Генрих IV (Часть первая).
Действие II.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Генрих IV (Часть первая). Действие II. (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ II.

СЦЕНА 1.

Рочестер. Двор гостинницы.

Вощик выходить с фонарем.

1 вощик. Э, э! да пусть меня повесят, если нет четырех утра. Колесница Карла {Charlee' wain - большая медведица, названная так в честь Карла великого.} как раз над новой трубой, а лошадь еще не навьючена. Эй, конюх!

Конюх. (за сценой). Сейчас, сейчас.

1 вощик. Послушай, Том, оседлай-ка пожалуста моего рыжака, да подложи под луку немного хлопок; а то бедняга исплечился так, что ни на что не похоже.

Входит другой Вощик.

2 вощик. И горох и бобы гнилы здесь как чорт знает что, а ведь от этого-то и заводятся в бедных лошадях черви. Умер конюх Робин, и весь дом пошол верх дном.

1 вощик. С тех пор, как вздорожал овес, бедняк никак ужь не мог поправиться; это и уморило его.

2 вощик. А блох-то! - на всей лондонской дороге, вряд сыщется ли еще дом, в котором их было бы столько. Я искусан как линь.

1 вощик. Как линь? - Чорт возьми! да оне искусали меня с первых петухов, как не искусывали еще ни одного короля в целом християнстве!

2 вощик. Никогда не дадут горшка, ну и пускаешь в камин, а моча родит блох как морской пискарь {Намек, по Наресу, на простонародное мнение, что в этой рыбе водятся блохи; а по Мелоне - на необыкновенную плодовитость этой рыбы.}.

1 вощик. Эй, конюх! Да выдешь ли ты, чтоб чорт тебя побрал!

2 вощик. Мне надо еще сдать окорок ветчины, да два свертка имбиря в Чэринг-Кроссе.

1 вощик. А мои индюки того и смотри, что передохнут в корзине. - Эй, конюх! что жь ты в самом деле - глаз что ли нет во лбу - не слышишь? Подлец я, если свернуть тебе шею не такое же доброе дело, как выпить стакан вина. - Выдь же, проклятый. - Нет в тебе ни чести, ни совести.

Гадсхиль.

Гадсхиль. Доброго утра, господа! Который-то теперь час?

1 вощик. Часа два, я думаю.

Гадсхиль. Одолжя мне пожалуста твоего фонаря, взглянуть на моего мерина в конюшне.

1 вощик. Ну нет, спасибо; ведь мы знаем штуки и почище этих.

Гадсхиль. Так одолжи, хоть ты.

2 вощик. Что? - Фонарь-то? Да я прежде посмотрю, как тебя будут вешать.

Гадсхиль. А как вы думаете, к какому времени можно поспеть в Лондон?

2 вощик. Поспеешь еще, чтоб лечь спать со свечей, - ручаюсь за это. - Идем, сосед Могс, разбудим господ; ведь они хотели ехать с нами, потому что клади-то с ними на порядках. (Вощики уходят.)

Гадсхиль. Эй, поднощик!

Поднощик. (за сценой). Сейчас, говорит карманная выгрузка.

. Это то же что - сейчас, говорит поднощик, потому что ты столько же разнишся от выгрузки карманов, сколько научение от исполнения. Ведь ты пронюхиваешь где и как.

Входить Поднощик.

Поднощик. Доброго утра, мэстер Гадсхиль. Все точно так, как я говорил вчера вечером. Один, богатый помещик из кентской дичи, и с ним триста марк золотом. Я слышал как он передавал кто за ужином другому, который очень похож на что-то в роде сборщика податей. И с сборщиком клади довольно; но что именно - не знаю. Они ужь встали и требуют яиц и масла; сейчас хотят ехать.

Гадсхиль. Вот тебе моя шея, если они не встретятся с школьниками святого Нихольса {Св. Нихольс почитаясь патроном школьников. Нихольсом же просто или старым Ником звали в простонародии дьявола, а школьниками Нихольса - воров.}.

Поднощик. Нет, на что жь мне твоя шея? Побереги ее лучше для палача; ведь я знаю, ты молишся святому Нихольсу так верно, как только можно неверному.

Гадсхиль. Ну что ты мне мелишь о палаче? Повисну - утучню две виселицы; висеть, так висеть вместе с старым сэр Джоном, а он, ты знаешь, не из худеньких. Тут будут еще и другие Троянцы {Одно из прозвищь воров.}; да ужь такие, каких тебе и во сне не грезилось. Вздумав, для потехи, сделать некоторую честь нашему ремеслу, они, себя ужь ради, непременно выручат нас, еслиб мы и попались. Ведь я вожусь не с жалкими бродягами, не с такими, что бьют прохожих из-за каких-нибудь шести пенсов; не с глупыми, усатыми, краснорожими пьянчугами; а все с дворянством да с знатью, с бургомистрами да с сановниками, - с такими, что не выдадут {В прежних изданиях: but with nobility and tranquillity, burgomasters and great oneyers, such as can hold in... По экземпляру Колльера: - but with nobility and sanguinity, burgomasters and great ones -- yes, such as can hold in...}, что скорей будут бит чем говорить, скорей говорить чем пить, и скорей пить чем молить. Вот и заврал: они безпрестанно молят своего святого, свою общину, или вернее - не молят, а грабят {Тут игра созвучием слов pray prey - грабить.}, потому что разъезжают по ней взад и вперед и делают ее своей добычей.

Поднощик. Как сапогами {And make her their boots - и делают ее своей добычей. Но слово boots - добыча, значит еще - сапоги, и поднощик принимает его в последнем значении.} - общину-то? А что эти сапоги - в слякоти не промокают?

Гадсхиль. Куда промокать: их смазывает само правосудие. Мы грабим безопасно, как из замка {Намек вероятно на грабежи баронов.}; у нас есть папортниковое семя {Папортниковое семя, добытое в ночь на Иванов день, по мнению простолюдинов делало невидимкой.}: мы ходим невидимками.

Поднощик. Ну, этим, я думаю, вы обязаны скорей ночи, чем семени папортника.

Гадсхиль. Руку, и тебе будет часть из добычи; как честный человек.

Поднощик. Нет, лучше ужь - как безчестный вор.

Гадсхиль. Ладно; Homo, общее название всех людей. Скажи конюху, чтоб он вывел моего мерина. Прощай, безмозглый плут.

