,

          Чем в самом деле. О, не отвечай!

          Иди скорей - и раздраженных лордов

          С собой ко мне старайся привести.

          

          Ты не бери примера с просьб моих,

          Мой добрый друг, - а будь быстрее их!

Уходят.

СЦЕНА 3.

Артур показывается на стене.

                              Артур.

          Высоко... но... я все-таки спрыгну.

          О, добрая земля, будь милосерда!

          

          Никто не знает здесь; да если-б даже

          И знал-то кто, - меня под платьем юнги

          Нельзя узнать. Как страшно! Ну, решусь!

          Когда спрыгну и не сломаю шеи -

          

          О, умереть спасаясь - все-же лучше,

          Чем умереть оставшись.

Спрыгивает вниз.

                                        В этом камне

          

          Мою прими! А ты, отчизна - кости.

Умирает. (52)
Входят Пемброк, Сольсбери и Бигот.

                              Сольсбери.

          

          В Сент-Эдмондс-Бёри. Это нас должно-бы

          Поставить вне опасности; в такое

          Тяжелое, опасливое время

          От предложений дружественных принца

          

                              Пемброк.

          А кто привез письмо от кардинала?

                              Сольсбери.

          Один из лордов Франции - Мелён.

          

          Нам передать о милостях Дофина

          И о его расположеньи к нам -

          Еще сильней письма.

                              Бигот.

                              Так завтра утром

          

                              Сольсбери.

                                        Или лучше

          Отправимся сейчас-же; потому что

          Ведь до него два длинных дня пути.

                              Бастард.

          Приветствую еще раз в этот день

          Вас, - гневные, озлобленные лорды!

          Через меня, король к себе вас просит,

          

                              Сольсбери.

                              Король нас удалил

          Сам от себя. Мы подбивать не станем

          Своей, ни чем непомраченной честью

          

          И следовать не будем по стопам,

          Которые повсюду оставляют

          Кровавый след. Скажите-же ему,

          Что слышали: мы знаем все.

                              .

                                                  Но, что бы

          Ни знали вы - приветливое слово,

          По моему, казалось-бы теперь

          Приличнее.

                              .

                    Теперь негодованье,

          А не приличье нами говорит.

                              Бастард.

          Негодованью вашему, милорд,

          

          Для этого вам следует припомнить

          Приличие.

                              Пемброк.

                    Любезный сэр, горячность,

          свои права имеет.

                              Бастард.

          О, да! вредить - тому, кто горячится;

          И более, поверьте - никому.

                              .

          Вот и тюрьма.

Увидав труп Артура.

                              Кто это тут лежит?

                              Пемброк.

          

          Такого дела даже и земля

          Скрыть не могла!

                              Сольсбери.

                              

          Как-бы гнушаясь тем, что совершило,--

          Оставило и жертву на виду,

          Чтобы она о мщении взывала.

                              Бигот.

          Иль, может быть она, обрекши гробу

          

          Для гроба слишком царственно-роскошной.

                              Сольсбери.

          Что скажете об этом вы, сэр Роберт?

          Случалось-ли вам видеть или слышать,

          

          Вообразить подобное тому,

          Что видите теперь, и может-быть,

          Своим глазам не верите? Да впрочем,

          Могло-ли даже в голову придти

          

          Во-очию оно не совершилось?

          Ведь это верх, венец венца злодейств,

          Герб и девиз убийства; это гнусность

          Кровавая, свирепейшее зверство,

          

          Какими только гнев каменносердый

          И бешеная ярость вызывали

          У состраданья кроткого - слезу.

                              Пемброк.

          

          Теперь собою это извиняет;

          Его ни с чем сравнить нельзя; оно -

          Единственно, и потому придаст

          

          Еще грехам времен ненаступивших.

          И всякое из самых смертоносных

          Кровопролитий - будет только шуткой

          В сравненьи с этим зрелищем ужасным.

                              .

