Генрих VIII.
Действие III.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Генрих VIII. Действие III. (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ III.

СЦЕНА 1.

Дворец в Бридвеле.

Комната в отделении королевы. Королева и несколько женщин её сидят за работой.

Королева Екатерина. (Одной изо женщин). Возьми свою лютню, моя милая; мне грустно; спой что-нибудь, разсей грусть мою, если можешь. Оставь работу.

Одна из женщин (Поет).

          Звуки лиры раздавались,

          Пел Орфей: древа склонялись,

                    Горы высью ледяною

          Перед песнью; восходили

          Цвет и травы, будто б были

                    Тут весною

          Дождь и солнце над землею.

          Все смирялось пред струнами,

          Даже моря волны сами,

          Так всесильны были звуки;

          Жизни скорбь и сердца муки

                    Засыпали,

          Иль, внимая, замирали.

Входит Джентльмен.

Королева Екатерина. Что тебе?

Джентльмэн. Ваше величество, благородные кардиналы стоят в приемной.

Королева Екатерина. Они хотят видеть меня?

Джентльмэн. Точно так, ваше величество.

Королева Екатерина. Проси. (Джентльмен уходит.) Чего хотят они от меня - бедной, слабой женщины, впавшей в немилость? Не нравится мне приход их после всего, что было. Им следовало б быть добрыми, праведными во всех действиях - но клобук не делает еще монахом.

Входить и Кампеус.

Вульзи. Мир вашему величеству.

Королева Екатерина. Вы застали меня в хозяйственных занятиях; мне хочется приготовиться и к самому худшему, что только может со мной случиться. Что угодно вам, почтеннейшие лорды?

Вульзи. Не угодно ли вашему величеству войдти с нами в ваш кабинет; там мы сообщим вам причину нашего прихода.

Королева Екатерина. Говорите здесь. Клянусь, до сих пор я не сделала еще ничего такого, что требовало бы скрытности; желала бы, чтоб и все другия женщины могли сказать это так же свободно, как я. Поверьте, почтенные лорды, вся жизнь моя так чиста, что мне, право, все равно - и в этом я счастливее многих, - будут ли мои действия на языке каждого, видимы всем, возстанут ли против них зависть и злоречие. Если вы пришли с целью что-нибудь выведать у меня - в этом отношении я конечно женщина, - говорите прямо; истина любит действовать открыто.

Вульзи. Tanta est erga te mentis integritas, regina serenissima {Так истинно наше расположение к вам, светлейшая королева.} -

Королева Екатерина. О, нет, добрый лорд, оставьте вашу латынь. Неужели вы думаете, что, приехавши сюда, я так изленилась, что не изучила даже и языка страны, в которой живу? Чуждый язык сделает мое дело еще более чуждым, подозрительным; прошу, говорите по-английски. Здесь многие, из любви к своей бедной королеве, поблагодарят еще вас, если будете говорить правду. Поверьте, много вынесла она несправедливостей. Я убеждена, лорд кардинал, что и самое большее из всех моих вольных прегрешений можно отпустить мне и на английском языке.

Вульзи. Королева, мне больно, что моя честность, моя служба его величеству и вам, при всей благонамеренности, могла породить такое жестокое подозрение. Мы пришли не для того, чтоб затмить обвинениями добродетель, которую благословляют все добрые, - не для того, чтоб каким-нибудь образом предать вас новым огорчениям, которых у вас и без того так много; нас привело к вам желание узнать, что вы думаете предпринять в этой важной тяжбе с королем; сообщить вам, как следует честным и благородным людям, наше настоящее мнение; предложить средства как помочь вашему делу.

Кампеус. Глубоко уважаемая королева, почтенный лорд Иорк, по благородству души своей, по усердию и по преданности, которую всегда питал к вашему величеству, забыв - как и следует доброму человеку - ваши недавние, слишком жестокие нападки, как на него самого, так и на его правдивость - предлагает вам, в знак примирения, точно так же, как и я, свои услуги и советы.