СЦЕНА 2.

Дорога влизь Гадсхиля.

Входят и Пойнс. Бардольф и Пето в некотором отдалении.

Пойнс. Скорей, скорей; я увел лошадь Фольстафа, и он шумит как неразрезной бархат.

Принц Генрих. Спрячься.

Входит Фольстаф.

Фальстаф. Пойнс! Пойнс, чорт тебя возьми! Пойнс!

Принц Генрих. Молчи, жирный негодяй! что ты горланишь?

Фальстаф. Где Пойнс, Галь?

Принц Генрих. Пошел вверх, на холм; я сейчас отыщу его. (Притворяется будто ищет Пойнса).

Фальстаф. Да это наказанье, грабить с этими мошенниками. Бездельник увел мою лошадь и привязал чорт знает где. Пройди я еще шага четыре по этой дороге - я задохнусь. Но я все-таки надеюсь умереть порядочной смертью, если только ускользну от виселицы за убийство этого мошенника. Вот ужь двадцать два года, что я ежечасно зарекаюсь водить с ним знакомство, и до сих пор никак не отвяжусь от него. Пусть меня повесят, если бездельник не приворожил меня к себе каким-нибудь снадобьем; не может быть иначе; я непременно выпил что-нибудь приворотное. - Пойнс! Галь! - чтоб очуметь вам обоим! - Бардольф! Пето! - я скорей издохну, чем сделаю еще шаг для грабежа. Пусть я буду подлейшим холопом, который когда-либо щелкал зубами, если сделаться честным человеком, оставить этих бездельников, не такое же доброе дело, как и выпить. Ведь для меня пешком в гору и восемь аршин все равно, что семьдесят миль, и жестокосердые мерзавцы знают это как нельзя лучше. К чорту все, если ужь и воры не могут поступать друг с другом честно! (Свистят).

Принц Генрих. Молчи, пузан! Ложись, да прижми ухо покрепче к земле - не услышишь ли лошадиного скока.

Фальстаф. А есть с вами рычаги, чтоб за тем поднять меня? Клянусь честью, и за все сокровища, сколько бы их ни было в казнохранилище твоего отца, в другой раз, пешком я не понесу моего тела такую даль! Какой чорт надоумил вас надсаживать меня так безбожно?

Принц Генрих. Ты лжешь - тебя не надсадили, а ссадили.

Фальстаф. Милейший принц Галь, добрейший из королевских сыновей, умоляю - добудь мне мою лошадь!

Принц Генрих. Вот еще что вздумал, негодяй! я буду твоим конюхом?

Фальстаф. Так удавись же на подвязках своей наследственности! Поймают - я непременно донесу на тебя. И пусть даже херес будет мне ядом, если не сочиню на всех вас по пасквилю, не положу их на прегадкие голоса. Когда шутка заходит так далеко, да еще пешком - я ненавижу ее.

Входит Гадсхиль.

Гадсхиль. Стой!,

Фальстаф. Стою и так, и по неволе.

Пойнс. Это наш лазутчик. Я знаю его голос.

Бардольф.

Бардольф. Что нового?

Гадсхиль. Надевайте скорей маски. С холма спускается королевское золото, спускается в королевское казначейство.

Фальстаф. Врешь бездельник, в королевскую таверну.

Гадсхиль. Будет на всех.

Фальстаф. Чтоб попасть на виселицу.

Принц Генрих. Господа, вы четверо нападете на них в ущельи; Нед Пойнс и я спустимся к подошве холма. Если они ускользнут от вас - наткнутся на нас.

Пойнс. А сколько их?

Гадсхиль. Восемь или десять.

Фальстаф. Вот-те на! Как бы они не ограбили нас.

Принц Генрих

Фальстаф. Да, Галь, я ужь конечно не Джон Худоба {Иоанн Гаунт. Gaunt значит тощий, худой.}, твой почтеннейший дед, да и не трус.

Принц Генрих. Увидим на деле.

Пойнс. Послушай, Джэк, твоя лошадь стоит за тыном;, понадобится, - ты найдешь ее там. Прощай; стой же за себя хорошенько.

Фальстаф. Вот, теперь, хоть повесь, моя рука ни за что не поднимется на него.

Принц Генрих. Нед, где жь наши наряды?

Пойнс. Тут близехонько; скроемся. (Уходит вместе с Принцем).

Фальстаф. Ну, господа, я всегда говорю счастливому счастливая и доля. За дело.

Входят Проезжие.

1 проезжий. Идем, сосед; малый сведет лошадей с холма, а мы между тем пройдемся немного, чтоб расправить ноги.

Воры. Стой!

Проезжий

Фальстаф. Бей, вали, режь горла бездельникам! А, проклятые гусеницы! свиноеды! Они ненавидят нас, молодежь; вали же их на земь, обирай!

1 проезжий. Мы разорены; разорены навсегда и мы и дети ваши!

Фальстаф. На виселицу вас, толстопузых негодяев! Разорены? Врете, жирные олухи; я желал бы, чтоб все ваше добро было теперь с вами. Ну, поворачивайтесь же, свиные туши, поворачивайтесь! Ведь и молодежи пожить-то хочется, подлецы вы этакие! Вы ведь верховные присяжные, - вот мы и оприсяжим вас, будьте благонадежны. (Фольстаф и товарищи его уходят, гоня перед собой проезжих).

Входят Принц Генрих и Пойнс.

Принц Генрих. Бездельники оберут честных, а мы оберем бездельников, и тотчас же в Лондон. Толков об этом хватит на неделю, смеху - на месяц, и вся эта шутка останется навсегда великолепнейшей проделкой.

Пойнс. Назад; они возвращаются.

Входят Фольстаф и его товарищи.

Фальстаф. Ну, друзья, поделимся, а затем и на лошадей, чтоб убраться до свету. (Начинают делить добычу).

Принц Генрих. (бросаясь на них). Ваши деньги -

Пойнс. Бездельники! (Фольстаф и прочие после двух, трех ударов обращаются в бегство, оставив добычу.)

Принц Генрих. Добыто как нельзя легче. Теперь, живо на лошадей! Негодяи разсеяны, и в таком страхе, что не посмеют и сойдтись, принимая друг друга за сыщиков. Едем, Нед. Фольстаф истекает потом и по пути шпигует тощую землю. - Я, право, пожалел бы об нем, еслиб он не был так смешон.