          Да, это дело - адское злодейство;

          Кровавое, ужаснейшее дело

          Руки безчеловечной - если только

          То было делом чьей нибудь руки.

                              .

          Как, "если дело чьей нибудь руки?"

          Мы уж давно на след её напали:

          То дело - гнусной Губерта руки,

          Внушение и замысл - Иоанна,

          

          Повиноваться я, как королю;

          И, преклонив колена перед этой

          Развалиной прекрасной - дивной жизни,

          Пред этим бездыханным совершенством,--

          

          Не наслаждаться радостями жизни, (53)

          Не заражаться ядом наслаждений,

          Ни радости, ни отдыха не знать,

          Пока я эту голову сияньем

          

                    Немброк и Бигот.

          И мы, и мы зарок твой повторяем.

Входит Губерт.

                              Губерт.

          

          Что весь горю. Принц Артур жив; король

          Послал меня за вами.

                              Сольсбери.

                              Что за наглость!

          

          Вон, прочь отсюда, гнусный раб! бездельник!

                              Губерт.

          Я не бездельник....

Сольсбери обнажает меч.

                              

          Лишить закон его добычи верной?

                              Бастард.

          Для этого ваш меч, сэр, слишком светел.

          Вложите-ка его опять в ножны.

                              .

          Что? никогда! покуда в грудь убийцы

          Не погружу -

                              Губерт.

                    Назад, милорд Сольсбёри!

          

          И у меня такой-же острый меч,

          Как и у вас! Но мне-бы не хотелось,

          Чтоб вы, милорд, забывшись, испытали

          Весь гнев моей законной обороны.

          

          Могу забыть ваш сан и вашу славу.

                              Бигот.

          И эта куча прелого навоза

          Осмелилась храбриться перед лордом!

                              Губерт.

          

          В защиту-же моей невинной жизни

          Меч обнажу и против короля.

                              Сольсбери.

          Убийца!

                              .

                    Нет; покамест не убийца.

          Не сделайте меня убийцей - вы.

          Кто говорит не то, что есть - тот лжет.

                              Пемброк.

          

                              Бастард.

                    Оставьте, успокойтесь.

                              Сольсбери.

          Прочь, Фокенбридж! не то я и тебя

          

                              Бастард.

          Нет, лучше ты ужь чорта самого

          Задень, Сольсбёри! Только покосись

          Ты на меня, иль сделай только шаг,

          

          Заносчивости взбалмошной - и ты

          Сейчас-же мертв. Вложи свой меч в ножны,

          Не то я исковеркаю тебя

          И с вертелом-то этим - так что ты

          

                              Бигот.

          Что делаешь ты, доблестный Фокенбридж?

          Вступаешься за гнусного убийцу!

                              Губерт.

          Я не убийца, лорд.

                              Бигот.

                              

          Убил так гнусно?

                              Губерт.

                              Часа не прошло,

          Как я его оставил здесь здоровым;

          

          Всю жизнь мою оплакивать я буду

          Потерю этой жизни благородной.

                              Сольсбери.

          Не верьте хитрой влаге этих глаз.

          

          Он ужь давно слезами промышляет

          И может лить их целыми ручьями

          Невинности и жалости притворной.

          За мной, кому противен запах бойни!

          

                              Бигот.

          В Бёри, к Дофину.

                    Пемброк, Бастарду.

                                        Скажешь королю,

          

Лорды уходят.

                              Бастард.

          Ну, так!

Губерту.

                    

          Как ни была-бы благость бесконечна,

          И безпредельно милосердье неба -

          Ты проклят, Губерт, если это дело

          Твое.

                              .

                    Но прежде выслушайте, сэр.

                              Бастард.

          Дай досказать. Ты проклят, так как черный

          Что я? - чернее нет ужь ничего!--

          

          Во всем аду нет демона ужасней

          Того, каким ты будешь, если правда,

          Что ты убил несчастного ребенка!...

                              .

          Клянусь душою -

                              Бастард.

