Генрих IV (Часть первая).
Действие IV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Генрих IV (Часть первая). Действие IV. (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ IV.

СЦЕНА 1.

Лагерь бунтовщиков близь Шросбери.

Входят Горячка, Ворстер и Доглас.

Горячка. Прекрасно, благородный Шотландец. Еслиб правда в наш утонченный век не принималась за лесть, можно бы сказать, что ни один из воинов современности, не заслуживает такой всемирной славы, как Доглас. Клянусь, я не умею льстить; я презираю речи ласкателей, и все-таки скажу, что еще никто не вынуждал у меня такой любви, как ты. Вот тебе мое слово, испытай меня.

Доглас. Ты царь благородства; пошли меня против могущественнейшого человека в целом мире, и я пойду.

Горячка. И хорошо сделаешь -

Входит Гонец с письмом.

От кого? - Я могу только благодарить тебя.

Гонец. От вашего родителя.

Горячка. Письмо от отца? зачем же не сам он?

Гонец. Он не может приехать, лорд; он болен.

. Чорт возьми! как найдти досуг хворать в такое смутное время? Кому же передал он начальство над своим войском? кто ведет его сюда?

Гонец. Не знаю, лорд; вам это скажет письмо.

Ворстер. Скажи, он в постеле?

Гонец. В постеле, лорд; он слег дня за четыре до моего отъезда, а когда я поехал, врачи очень опасались за его жизнь.

Ворстер. Что бы дать выздороветь времени, прежде чем захворать самому! его здоровье никогда не было так дорого, как теперь.

Горячка. Захворать, свалиться, теперь! эта хворь заражает животворную кровь нашего предприятия; прокрадывается даже сюда, в наш лагерь. Он пишет, что болен, - что через других не собрать его друзей скоро; что ему кажется даже неблагоразумным поверить так опасное и так важное для него дело, кому-нибудь кроме себя. Несмотря однакожь на то, дает смелый совет идти с нашими слабыми силами вперед и попытать счастия. Теперь нечего разсуждать, прибавляет он, потому что король наверное извещен о всех ваших замыслах. Что вы на это скажете?

Ворстер. Болезнь твоего отца важное для нас увечье.

Горячка. Опасная рана, нужнейший член отсечен. Оно однакожь, клянусь честью, не совсем так; вы увидите, что теперешнее его отсутствие, далеко не так бедственно, как кажется. - Хорошо ли поставить все наше достояние на один удар, подвергнуть такую огромную ставку прихотливой случайности одного часа? Разумеется не хорошо; потому что тогда разом решились бы все надежды, определились бы самые крайние пределы нашего счастья.

Доглас. Непременно; тогда как теперь у нас остается в виду сильное подкрепление. В надежде на него, мы можем смело расточать наличное, и в случае необходимости отступления у нас будет опора.

Горячка. Сборное место, прибежище, если дьяволу и несчастью вздумается покоситься на девственность нашего предприятия.

Ворстер. Но все-таки я желал бы, чтоб твой отец был здесь. Наше дело такого рода и свойства, что не терпит никакого разделения; кто не знает почему он не с нами, подумает, что его удержали благоразумие и верность, и что он не одобряет нашего предприятия. Представьте же, как такое предположение повернет прилив опасливых мятежников; оно родит сомнения, вопросы, - а вы знаете, что мы, как нападающие, должны всячески охранять себя от строгого исследования, должны затыкать, законопачивать все отверстия, каждую щелочку, в которую мог бы подсмотреть взор разсудка. Отсутствие же твоего отца отдергивает одну из завес и показывает непосвященным что-то в роде страха, о котором прежде и не грезили.

Горячка его отсутствии; отсутствие графа придаст нашему предприятию еще больше блеску и отваги, поднимет его еще больше в общем мнении. Если мы, и без его помощи, можем возстать и потрясти государство, как же не подумать, что с нею мы поставим его вверх дном? Все ваши члены целы еще, все идет прекрасно.

Доглас. Как только можно желать; слово страх неизвестно в Шотландии.

Входит Сэр Ричард Вернон.

Горячка. А, брат Вернон! Клянусь, а от души рад тебе.

Вернон. Хорошо, еслиб и мои вести порадовали вас. Граф Вестморлэнд идет сюда с семью тысячами; с ним принц Иоанн.

Горячка. Не беда. Что жь еще?

Вернон. Далее, я узнал, что сам король выступил и спешит сюда с многочисленным войском.

Горячка. Милости просим. Где жь его сын, быстроногий, безумный принц вэльсский, с товарищами, которым все равно, как бы ни шол свет.

Вернон. Все в доспехах, в оружии, в перьях, как страусы; все бьют крыльями, как орлы только что выкупавшиеся; все блестят золотыми панцырями, как иконы; полны жизни, как месяц май; пышны, как солнце в. средине лета; резвы как козлята, бешены как молодые быки. Я видел - молодой Генрих, в шлеме, в богатом вооружении, в набедренниках, вскочил, как окрыленный Меркурий, на коня и крутил его так ловко, так легко, как будто бы ангел слетел с облаков на огненном Пегасе, чтоб подивить мир благородным искусством наездничества.

Горячка. Довольно, довольно; эти похвалы поддерживают лихорадку сильней мартовского солнца. Пусть идут, идут, как жертвы, в полном убранстве; мы принесем их пламенной деве дымной войны еще горячих, истекающих кровью. До ушей зальется кровью чугунный Марс, сидя на своем престоле! Меня сжигает весть, что такая богатая добыча так близко, и еще не наша. Дайте мне только вскочить на коня, и он помчит меня громовой стрелой против груди принца вэльсского. Конь с конем, Генрих с Генрихом слетятся, и не разъедутся, пока один не свалится трупом! О, еслибы Глендовер был уже здесь!

Вернон

Доглас. Это худшая из всех твоих вестей.

Ворстер. Да, клянусь, она веет морозом.

Горячка. А как полагают число всех войск короля?

Вернон. До тридцати тысяч.

Горячка. Пусть будет сорок; и без отца, и без Глендовера, нас достаточно даже и для такой битвы. Идем, осмотрим поскорей войска. День страшного суда близится; умрем все - умрем радостно.

Доглас. Не говори мне об умираньи; на это полугодие я обезопасен от смерти.

СЦЕНА 2.

Дорога близь Ковентри.

Входят Фольстаф и Бардольф.

Фальстаф. Бардольф, ступай вперед в Ковентри и добудь бутылку хереса. Наше войско не остановится в городе; мы ночуем в Соттон-Кольфйльде.

Бардольф

Фальстаф. Вытряхай, вытряхай.

Бардольф. Ведь бутылка составит целый ангел {Старая монета.}.

Фальстаф. Составит, так возьми его себе за труды; если составит двадцать - возьми их все; я отвечаю за чекан. Скажи моему лейтенанту Пето, чтоб он подождал меня на конце города.

Бардольф. Слушаю, капитан; до свидания. (Уходит.)

Фальстаф. Однакожь я треска, если мне не стыдно за моих солдат. Я дьявольски употребил во зло королевскую вербовку {Press - насильственная вербовка, существующая в Англии до сих пор законным образом.}. В замен ста пятидесяти солдат, я добыл слишком триста фунтов. Я вербовал только зажиточных граждан, сыновей богатых мызников, холостяков, о которых раза два ужь объявляли, - все этих животолюбивых бездельников, что скорей согласятся слушать самого дьявола, чем барабанный бой, которым ружейный выстрел страшней, чем напуганной птице или подстреленной утке. Я вербовал только молодчиков с сердцем в желудке, да и то не больше булавочной головки, и они откупались, - и теперь, весь мой отряд состоит из одних знаменосцев, лейтенантов, капралов, негодяев, оборванных, как Лазарь на обоях, на которых собаки богача лижут его язвы, - из таких, что никогда не бывали солдатами: безпутных, лишенных мест служителей, младших сыновей младших братьев, возмутившихся подносчиков, проторговавшихся трактирщиков - всей этой гадины спокойствия и продолжительного мира, в десять раз оборваннейшей и старого заштопанного знамени {В прежних изданиях: an old faced ancient... По экземпляру Кольера: an old pieced ancient...}. Такими-то заменил я откупившихся; ни дать не взять - полтораста оборванных блудных сыновей, только что покинувших свиную паству, помои и жолуди. Сказала же мне, на дороге, какая-то бестия, что я очистил все виселицы, навербовал трупов. Да и правда, таких чучел никто не видывал еще. Я не поведу их через Ковентри, решительно не поведу - мерзавцы маршируют такими раскаряками, точно как будто у них кандалы на ногах; и не мудрено, впрочем, потому что большая часть в самом деле из тюрьм. К тому жь во всем отряде только полторы рубашки; да и половинка-то - два стаченные платка, наброшенные на плечи, как безрукавный колет герольда; да и целая-то, если сказать правду, непременно украдена у моего Сент-Албанского хозяина, или у красноносого трактирщика в Дэвентри. Но это ничего еще; они найдут довольно белья на каждом заборе.