Пойнс. А как ревел, бездельник!

СЦЕНА 3.

Варкворз. Комната в замке.

Входит Горячка, читая письмо ¹).
¹) От Георга Дёнбара, графа марчского в Шотландии.

"Что касается собственно до меня, мой лорд, мне было бы весьма приятно быть с вами, по той любви, которую питаю в вашему дому". - Было бы приятно, - так отчего жь он не с нами? По любви к нашему дому, - да ведь это доказывает, что он любит больше свою житницу, чем наш дом. Посмотрим далее. "Предприятие ваше опасно". - Разумеется; опасно и простудиться, и спать, и пить; но я вам скажу, мой глупый лорд, что из крапивы опасности мы вырвем цветок безопасности. - "Предприятие ваше опасно; друзья, которых вы назвали, неверны; самое время неудобно, и весь ваш заговор слишком легок, чтоб перевесить такое сильное сопротивление." - Ты думаешь, думаешь, так и я, в свою очередь, думаю, что ты глупый, трусливый мужик, что ты лжешь. Что жь это за пошляк такой. Клянусь Богом, наш заговор едва ли не лучший из всех когда-либо бывших, наши друзья верны и неизменны; отличный заговор, отличные друзья, и столько надежд на успех; чудесный заговор, отличнейшие друзья. Что же это за ледяной бездельник! Сам лорд Иорк одобряет и заговор и все распоряжения. Чорт возьми, будь я теперь у этого мерзавца - я размозжил бы ему голову опахалом жены его. Разве мой отец, мои дядя, и сам я не участвуем в этом заговоре? разве лорд Эдмонд Мортимер, лорд Иорк, Овен Глендовер, и даже Доглас не за одно с нами? Разве нет у меня письменных от них уведомлений, что они соединятся со мной, с оружием в руках, около девятого следующого месяца? разве некоторые из них не выступили уже для этого и в поход? Что же это за недоверчивый подлец, язычник! Теперь увидите, по самой откровенности страха и бездушия, он непременно отправится к королю и откроет ему все наши действия. О, когда бы я мог разделиться и надавать себе оплеух, за то, что вздумал возбудить на такое благородное дело эту чашу снятого молока! - Чорт же его возьми! пусть пересказывает королю - мы готовы. Я выступлю ныньче же ночью.

Входит Леди Перси.

Ну что, Кэт? а я часа через два должен оставить тебя?

Леди Перси еды, и веселости, и золотого сна? отчего, сидя один одинехонек, ты все смотришь в землю и так часто вздрагиваешь? отчего сбежал румянец с щек твоих? зачем отдал ты мои сокровища, мои права на тебя мрачному раздумью, ненавистной скорбя? Сидя подле тебя, когда ты погружался в легкую дремоту, я слышала, как ты бормотал о железной войне, понукал твоего вздымавшагося коня, кричал: "смелей! вперед!" Ты говорил о вылазках, об отступлениях, о подкопах, палатках, засеках, палисадах, парапетах, о василисках, пушках, кулевринах, о выкупе пленных, об убитых, о всем что бывает в жарком сражении. Твой дух воевал в тебе так сильно, так волновал тебя во сне, что крупные жемчужины пота проступали по челу, как пузырьки по только что взмученному потоку, и лице принимало странное выражение человека, задерживающого дыхание при какой-либо важной неожиданности {В прежних изданиях: On some great sudden haste... По экземпляру Колльера: On some great sudden hest.}. Что жь все это значит? У моего супруга есть какая-то тяжелая забота; я должна ее знать - иначе он не любит меня.

Горячка. Эй, кто там есть!

Входит Слуга.

Отправился Вильям с пакетом?

Слуга. Да ужь с час тому назад, мой лорд.

Горячка. А Ботлер - привел лошадей от шерифа?

Слуга. Одну привел сию минуту.

Горячка. Какую? чалую, корноухую?

Слуга. Точно так, мой лорд.

Горячка. Чалая будет моим троном. Хорошо, я сейчас же еду. О, espérance {Девиз рода Персиев.}! Скажи Ботлеру, чтоб он вывел ее в парк. (Слуга уходит.)

. Да послушай же, мой лорд!

Горячка. Что, что такое, моя леди?

Леди Перси. Что увлекает тебя отсюда?

Горячка. Лошадь, моя милая, лошадь.

Леди Перси. Ты сумазбродная обезьяна! И ластка не так причудлива, как ты. Я, право, хочу знать, что у тебя за дело, Гарри; хочу, непременно хочу! Я боюсь, не вздумал ли брат Мортимер отыскивать своих прав на корону, не потребовал ли для этого твоей помощи; но если ты отправишся -

Горячка. Так далеко пешком, так устану, моя милая.

Леди Перси. Да перестань же, глупый попугай, отвечай на мой вопрос. Послушай, Гарри, я ей Богу переломлю твой мизинец, если ты не скажешь мне всей правды.

Горячка. Полно, полно, шалунья! - Не люблю? - Да, я не люблю тебя, и нет мне до тебя никакого дела, Кэт. Теперь не время играть в куклы, сражаться губами; нам нужны разбитые носы, изломанные короны, и мы пустим их в ход! - Эй, лошадь! - Ты что говоришь, Кэт? чего тебе от меня хочется?

Леди Перси. Ты не любишь меня? в самом деле не любишь? Хорошо, не люби же; ведь если ты разлюбил меня - не хочу и я любить себя. - Так не любишь? - скажи же, что это: шутка или нет?

Горячка. Пойдем в парк, Кэт; хочешь посмотреть как я поеду {В прежних изданиях: Come, wilt thou see me ride?.. По экземпляру Колльера: Come wilt thou see me ride?...}? Когда я сяду на лошадь, я поклянусь чем хочешь, что люблю тебя бесконечно. Но послушай, Кэт, за сим я не хочу, чтоб ты меня спрашивала: ни куда я еду, ни зачем. Еду - стало-быть надо; так вот и нынешним вечером мне необходимо оставить тебя, моя милая Кэт. Я знаю, ты умна, но все же не умнее жены Генриха Перси; верна, но все же женщина; молчаливостью, же превзойдешь всех, потому что никак не проболтаешь того, чего не знаешь. На столько я верю тебе, моя милая.