                              Если ты хоть только

          Согласен был на это преступленье -

          

          Тогда на самой тонкой паутине,

          Которую когда-либо, паук

          Вытягивал из тела: на тростинке

          Повеситься тогда ты можешь смело,

          

          Налей немного в блюдечко воды,

          И целым морем капля расплеснется,

          Чтоб утопить такого подлеца!

          А я тебя подозреваю, Губерт.

                              .

          О, если делом, словом или мыслью

          Виновен я в кровавом похищеньи

          Дыхания, что в этой оболочке

          Прекрасной жило, пусть тогда все муки

          

          Но я оставил мальчика здоровым.

                              Бастард.

          Так подними-жь его. - Я растерялся...

          Мне кажется, что истинный свой путь

          

          Среди его опасностей и терний.

          Как ты легко всю Англию приподнял!

          Жизнь Англии, права её и верность

          На небо отлетели вместе с этой

          

          И Англии теперь осталось только

          Оспаривать, терзать и рвать зубами

          Владычества непризнанное право!

          И за его обглоданную кость

          

          На кроткий мир свирепо зарычит;

          Враг внутренний соединится с внешним,

          И бесконечный ряд междоусобий

          Ждет близкого паденья этой власти

          

          Животного, которое издохнет

          Чрез минуту. Счастлив тот, чей плащ

          Невзгоду эту вынесет! - Снеси

          Убитого и возвратись скорее.

          

          Нахмурилось на Англию; нас ждет

          Теперь такое множество забот!

Уходят.

Примечания

поместиться человек. - Кетчер.

45) Стивенс полагает, что это намек на современную моду прикидываться в обществе печальным.

46) Чрезвычайно любопытно сравнить эту знаменитую сцену с параллельной ей сценой в анонимном Короле Иоанне. Вот она:

Артур.

Благодарю, Губерт, за твое внимание ко мне, - для которого тюремное заключение еще так ново. Прогулка здесь не доставляет мне большого удовольствия; но я принимаю предложение твое с признательностью, и ни в каком случае не хочу лишить удовольствия глаза мои. Но скажи мне, ласковый тюремщик, если ты можешь, сколько времени король меня продержит здесь?

Губерт.

Не знаю, принц; предполагаю, что не долго. Да пошлет вам Господь свободу и да хранит Он короля!

Палачи выходят из своей засады и бросаются на Артура.

Артур.

Губерт палачам.

Уйдите, господа. Я один все сделаю.

Палачи уходит.

Артур.

Губерт.

Терпение, юный принц. Выслушайте слова несчастия, печальные, зверския, адския, ужасные: страшный рассказ, который годился-бы только для языка фурии! Я не в силах сделать это, каждое слово этого рассказа поражает меня глубокою скорбью.

Артур.

Как? я должен умереть?

Губерт.

за меня окончит.

Артур.

Увы! ты ранишь юность мою своими, наводящими безпокойство, словами. Не знать всего - это для меня ужас, это - ад. В чем дело, друг? Если дело должно быть сделано, исполняйте его и кончайте скорее, чтобы я перестал страдать.

Губерт.

Я не хочу воспевать языком моим подобное злодейство, и при всем том нужно, чтобы я исполнил его руками моими. Сердце мое, голова моя, все существо мое отказываются служить мне в этом деле. Прочти это письмо; прочти эти трижды роковые строки, узнай то, что я обязан сделать, и прости мне, когда ты узнаешь это.

"Губерт, во имя нашего душевного спокойствия и безопасности нашей особы, приказываю тебе, с получением этого повеления, вырвать глаза Артуру Плангагенету."

Артур.