Входят Принц Генрих и Вестморлэнд.

Принц Генрих. Здорово, раздутый Джэк! здорово, тюфяк.

. Как, Галь? что это значит, бешеный проказник? какого чорта делаешь ты в Варвикшире? - Ах, извините, добрый лорд Вестморлэнд; я думал, что вы ужь в Шросбери.

Вестморлэнд. Да, сэр Джон, мне бы давно следовало быть там, да и вам также; впрочем, мое войско там уже. Король, могу вам сказать, ждет нас всех; необходимо выступить в эту же ночь.

Фальстаф. О, обо мне не безпокойтесь; я ретив, как кошка на слизыванье сливок.

Принц Генрих. Именно на слизыванье сливок; слизыванье-то и обратило уже тебя в масло. Скажи, однакожь, Джэк, чей это народ тащится там позади?

Фальстаф. Moй, Галь, мой.

Принц Генрих. Я еще никогда не видывал таких жалких негодяев.

Фальстаф. Э, годятся на копья; корм для пороха, корм для пороха; и они наполнят собой могилу так же хорошо, как и лучшие. Ведь тоже люди, тоже смертные.

Вестморлэнд. Однакожь, сэр Джон, мне кажется, что они слишком ужь бедны и худы; слишком похожи на нищих.

Фальстаф. Что касается до нищеты, я, ей-Богу, не знаю откуда они добыли ее; а на счет худобы, я решительно не подавал им примера.

Принц Генрих. О, в этом можно присягнуть, если только ты не назовешь худобой на три пальца жира на ребрах. Однакожь, спеши, Джэк; ведь Перси на поле ужь битвы.

Фальстаф

Вестморлэнд. Стал, сэр Джон; боюсь, мы слишком медлим.

Фальстаф. Действительно; являться на пир к началу, на битву к концу прилично только жадному гостю, плохому бойцу.

СЦЕНА 3.

Стан бунтовщиков близь Шросбери.

Входят Горячка, Ворстер, Доглас и Вернон.

Горячка. Мы сразимся с ним в эту же ночь.

Ворстер. Я решительно против этого.

Доглас. Но ведь иначе перевес будет на его стороне.

Вернон. Нисколько.

Горячка. Как? разве он не ждет подкрепления?

Вернон

Горячка. Но его верно, наше сомнительно.

Ворстер. Любезный племянник, прошу тебя - послушайся, не нападай нынче ночью.

Вернон. Не нападайте, лорд.

Доглас. Вы отговариваете из боязни и равнодушия к делу.

Вернон. Не клевещите, Доглас; клянусь моей жизнью - а она достаточная порука, - призывает меня истинная честь, я не советуюсь с слабодушным страхом, как и вы, лорд, или любой из всех доселе живущих Шотландцев. Завтра, в сражении, мы увидим, кто из нас боится.

Доглас. А может-быть и нынче ночью.

Вернон. Увидим.

Горячка. Нынче ночью, говорю я.

Вернон. Да перестаньте же, ведь кто решительно не возможно. Я удивляюсь, как, бывши таким искусным полководцем, вы не видите препятствий, требующих непременной отсрочки нападения. Часть конницы брата Вернона не прибыла еще; отряд дяди Ворстера пришел только нынче, а потому и люди и лошади этого отряда утомлены; трудный переход ослабил, подавил их пыл и мужество до того, что каждого конника можно считать только за половину.

Горячка. Тоже можно сказать и о неприятельской коннице; она вся изнурена быстрыми переходами, большая же часть нашей отдохнула.

. Королевская превосходит нашу числом; ради Бога, племянник, подожди, пока соберутся все.

Трубы на переговоры. Входить сэр Вальтер Блёнт.

Блёнт. Я к вам с милостивым предложением короля, если вы только удостоите выслушать меня с подобающим уважением.

Горячка. Мы рады вам, сэр Вальтер Блёнт, и как желали бы, чтоб вы были за одно с нами. Многие из нас глубоко вас уважают, и эти многие завидуют вашим доблестям и славе потому только, что вы не с нами, но против нас, как враг.

Блёнт. И дай Бог, чтоб я был постоянно против вас, пока вы, забыв свой долг и верность, будете возставать против помазанника. Но к делу. - Король послал меня узнать от вас, чем вы обижены; для чего исторгаете гибельную вражду из недр мира и учите верное государство дерзкому возстанию. Если король каким-нибудь образом забыл ваши услуги, которые, как сам признается, многочисленны, - скажите, и он с лихвою дарует чего пожелаете, вместе с прощением вам и всем которых вы завлекли.