Леди Перси. Как, на столько-то?

Горячка. Ни на волос более. Но послушай, Кэт, куда я еду, поедешь и ты; я ныньче, ты завтра. - Довольна теперь?

Леди Перси. По неволе будешь довольна.

СЦЕНА 4.

Истчип. Комната в таверне Кабаньей головы.

Входят Принц Генрих и Пойнс.

Принц Генрих. Нед, выдь пожалуста из той сальной комнаты, ступай сюда - посмейся со мною.

Пойнс. Где жь это ты был, Галь?

Принц Генрих. С тремя или четырьмя болванами между шестидесяти или восьмидесяти бочек. Я играл на самой низкой струне смирения. Я побратался с тройкой подвощиков; назову тебе даже всех по именам: Том, Дик, Фрэнсис. Они поклялись своим спасением, что хоть я еще и принц только вэльсский, а ужь король любезности; польстили, что я не гордец, как Фольстаф, а истый коринфянин {Прозвище посетителей домов разврата.}, весельчак, славный малой, - ей Богу, так, - уверяли, что когда буду королем Англии, все лихие ребята Истчипа будут к моим услугам. Пить мертвую по их: румяниться, а приостановился, чтоб перенести дух, сейчас кричат тебе: "эй, эй!" и просят не задерживать. - Коротко, в какие-нибудь четверть часа, я просветился так, что всю жизнь мою могу пропьянствовать с любым медником на его собственном наречии. Ты иного потерял, Нед, что не был со мной в этом деле. Теперь, сладчайший Нед - а чтоб подсластить твое имя еще более, возьми этот пенсовый пряник, сейчас всунутый мне в руку маленьким поднощиком, который во всю жизнь свою не говорил другого английского кроме: "восемь шилингов и шесть пенсов", да "милости просим", и всегда с резким прибавлением "сейчас, сейчас, сэр! бутылку виноградного в Полумесяц!" и тому подобного. Теперь, любезный Нед, чтоб убить время до прибытия Фольстафа, спрячься в какую-нибудь коморку, я стану разспрашивать моего маленького поднощика, для чего всунул он мне в руку пряник, а ты кричи безпрестанно: "Фрэнсис!" чтоб ему пришлось отвечать только одним: "сейчас!" Ну ступай же, ты сейчас увидишь частичку того, что было.

Пойнс. Фрэнсис!

Принц Генрих

Пойнс. (уходя.) Фрэнсис!

Входит Фрэнсис.

Фрэнсис. Сейчас, сейчас, сэр - Взгляни, Ральф, чего требуют в Гранатовом-яблоке.

Принц Генрих. Поди сюда, Фрэнсис.

Фрэнсис. Мой лорд.

Принц Генрих. Сколько тебе еще служить, Фрэнсис?

Фрэнсис. Да еще пять лет; столько же, сколько -

Пойнс. (за сценой.) Фрэнсис!

Фрэнсис. Сейчас, сейчас, сэр.

Принц Генрих прекраснейших пяток, дать от него стречка?

Фрэнсис. О, сэр! я готов присягнуть на всех библиях Англии, что у меня хватило бы -

Пойнс. (за сценой.) Фрэнсис!

Фрэнсис. Сейчас, сейчас, сэр.

Принц Генрих. А который тебе год, Фрэнсис?

Фрэнсис. Позвольте, - около Михайлова дня мне будет -

Пойнс. (за сценой). Фрэнсис!

Фрэнсис. Сейчас, сэр! - извините, мой лорд, я сейчас ворочусь.

Принц Генрих. Нет, послушай, Фрэнсис. Ведь пряник, что ты мне дал, стоит не больше пенса?

Фрэнсис. О, сэр! я бы желал, чтоб он стоил два.

. Я дам тебе за него тысячу фунтов; потребуй когда хочешь, и получишь.

Пойнс. (за сценой). Фрэнсис!

Фрэнсис. Сейчас, сейчас!

Принц Генрих. Сейчас, Фрэнсис? Нет, Фрэнсис, завтра; или в четверг, Фрэнсис; или, пожалуй ужь, и когда хочешь, Фрэнсис. Но, Фрэнсис -

Фрэнсис. Мой лорд?

Принц Генрих. Обокрадешь ты мне того, что в кожаной куртке, с стеклянными пуговицами, с обстриженной головой, с агатовым кольцом, в темных чулках, с тесемочными подвязками, с льстивым языком, с испанским мешком -

Фрэнсис. Кого же это, мой лорд?

Принц Генрих. Э, да ты пьешь только сладкое вино. Смотри, Фрэнсис, твоя белая куртка запачкается; а этого, сэр, с ней не случилось бы и в Варварии.

Фрэнсис. Да чего же, сэр?

Пойнс. (за Фрэнсис!

Принц Генрих. Вон, бездельник! Разве не слышишь, что тебя зовут? (Тут они оба начинают его кликать. Поднощик в недоумении куда идти).

Входит Хозяин таверны.

Хозяин. Ну, что стоишь, когда зовут так громко? Посмотри, что там надобно гостям. (Фрэнсис уходит.) Лорд, старый сэр Джон и еще с полдюжину других стоят у дверей. Впустят, их?

Принц Генрих. Заставив немного подождать. (Хозяин таверны уходит.) Пойнс!

Пойнс. (входя). Сейчас, сейчас, сэр!

Принц Генрих. Фольстаф и прочие воры у дверей. Потешимся же теперь?

Пойнс. Потешимся, как сверчки. - Скажи, однакожь, что значит эта смешная проделка с поднощиком? - к чему она?

. Я теперь расположен на все проказы, какие только слыли проказами с древних времен добряка Адама до младенчества этих двенадцати часов полночи.

Фрэнсис возвращается с вином.

Который час, Фрэнсис?

Фрэнсис. Сейчас, сейчас, сэр.

Принц Генрих. Что за странность, словами этот малый беднее даже попугая, а ведь сын женщины! Его дело - с лестницы на лестницу; его красноречие - клочек счёта. - Да, я не пришел еще в расположение Перси, этой северной горячки, что убьет тебе шесть или семь дюжин Шотландцев на завтрак, умоет руки, да и скажет жене: "Чорт ли в этой покойной жизни! мне давай дела!" - "Милый Гарри", скажет она, "сколько же ты убил нынче?" - "Напойте моего чалого!" закричит он, и через час ответят: "Безделицу, малость! штук сорок!" - Кликни Фольстафа, я сыграю Перси, а проклятый боров представит госпожу Мортимер, жену его. Rivo {Восклицание посетителей таверн при попойках. Вероятно испорченное испанское слово.}! кричит пьяница. Зови мое ребро, зови ком сала.