Королева Екатерина. (Про себя). ума моего, отвечать мне тотчас же в деле столь важном, столь близком моей чести - боюсь, еще более близком моей жизни, - и к тому жь еще людям столь почтенным и ученым? Я занималась работой с моими девушками; Бог свидетель, совсем не ожидала ни такого посещения, ни такого разговора. Из уважения к тому, чем я была - потому что вижу, величие мое близится к концу, - прошу вас, дайте мне время, возможность сыскать себе ходатаев. Ах! ведь я женщина, женщина без друзей и без надежды!

Вульзи. Такой недоверчивостью вы оскорбляете любовь короля. И надежды и друзья ваши безчисленны.

Королева Екатерина. В Англии едва ли сыщется и один полезный; неужели вы думаете, лорд, что хоть один Англичанин осмелится быть моим ходатаем? А еслиб и нашелся так отчаянно-честный, что объявил бы себя моим другом против желания его величества, так остался ли бы он его подданным? Нет! друзья, которые могут облегчить бремя моих несчастий, на которых могу положиться, живут не здесь; они, как и все утешительное для меня, живут далеко отсюда - на моей родине, добрые лорды.

Кампеус. Я желал бы, чтоб ваше величество оставили ваши сомнения и приняли совет мой.

Королева Екатерина. Какой, лорд?

Кампеус. Предоставьте ваше дело королю; он милостив и любит вас. Это будет гораздо выгоднее как для вашего дела, так и для вашей чести; потому что осудит вас закон - вы должны будете удалиться со стыдом.

Вульзи. Он говорит сущую правду.

Королева Екатерина. Вы оба советуете мне, чего вам так хочется - мою гибель. Неужели это християнский совет? стыдитесь! Надо всем есть еще небо, есть там судия, которого не подкупит ни какой король.

Кампеус. Ваша горячность заставляет вас ошибаться в нас.

Королева Екатерина. Тем хуже для вас; клянусь, я почитала вас людьми святыми, двумя кардиналами добродетели - оказывается вы кардиналы порока, лицемеры. Постыдитесь, исправьтесь, лорды. - Это-то утешение, этот целебный напиток принесли вы бедной женщине - женщине, которую губите, над которой смеетесь, издеваетесь? Я не пожелаю вам и половины моих несчастий, я добрее вас; я предостерегаю вас: берегитесь, ради Бога берегитесь, чтобы со временем же пало на вас самих все бремя моих горестей.

Вульзи

Королева Екатерина. А вы меня превращаете в ничто. О, горе вам, я всем таким лжеучителям! И вы посоветовали бы - еслиб в вас было хоть сколько-нибудь справедливости и сострадания, еслиб вы были хоть что-нибудь поболее священнических одежд, - предать мое хворое дело в руки того, кто ненавидит меня? Он отрешил уже меня от своего ложа, от любви еще задолго до этого. Я состарелась, почтенные лорды; теперь я связана с ним только моей покорностью. Выше несчастия для меня нет уже - а вы хлопочете о другом таком же.

Кампеус. Ваши опасения хуже всего.

Королева Екатерина. Разве я не была - нечего делать, добродетель не нашла ни одного заступника, я сама выскажу все, - разве я не была так долго женой, женой верной? женщиной я без хвастовства могу сказать это, - которой никогда не коснулось еще ни какое подозрение? Разве я не была предана королю всей душой, моей? не любила его, после Бога, более всего в мире? не повиновалась ему? не была, из нежности, даже суеверна к нему? не забывала для него даже молитв моих? И вот как вознаграждена я! - о, не хорошо это, лорды! Назовите мне жену вернейшую своему мужу, которой никогда не грезилось никакой радости, кроме его довольства, и эту женщину, когда она все сделает, что только можно, я превзойду еще одной добродетелью - безпредельным терпением.

Вульзи. Королева, вы отдаляетесь от нашего, вполне благонамеренного предложения.

