Генрих IV (Часть вторая).
Действие V.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Генрих IV (Часть вторая). Действие V. (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ V.

СЦЕНА I.

Глостершир. Комната в доме Шалло.

Входят Фольстаф, Шалло, Бардольф и Паж.

Шалло. Нет, сэр, клянусь, петухом и сорокой, в эту ночь, вы не уедете. - Эй, Дэви!

Фольстаф. Вы извините меня, мэстер Роберт Шалло.

Шалло. Не извиню; нет вам извинения; извинения недопускаются; не надо никаких извинений; никак не извиню. - Дэви! да что жь ты?

Входить Дэви.

Дэви. Здесь, сэр.

Шалло. Дэви, Дэви, Дэви, - постой, Деви, что бишь такое? - Да, да, позови Вильяма повара. Нет, сэр Джон, не извиню.

Дэви. Слушаю, сэр; - а те позывы-то к суду не действуют, а потом, сэр, чем же мы засеем огороженный клочек - пшеницей что ли?

Шалло. Красной пшеницей, Дэви. Касательно же Вилльяма повара - нет ли там голубков молоденьких?

Дэви. Есть, сэр, но вот еще счет кузница за ковку лошадей и сошников.

Шалло. Проверь и заплати. - Нет, нет, сэр Джон, не извиню.

Дэви. Еще, сэр, нам непременно надо новое звено к бадье; - да еще, сэр, не угодно ли вам будет вычесть что-нибудь из жалованья Вилльяма за мешок, что ономеднясь потерял на Гинклейском базаре?

Шалло. Он заплатит за него. - Несколько голубков, Дэви, парочку коротконогих курочек, ножку баранинки, да еще каких-нибудь хорошеньких безделушек; - скажи Вилльяму, чтоб он занялся этим.

Дэви. Стало, сэр, воинственный господин этот останется ночевать?

Шалло

Дэви. А чернее себя все-таки не сделают; белье на них - и не приведи Господи как черно.

Шалло. Хорошо сказано, Дэви. Но за дело, за дело, Дэви.

Дэви. Еще я попросил бы вас, сэр, поддержать Вилльяма Визора винкотского против Клемента Перкса с горы.

Шалло. Но, Дэви, на этого Визора так много жалоб; этот Визор, сколько я знаю, решительный бездельник.

Дэви. Согласен, сэр, что бездельник; но, Господи ты Боже мой, почему жь и не поддержать бездельника по просьбе его приятеля. Честный человек, сэр, и сам постоит за себя, а бездельнику куда же? Восемь лет служу я вашей милости верой и правдой, и не много же выслужил я, если и какой-нибудь раз или два в четверть года не могу отстоять бездельника, против честного человека. Этот бездельник, мой честный друг, сэр, и потому прошу - помогите ему.

Шалло. Ну, ну, будь покоен; ему ничего не сделают. Ступай же, похлопочи о чем я говорил тебе. (Дэви уходит.) Где же вы, сэр Джон? Снимайте-ка сапоги. - Вашу руку, мэстер Бардольф.

Бардольф. Очень рад видеть вашу милость.

Шалло. От души благодарю вас, любезнейший мэстер Бардольф; (Пажу) здорово и ты, великан. Идемте же, сэр Джон: (Уходит.)

Фольстаф. Я сейчас за вами, добрый мэстер Шалло. - Бардольф, взгляни на наших лошадей. (Бардольф и Паж уходят.) Еслиб меня распилили на части, из меня вышло бы дюжины четыре таких бородатых отшельнических посохов, как мастер Шалло. Чудное, право, дело, как посмотришь на эту удивительную связь его ума с умами его прислужников; подражая ему, они ведут себя, как глупые мирные судьи; обращаясь с ними, он превратился в похожого на мирного судью служителя. От постоянных бесед друг с другом, они так слились умами, что составляют как бы одно стадо диких гусей. Имей я нужду до мэстера Шалло - я подбился бы к его людям уверением, что они чрезвычайно близки в своему господину; нуждайся я в них - я польстил бы мэстеру Шалло клятвою, что лучше его никто не управляет своими людьми. Известное дело, что и благоразумное и глупое обращение заимствуется людьми, как заразительные болезни друг от друга; потому-то всякий и должен беречься своего общества. Я выдумаю на этого Шалло столько, что прозабавлю им принца Генриха, по крайней мере, в продолжении шести мод, а это равняется четырем судебным срокам или двум долговым искам; и он будет у меня хохотать без intervallums. О, это удивительно, как сильно действует ложь, приправленная небольшой клятвой, и шутка с нахмуренным челом - на молокососов, еще не узнавших, что такое лом в плечах. Вы увидите, он будет смеяться до тех пор, пока его лице сморщится, как промокшая, скверно сложенная епанча.

Шалло. (за Сэр Джон!

Фольстаф. Иду, мэстер Шалло; иду, иду.

СЦЕНА 2.

Вестминстер. Комната во дворце.

Входят Варвик и Верховный Судья.

Варвик. Здравствуйте, добрый лорд; куда вы?

Судья. Что король?

Варвик. Как нельзя лучше; все его заботы кончены.

Судья. Надеюсь не умер?

Варвик. Выплатил долг природе; для нас не существует.

Судья. О, еслиб он взял меня с собою! Моя верная служба ему в течении всей его жизни, сделает меня теперь жертвою всевозможных гонений.

Варвик. Молодой король в самом деле, кажется, не любит вас.

Судья

Входят принцы Иоанн, Гомфри и Кларенс, Вестморлэнд и другие.

Варвик. Вот идет печальное поколение мертвого Генриха; о, еслибы живой походил хотя на худшого из этих трех принцев! Сколько сановников остались бы на своих местах, тогда как теперь должны подобрать паруса перед подлейшими душами!

Судья. Боюсь, все пойдем вверх дном.

Принц Иоанн. Здравствуйте, добрый Варвик.

Принц Гомфри и Кларенс. Здравствуйте, любезный лорд.

Принц Иоанн. Мы сходимся, как люди разучившиеся говорить.

Варвик. Не разучились, но предмет разговоров так горек, что не допускает многих толков.

Принц Иоанн. Мир огорчившему нас!

Судья. Мир нам, чтоб не пришлось испытать еще сильнейших огорчений!

Принц . О, добрый лорд, вы в самом деле лишились друга, и я готов поклясться, что на вашем лице не маска, а истинная печаль.

Принц Гомфри. Хотя никто не знает, что ждет его; но вы более, чем кто-нибудь, можете ожидать худшого. Больно мне это; желал бы чтоб было иначе.

Кларенс. Теперь вам надо угождать сэр Джону Фольстаф, а это - плыть против потока вашего характера.

Судья. Добрые принцы, руководимый духом безпристрастия, я всегда действовал честно; вы и теперь не увидите, чтоб я стал молить жалкого, унизительного помилования. Если истина и очевидная невинность не помогут, я отойду к королю, моему умершему повелителю, и скажу ему, кто отправил меня вслед за ним.

Варвик. Король.

Входит Король Генрих V.

Судья. Доброго утра, и да хранит Господь, ваше величество!

Король. Эта новая пышная одежда называемая величеством, сидит на мне совсем не так покойно, как вы думаете. Братья, к вашей грусти примешивается доля страха. Полноте, ведь это английской, а не турецкой двор; не Амурат наследует Амурату, а Генрих - Генриху {Амурату IV, умершему в 1596 году, наследовал второй его сын Амурат, который умертвил всех своих братьев, пригласив их к себе на обед, прежде нежели они узнали о смерти отца своего.}. Грустите, добрые братья; ваша грусть так прекрасна, обнаруживается так царственно, что и я буду грустить так же, как вы, заключив ее в моем сердце. Грустите, но не предавайтесь же ей вполне; не забывайте, что это бремя всем нам общее. Что до меня, клянусь небом, я буду вам и отцом и братом; любите только меня, и я возьму на себя все ваши заботы. Плачьте о Генрихе умершем, буду плакать о нем и я; живой Генрих обратит все эти слезы в часы счастия.

Принц Иоанн и другие. Мы другого и не ожидаем от вашего величества.

Король. Вы все смотрите на меня как-то странно; (Судье)

Судья. Я убежден, что, разсмотрев безпристрастно все мои действия, ваше величество не найдете никакой достаточной причины ненавидеть меня.

Король. В самом деле? И вы думаете, что король может забыть, как сильно оскорбляли вы принца? Неужели жестокая журьба и наконец дерзкое заключение в тюрьму наследственного принца Англии все такой вздор, что можно погрузить его в Лету, забыть?

Судья. Я был тогда представителем вашего отца; все его могущество сосредоточивалось тогда в моем лице. И в то время, как я приводил в исполнение его законы, заботясь только о благе общественном, вашему величеству было угодно забыть мой сан, величие и мощь закона и правосудия, лице короля, которого я был представителем, - вы ударили меня, когда я сидел на судейском месте, и я смело воспользовался моей властью, и заключил вас в тюрьму, как оскорбителя вашего отца. Если мой поступок дурен - желайте же теперь, когда вы сами носите корову, сына, который пренебрегал бы вашими постановлениями, сталкивал судей с их священных скамей, подставлял ногу законам, притуплял меч, охраняющий ваше же собственное спокойствие и безопасность, - мало этого, который, пренебрегая вашей царственностию, ругался бы над вами в лице ваших представителей. Поставьте себя в это положение: вообразите, что вы отец, что у вас есть сын, что вы слышите как он унижает ваше величие, видите как будто попирает ваши грозные законы, как пренебрегает вами; представьте потом, что я принимаю вашу сторону, и вашею же властью укрощаю вашего сына. Представьте себе все это, и скажите безпристрастно, как король: сделал я что-либо не соответствующее моему месту, сану или чести моего повелителя?

Король. Вы вполне правы; вы доказали это как нельзя лучше. И потому я оставляю в ваших руках и весы и меч; желаю, чтоб вы росли почестями до тех пор, пока доживете, что мой сын оскорбят вас и покорится вам точно так же, как я. Тогда мне можно будет повторить слова моего отца: "Счастлив я, что имею человека, так смелого, что не боится осудить моего сына; счастлив и тем, что имею сына, который, несмотря на свой сан, умеет покоряться закону!" Вы присудили меня к тюремному заключению, и за это самое я присуждаю вам чистый меч, которым вы так долго владели, с просьбою - действовать им так же смело, правосудно и безпристрастно, как некогда против меня. Вот вам моя рука. Вы будете отцом моей юности; мой голос будет отголоском того, что вы внушите моему уху; я смирю, подчиню все мои желания вашей мудрой опытности. - Прошу и вас, принцы, поверьте, все мои заблуждения сошли вместе с моим отцом в могилу; но дух его мудрости оживет во мне, обманет все ожидания мира, обратят в ложь все предсказания, уничтожит дурное мнение, составленное о мне по тому, чем я казался. Поток страстей моих, вздымавшийся до сих пор гордым приливом суетности, обратился назад и отливает в море; смешавшись с царственными волнами, отныне он потечет с должным величием. - Мы созовем парламент, изберем в наш совет таких людей, которые поставят наше великое государство в уровень с нациями наилучше управляемыми, сделают что и война и мир, или и то и другое вместе, будут нам сподручны и не затруднят нас ни в каком случае; (Судье) и тут, мой отец, вы будете одним из главных. Тотчас после коронации, мы сзываем, как я сказал, парламент, и если Всевышний поможет, ни один принц, ни один пер, не будет иметь справедливой причины пожелать, чтобы Господь сократил, хотя одним днем, счастливую жизнь Генриха! (Уходят.)

СЦЕНА 3.

Глостиршир. Сад при доме Шало.

Входят Фольстаф, Шалло, Сайленс, Бардольф, Паж и Дэви.

Шалло. Нет, вы посмотрите мой сад; засядем в беседку и попробуем прошлогодних ранет моей собственной прививки, съедим тарелку тмина {Обсахаренный тмин подавался тогда к десерту. Стивенс.}, и так далее. - Идем, брат Сайленс, - а там и спать.

Фольстаф. А местечко-то у вас, ей-ей, славное, богатое.

Шалло. Безплодное, безплодное; все нищие, нищие, сэр Джон; только воздух хороший. - Накрывай же, подавай же, Деви! А сказано то ведь не дурно, Дэви.

. Этот Дэви у вас хоть куда; и слуга и хозяин.

Шалло. Славный малой, славный малой, отличный малой, сэр Джон. - А я слишком ужь выпил хересу за ужином; - славный малой. Садитесь же, садитесь! - Ну, брат.

Сайленс. Э, чорт возьми! (Поет.)

Только ешь, веселись! да почти похвалой

Небеса, что нам год дали славный такой,

Год дешевый на мясо, на дев дорогой!

Живо парни лихие гуляют гурьбой,

                    Веселягся!

          Чудо, как веселятся!

Фольстаф. Да он весельчак. Ваше здоровье, любезный мэстер Сайленс.

Шалло. Дэви, подай же выпить и мэстеру Бардольф.

Дэви (усаживая Бардольфа и Пажа за другой стол). Садитесь, почтеннейший сэр; я сейчас же явлюсь к вам; - садитесь, любезнейший сэр. - Садитесь, мэстер Паж, садитесь, прекраснейший мэстер Паж; покорнейше прошу! Недостанет чего из кушанья - вознаградим напитками. Да вы не взыщете; главное чтоб от души только шло. (Уходит.)

Шалло. Веселей, мэстер Бардольф; - веселей и ты, мой крошечный воин. Веселей!

Сайленс.

                    Веселей, веселей!

Как все жены, жена довелася и мне.

А и крошки и дылды - все ведьмы оне;

Лихо лишь там, где бороды пляшут одне!

          Здравствуй же, веселая сырная!

                    Веселей, веселей!

Фольстаф. Я никак не думал, чтоб мэстер Сайленс был такой весельчак.

Сайленс. Кто я? Я и до этого был раз или два весел.

Дэви возвращается.

Дэви. (Бардолъфу.) Вот и для вас тарелка яблок.

Шалло. Дэви, -

Дэви. Сейчас! - я сию минуту явлюсь и к вам. (Бардольфу.) Прошу вас, сэр, об этом кубке.

Сайленс. (поет)

За здоровье любовницы, други, мы пьем,

А веселому сердцу и век долговечный!

Фольстаф. Отлично, мэстер Сайленс.

Сайленс. И мы повеселимся; лучшее ночи только что начинается.

Фольстаф. Здравия и долгоденствия, мэстеру Саиленс.

Сайленс. (поет)

Наливай же мне в кубок вина,

Будь он с милю - допьюся до два!

Шалло. Твое здоровье, честный Бардольф. Если тебе чего недостанет и ты не спросишь, сердись на самого себя. (Пажу.) И твое, крошечный плутишка, и твое. - Пью здоровье мэстер Бардольфа и всех кавалеров Лондона {Кавалерами называли вообще веселых, расточительных повес.}.

Дэви. А я прежде чем умру, побываю в Лондоне.

Бардольф. Желал бы там с тобой встретиться, Дэви -

Шалло. Вы, клянусь честью, осушили бы там целую кварту. Не так ли, мэстер Бардольф?

. Непременно, сэр, и четырех-пинтной меры.

Шалло. Спасибо. Бездельник, поверь, прильнет к тебе, - не отстанет; он славный малой.

Бардольф. Да и я, сэр, не отстану от него.

Шалло. Вот это королевски сказано. Чтоб ни в чем не было недостатка; веселитесь. (Слышен стук.) Посмотри, кто это. (Дэви уходит.) Эй! кто там.

Фольстаф. (Сайленсу, который выпивает в это время кубок.) Вот, вы и ответили мне.

Сайленс. (поет)

          Отвечай!

          Посвящай

          Меня в рыцари!

          Саминго *)!

Не таки ли?

в обычае выпивать, стоя на коленях, за здоровье своих любезных огромный кубок вина, а иногда и не совсем вкусной смеси, не переводя духа; совершивший такой подвиг, посвящался на этот вечер в рыцари. - Samingo, - вероятно Сант-Доминго, в насмешку над Доминиканцами.

Фольстаф. Так.

Сайленс. Того же - так! - Так и признайтесь же, что и старик кой на что годится еще.

Дэви возвращается.

Дэви. С позволения вашей милости, там какой-то Пистоль, с новостями от двора?

Фольстаф. От двора? - впускай.

Входит Пистоль.

Пистоль. Да сохранит вас Господь, сэр Джон!

Фольстаф. Какой ветер примчал тебя, Пистоль?

Пистоль. Да не дурной, не такой что никому не надует хорошого. - Любезнейший рыцарь, ты теперь один из величайших людей в государстве.

Сайленс. Ей-богу, величайший; только все не больше моего кума Пуфа барсонского.

Пистоль безценные новости.

Фольстаф. Разсказывай же их, как человек сего мира.

Пистоль. К чорту и этот мир и всех подлых завистников! Вещай об Африке, о золотых радостях.

Фольстаф. О, подлый ассирийский раб, высказывай же свои новости! Король Кофетуа {Король старинной баллады, влюбившийся в нищую Пенелофон.} хочет знать их?

Сайленс. (поет.) "И Робингуд, и Скарлет, и Джон!"

Пистоль. Как! и подлые навозные кучи дерзают равняться с Геликонами, издеваться над добрыми вестями? О, так склонись же, Пистоль, челом своим на лоно фурий!

Шалло. Благородный джентльмен, я не понимаю вашего обращения -

Пистоль. Так стенай же.

Шалло. Извините, сэр; - если вы, сэр, приехали с новостями от двора, то по моему разсуждению, тут два пути: или рассказать, или не рассказывать их. Я, сэр, пользуюсь здесь некоторою властию, дарованною мне королем -

Пистоль. Каким королем, негодяй? Вещай, или умри!

Шалло. Королем Генрихом.

Пистоль

Шалло. Четвертым.

Пистоль. Чорт же в твоей власти! - Сэр Джон, теперь твой нежный агнец - король, король Генрих пятый. Я говорю истину, и если Пистоль лжет, сделай хоть вот это - покажи кукиш, как хвастливому Испанцу {То fig, по-Испански - higas dar, значило оскорбить, показав большой палец, просунув его между четвертого и средняго.}.

Фольстаф. Как! разве старый король умер?

Пистоль. Мертв, как дверной гвоздь {As nail in door. В старинных дверях был особенный гвоздь, в шляпку которого ударяли колотушкой, когда надо было постучаться.}; все что я сказал - истина.

Фольстаф. Скорей, Бардольф, седлай мою лошадь! - Мэстер Роберт Шалло, выбирай любое место в целом государстве, ты получишь его. - Пистоль, я заряжу тебя двойным зарядом почестей.

Бардольф. О, радостный день! - теперь я и на рыцарство не променяю своего счастья.

Пистоль. Что? дурны мои новости?

Фольстаф. Стащите, мэстер Сайленса на постель. - Мастер Шалло, лорд Шалло, будь чем угодно, - я главный управляющий счастья! Надевай сапоги; мы проскачем всю ночь. - О, любезнейший Пистоль! - Поворачивайся же, Бардольф. (Бардольф уходить.) -- Ну, Пистоль, рассказывай далее, а между тем придумай и для себя что-нибудь хорошенькое. - Надевай же, надевай сапоги, мэстер Шалло. Я знаю, молодой король болен от нетерпения меня видеть. Возьмем чьих бы то ни было лошадей; законы Англии в моем распоряжении. Счастлив, кто был мне другом, и горе, горе Верховному судье!

Пистоль. Пусть подлые коршуны растреплют его легкия! - "Где моя прежняя жизнь!" говорят они; вот она; привет тебе день радости {В прежних изданиях: welcome pleasant days... По экземпляру Колльера: welcome this pleasant day...}!

СЦЕНА 4.

Лондон. Улиа.

Тюремщики тащут Хозяйку Квикли и Доль Тиршит.

Квикли. Нет, подлец; хоть умереть, да только бы увидать тебя повешенным; ты совсем выдернул мне руку.

Тюремщик. Мне передали ее констабли, и поверь, мы не пожалеем розог. Вот еще недавно из-за нея убили одного или двух человек.

Доль. Врешь, врешь, гадкий крюк! Я жь тебе говорю, проклятая ты требушинная рожа: выкини я только ребенка, которым теперь беременна - ужь лучше бы тебе выпороть родную мать свою, глупая ты образина.

Квикли. О, Господи, будь сэр Джон здесь - быть бы этому дню кой для кого кровавым днем. Дай-то Бог, чтоб она выкинула.

Тюремщик

Доль. Я жь тебе говорю, гадкая ты каракулька с курильницы, синяя ты навозная муха, подлый, заморенный палач - добьюсь же я, что тебя вздуют за это на славу. Не вздуют - не носить мне более короткого платья.

Тюремщик. Идем, идем, блуждающая рыцарша.

Квикли. Что жь это, так сила-то и задавит право? Да ничего - ведь горе родит радость.

Доль. Идем, бездельник, идем; веди меня к судье.

Квикли. Да, идем, тощая, кровожадная собака!

Доль. Безносая смерть, обглоданная кость!

Квикли. Скелет!

Доль. Идем, спичка; идем, бездельник!

Тюремщик. Идем.

СЦЕНА 5.

Площадь близь Вестминстерского аббатства.

Входят два Служителя, усыпая площадь осокой.

. Больше, больше осоки.

2 служитель. Трубили ужь два раза.

1 служитель. Раньше двух часов они не воротятся с коронации. Ну, живей же, живей. (Уходят.)

Входят Фольстаф, Шалло, Пистоль, Бардольф и Паж.

Фольстаф. Станьте здесь подле меня, мэстер Роберт Шалло; я заставлю короля оказать вам какую угодно милость. Только что он поровняется со мной, я взгляну на него, и вы увидите, как он мне обрадуется.

Пистоль. Господь да благословит твои легкия, добрый рыцарь.

Фольстаф. Подойди сюда, Пистоль; стань позади меня. (Обращаясь к Шалло.) О, еслибы только было время сделать новые ливрея, я употребил бы на них занятую у вас тысячу фунтов. Впрочем, ничего; эта жалкая наружность еще лучше: она покажет мое нетерпение видеть его.

Шалло. Так.

Фольстаф. Покажет силу моей любви.

Шалло

Фольстаф. Мою преданность.

Шалло. Так, так, так.

Фольстаф. Скакать день и ночь, и не захотеть, не подумать, не иметь на столько терпения, чтоб переменить белье!

Шалло. Совершенная правда.

Фольстаф. Стоять в грязи от дороги, потея от нетерпения его видеть; не думать ни о чем больше, предать забвению все прочее, как будто у меня только одно дело - увидать его.

Пистоль. Это semper idem, потому что absque hoc nihil est. Это все в каждой части.

Шалло. Действительно так.

Пистоль. Но я, мой доблестный рыцарь, я воспламеню твою благородную печень, приведу тебя в ярость. Твоя Доль, эта Елена твоих благородных помыслов, в подлом заключении, в заразительной темнице, ввергнута в нее рукой наигрязнейшей, наипрезреннейшей! - Подними же мщение из гебеневой берлоги с змеями свирепой Алекто, потому что Доль заключена; Пистоль вещает одну имтину.

Фольстаф. Я освобожу ее. (Трубы и крики за сценой.)

Пистоль. Слышишь рев моря, гром трубных звуков?

Входят со свитой, в которой и Верховный Судья.

Фольстаф. Да хранит тебя Господь, король Галь! мой королевственный Галь!

Пистоль. Да хранит и лелеет тебя небо, королевственнейший отпрыск славы!

Фольстаф. Да хранят тебя Господь, мое сокровище!

Король. (Судье). Лорд, образумьте этого наглеца.

Судья. В уме ли вы? помните ли, что говорите?

Фольстаф. Moй король, мой Юпятер! я говорю с тобой, сердце мое!

Король. Я не знаю тебя, старик. Займись молитвами; белые волосы нейдут к шуту и забавнику! Мне долго снился такой же человек, там же распухший от распутства, так же старый и там же безчинный; я проснулся, и гнушаюсь моим сном. Уменьшай, отныне, тело свое и увеличивай благодать духа; откажись от обжорства; знай, что могила разверзла уже для тебя пасть свою, и втрое шире, чем для всякого другого. Не возражай мне глупой шуткой; не думай, что я тот же, чем был прежде. Небо знает, узнает и весь мир, что я отрекся от моего прежнего я, так как теперь отрекаюсь от моих прежних товарищей. Услышишь, что я таков же, каким был, приходи ко мне, и ты будешь тем же, чем был - учителем и попечителем моего безпутства. А до тех пор, я изгоняю тебя, как изгнал уже прочих моих развратников, - запрещаю, под опасением смертной казни, всякое, меньшее десятимильного разстояния, приближение к нашей особе. Касательно же средств существования, чтоб недостаток их не побудил вас на злое, - вы будете вполне обезпечены; а услышим, что вы исправились, мы и повысим вас, смотря по вашим силам и способностям. (Судье.) Поручаю вам, мой лорд, чтоб сказанное нами было исполнено в точности. - Идем. (Уходит со cвumoй.)

. Я, мэстер Шалло, должен вам тысячу фунтов?

Шалло. Как же, сэр Джон, и я покорнейше прошу вас дать мне возможность возвратиться с ними домой.

Фольстаф. Ну, это едва ли возможно, мэстер Шалло. Вы пожалуста нисколько этим не безпокойтесь; меня непременно позовут с нему тайком. Ему, видите ли, необходимо показать себя таким народу. Вам решительно нечего опасаться за свое повышение; я все-таки в силе возвеличить вас.

Шалло. Не постигаю каким же образом - разве дадите мне свое платье и набьете соломой. Нет, сэр Джон, прошу вас - возвратите хоть пятьсот из моей тысячи.

Фольстаф. Сэр, я сдержу мое слово; все что вы слышали, - чистое притворство, личина.

Шалло. Личина, которую, боюсь, сэр Джон, не сбросят прежде вашей смерти.

Фольстаф

Входят Принц Иоанн, Верховный Судья и стража.

Судья. Отправьте сейчас же сэр Джона Фольстаф во Флит, и со всеми его товарищами.

. Лорд, лорд, -

Судья. Мне теперь некогда. Я выслушаю вас после. Возьмите их.

Пистоль. Si fortuna me tormenta, spero me contenta.

Принц Иоанн. Мне нравится великодушие короля. Он хочет, чтоб все его прежние товарищи были обезпечены, но жили в изгнании, пока не докажут целому свету, что исправились.

Судья. И они изгнаны.

Принц Иоанн

Судья. Созвал.

Принц Иоанн. Держу пари, что еще до истечения этого года, мы перенесем наши гражданственные мечи и нашу врожденную храбрость в пределы Франции. Я слышал, пела птичка что-то такое, и песнь её, как мне показалось, королю понравилась. Что жь, идемте.