Входят Фольстаф, Гадсхиль, Бардольф и Пето.

Пойнс. Здравствуй, Джек. Где ты был?

Фальстаф. Проклятие всем трусам, - проклятие и мщение! да, и кончено! - Эй, малой, кубок хересу. - И а соглашусь продолжать еще эту жизнь? - да я скорей примусь вязать чулки, штопать их, надвязывать носки. - Проклятие всем трусам! - Кубок хересу, бездельник! - Неужели не существует уже никакой добродетели? (Пьет.)

Принц Генрих. Если ты никогда не видал, как Титан лобзает чашу с маслом - мягкосердый Титан, что растаял от сладкого рассказа своего сына, так смотри на эту массу.

Фальстаф. Бездельник, этот херес с известью {В херес для крепости подмешивали известь.}. Да чего жь и ждать от мошенников, кроме мошенничества? но трус, подлый трус, все-таки хуже и хереса с известью. - Ступай своей дорогой, старый Джэк, умирай, если хочешь; пусть я буду выпустившей икру селедкой, если мужество, истинное мужество не изчезло с лица земли. В целой Англии уцелели от виселицы едва ли и три порядочные человека; да и из этих один ожирел, стареется. Господи, не оставь их! - Эх, дурен свет, как подумаешь. Право, лучше еслиб я был ткачем {Ткачи почитались любителями пения. Большая часть из них были кальвинисты и потому пели очень часто псалмы.}; пел бы себе псалмы, тли что-нибудь такое. - И все-таки, проклятие трусам!

Принц Генрих

Фальстаф. Королевский сын! Да чтоб во всю жизнь не проглянуло на моем лице ни одного волоска, если я не выгоню тебя из твоего королевства деревянной шпагой; если не погоню перед тобой всех твоих подданных, как стадо диких гусей. Ты принц вэльсский!

Принц Генрих. Это что еще, непотребная туша?

Фальстаф. Нет, ты мне скажи: не трус ты? - да и Пойнс-то также?

Принц Генрих. Ах, жирное ты пузо, да попробуй только назвать меня трусом, и я как раз проколю тебя.

Фальстаф. Я назову тебя трусом? полно, я скорей увижу тебя в преисподней, чем назову трусом, и все-таки дал бы тысячу фунтов, еслиб мог бегать так проворно, как ты. Конечно, вы достаточно стройны; вам не беда, если кто и увидит ваши спины. И это по вашему - поддерживать друзей? К чорту такое тыльное поддерживание! давай мне таких, которые смотрели бы мне прямо в лице! - давай мне кубок хересу; я бездельник, если у меня хоть капля была ныньче во рту.

Принц Генрих. Бездельник, ты и губ-то не успел еще обтереть после последняго кубка.

Фальстаф. Все равно. (Пьет.) Я все-таки говорю: проклятие трусам!

Принц Генрих. Да в чем дело?

Фальстаф

Принц Генрих. Где жь они, Джэк, где?

Фальстаф. Где? - отняты. Сто человек напали на вас бедных четверых.

Принц Генрих. Как, сто?

Фальстаф. Я бездельник, если не был битых два часа на полмеча с целой дюжиной. Я спасся чудом. Я восемь раз проколот сквозь колет, четыре - сквозь исподнее платье; мой щит изрублен вдоль и поперег; мой мечь зазубрен, как пила - (вынимая меч) ессе signum; С тех пор как я сделался мужем, я еще ни разу не дрался так славно, - все напрасно. О, проклятие трусам! (Показывая на своих товарищей.) Спросите у них; если они убавят или прибавят - они будут мерзавцы, дети мрака.

Принц Генрих. Скажите, господа, как это было?

Гадсхиль. Мы четверо напали человек на двенадцать -

Фальстаф. По крайней мере на шестнадцать, мой лорд.

Гадсхиль

Пето. Нет, нет, мы не вязали их.

Фальстаф. Врешь, бездельник, перевязали; перевязали всех до одного, иначе я жид - жид иудейский.

Гадсхиль. Когда мы начали делить добычу, на нас напали еще человек шесть или семь, свежих

Фальстаф. И развязали первых; а тут явились и остальные.

Принц Генрих. Как, вы сражались со всеми?

Фальстаф. Со всеми? я не знаю, что ты называешь всеми, но если я не сражался с пятидесятью, назови меня пучком радизок, и не двуногое я создание, если на бедного, старого Джэка не напали, по крайней мере, пятьдесят два или три человека.

Пойнс. Молю Господа, чтоб ты только не убил тут нескольких.

Фальстаф. Поздно вздумал. Двум я задал перцу; с двумя, я уверен, расплатился навсегда, - с двумя бездельниками в клеенчатых плащах. Видишь ли, Галь, - если я лгу, наплюй мне в глаза, назови меня лошадью, - ты знаешь мою старую манеру защищаться: я стал вот так и держу мечь так. Четыре бездельника идут -

Принц Генрих. Как четыре? ты сейчас сказал два.

Фальстаф. Четыре, Галь; я сказал четыре,

Пойнс. Да, он сказал четыре.

. Эти четверо идут рядом, и давай тыкать прямо в меня. Я не стал много разговаривать, поймал в мой щит все семь мечей, вот так -

Принц Генрих. Семь? да ведь сейчас их было только четверо.

Фальстаф. В клеенке.

Пойнс. Ну да, четверо в клеенчатых плащах.

Фальстаф. Семеро, клянусь этой рукоятью; иначе я подлец.

Принц Генрих. (Пойнсу.) Не мешай; прибудет еще.

Фальстаф. Да слушай же, Галь.

Принц Генрих. Слушаю, Джэк, слушаю.

Фальстаф. И прекрасно; оно стоит чтоб послушать. Вот, как я сказал, мечи этих девяти -

Принц Генрих. Ну, прибавилось еще двое.