Королева Екатерина. Почтенный лорд, я никогда не приму на себя греха добровольного отречения от титла, с которым сочетал меня государь ваш; ничто, кроме смерти, не разведет меня с моим саном.

Вульзи. Прошу, выслушайте меня.

Королева Екатерина. О, еслиб я никогда не вступала на английскую почву, никогда не слыхала лести на ней ростущей! У вас лица ангельския; но Всевышний знает, каковы сердца ваши. Что будет теперь со мной, злополучной? я несчастнейшая из всех живущих женщин! (Обращаясь к своим прислужницам.) Где же и ваше счастие, бедные? Я претерпела кораблекрушение там, где нет для меня ни надежды, ни сострадания, ни друзей, ни родственников, которые бы оплакали меня - ни даже могилы. Как лилия, которая некогда цвела и царила над целым полем, поникну я головой и завяну.

Вульзи. Еслиб ваше величество, позволили убедит себя в нашей благонамеренности, ужь и это послужило бы вам некоторым утешением. Для чего, какая нам выгода вредить вашему величеству? и места нами занимаемые, и наш сан, все противится этому. Наше призвание врачевать горести, а не сеять их. Ради самого Бога, поймите, что вы делаете; поймите, что таким образом вы повредите себе, отдалите от себя короля окончательно. Сердца царей лобызают покорность, так она им любезна; упорство же раздражает их, и они делаются грозными, как буря. Я знаю, сердце ваше нежно и благородно, нрав так тих и кроток, как тишь на море; прошу, признайте же нас, хоть по сану, миротворцами, друзьями, служителями вашего величества.

. Королева, вы увидите это на самом деле. Такой слабодушной боязливостию вы унижаете себя; сердце так благородное, как ваше, отбрасывает подобные сомнения, как фальшивую монету. Король любит вас, берегитесь же лишиться любви его; что до нас, если вам будет угодно удостоить нас вашей доверенности, мы готовы служить вам всеми нашими знаниями.

Королева Екатерина. Делайте что вам угодно, почтенные лорды; если я оскорбила вас, прошу простить мне. Вы знаете, я женщина, слишком ограниченная, чтоб отвечать как следует таким особам как вы. Прошу засвидетельствовать, мою преданность его величеству. Сердце мое все еще принадлежит ему, и я буду молить за него, пока будет во мне хоть искра жизни. Пойдемте же, почтенные лорды, не оставьте меня вашими советами; вас просит теперь та, которая, выходя на этот берег, никак не воображала, чтоб так дорого купила свое величие.

(Уходят.)

СЦЕНА 2.

Передняя в отделении короля.

Входят Герцоги Норфольк и Соффольк, Граф Сёрри и Лорд-Камергер.

Норфольк. Если вы соедините теперь все ваши неудовольствия в одну жалобу, усилите ее еще более твердостию - кардиналу не устоять; пропустите этот благоприятный случаи - предсказываю вам еще более оскорблений, в добавок к тем, которым уже подвергались.

Сёрри. Я рад всякому случаю припомнить ему герцога, моего тестя - отомстить ему за него.

Соффольк. Кто из перов не был оскорблен или, покрайней мере, пренебрежен им? в ком уважал он дворянскую породу, кроме самого себя?

Лорд Камергер. Благородные лорды, вы слишком увлекаетесь вашей ненавистью. Я очень хорошо знаю все его услуги и мне и вам; но преодолеем ли мы его, хотя обстоятельства и благоприятствуют, - это очень еще сомнительно. Если вы не можете лишить его доступа к королю - не предпринимайте против него ничего, потому что язык его имеет чародейственное влияние на его величество.

Норфольк. О, не бойтесь; чары эти миновались уже. Король узнал о нем такия вещи, которые навсегда испортили мед речей его; его осадили так, что никогда ужь не войдти ему опять в милость.