его дыхание и заражает воздух! Сердце его заключает в себе заразительный яд, которого достало-бы отравить весь мир! Разве будет нечестием обвинять небеса в неправосудии, когда они попускают этому извергу угнетать и обижать невинных? Ах, Губерт! и ты сделался орудием, которым он, как трубными звуками возвещает аду свое торжество! Небо плачет, святые проливают ангельския слезы, боясь увидеть твое падение; они тебя преследуют раскаянием; они стучатся в дверь твоей совести, чтобы внести в нее милосердие и предохранить тебя от ярости преисподней. Ад, Губерт, ад со всеми его бичами - на конце этого проклятого злодейства. Эта бумага, скрепленная печатью, обещающая тебе все блага земные, - делает Сатану владыкою души твоей. Ах, Губерт! не соглашайся отказаться от части твоей у Господа! Я говорю тебе это не за тем только, чтоб ты оставил мне зрение, которое для меня есть первое из вещественных благ, я говорю тебе во имя опасности, которая угрожает тебе; опасности гораздо большей чем моя боль; потеря твоей прекрасной души для меня больнее моих суетных глаз. Подумай хорошенько, Губерт, потому что это трудное дело, - потерять вечное спасение из-за временной милости короля.

Губерт.

Милорд, всякий человек, обитающий в этой стране, обязан исполнять все повеления своего государя.

Артур.

Бог, власть которого гораздо обширнее, возбранил нам в заповедях своих повиноваться тем, кто приказывает убивать.

.

Но та же самая власть постановила закон, - чтобы держать мир в повиновении, - что преступление должно быть наказано смертью.

Артур.

Я объявляю, что я не преступник, не изменник, и что я невинен.

Губерт.

Не мне, милорд, нужно вам жаловаться.

Артур.

Губерт.

Да, если мой государь откажется от этой тяжбы.

Артур.

Тяжба его - тяжба обмана и нечестия.

Губерт.

Артур.

Ну, так оно падет на тебя, если ты довершишь этот нечестивый приговор таким безбожным злодеянием.

Губерт.

Никакая казнь не будет законною, если приговор судей будет подвергаться таким образом сомнению.

Артур.

Ни один приговор не может быть законным без того чтобы, по нормам правильного судопроизводства, виновный был уличен в преступлении.

.

Милорд, милорд, эти долгие разговоры увеличивают только мою горесть, нисколько не служа вашему делу. Потому что я знаю и действую в том убеждении, что подданные должны повиноваться безпрекословно повелениям королей своих. Я не должен входить в разбирательство, почему он ваш враг, но я обязан повиноваться ему, когда он приказывает.

Артур.

Так повинуйся-же и пусть душа твоя остается в ответе за неправосудное преследование, которому подвергаюсь я. Мы, вращающиеся глаза, которыми я могу еще измерять поверхность взором, данным мне природою, - пусть из-под ваших нахмуренных бровей сверкает ужас, чтобы поразить им убийц, лишающих меня вашего светлого зрения. Пусть ад будет для них также мрачен, как могила, которую они готовят мне и пусть он будет страшным воздаянием за ваше преступление! Пусть чорные мучители глубокого тартара заставят их раскаяться в этом проклятом злодействе, подвергнув души их тысячам разнообразных пыток! Не будем более медлить, Губерт; речи мои кончены, теперь ужь я тебя прошу - лиши меня зрения; но, чтобы кончить трагедию, заключи развязку ударом кинжала. Прощай, Констанса! Подходи палач! Сделай из моей смерти торжество для тирана!

Губерт.

Я слабею, я боюсь; совесть моя велит мне отказаться от этого. Что говорю я о слабости и боязни? мой король повелевает, и приказание это ставит меня вне ответственности. Но Бог воспрещает, - а Он повелевает и царями. Этот великий Повелитель отменяет приказание короля, Он удерживает мою руку и смягчает мое сердце. Прочь вы, проклятые орудия! Вы уволены от своей службы. Успокойся, юный принц; ты сохранишь свое зрение, хотя-бы мне пришлось жизнью заплатить за это. Я пойду к королю, скажу ему, что воля его исполнена, и что ты - мертв. Поди со мной; Губерт не рожден на то, чтобы ослепить эти светочи, которые природа одарила таким блеском.