. Переломились -

Пойнс. И штаны свалились {Their points being broken. - Point значит острие, конец оружия и крючек. Пойнс принимает это слово в значении крючков, на которых в то время держалось нижнее платье.}.

Фальстаф. И они начали отступать; но я за ними, схватился, и с быстротой мысли положил семерых из одиннадцати.

Принц Генрих. Ужасно! из двух человек в клеенчатых плащах вышло одиннадцать.

Фальстаф. Но тут сам дьявол вывел еще трех незаконнорожденных бездельников в зеленом кендальском сукне {Кендал, город в Вестморлэнде, славившейся прежде сукнами светлых цветов.}, и напустил на меня сзади, - потому что ночь была такая темная, Галь, что ты не увидал бы и собственной руки.

Принц Генрих. Все эти лжи, точь в точь как их отец: громадны как горы, очевидны, осязаемы. Как же ты, набитая грязью требуха, безмозглый чурбан, непотребный, отвратительный ком сала -

Фальстаф. Что ты, что ты? с ума что ли сошол? Разве правда - не правда?

Принц Генрих. Как же мог ты разглядеть, что они в зеленом кендальском сукне, когда ночь была так темна, что не увидал бы и собственной руки? Ну, говори, как же это? как ты объяснишь это?

Пойнс. Ну, объясняй же, Джэк, объясняй.

Фальстаф. Как, по принужденью-то? Никогда; еслиб меня положили даже на дыбу, терзали всеми возможными пытками - я и тогда не сказал бы вам ничего по принужденью. Объяснять по принужденью! да еслиб объяснения были так дешевы, как ежевика, так я и тогда ни с кем не стал бы объясняться по принужденью, не стал бы.

Принц Генрих. Нет, я не хочу более носить этого греха на душе. Я изобличу этого наглого труса, этого лежня, этого сокрушителя лошадиных хребтов, эту громадную гору мяса -

. Ах ты, спичка, шкура, засушеный телячий язык, бычачья кишка, треска! - о, еслибы у меня достало только духу, чтоб перебрать все, на что ты похож! - ты портняжный аршин, пустые ножны, подлая негодная рапира -

Принц Генрих. Отдохни же немного, а потом принимайся опять, и когда истощишь все свои низкия сравнения, выслушай только это.

Пойнс. Слушай же, Джэк!

Принц Генрих. Мы двое видели, как вы четверо напали на четверых, перевязали их и завладели всем, что у них было. - Теперь смотри же, как уничтожит тебя настоящий рассказ. - Мы двое напали на вас четверых, спугнули вас с добычи одним словом, и она у вас; можем даже показать ее тебе сейчас же. - и ты, Фольстаф, помчал свою требуху так проворно, так быстро, и ревел о пощаде, и все бежал и ревел, как самый резвый и голосистый теленок. И не подлость ли зазубрить так, как ты зазубрил свой мечь, и потом уверять, что это в битве. К какой еще выдумке, лжи, увертке прибегнешь ты теперь, чтоб защитить себя от этого явного, очевидного срама?

Пойнс. Ну, Джэк, поведай же нам, что еще выдумал?

Фальстаф. Клянусь Богом, я знал, что это вы, знал так же верно, как и тот, кто вас сделал. Что жь, господа, по вашему мне следовало убить наследника престола? поднять руку на истинного принца? Ведь ты знаешь, я храбр как Геркулес; но в тоже время я не лишен однакожь и инстинкта; и лев не тронет истинного принца. Инстинкт великое дело; я сделался трусом по инстинкту. Тем лучшого буду я мнения во всю мою жизнь и о себе я о тебе; о себе - как о безстрашном льве, о тебе - как об истинном принце. Во всяком, однакожь, случае я, ей-Богу, рад, что деньги-то попались к вам, друзья. - Эй, хозяйка, запри двери, бодрствуй всю ночь, молись завтра. - Молодцы, лихачи, сокровища, золотые сердца, вам все прозвища доброго товарищества! Давайте жь веселиться! Не сыграть ли вам комедию ex tempore?

Принц Генрих. Дело, и твое бегство будет содержанием.

Фальстаф. Ну полно же, Галь; ни слова более об этом, если только любишь меня.

Входит Квикли.

Квикли. Ах ты, Господи! Любезнейший принц {В прежних изданиях: My lord the prince... По экземпляру Колльepa: O Jesu! My lord the prince...} -

. Что, что, благороднейшая хозяйка, что скажешь?

Квикли. Там у дверей стоит какой-то придворный; хочет вас видеть; говорит, что от вашего родителя.

Принц Генрих. Сделай его задворным {Кто получил noble (монета), того называли в шутку noblemen. В этом смысле принц говорит: придай ему столько, чтоб вместо noblemen его можно было назвать royal-men; то есть придай и ноблю столько, чтоб составило реал (royal). Реал стоил 10 шилингов, а нобль - 6 или 8.}: пошли назад к моей родительнице.

Фальстаф. А каков он собой?

Квикли. Старик.

Фальстаф. Ну, пристало ли сединам оставлять постель в полночь! Отправить что ли его?

Принц Генрих. Сделай одолжение.

Фальстаф. Клянусь честью, я спроважу его разом. (Уходит.)

Принц Генрих. Ну, господа, нечего сказать, вы прекрасно сражались; и ты, Пето, и ты, Бардольф. Вы оба львы, вы ведь побежали по инстинкту, не хотели дотронуться до истинного принца, не так ли? - Фай!

. Право, я побежал, когда все побежали.

Принц Генрих. Скажите же мне теперь не шутя, как кто сделалось, что мечь Фольстафа весь в зазубринах?

Пето. Да он изрубил его кинжалом, приговаривая, что хоть бы пришлось выклясть всю правду из Англии, а ужь он уверит вас, что кто в битве. Он уговаривал и нас сделать тоже.

Бардольф. И еще разцарапать носы жесткой травой до крови, вымарать ею наши платья и потом клясться, что это кровь честных людей. Тут со мной случилось чего не бывало, вот ужь лет семь - я покраснел, слушая его чудовищные выдумки.

Принц Генрих. Врешь, бездельник, восьмнадцать лет тому назад ты украл кубок хересу, пойман с поличным, и с тех пор постоянно краснеешь ex tempore. С тобой-то были ведь и пламя и мечь, и ты все-таки бежал? По какому же кто инстинкту?

Бардольф. Видите ли, лорд, эти метеоры, эти извержения?