Горячка. Король удивительно милостив; мы очень хорошо знаем, что король знает, когда обещать и когда платить. Эту самую царственность, которой он теперь величается, даровал ему мой отец, вместе с моим дядей и мною {В прежних изданиях: My father and my uncle and myself... По экземпляру Колльера: My father with my ancle and myself.}. Когда у него не было еще и двадцати шести человек, когда он был еще так ничтожен во мнении света, пробирался домой убогим, забытым, лишенным покровительства законов изгнанником - мой отец встретил его на берегу; и когда он, со слезами невинности, засыпал его божбами и узнали, что Норсомберлэнд принял его сторону - и сильные, и бедные начали являться к нему с приветом и коленопреклонением; встречали его в местечках, в городах, в деревнях; поджидали его на мостах, на дорогах; приносили дары, присягали, отдавали ему своих наследников, шли, как пажи, блестящею толпой по следам его. Тут, сознав свою силу, он начал мало по малу изменять клятве, которую дал моему отцу, бывши еще бедняком, на безплодном равенспоргском береге: начал хлопотать о преобразовании некоторых постановлений и указов, слишком тягостных для подданных, кричать против злоупотреблений, оплакивать бедствия отчизны, и этим кажущимся правосудием приобрел сердца всех, кого удил. За тем он пошел далее: снес головы любимцев, которых король оставил наместниками, отправившись на войну в Ирландию.

Блёнт. Позвольте, я здесь не за тем, чтоб слушать эти рассказы.

Горячка. Так к делу. - Вскоре за тем он лишил короля престола и жизни, а потом, как раз, обложил все государство новыми налогами. В довершение всего, отказывая в выкупе, он оставляет теперь своего родственника, графа марчского - который, еслиб каждый занимал должное место {В прежних изданиях: if every owner were well plac'd... По экземпляру Коллера: if every owner were due моего отца от двора; нарушал клятву за клятвой, делал несправедливость за несправедливостью и наконец, принудил нас искать спасения в возстании, вникнуть, вместе с тем, в его права на корону - и мы нашли, что они слишком недостаточны, чтоб иметь еще силу.

Блёнт. И я должен передать это королю, вместо ответа?

Горячка. Нет, сэр Вальтер, дайте жь посоветоваться. Возвратитесь к королю, обезопасьте каким-нибудь заложником возвращение нашего посланного, и завтра, рано утром, мой дядя явится к вам с вашими предложениями. За сим, прощайте.

Блёнт

. Может-быть мы это и сделаем.

Блёнт. Да! Бог.

СЦЕНА 4.

Иорк. Комната в доне Архиепископа.

Aрхиепископ иоркский и сэр Михаэль.

Aрхиепископ. Скорей, сэр Михаэль, летите с этим запечатанным письмом к лорд-маршалу; это - к моему брату Скрупу, а прочия по надписям. Еслиб вы знали, как они важны, вы сами спешили бы.

. Добрый лорд, я угадываю их содержание.

Aрхиепископ. Может-быть. Завтра, любезный сир Михаэль, решится участь десяти тысяч человек; завтра - я знаю кто наверно, - король, быстро собравший сильное войско, сразится с лордом Генрихом при Шросбери, а я боюсь, сэр Михаэль, боюсь, что, благодаря болезни Норсомберлэнда, на которого более всего надеялись, и отсутствию Глендовера, который был также в счету и теперь сидит дома, удерживаемый предвещаниями, - войско Перси слишком слабо, чтобы тотчас же вступить в борьбу с королем.

Сэр Михаэль

Aрхиепископ. Нет, Мортимера нет там.

Сэр Михаэль. Так с им Мордэк, Вернон, лорд Ворстер, целое войско храбрых воинов, благородных дворян.

. Так, но король собрал силы целого государства: с ним принц вэльсский, лорд Иоанн лэнкэстерский, благородный Вестморлэнд, воинственный Блёнт и еще множество сподвижников, искусных, знаменитых в воинском деле.

Сэр Михаэль. Будьте уверены, лорд, ваши устоят и против этого множества.

Aрхиепископ войско. Во всяком случае, благоразумно принести себя в состояние дать ему отпор, и потому спешите. Мне надобно еще писать к другим друзьям; прощайте, сэр Михаэль.