Сёрри

Норфольк. Поверьте, все это совершенно справедливо. Все его штуки в деле развода обнаружены, и он является тут в таком виде, в каком желал бы видеть только жесточайшого врага моего.

Сёрри. Как же обнаружились его проделки?

Соффольк. Престранным образом.

Сёрри. Как же, как же?

Соффольк. Письмо его к папе попало не по назначению, а к королю, а в письме этом он советует его святейшеству остановить дело о разводе; "потому что" - пишет он - "я замечаю, что король опутан страстью к Анне Боллен, одной из тварей королевы".

Сёрри. И это письмо у короля?

Соффольк. У короля.

Сёрри. И оно подействует?

Лорд Камергер. Король увидит, покрайней мере, из него как он обходит и преграждает ему его же собственный путь. Но на этот раз все хитрости его напрасны; он является с своим лекарством по смерти больного; король обвенчался уже с прекрасной леди.

Сёрри. О, как бы я желал этого!

Соффольк. Радуйтесь же, лорд; могу вас уверить, что ваше желание исполнилось.

Сёрри. От души благословляю я союз этот {В прежних изданиях: Now all my may all joy...}!

Соффольк. Я также.

Норфольк. Да и все.

Соффольк. Отданы уже и приказания на счет коронации. Но все это так еще юно, что я не советовал бы рассказывать всякому. - Как бы то ни было, согласитесь, лорды, что она прекраснейшее создание; совершенство по уму и по красоте. Я убежден, что она дарует нам счастие, которое навсегда будет памятно нашему государству.

Сёрри. Но если - чего не дай Бог - король переварит письмо кардинала?

Норфольк. Избави Боже!

Соффольк. Не безпокойтесь. Вокруг носа его жужжит еще много других ос, которые заставят его почувствовать жало этой. Кардинал Кампеус уехал в Рим без отпуска, тайком, оставив дело короля нерешенным, - уехал, как агент нашего кардинала, чтоб помогать ему оттуда. А {Привычное восклицание короля, когда он сердился.}! воскликнул король, узнав об этом.

Лорд Камергер. Господи, воспламени его еще сильнее, пусть гремит своими "А!" как можно громче.

Норфольк. Скажите, когда же, однакожь, возвратится Кранмер?

Соффольк. Да он возвратился ужь, и, нисколько не изменив своего прежнего мнения на счет развода, совершенно успокоил короля полным согласием с ним почти всех знаменитейших университетов християнства. Я полагаю, что скоро объявят и вторый брак его величества, и коронацию леди Анны. Екатерина будет зваться не королевой уже, а вдовствующей принцессой, вдовой принца Артура.

. Кранмер достойный человек; он так много трудился для короля.

Соффольк. За-то, увидите, скоро будет и архиепископом.

Норфольк. Я слышал что-то похожее на это.

Соффольк. Это верно. - Кардинал - (Отходят в сторону.)

Входят Вульзи и Кромвель.

Норфольк. Замечаете, как он мрачен?

Вульзи. Кромвель, отдал ты пакет королю?

Кромвель. В собственные руки, в его спальне.

Вульзи

Кромвель. Он тотчас же распечатал его, и только что взглянул на первую бумагу, принял серьёзный вид, на лице показалось напряженное внимание. Приказал, чтоб нынешним утром вы были здесь.

Вульзи. Скоро выйдет?

Кромвель. Я думаю, сейчас.

Вульзи. Оставь меня на минуту. (Кромвель уходит.) Герцогиня Аленсон, сестра короля Франции, должна быть женой его. - Анна Боллен? - Нет; не хочу я Анны Боллен. В ней более хорошенького личика. - Боллен! нет, не хотим мы подобных Анне Боллен! С каким нетерпением жду я известий из Рима. - Маркграфиня Пемброк!

Норфольк. Он чем-то недоволен.

Соффольк. Может-быть узнал, что король негодует на него.

Сёрри. О, Господи, молю твоим правосудием, усиль негодование короля еще более!

Вульзи. Фрейлина прежде бывшей королевы, дочь простого дворянина будет повелительницей своей повелительницы, королевой королевы! - Свеча эта горит слишком тускло; я должен сосчикнуть ее, и она погаснет. - Пусть она добродетельна, вполне даже заслуживает этого; но я знаю, она ревностная лютеранка, и наше дело потерпит, будет она покоиться в объятиях короля, так трудно управляемого. И без того возник уже еретик, и один из злейших - Кранмер; он вполз в любовь короля, сделался его оракулом. (Отходить с раздумьи в глубину сцены.)

Норфольк

Соффольк. Желал бы, чтоб это безпокойство порвало главную жилу его сердца.

Входят Король, читая записку, и Ловель.

Соффольк. Король, король.

Король Генрих. Какую пропасть собрал он на свою долю! и как много расточает еще ежечасно! Какой экономией удалось ему скопить столько? - Скажите, лорды, видели вы кардинала?

Норфольк. Вот уже несколько времени обращает он на себя все наше внимание. Мозг его потрясен чем-то необыкновенно сильно; он кусает губы, вздрагивает, устремляет глаза в землю, поводит рукой по лбу; вдруг начинает ходить быстро и, через мгновение, останавливается, бьет себя в грудь, поднимает глаза к небу. Много еще престранных положений принимал он при нас.

Король Генрих. В уме его есть, в самом деле, какое-то разстройство. Сегодня поутру, по моему требованию, он прислал ко мне для разсмотрения некоторые из государственных бумаг, и между ними - разумеется совсем без намерения - как вы думаете, что? подробную опись всего движимого имущества своего, всех сокровищ, домашней утвари, богатых одежд и украшений, и так огромную, что - клянусь - превышает всякое достояние подданного.

Норфольк. Это перст Божий. Какой-нибудь добрый дух подсунул эту бумагу, чтоб осчастливить ею взоры вашего величества.

Король Генрих. Еслиб мы были убеждены, что мысль его превыше земли, поглощена чем-нибудь духовным - мы не нарушили б его созерцания; но нам кажется, что он занят земным, недостойным такой глубокой думы. (Садится и говорит что-то тихо Ловелю, который подходит к Вульзи.)

. Прости мне, небо! Господь да благословит ваше величество!

Король Генрих. Почтенный лорд, вы так преисполнены небесных сокровищ - опись которых, начертанную в вашем сердце, вы вероятно теперь пробегали, - что, я не знаю, остается ли вам хоть несколько кратких мгновений, свободных от духовной работы {В прежних изданиях: from spiritual leisure... По Колльеру: from spiritual labour...}, на поверку ваших земных счетов. Право, вы кажетесь мне плохим хозяином; и я рад, что в этом отношении нашел в вас себе товарища.

Вульзи. Государь, у меня есть время и для молитв и для занятий, которыми обязан государству; за тем и самая природа требует времени для своего поддержания, и я, как бренный сын её, плачу должную дань подобно всем моим смертным братьям.

Король Генрих. Хорошо сказано.

Вульзи. Дай Бог, чтоб ваше величество всегда находили, что хорошая речь моя нераздельна с хорошим делом.

Король Генрих. Опять очень хорошо сказано; а говорить хорошо тоже род хорошого дела; но слово все еще, однакожь, не дело. Мой отец любил вас; он говорил, что любит вас, и увенчал то, что говорил, самым делом. Я наследовал ему и сделал вас ближайшим моему сердцу, поручал дела, которые должны были приносить вам большие выгоды, не щадил даже и собственного достояния, осыпая вас своими милостями.

Вульзи. (Про себя). Что это значит?

Сёрри. Господи, даруй нам успех!

. Не сделал ли я вас первым человеком в государстве? Прошу, скажите, как по вашему: правда это? а признаете правдой, скажите: обязаны вы нам, или нет? Говорите.