Принц Генрих. Вижу.

Бардольф. Что жь, по вашему, они предзнаменуют?

Принц Генрих. Разогретую печень и простуженный кошелек {То есть пьянство и нищету. Разогревать печень значение в то время пьянствовать.}.

Бардольф. Желчь, мой принц; это будет вернее.

Принц Генрих

Фольстаф возвращается.

Вот и тощий Джак, жалкий скелет. Ну что, моя милая ватная куколка? Скажи, Джэк, сколько лет, как ты не видал своих собственных колен?

Фальстаф. Моих колен? В твои лета, Галь, в перехвате я был не толще орлиного когтя, пролез бы в кольцо с большого пальца любого альдермана {Знатные носили в то время кольцы на больших пальцах.}. Вздохи и грусть, чорт их возьми, раздувают человека, как пузырь. На дворе прегадкия, однакожь, новости; за тобой приезжал от отца сэр Джон Брэси: завтра утром ты должен явиться ко двору. Известный безумец севера, Перси, и тот вэльский - ну что отдул Амаймона {Один из четырех главных демонов.} палками, что присадил Люциферу рога и самого дьявола заставил присягнуть в ленной покорности на кресте вельсского крюка { Род копья или секиры с крюком для останавливанья бегущих.} - ну да чорт же вас возьми, как вы его там называете?

Пойнс. О, Глнидовер.

Фальстаф. Овэн, Овэв - он самый; его шурин, Мортимеру, старый Норсемберлэнд и Доглас, смелейший Шотландец из всех Шотландцев, что взбегает верхом на отвесную гору -

Принц Генрих. Что на всем скаку стреляет по воробью из пистолета {Пистолеты в Генрихово время не были еще известны, а в Шекспирово употреблялись только Шотландцами.}.

Фальстаф. Попал.

Принц Генрих. Да он-то в воробья никогда не попадал еще.

Фальстаф. Однакожь этот негодяй храбр; он не побежит.

Принц Генрих. С чего жь ты, негодяй, именно за бег-то его и превозносишь?

Фальстаф

Принц Генрих. А по инстинкту?

Фальстаф. Ну, по инстинкту, пожалуй. Так вот, видишь ли, и он с ним, и еще какой-то Мордэк, и до тысячи синешапошников {Так называли Шотландцев, потому что они ходили в синих шапках.}. И Ворстер улизнул в эту ночь. Борода твоего отца побелела от этих новостей теперь можно покупать и земли за безценок {До Генриха VII короли конфисковали при всяком перевороте все имения противников, часто даже во одному подозрению. Поэтому владельцы земель при всякой смуте старались сбывать их за безценок. - Джонсон.}, как провонявшую макрель.

Принц Генрих. А когда наступят жаркий июнь и эта домашняя потасовка не кончится еще, вероятно и девственности можно будет покупать сотнями, как подковные гвозди.

Фальстаф Ведь и в целом мире не найдешь еще трех таких противников, как враг Доглас, как чорт Перси и как демон Глендовер. Ну, скажи же, - испугался? подирает, знаешь, эдак во коже?

Принц Генрих. Нисколько, клянусь честью; мне не достает твоего инстинкта.

Фальстаф. Положим, - но завтра, когда явишься к отцу, тебе не миновать страшной гонки; если любишь меня, приготовься к ответу заблаговременно.

. Так представляй же моего отца и разспрашивай меня о моем образе жизни.

Фальстаф. Твоего отца? изволь. - Этот стул будет моим престолом, этот кинжал - моим скипетром, эта подушка - моей короной.

Принц Генрих

Фальстаф. Если в тебе есть хоть искорка благодати, ты растрогаешся непременно. - Дайте мне кубок хересу, чтоб мои глаза покраснели; чтоб можно было подумать, что я плакал. Ведь я должен говорить с чувством, и я буду говорить в роде короля Камбиза {Намек на лицо в Престоновой драмы под названием: "Истинная трагедия, перемешанная с забавными шутками и содержащая жизнь Камбиза, короля Персидского" (1570).}.

Принц Генрих. Готов? - вот мой почтительный поклон.

. А вот и моя речь. - Лорды, отойдите къс тороне.

Квикли. Вот славная штука-то!

Фальстаф

Квикли. Какой важный отцовский вид он принял!

Фальстаф. Ради Бога, лорды, выведите вон мою печальную королеву, потому что слезы заливают шлюзы очей её.

. Ах ты, Господи да ведь это точь в точь, как эти гадкие комедианты.

Фальстаф. Молчи, моя добрая пивная кружка! молчи, радость моего чрева {Tickle-brain. Коментаторы полагают, что это название какого-нибудь тогдашняго крепкого напитка.}! - Гарри, я удивляюсь не только тому, где ты убиваешь свое время, но и обществу, которым окружаешь себя. Пусть ромашка растет тем сильней, чем больше ее топчут; но молодость изнашивается тем скорей, чем больше ее расточают. Что ты мой сын, за это ручаются: отчасти слово твоей матери, отчасти и мое собственное убеждение; но всего более гнусное лукавство твоих глаз и глупая отвислость нижней губы. Если же ты мой сын - сюда-то я и целю, - как же, бывши моим сыном, ты сделался целью насмешек? Неужели благодатное солнце неба может сделаться тунеядцем и будет лакомиться ежевикой? - вопрос, которого и предлагать не следует. Неужели сын {Здесь игра созвучием слов: sun - солнце и son - сын.} Англии может сделаться вором, и будет похищать кошельки? - вопрос, который предложить следует. Есть, Гарри, вещь, о которой ты часто слыхал и которая известна многим в нашем королевстве под названием дегтя; этот деготь, как повествуют древние писатели, марает; точно так же и общество, в котором ты вращаешься. Гарри, я говорю теперь тебе, упоенный не вином, а слезами; не в радости, а в огорчении; не одними словами, но и стонами. - Однакожь и в этом обществе есть добродетельный человек, которого я часто видал с тобой; но я не знаю его имени.