Артур.

теперь всякое промедление может помешать исходу твоего доброго предприятия. Пойдем, Губерт, чтобы предупредить большие несчастия.

Уходят.

47) Вторая коронация Иоанна происходила в Кэнтербёри в 1201 году. В третий раз он был коронован там-же, после убийства своего племянника, в Апреле 1202 года.

48) Advantage of good exercise] - т. е. воинских упражнений, которыми в средние века почти ограничивалось воспитание принцев и вообще молодых дворян. Перси.

49) Это был пустынник, пользовавшийся большой слабой в народе. Не смотря на то, что его предсказание сбылось, несчастного привязали к хвосту лошади и так тащили но улицам Вергэма, а потом повесили вместе с сыном. (См. хронику Голиншеда под 1213 годом). Дус.

51) Эта знаменитая сцена, где король Иоанн гневается на Губерта за то, что тот, приняв каприз за повеление, убил Артура, - многим коментаторам напоминает другую историческую сцену, разыгравшуюся после казни Марии Стюарт. И в самом деле, известно, что королева шотландская 8 Февраля 1587 г. была обезглавлена в замке Фогрингэ, в силу warrant дворов, - притворилась, что она в отчаянии от этого дела и всю ответственность в этом юридическом убийстве свалила на Дэвисона. Она осыпала своего черезчур верного министра ругательствами и упрекала его в избытке ревности совершенно так-же, как в этой сцене Иоанн упрекает Губерта.

Это сближение, если оно только основательно, поможет нам осветить некоторые темные стороны драмы Шекспира. Если по замыслу поэта, смерть Артура была только символом смерти Марии Стюарт, то на короля Иоанна должно смотреть, как на олицетворение Елизаветы. Тогда все события пиесы получают значение намеков на современные происшествия. Пандольфо, отлучающий короля Иоанна, будет папой, издавшим против Елизаветы буллу проклятия. Смешной герцог Австрийский, убитый симпатичным Бастардом - Филипп II, побежденный английским народом. Король Французский Филипп, то поддерживающий, то оставляющий Артура, - Генрих III, то защищающий, то оставляющий дело Марии Стюарт. Предположенный союз между племянницей короля Иоанна и дофином, сыном Филиппа-Августа, - проэктированный брак между герцогом Анжуйским, братом Генриха III и Елизаветой. Возстание Пемброка и Сольсбёри, действующих с-обща с иноземцами, для того, чтоб отмстить смерть Артура - мятеж герцога Соффока и графа Нортомберлэнд, соединившихся с католическими дворами для освобождения Марии Стюарт. Наконец, чужеземцы, прогнанные Бастардом, - испанская армада, отраженная английской нацией, и великолепная тирада, которой заканчивается пиеса - победный крик патриотического поэта.

52) Как умерщвлен Артур - неизвестно. Французские писатели полагают, что Иоанн подъехал ночью на лодке к Руанскому замку, где содержался Артур, велел вывести его к себе и заколол в то самое время, когда он молил о пощаде. После этого его бросили в Сену, распустив слух, что желая выпрыгнуть в окно, он упал в реку и утонул. Мэлон.

Но Шекспир следует здесь в точности плану исторической пиесы. В драме 1591 Артур тоже умирает, пытаясь освободиться из своей темницы. Вот эта сцена:

Юный Артур показывается на стене.

Артур.

Я боюсь, что решимость моя начинает ослабевать. Если я струшу, увы! я упаду; а падение для меня - смерть. Нет, ужь лучше отказаться от моего намерения и жить вечно в тюрьме. В тюрьме, сказал я? нет, лучше смерть! Да возвратятся ко мне мужество и энергия! Кончено, я попытаюсь; и всего-то ведь надо только соскочить, чтобы жить.

53) Never to taste the pleasures of the world - текст обетов, даваемых в эту эпоху набожности и рыцарства. Джонсон.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница