Генрих IV (Часть вторая).
Действие II.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Генрих IV (Часть вторая). Действие II. (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ II.

СЦЕНА 1.

Лондон. Улица.

Входят Квикли, Фанг с своим мальчиком и вскоре за ними Снэре.

Квикли. Так моя просьба принята, мэетер Фанг?

Фанг. Принята.

Квикли. Где жь ваш помощник? Силен ли он? постоит ли за себя?

Фанг. Э, да где же Снэре?

Квикли. Ах, Боже мой, где же добрый мэстер Снэре?

Снэре. Здесь, здесь.

Фанг. Снэре, нам надо арестовать сэр Джона Фольстаф.

Квикли. Да, добрый мэстер Снэре; я подала на него, и на всех.

Снэре

Квикли. Ах да, берегитесь; он не раз прнимался колоть и меня, в моем собственном доме, да еще как зверски. Ему нипочем, что бы там ни случилось, - обнажит оружие и пыряет, как дьявол; не пощадит ни мущины, ни женщины, ни ребенка.

Фанг. Мне только бы сцепиться с ним, а там я не боюсь его колонья.

Квикли. И я, и я! Я не отстану от вас.

Фанг. Мне только бы схватить, облапить его -

Квикли. Я в конец разорена, если он уедет; вы и представить себе не можете, как бесконечно записан он в моей книге. - Ради Бога, добрый мэстер Фанг, задержите его; не дайте ему улизнуть, добрый мэстер Снэре. Он, с позволения вашей милости, сейчас пойдет к Пирожному углу покупать седло, а оттуда на Ломбардскую улицу обедать к мэстеру Смус, шелковому торговцу в Леопардовой-голове. Прошу вас, так как моя жалоба принята и мое дело известно целому свету, - вы ужь непременно заставьте его расплатиться. Сто марк ведь не шутка для бедной, одинокой вдовы, и я терпела, терпела, терпела, а меня проводили, проводили, проводили день за днем, так что я подумать стыдно. Нет, тут ужь нет никакой честности; разве женщина осел или какое животное, чтоб сносить обиды всякого мерзавца -

Входят сэр Фольстаф, Бардольф и Паж.

Идет, идет, и с ним Бардольф, этот негодный нос, красный как мальвазия. Исполняйте же, исполняйте вашу обязанность, мэстер Фанг и мэстер Снэре; исполняйте, исполняйте вашу обязанность.

Фольстаф. Что тут? чья кляча пала? в чем дело?

Фанг. Сэр Джон, я арестую вас по жалобе мистрис Кинкли.

Фольстаф. Прочь, бездельники! Бардольф, снеси голову этому негодяю, брось эту шкуру в канаву!

Квикли. Меня бросить в канаву? да я сама брошу тебя в канаву! Хочешь? хочешь, непотребный бездельник? - Разбой, разбой! О, кровососный подлец, ты хочешь убить служителей Господа и короля? О, кровопийный мошенник! ты кровопийца, бич мущин, бич женщин!

Фольстаф

Фанг. Помогите! помогите!

Квикли. Помогите, помогите, добрые люди! Так ты хочешь, хочешь? хорошо, попробуй, подлец! попробуй, душегубец ты этакой!

Фольстаф. Прочь, судомойка, мерзавка, шкура, или я вздую твою катастрофу -

Входит Верховный судья со свитой.

Судья. Что тут такое? тише, перестаньте!

Квикли. О, мой высокопочтенный лорд, будьте милостивы ко мне! помогите мне!

Судья. Что это значит, сэр Джон, вы еще здесь, и чуть не в драке. Сообразно ли это с вашим званием, назначением, с самим временем? вам бы следовало быть уже на дороге в Иорк. - Оставь его! Что пристала к нему?

Квикли. О, мой почтенный лорд, я, с позволения вашей милости, бедная вдова из Истчипа, и он арестован по моей жалобе.

Судья. За какую сумму?

Квикли. Ах, лорд, более чем за какую {Тут игра созвучиями слом sum - сумма и some - нечто.}, за все, за все, что имею. Он съел меня и с домом и с хозяйством; он упрятал всю мою сущность в это жирное пузо! - Да нет! я вырву из тебя, хоть что-нибудь, или примусь давить тебя, по ночам, как домовой.

Фольстаф. Ну, я скорей задавлю домового {Тут игра словами mare - домовой и mare - кляча, кобыла.}, если только удастся на него вскарабкаться.

Судья свою собственность?

Фольстаф. Какую жь это огромную сумму я тебе должен?

Квикли. Еслиб ты был честный человек, ты знал бы, что задолжал мне и собой, не только что деньгами. Разве ты не клялся мне вызолоченной чашей, сидя в моей дельфиновой-комнате, за круглым столом, перед раскаленными каменными угольями, в среду пятидесятницы, когда принц проломил тебе голову за то, что ты сказал, что его отец похож на виндзорского певчого, - разве ты не поклялся мне, тогда как я промывала твою рану, что женишься на мне, что сделаешь меня своей леди? - Отопрешься что ли? - Разве не вошла тут добрая мистрис Кичь, жена мясника, не назвала меня кумушкой Квикли, не попросила в займы чашку уксуса, не сказала, что у ней славное блюдо раков, - а тебе тут и не захотелось поесть их, и не сказала я тебе, что при свежей ране это нездорово? И не говорил ты мне, когда она сошла с лестницы, чтоб я не обходилась так дружески с такими низкими людьми; что скоро они должны будут называть меня сударыней? И не целовал ты меня, и не попросил принести тридцать шилингов? - Ну, отопрись от своей клятвы, если можешь.

Фольстаф. Это бедная сумасшедшая, лорд; представьте, она разглашает по всему городу, встречному и поперечному, что её старший сын похож на вас, как две капли воды. Прежде она имела порядочное состояние, потом обеднела, и, сказать правду, бедность-то и лишила ее разсудка. - Что жь касается до этих глупых чиновников, лорд, я требую удовлетворения.

Судья. Сэр Джон, сэр Джон, мне очень хорошо известна ваша способность искажать истину. Меня не обманут ни эта самоуверенность, ни эта куча слов, которыми вы сыпите с такой наглостью, более чем безстыдной; по всему видно, что вы воспользовались легковерием этой женщины, и употребляли на свои потребности и кошелек и ее самое.

Квикли. Так, лорд; ей-богу, так.

Судья. Молчи. - Возвратите, что вы у нее забрали и загладьте ваши с ней гнусности; первое можно сделать ходячей монетой, а второе - чистосердечным раскаянием.

Фольстаф. Лорд, я никак не приму этого выговора без некоторых возражений. Вы называете благородную смелость безстыдною наглостью; по вашему, кто изгибается и не прекословит, тот и добродетелен. Нет, лорд, несмотря на все уважение к вам, ползать перед вами я не стану; повторяю еще раз: я требую, чтоб вы избавили меня от этих господ, потому что имею королевское поручение, которое не терпит никакой остановки.

Судья. Вы говорите, как будто властны делать всякое зло; не лучше ли поступить сообразно с вашим званием и удовлетворить эту бедную женщину.

Фольстаф. Поди сюда, хозяйка. (Отводит ее с сторону.')

Входит Гоор.

Судья. Что нового, мэстер Гоор?

Гоор. Король и принц Генрих вэльсский возвращаются; остальное, лорд, доскажет вам эта бумага.

. (Хозяйке). Как дворянин -

Квикли. Нет, вы говорили это я прежде.

Фольстаф. Как дворянин. - Ну полно же, ни слова больше об этом.

Квикли. Клянусь же этой небесной землей, что теперь у меня под ногами, мне придется заложить и серебро и обои моих столовых.

Фольстаф. Что жь такое, ведь настоящее питье из стекла, а для стен - какая-нибудь хорошенькая картинка, история блудного сына, или раскрашенная германская охота, в тысячу раз пристойнее всех твоих спальных занавесок, всех этих изъеденных молью обой. Только десять фунтов, если можешь. Еслиб не эти проклятые капризы, право, и во всей Англии не было б женщины лучше тебя. Умой же лице и возьми назад свою жалобу. Полно, со мной не к чему так капризничать; разве ты не знаешь меня? Полно же, ведь я знаю, что тебя получили.

Квикли. Ради Бога, сэр Джод, довольно и двадцати ноблей; мне, право, не хочется закладывать моего серебра, право, не хочется.

Фольстаф. Так оставим это; я извернусь как-нибудь иначе; ты никогда не поумнеешь.

Квикли. Ну, хорошо, вы получите десять фунтов, хоть бы мне пришлось заложить даже и мое платье. Вы ведь прядете ужинать? Заплатите мне все вдруг?

Фольстаф. Там верно, как хочу жить! (Бардольфу.)

Квикли. Не позвать ли к ужину Доль Тиршит?

Фольстаф. Позвать, я ни слова более. (Хозяйка, Бардольф и Полицейские уходят.)

Судья. Я слышал новости получше этих.

Фольстаф. Какие же, добрый лорд?

Судья. Где останавливался король прошедшую ночь?

Гоор. В Бэзнистоке, лорд.

Фольстаф. Надеюсь, лорд, все обстоит благополучно? Что же нового, лорд?

Судья. И он возвращается со всем войском?

Гоор. Нет; тысяча пятьсот пеших и пятьсот конников отправлены к лорду Лэнкэстер против Норсомберленда и Архиепископа.

Фольстаф. Так король, мой лорд, возвращается?

Судья. Я сейчас приготовлю вам письма. Пойдемте со мной, добрый мистер Гоор.

Фольстаф. Лорд!

Судья

Фольстаф. Мэстер Гоор, угодно вам со мной откушать?

Гоор. Благодарю вас, добрый сэр Джон, я должен идти с благородным лордом.

Судья. Сэр Джон, вы слишком здесь медлите, имея предписание вербовать в графствах, через которые поедете.

Фольстаф. Так неугодно ли вам, мэстер Гоор, отужинать со мной?

Судья. Скажите, сэр Джон, какой глупец научил вас такому обращению?

Фольстаф. Если оно нейдет ко мне, мэстер Гоор, так ужь конечно тот глупец, кто научил меня ему. - Вот настоящее-то фехтовальное искусство, лорд; удар за удар, и за тем прощайте.

Судья. Да просветит тебя Господь! ты величайший из глупцов.

СЦЕНА 2.

Там же. Другая улица. Входят Принц Генрих и Пойнс.

Принц Генрих. Я ужасно устал.

Пойнс. Вот до чего дошло; а я думал, что усталость никак не посмеет пристать к человеку такого высокого происхождения.

Принц Генрих

Пойнс. Принцу не следовало бы, кажется, быть так распущенным, чтоб помышлять о таком жалком напитке.

Принц Генрих. Верно я ужь от самого рождения одарен не принцевским вкусом; мне в самом деле пришло в голову жалкое питье, называемое полпивом. Как бы то ни было, эти низкие помыслы решительно ссорят меня с моим величием. Ну, не срам ли для меня помнить твое имя? узнавать тебя на другой день, или замечать сколько пар у тебя шелковых чулков, то есть эту, что на тебе, и ту, что была некогда персикового цвета? вести счет твоим сорочкам, то есть одной необходимой и другой излишней, которые, еще лучше, чем мне, известны хозяину дома, где играют в мяч? Ведь в белье у тебя всегда ужаснейший отлив, если не действуешь ракеткой; а ты давно уже не брал её в руки, потому что остаток твоего понизовья постарался поглотить твою Голландию, и Бог знает, наследуют ли еще его царствие те, что визжат из развалин твоего белья. Впрочем, повитухи говорят, что дети не виноваты, что так населяется мир, распространяются родственные связи.

Пойнс. Я, право, не понимаю, как после всех, понесенных трудов, можно говорить подобный вздор. Скажите, какой порядочный принц, станет болтать, как вы, когда отец так трудно болен?

Принц Генрих. Знаешь ли, что я тебе скажу, Пойнс?

Пойнс. Скажите, но что-нибудь дельное.

Принц Генрих. О, для остряков не выше тебя рождением и это будет дельным.

Пойнс. Говорите же, я готов на любую из ваших выходок.

Принц Генрих. Я не должен показывать, что меня огорчает болезнь отца, хотя и мог бы сказать тебе, как человеку, которого - за недостатком лучшого - мне угодно называть другом, что в самом-то деле она огорчает меня.

Пойнс. Сомнительно.

Принц Генрих. Клянусь этой рукой, ты думаешь, что я точно так же записав в книге дьявола, как ты и Фольстаф за вашу упрямую закоснелость; конец покажет. Поверь, внутренно мое сердце обливается кровью, что мой отец так болен, и только гнусное товарищество с людьми, подобными тебе, заставляет меня воздерживаться от всякого обнаружения моей печали.

Пойнс. Почему же?

Принц Генрих. А что подумал бы ты обо мне, если бы я стал плакать?

Пойнс. Что вы лицемернейший из принцев.

. Это подумал бы каждый, и ты счастливейший смертный, что можешь думать одинаково со всеми; я не знаю в целом мире человека, которого мысль держалась бы так постоянно большой, торной дороги, как твоя. Да, все приняли бы меня за лицемера. Теперь скажи же, что заставляет твою чудную мыслительную способность так думать?

Пойнс. Ваше распутство и тесная связь с Фольстафом.

Принц Генрих. И с тобой.

Пойнс. О нет, клянусь дневным светом, толки обо мне не так дурны, чтоб я не мог слушать их собственными ушами. Самое худшее, что обо мне могут сказать, это только, что я младший сын, но сам по себе славный малой, - и этого, признаюсь, я ужь никак не могу переменить. Однакожь, ведь это Бардольф идет сюда.

Принц Генрих. И с ним мальчик, которого я дал Фольстафу. Он поступил к нему християнином, а жирный негодяй, наверное, сделал ужь его обезьяной.

Входит Бардольф и Паж.

Бардольф. Да здравствует, мой благородный принц!

Принц Генрих. Да здравствует, мой благородный Бардольф!

Бардольф. (Пажу). Ну, подходи же добродетельный осел, подходи, застенчивый глупец, чего краснеть-то? Что прикинулся новичком? Неужели такая ужь важность завладеть девственностью стопки в четыре пинты?

Паж. Лорд, он сейчас звал меня из-за красной решотки {Красные решотки у окон заменяли вывески у таверн и домов разврата.}, и я долго не мог отличить от нея ни одной части его лица; наконец как-то удалось подметить глаза, и мне показалось, что он продырил в двух местах новую красную юбку {В прежних изданиях: in the ale-wife's new petticoat... По экземпляру Колльера: in the ale-wife's new red petticoat.} шинкарки, да и выглядывает.

Принц Генрих. Ведь успел.

Бардольф

Паж. Молчи безпутный сон Алтеи!

Принц Генрих. Это что за сон?

Паж. А вот, видите ли, лорд, Алтее привиделось во сне, что она разрешилась от бремени пылающей головней, так я и назвал его сном Алтеи.

Принц Генрих. Объяснение стоит кроны. Возьми. (Дает ему деньги.)

Пойнс. О, еслибы можно было сберечь этот цветок от гусениц! На всякой случай, вот тебе шесть пенсов для предохранения.

Бардольф. Если вы не доведете его до петли, вы обездолите виселицу.

Принц Генрих. Как поживает твой господин, Бардольф?

Бардольф. Хорошо, лорд. Он слышал, что ваше высочество прибудете в город; вот письмо к вам.

Пойнс. Передано с должною почтительностью. Так как же поживает праздник св. Мартина {11-ое Ноября - позднее лето, старик с юношескими страстями.} -- господин твой?

Бардольф. Слава Богу, в вожделенном здравии тела.

Пойнс. А часть бессмертная сильно нуждается во враче, но это нисколько не беспокоит его; ведь она, сколько ни хворай, не умрет.

. Я позволяю этому волдырю, как моей собаке, обходиться со мной запросто, и он вполне пользуется этим. Посмотри что он пишет.

Пойнс. (читает). "Джон Фольстаф, рыцарь", - никак не обойдется без этого прибавления, всякий раз, как только выдет случай назвать себя. Точь в точь как дальние родственники короля, которые не уколят пальца без восклицания: "полилась кровь королевская!" - И если вздумавший не понять спросит: "как же это?" - ответ тут, как поклон занимающого: "Да ведь я же бедный двоюродный брат короля".

Принц Генрих. Действительно, всем хочется быть нам родственниками, хоть даже по Иафету. Читай далее.

Пойнс. "Сэр Джон Фольстаф, рыцарь, сыну короля, ближайшему к своему отцу, Генриху, принцу вэльсскому - привет". Да это аттестат.

Принц Генрих. Дальше.

Пойнс. "Я буду подражать доблестному Римлянину в краткости" - верно дыхания, в одышке. - "Я препоручаю себя в твое расположение, тебя - в мое, и оставляю тебя. Не будь слишком короток с Пойнсом, потому что он до того употребляет твое расположение во зло, что клянется будто ты женишься на его сестре Нелли. Кайся на досуге, как можешь, и затем прощай. Твой на да и нет - то есть, смотря по твоему со мной обращению, - Джэк Фольстаф с моими близкими, Джон с моими братьями и сестрами, и сэр Джон со всей Европой." - Лорд, я обмокну это письмо в херес и заставлю негодяя съесть его.

Принц Генрих. И заставишь его только съесть десятка два своих собственных слов. Послушай, однакожь, Нед, неужели ты в самом деле так пользуешься моим расположением? неужели я должен жениться на твоей сестре?

Пойнс. Желал бы ей не меньшого счастия; но никогда не говорил ничего подобного.

Принц Генрих. Довольно; мы убиваем здесь время глупостями, а тени мудрецов сидят на облаках и смеются над нами. - (Бардольфу) Твой господин в Лондоне?

Бардольф. Точно так, мой лорд.

Принц Генрих

Бардольф. Все там же, лорд, в Истчипе.

Принц Генрих. С кем же?

Паж. С эфессцами {Эфессцами называли весельчаков, гуляк.}, мой лорд; и все старого прихода.

Принц Генрих. Будут и женщины?

Паж. Ни одной, лорд, кроме мистрис Квикли и мистрис Доль Тиршит.

Принц Генрих. Это что еще за язычница?

Паж. Прекраснейшая девица, сэр, и несколько сродни моему господину.

Принц Генрих. Как приходския коровы городскому быку. - Нед, не посмотреть ли нам, как они будут ужинать?

Пойнс. Я ваша тень, мой лорд; я всюду за вами.

Принц Генрих. Слушайте, ты мальчуган, и ты Бардольф, не говорите вашему господину, что я в городе. Вот за ваше молчание.

Бардольф. Сэр, у меня нет языка.

Паж. А что до моего, сэр, я умею владеть им.

. Прощайте же. (Бардолъфь и Пажъь уходят.) Эта Доль Тиршит, верно какая-нибудь проезжая дорога.

Пойнс. Ручаюсь, так же торная, как между Лондоном и Сент-Альбаном.

Принц Генрих. Как же бы увидать нам Фольстафа во всей красе, но так, чтоб он не знал этого?

Пойнс. Наденем кожаные куртки, да фартуки, и станем прислуживать ему за ужином, как поднощики.

Принц Генрих. Из бога в вола? тяжелый переход! это было с Юпитером. Из принца в поднощика? подлое превращение! это будет со мной. Во всяком случае, вместе с глупостью надо взвешивать и цель. Идем, Нед.

СЦЕНА 3.

Варкворз. Перед замком.

Входят: Норсомберлэнд, леди Норсомберлэнд и леди Перси.

Норсомберлэнд. Прошу тебя, любезная жена, и тебя, милая дочь, не усиливайте и без того тягостных забот моих: не придавайте вашим лицам выражения настоящого времени, и не тревожьте, как оно, вашего Перси.

Леди Норсомберлэнд. Я отступаюсь, не скажу ни слова более. Делай что хочешь, пусть твое благоразумие будет твоим вожатым.

Норсомберлэнд

Леди Перси. И все-таки, ради Бога, не выступай! Было время, отец, что ты изменил своему слову, когда оно было для тебя еще дороже, когда твой Перси, когда мой милый Перси все поглядывал на север, не идет ли отец его с войсками; но он ждал напрасно. Кто жь тогда уговорил тебя остаться дома? тогда погибали две чести - твоя и твоего сына. Твоя - да блестит она небесным сиянием! его - сверкала, как солнце на голубом своде неба, побуждая блеском своим все рыцарство Англии на славные подвиги; он был настоящим зеркалом, перед которым убиралось благородное юношество. Только безногие не перенимали его походки; скороговорка - природный недостаток его - сделалась говором храбрых, потому что даже те, которые могли говорить тихо и плавно уничтожали в себе это преимущество, чтоб только уподобиться ему; так что, по говору и походке, по образу жизни, по забавам, по воинскому искусству, по причудам - он был целью и зеркалом, образцем и книгой, образовывавшими других. И его - его, дивного, прекраснейшого, никому не уступавшого, ты оставил, без помощи, без средств, бороться с ненавистным богом войны; удерживать поле, для защиты которого не было ничего, кроме звука имени Горячки, - вот как ты оставил его. О, нет! ты никогда, никогда не оскорбишь его тени, сдержав слово, данное другим, вернее, совестливее, данного ему; оставь их. Лорд-маршал и архиепископ сильны; когда бы у моего милого Перси была хоть половина их войска, я могла бы нынче, прижимаясь к груди его, болтать о могиле Манмоза.

Норсомберлэнд. Чорт возьми, любезная дочь! новым сетованием о старых ошибках, ты решительно лишаешь меня мужества. Я должен ехать, должен встретить опасность, или она отыщет меня и, может-быть, не так готового.

Леди Норсомберлэнд. Беги в Шотландию; пусть прежде дворянство и вооруженные общины попробуют свои силы.

Леди Перси. Устоят - тогда присоединись к ним, как железная полоса, чтоб усилить самую силу; но, заклинаю тебя нашею любовью, дай им прежде испытать самих себя. Ведь ты допустил же до этого своего сына, и я овдовела, и жизнь моя никак не продлится на столько, чтоб, орошая моими слезами воспоминание {Намек на растение розмарин, которое было символом воспоминания, и потому употреблялось при свадьбах и погребениях.}, я могла возростить его до неба, в память моего благородного супруга.

Норсомберлэнд. Пойдемте, пойдемте в замок. С моей волей тоже что с приливом, когда он достигнет последней высоты - стал и не течет никуда. Мне хотелось бы соединиться с архиепископом, и тысячи причин удерживают. Отправлюсь в Шотландию; подожду там, пока вызовут время и обстоятельства.

СЦЕНА 4

Лондон. Комната в таверне Кабаньей головы.

Входят два Прислужника.

1 прислужник. Какого там дьявола принес ты печеные яблоки? ведь ты знаешь, что сэр Джон терпеть не может печеных яблоков.

2 прислужник. А ведь ты правду говоришь. Как-то раз принц поставил перед ним тарелку печеных яблоков, сказав, что тут еще пять сэр Джонов {Печеные яблоки - apple-Johns.}, и потом, сняв шапку, прибавил: прощайте шесть круглых, старых, сморщенных рыцарей. Тогда сэр Джон сильно обиделся, но теперь верно забыл ужь об этом.

1 прислужник сюда.

2 прислужник. Скоро явится и принц с мэстером Пойнс; они наденут наши куртки и фартуки, и сэр Джон не должен знать этого. Так наказывал Бардольф.

1 прислужник. Вот будет потеха-то.

2 прислужник. Посмотрю, не отыщу ль где Сника. (Уходит).

Входят Квикли и Доль Тиршит.

Квикли. Право, я нахожу что вы, мое сокровище, в прекраснейшем теперь темпераменте; ваш пульс бьется так чрезвычайно, как только можно желать, и лице краснее всякой розы. Поверьте, вы только слишком поналегли на канарское, а это такое чудное, разбирательное вино, что проникает в кровь прежде, чем успеешь спросить: что это такое? - Как вы теперь себя чувствуете?

Доль. Лучше.

Квикли. И прекрасно; здоровье ведь дороже золота. Вот и сэр Джон идет сюда.

Входит Фольстаф распевая.

Фольстаф"Когда Артур был при дворе впервые", - опростай горшок. - (Прислужник уходит.) "Он был вполне достойным королем!" Ну что, мистрис Доль? что с тобой?

Квикли. Прихворнула маленько от покоя {От духоты в комнате.}.

Фольстаф. Таков ужь весь ваш пол; оставь только вас в покое, и - больны.

Доль. Ах ты, жирный негодник, так-то ты утешаешь меня?

Фольстаф. Вы, мистрис Доль, и жирных делаете негодными.

Доль. Врешь! это делают прожорство и болезни, а не мы.

Фольстаф. Если повара родят прожорство, так вы, Доль, родите болезни. Ведь мы получаем их от вас, Доль, от вас; допусти хоть это, чистейшая моя добродетель {В прежних изданиях: my poor virtue... По экземпляру Колльера: my pure virtue...}.

Доль. Никогда; разве наши цепи, наши брилиянты.

Фольстаф. Ну да, ваши ожерелья, перлы, рубины; потому что, ты ведь знаешь, служа храбро, лазя на пролом с отчаянно поднятым копьем - мудрено ли попасть прямо к хирургу, в больницу {Venture upon the charged chambers. - Тут игра значениями слов chamber - больница и chambers - маленькия пушки, которые употреблялись при празднествах и в театрах.}?

Доль. Чтоб тебе повеситься, гадкой, мерзкой угорь!

Квикли же сносить, и это тебе, Доль; ты ведь, как говорится, сосуд слабейший, сосуд пустейший.

Доль. Да где же слабому, пустому сосуду снести такую огромную, полную бочку? ведь в нем целый груз Бордоского; ты и корабля не найдешь так нагруженного. - Ну полно же, помиримся, Джэн; ты отправляешся на войну, и Бог знает, увидимся или не увидимся мы опять.

Входит Прислужник.

Прислужник. Сэр, знаменосец Пистоль внизу, и желал бы переговорить с вами.

Доль. На виселицу безпутного буяна" не впускай его сюда; это злоречивейший бездельник Англии.

Квикли. Если он буян, не впускай его; ведь у меня есть соседи; мне не надо буянов. Я и с наилучшими в чести и в ладах. Запри дверь, - буяны здесь не бывают; не для того прожила я столько, чтоб принимать теперь буянов. Запри дверь, прошу тебя.

Фольстаф. Да ты, оглохла что ли?

Квикли. Сделайте милость, успокойтесь, сэр Джон; я не пускаю буянов.

Фольстаф. Не слышишь, разве, что это мой знаменосец?

Квикли. Нет, нет, сэр Джон, и не говорите мне этого; буян знаменосец ваш не войдет в мои двери. Вот, на днях еще, призывает меня к себе мэстер Тизик, коммиссар наш, и говорит, - это было не дальше как в прошедшую середу; - Соседка Кевикли, говорит, - тут был и мэстер Домб, пастор наш; - говорит, принимай людей порядочных, потому что, говорит, ты пользуешься дурной славой; -- и я могу вам сказать, почему он сказал это; потому, говорит, что ты честная женщина и все хорошого о тебе мнения, и потому смотри кого принимаешь к себе; не принимай, говорит, буянов. -- И они не бывают у меня; да, и вы поблагодарили бы Бога, еслиб послушали, как он все это говорил мне. - Нет, не надо мне буянов.

Фольстаф. Да он нисколько не буян, хозяйка; он смиреннейший весельчак; ты можешь гладить его, как борзого щенка; он не забуянит и с курицей, если она поднимет перья в знак сопротивления. - Позови его, прислужник.

Квикли. Вы говорите, что он шулер {Слово cheater употреблялось прежде вместо gamester и имело два значения: весельчак и шулер. Хозяйка принижает его в последнем. Кроме того этим словом назывались особенного рода чиновники, бывшие очень в дурной славе у народа. Может-быть она принимает его и в этом смысле и ставит в противуположность честному человеку.}? я не запираю моего дома, ни для честного человека, ни для шулера; но я не люблю буянов; ей-богу, ужь и от одного слова: буян, мне делается дурно. Вот и теперь, пощупайте, господа, как я дрожу; видите ли - я не обманываю.

Доль. Ты в самом деле дрожишь.

Квикли. Дрожу? Ну да, дрожу как осиновый лист. Я никак не могу выносить буянов.

Входят и Паж.

Пистоль. Да здравствует, сэр Джон!

Фольстаф. Милости просим, знаменосец Пистоль. Ну, Пистоль, я заряжаю тебя кубком хереса; стреляй в хозяйку.

Пистоль. Сэр Джон, я выстрелю в все двумя ядрами.

Фольстаф. Сэр, пистоль ей не страшен; вы им не испугаете ее.

Квикли. Подите, не хочу пить ни из-за пистолей, ни из-за ядер; я ни для кого не стану пить более, чем мне нужно.

Пистоль. Так я вызываю вас, мистрис Доротея!

Доль. Меня? да я плюю на тебя, паршивый негодяй. И этот жалкий, подлый, скверный, лживый, безрубашечный голышь туды же! Убирайся, заплесневелый бездельник, убирайся! я приглашена не для тебя, а для твоего господина.

Пистоль. О, я знаю вас, мистрис Доротся.

Доль. Убирайся, гадкой воришка! убирайся, мерзкая затычка! Клянусь этим вином, вздумай только разыграть наглого, на мой счет, клеветника - я воткну мой нож в вонючую пасть твою. Убирайся, пивной бездельник! непотребный, износившийся плут! - С каких это пор, осмелюсь вас спросить, сэр? - Это что еще? два шнура на плече! Вот важная-то штука!

Пистоль. За это я разтерзаю ваш ворот.

Фольстаф

Квикли. Да, добрый капитан Пистоль; не здесь, любезный капитан.

Доль. Капитан! и тебе, гнусный, проклятый мошенник, не стыдно, что тебя называют капитаном? Еслиб капитаны думали по моему, они отваляли бы тебя порядком, чтоб ты не смел, не заслужив, присвоивать чин их. Ты капитан! да за что же, подлец? за то, что разорвал воротник бедной девки в доме разврата? - Он капитан! На виселицу его, бездельника! Он кормится только заплесневелым вареным черносливом, да черствыми пирожками. Капитан! эти подлецы сделают и слово капитан так же гадким, как слово употребят, а это было славное слово, пока его не стали употреблять, чорт знает как; капитанам следовало бы вступиться.

Бардольф. Сделай милость, ступай, добрый знаменосец.

Фольстаф. Мистрис Доль, на одно слово.

Пистоль. Не пойду; я вот что скажу тебе, капрал Бардольф: я бы мог разорвать ее, - я отомщу ей.

Паж. Сделай одолжение, ступай вниз.

Пистоль. Никогда, пока не увижу ее в тартаре, в проклятом озере Плутона, в геенне, в Эребе, в ужаснейших муках. Держи крюк и шнур, говорю я. Вниз! вниз, собаки, вниз изменники! Разве нет у нас здесь Ирены {Вероятно это фразы из какой-нибудь старой трагедии, а Ирена название меча.}?

Квикли. Успокойтесь добрый капитан Пизель; ей-богу, очень ужь поздно. Прошу вас, укротите гнев ваш.

Пистоль. Хороши, право, штуки! Вьючные лошади и тощия, изнеженные азиятския клячи, которые не пройдут более тридцати миль в день, будут равняться с Цезарями, с Канибалами {Вместо Ганибала.}, с троянскими Греками? нет, скорей осудите их на вечные муки вместе с королем Цербером, и пусть ревет твердь небесная. Неужели мы вздуримся из такой дряни?

Квикли. Ей-богу, капитан, все это такия крайне обидные речи.

Бардольф

Пистоль. Пусть люди дохнут как собаки; бросают кроны как булавки. Разве нет у нас здесь Ирены?

Квикли. Ей-богу, капитан, здесь нет такой. Ах ты, Господи! неужели вы думаете, что я спрячу ее от вас? ради Бога успокойтесь.

Пистоль. Так ешь же и толстей, моя прекрасная Калиполис {Пародия на стих из драмы: The battle of Alcazar (1544), в которой Мулей Магомед подходит к своей жене с куском львиного мяса, воткнутым на меч, и говорит: feed then and faint not, my fair Calipolis.}. Ну, малую толику хересу. Si fortuna me tormenta, sperato me contenta! - Разве мы боимся залпов? нисколько, пусть неприятель открывает огонь. Дай же мне малую толику хересу; - а ты, мое сокровище, полежи покамест здесь. (Кладет свой мечь на стол.) Неужели все ужь кончено, и нет никаких et ceteras?

Фольстаф. Пистоль, я хочу покоя.

Пистоль. Целую твой кулак, сладчайший рыцарь. Ведь мы видали большую медведицу!

Доль. Сбросьте его с лестницы; я не могу выносить такого хвастливого бездельника.

Пистоль. Сбросьте его с лестницы! знаем мы вас, водовозных кляч.

Фольстаф. Бардольф, сбрось его, как негодную игорную марку; на что он нам, когда, кроме вздорной болтовни, ни на что не способен.

Бардольф. Ступай, ступай вниз.

. Как! стало не миновать надрезов, кровопролития? (Схватывая мечь.) О, так убаюкивай же меня смерть, сокращай мои горестные дни! так разсучивайте же вы, три сестры, тяжелые, ужасные, зияющия раны! Приди же, взываю я, Атропос!

Квикли. Ну, пойдет теперь!

Фольстаф. Подай мой меч, мальчуган!

Доль. Сделай милость, Джэк, сделай милость, не обнажай меча.

Фольстаф. (Обнажая мечь и гоня Пистоля.) Убирайся!

Квикли. Ах, Господи, да что же это такое? Да лучше отказаться, не держать таверны, чем подвергаться таким страхам и ужасам. Теперь не миновать убийства. - Ах, Боже, Боже ты мой! да воткните же ваши мечи, воткните ваши мечи. (Пистоль и Бардольф уходят.)

Доль. Ради Бога, успокойся Джэк; бездельник ведь ушол. Ах, безпутная, безстрашная ты крошка моя.

Квикли. Ужь не поранил ли он вас в пах? мне в#казалось, он страшно ткнул вас в живот.

Входит Бардольф.

. Вытолкал?

Бардольф. Вытолкал, сэр. Мерзавец пьян. Вы, сэр, поранили его в плечо.

Фольстаф. Негодяй! вздумал еще противиться мне!

Доль. Ах ты, милый, крошечный плутишка! Как же ты однакожь вспотела, бедная моя обезьянка! Дай, я оботру тебе лице; - ну, давай же безпутную свою морду. - А ведь я, ей-богу, люблю тебя, плутишка! Ты храбр, как Гектор троянский, ты стоишь пяти Агамемнонов, и в десять раз лучше девяти героев. О, злодей!

Фольстаф. Подлый бездельник! я закачаю мерзавца на простыне.

Доль. Сделай милость; сдержишь слово - я поспорю с тобой промежь двух.

Входят Музыканты.

Паж. Сэр, музыканты.

Фольстаф. Пусть играют. - Играйте, господа. - Сядь ко мне на колени, Доль. Гнусный, хвастливый раб! бездельник побежал от меня, как ртуть.

Доль. Действительно, а ты за ним, как колокольня. Безпутная ты, варфоломеевская свинка {На Варфоломеевскую ярмарку билось множество свиней, которых ж этому дню откармливали и продавали в особенных шалашах. - Стивенс.}, когда жь ты перестанешь рубиться днем и колоться ночью, примешься вычинивать свое старое тело для того света?

Входят Принц и переодетые прислужниками, и останавливаются с глубине сцены.

Фольстаф. Полно, любезная Доль! не говори как череп; не напоминай мне о смерти.

Доль. Скажи, милашка, какой же человек принц?

Фольстаф. Добрый, пустой малой; из него вышел бы препорядочный хлебодар: он славно подчищал бы хлебы.

Доль. А Пойнс, говорят, очень остер?

Фольстаф. Пойнс остер? - К чорту этого павиана! его острота тупа, как тьюксберийская горчица {Тьюксбери, город в Глостершире, славившийся в то время горчицей.}; в нем ума столько же, как и в колотушке.

Доль. За что же принц так любит его?

Фольстаф. Зато, что у него такия же тоненькия ноги; за то, что хорошо играет в палет, жрет морских угрей и укроп, глотает огарки вместо драконов {And drinks off candle's ends for flap-dragons. Глотание равных веществ, которые при попойках клали в горячее вино. Обыкновенно это был изюм, но иногда и огарки, которые, при тосте за возлюбленную, должно было глотать, не обнаруживая ни малейшого отвращения.}, валяет в чехарду с мальчишками, скачет по скамьям, клянется с особенной приятностью, носит сапоги такие гладкие, как те, что выставляют вместо вывесок, - не заводит ссор, разбалтывая тайные проделки, и за другия, подобные шутовския способности, которые обнаруживают только слабоумие и гибкость тела. И принц терпит его в своем обществе, потому что сам - другой он; поставить их на весы, так довольно и волоска, чтоб один перевесил другого.

Принц Генрих. Не обрезать ли уши этой ступице?

Пойнс. Отдуем его при его стерве.

Принц Генрих. Смотри, дряхлый старичишка, как попугай, заставляет ее щекотать свою лысину.

Пойнс. Не странно ли, что сластолюбие на столько лет переживает средства?

Фольстаф

Принц Генрих. Верно в нынешнем году соединение Сатурна и Венеры! что говорят об этом календари?

Пойнс. Смотрите, и огненный Тритон {Trigonum igneum.}, неразлучный его спутник, шепчется с старыми счетами своего господина, с его записной книжкой, с его поверенной.

Фольстаф. А ведь ты притворно целуешь меня.

Доль. Нет, ей-богу, от души.

Фольстаф. Ведь я стар, стар.

Доль. А я все-таки люблю тебя больше, чем кого-либо из паршивых этих молокососов.

Фольстаф. Какой же материи хочешь ты на платье? В четверг я получу деньги; завтра подарю тебе шапочку. Ну, веселую какую-нибудь песню! ужь поздно; пора и на постель. - ты забудешь меня, как только уеду.

Доль. Я, право, заплачу, если ты будешь говорить такое; знай, что я ни разу и не наряжусь, пока ты не воротишься - вот увидишь.

Фольстаф. Фрэнсис, хересу.

Принц Генрих и Пойнс (выходя вперед). Сейчас, сейчас, сэр.

Фольстаф

Принц Генрих. О, глобус греховных материков, что это за жизнь ведешь ты?

Фольстаф. Да получше твоей; я дворянин, а ты поднощик.

Принц Генрих. Совершенная правда, сэр, и я пришел, чтоб вытащить вас отсюда за уши.

Квикли. Ах, Боже мой, как же я рада, что ваша милость опять в Лондоне. - Да благословит Господь это прекрасное личико! Так вы возвратились из Вэльса?

Фольстаф. Клянусь, непотребная, взбалмошная смесь величия, (кладя руку на плечо Дол) клянусь этим распутным телом и этой развратной кровью, я рад тебя видеть.

Доль. Ах ты, жирный мерзавец! да я плюю на тебя!

Пойнс. Лорд, он хочет смягчить ваш гнев, обратить все в шутку; куйте железо пока горячо.

Принц Генрих. Как же смел ты, непотребный рудник сала, говорить обо мне так скверно, и еще в присутствии этой честной, добродетельной, обходительной девицы.

Квикли. Господь наградит вас за ваше доброе сердце; она в самом деле такая, хоть побожиться.

Фольстаф

Принц Генрих. Ты узнал меня точно так же, как при Гадсхиле, когда бежал без оглядки; ты знал, что я стою позади тебя, и говорил, чтоб испытать мое терпение.

Фольстаф. Нет, нет, решительно нет; я никак не думал, чтоб ты мог слышать меня.

Принц Генрих. Я заставлю тебя признаться в преднамеренном желании оскорбить меня, и затем знаю, как с тобой за это разделаться.

Фольстаф. Нет, Галь, клянусь честью, я не думал оскорблять тебя.

Принц Генрих. Не думал, унижая меня, называя хлебодаром, годным только подчищать хлебы, я еще Бог знает чем!

Фольстаф. Без всякого желания обидеть, Галь.

Пойнс. Без всякого?

Фольстаф. Без всякого, Нед; без всякого, честный Нед. Я унижал его перед нечестивыми, чтоб нечестивые не влюбились в него; действовал тут как заботливый друг и верный подданный, и твой отец должен благодарять меня за это. Нет, я не думал оскорблять тебя, Галь, - не думал, дети мои, - решительно не думал.

Принц Генрих. Ну скажи, не страх ли, не решительная ли трусость заставляют тебя срамить эту честную девицу, чтоб только уладить с нами? Разве она из нечестивых? Разве твоя хозяйка из нечестивых? разве этот мальчик, или честный Бардольф, которого ревность так и пылает на носу, из нечестивых?

Пойнс. Отвечай же, старый, сгнивший вяз.

Фольстаф

Принц Генрих. А женщины?

Фольстаф. Одна и теперь ужь в аду, и горит себе, бедняжка. Другая - я задолжал ей, а попадет ли она за это в ад, не знаю.

Квикли. Никогда, ручаюсь тебе.

Фольстаф. Я тоже думаю; думаю, что это, пожалуй, и отпустится тебе. Но есть еще обвинение; ты позволяешь, в противность закона, есть в твоем доме мясо {Многие из законов, изданных Елизаветой и Иаковом I, для того, чтоб точнее соблюдались постные дни, запрещали трактирщикам продавать мясо в пост.}; вот за это, полагаю, повоешь и ты.

Квикли

Принц Генрих. Вы, девица -

Доль. Что угодно сказать вашей милости?

Фольстаф(Слышен стук.)

Квикли. Посмотри, Фрэнсис, кто это стучит так сильно в двери?

Входит Пето.

. Пето! что нового?

Пето. Король, ваш родитель, в Вестминстере, куда прибыли до двадцати усталых гонцев с севера; на дороге же сюда я встретил и обогнал с дюжину капитанов, бегающих без шляп, в поту, из таверны в таверну и спрашивающих всякого где сэр Джон Фольстаф.

Принц Генрих. Клянусь небом, Пойнс, чувствую, что поступаю гадко, убивая благородное время так глупо, тогда как буря возмущения, как полуденный ветер, наносит черные тучи, и оне начинают уже накрапывать на наши неприкрытые, невооруженные головы. Отыщи мой меч и плащ. - Доброй ночи, Фольстаф.

Фольстаф. Вот тебе и раз, только что дошло до самого лакомого куска ночи, и ступай, не отведав его. (Стучат в двери). Опять!

Бардольф.

Что там еще?

Бардольф. Сэр, вас требуют сейчас ко двору; с дюжину капитанов ждут-вас у дверей.

. (Пажу.) Заплати музыкантам. - Прощай, хозяйка; - прощай, Доль. - Видите ли, милые мои бабёшки, как гоняются за людьми достойными; недостойный спи себе покойно, а деловой ступай. Прощайте. Не ушлют меня сию же минуту, до отъезда я еще повидаюсь с вами.

Доль. Я не могу говорить. Сердце мое так вот и готово разорваться. - Смотри же, береги себя, мой милый, мой ненаглядный Джэк!

Фольстаф(Уходить с Бардольфом.)

Квикли. Будь же здоров! - Вот с новым горохом будет двадцать девять лет, как я знаю его, и не знаю человека честнее и вернее. - Прощай, прощай!

Бардольф. Мистрис Тиршит!

Квикли. Что такое?

Бардольф. Скажи мистрис Тиршит, чтоб она шла к моему господину.

Квикли. Беги, Доль, беги скорей, моя добрая Доль!