Принц Генрих

Фальстаф. Красивый, осанистый и довольно дородный человек, с веселым, обаятельным взором и преблагороднейшими манерами. Лет ему, я думаю, пятьдесят или так, около шестидесяти, - да, я вспомнил теперь, его зовут Фольстафом. Если и этот человек развратен - он обманул меня жесточайшим образом; потому, Гарри, что я видел в его глазах добродетель. Но если дерево познается по плодам, как плод по дереву, то я скажу решительно, что этот Фольстаф добродетелен; держись его - остальных брось! А, теперь, скажи-ка мне, безпутный бездельник, где ты был весь этот месяц?

Принц Генрих. Ну, разве короли говорят так? Займи мое место - я представлю моего отца.

. Как, свергнуть меня с престола? Да если ты, хоть в половину, будешь так важен, так величествен в словах и в движениях - повесь меня за ноги, как торгашь молодого кролика, или зайца.

Принц Генрих. Хорошо; я ужь сижу.

Фальстаф

Принц Генрих. Ну, Гарри, откуда ты?

Фальстаф. Из Истчипа, мой повелитель.

. До меня доходят важные на тебя жалобы.

Фальстаф. Чорт возьми, мой повелитель, все клеветы только. - Вы увидите, что я загоняю его и принцем, клянусь честью.

Принц Генрих ведешь ты дружбу с этим ларем гнусностей, с этим закормом скотства, с этой надутой водянкой, с этой огромной бочкой хереса, с этим начиненным требухой чемоданом, с этим зажаренным менингтрийским быком { Мэннигтри в Эссексе; окрестности его славились пастбищами со скотом. В торжественных случаях выбирали самого огромного быка и жарили его целиком. Стивенс.} с пудингом в желудке, с этим дряхлым пороком, с этим седовласым безчинством, с этим отцом-сводником, с этим престарелым тщеславием? Ну, на что он годен, кроме отведыванья и питья хереса? когда чист и опрятен, кроме мгновений, когда разнимает и жрет каплуна?в чем сведущ, кроме гнусностей? в чем гнусен, если гнусности во всем? в чем хорош, если ни в чем не хорош?

Фальстаф

Принц Генрих. На подлого, гнусного развратника юности; на старого, белобородого дьявола, Фольстафа.

Фальстаф. Moй повелитель, я знаю этого человека.

. Знаю, что знаешь.

Фальстаф. Но сказать, что я знаю за ним более, чем за самим собой, значило бы сказать более, чем я знаю. Что он стар - тем более должно жалеть его, - это доказывают его седины; но что он сводник - извиняте, ваше величество, - я отрицаю это решительно. Если херес и сахар порок - Господи, проcти порочного! Если быть стару и веселу грех - сколько же известных мне, почтенных содержателей таверн будут осуждены; если толстота заслуживает ненависть - стало следует любить тощих коров Фараона. Нет, добрый повелитель, удали Пето, удали Бардольфа, удали Пойнса; но милого Джэка Фольстаф, доброго Джэка Фольстаф, честного Джэка Фольстаф, достойного Джэка Фольстаф, и тем еще более достойного, потому что он старый Джэк Фольстаф, не удаляй от твоего Гарри. Удалишь толстого Джэка - удалишь и весь мир. (Слышен стук в двери. Хозяйка, Фринсис и Бардольфь выходят).

. Удалю, я хочу этого.

Бардольф вбегая.

Бардольф

Фальстаф. Вон, негодяй! - Доканчивай комедию; мне многое надобно еще сказать в пользу Фольстафа.

Хозяйка входит поспешно.

. Боже, Боже мой! лорд, лорд!

Фальстаф. Ну, ну! сам чорт скачет на смычке. Что там такое?

Квикли

Фальстаф. Слышишь, Галь? Не называй же никогда настоящий золотой фальшивым; ведь вот ты, потерял голову, и без всякого "кажется".

Принц Генрих. Ты решительный трус, и без всякого инстинкта.

. Отвергаю это. Отвергнешь ты шерифа - хорошо; нет - пусть входит, и к чорту мое воспитание, если я и на тележке не буду так же хорош, как всякой другой. Надеюсь, что петля задавит меня так же быстро, как и другого.

Принц Генрих. Пошол, спрячься за обои; а вы убирайтесь на верх. Ну, поворачивайтесь же, господа с честными лицами и с чистой совестью.

Фальстаф(Уходят все, кроме Принца и Пойнса.)

Принц Генрих. Впустите шерифа.

Входят и Вощик.

Что вам угодно, мистер шериф?

Шериф. Во первых, лорд, прошу извинения. Крики и вопли о помощи преследовали до этого дома несколько человек -

Принц Генрих

Шериф. Один из них весьма известен; высокой, толстый -

Вощик. Жирный, как масло.

Принц Генрих. Я уверяю вас, что этого человека здесь нет, потому что я услал его по моему делу. Но я даю тебе, шериф, мое слово, что завтра в обеденное время я пришлю его, чтоб дать ответ тебе или кому другому, на все в чем его обвиняют; теперь же прошу оставить этот дом.

Шериф

Принц Генрих. Может-быть; ограбил он этих господ - он ответят. Прощайте.

Шериф. Доброй ночи, благородный лорд.

Принц Генрих

Шериф. В самом деле, лорд, теперь, я думаю, часа уже два. (Шериф и Вощик уходят.)

Принц Генрих. Этот, жирный бездельник известен всем как церковь св. Павла. Позови его.

Пойнс(Заглядывая за обои.) Спит мертвым сном, храпит как лошадь.

Принц Генрих. Как он тяжело дышет. Обыщи-ка его карманы. Ну что?

Пойнс. Ничего, кроме бумаг.

Принц Генрих. Посмотрим что в них; читай.

Пойнс. "Item, каплун - 2 шиллинга и 2 пфенинга; Item, кашица - 4 пфенинга; Item, хересу два штофа - 5 шиллингов, 8 пфенингов; Item, анчоусов и хересу после ужина - 2 шиллинга, 6 пфениигов; Item, хлеба на полпенса.

Принц Генрих. Чудовищной такое страшное количество хереса, и только на полпенса хлеба! - Остальное спрячь, прочтем на досуге. Пусть его спит тут до завтра. Утром явлюсь ко двору; отправимся все на войну, и ты займешь почетное место. Жирного же негодяя помещу в пехоту; ведь я знаю, что и какие-нибудь двести шагов - смерть ему. Деньги возвратим с лихвою. Завтра ты будь, однакожь, у меня пораньше, а за тем доброго утра, Пойнс.

Пойнс. Доброго утра, мой добрый лорд.