Вульзи. Государь, я признаю, что царских милостей, которыми вы осыпали меня ежедневно, я не мог заслужить, несмотря на все старание; это было выше сил человеческих. Так, как бы хотелось, я никогда не мог, сколько ни напрягал всех способностей моих, всегда имея в виду только счастие вашей священной особы и выгоды государства. За великия милости, которыми вы осыпали меня недостойного, я могу платить только верноподданническою признательностию, молитвами и преданностью, которая всегда возрастала и будет возрастать, пока смерть - эта зима жизни - не умертвит ее.

Король Генрих. Ответ прекрасный - ответ, в котором виден покорный и верный подданный. Уважение, которое он приобретает своей верностью - награда ему, так как в противном случае позор - наказание. Теперь, так как рука моя осыпала вас щедротами, сердце счастливило любовью, власть наделяла почестями более, чем кого-нибудь, то я полагаю, что и ваша рука, сердце, голова и каждая из способностей ваших, кроме обыкновенной обязанности по долгу, должны быть преданы мне, как бы по любви к частному человеку, как другу, более чем кому-нибудь.

Вульзи. Клянусь, я всегда заботился о счастии вашего величества более, чем о своем собственном; таков я был, есть и буду. Если бы и весь мир, изгнав чувство долга из сердца, изменил вам; если бы возникли опасности ужаснейшия и многочисленнейшия, чем можно себе представить - моя преданность, как скала, отбила бы ярый поток этот, и не поколебалась бы нисколько.

Король Генрих. Превосходно! Видите ли, лорды, сколько благородства в его сердце; ведь он при вас открыл его. (Подавая ему бумаги.) Прочтите это, потом это, и за тем - ступайте завтракать, если будет аппетит. (Уходит, бросив гневный взор на кардинала. Придворные спешат за ним, пересмеиваясь и перешептываясь.)

Вульзи. Что жь это такое? Откуда внезапный гнев этот? чем возбудил я его? - Он оставил меня в негодовании; взгляд его грозил мне, как бы гибелью. Так взглядывает разъяренный лев на дерзкого, поранившого его охотника, и за тем уничтожает его. - Надо прочесть эти бумаги; ужь ни в им ли вина гнева его? - Так, - эта бумага погубила меня! Это опись всех сокровищ, которые я скопил для себя - для того, чтоб добыть панство, для поддержки друзей в Риме. Проклятая, только глупцу извинительная неосторожность! Какой злой демон всунул эту бумагу в пакет, который я послал к королю? - Как же поправить это? какай бы новой хитростью выбить это из головы его? Я знаю, это сильно раздражило его; есть еще, впрочем, одно средство: употреблю его как должно - выпутаюсь на перекор самому счастию. - Это что еще? - "К Папе"? клянусь жизнию, это мое письмо к его святейшеству. - Нет, все кончено! я достиг вершины моего величия; быстро помчусь я теперь с самого меридиана моей славы к закату. Паду, как блестящий вечерний метеор, и никто не увидит уже меня более.

Возвращаются Герцоги Норфольк и Соффольк, Граф Сёрри и Лорд Камергер.

Норфольк

Вульзи. Позвольте, лорды, где же повеление? Слова не составляют еще полномочия в таком важном деле.

Соффольк. Кто жь осмелится ослушаться их, когда они выражают непременную волю короля, им самим произнесенную?

Вульзи. Пока меня не убедят что-нибудь поболее воли и слов - разумею вашей ненависти - до тех пор, заботлвые лорды, я осмелюсь, я должен ослушаться их. Я вижу теперь, что вы вылиты из самого гадкого металла - из зависти; с каким остервенением гоните вы мое несчастие, как будто оно может упитать вас; как ловки и развязны вы на все, что может ускорить мое падение. Следуйте же внушениям вашей зависти, люди зла; теперь вам можно еще прикрыть ее християнской добродетелью, но придет время, я вам не миновать достойной награды. Печать, которую вы требуете с такой назойливостью, я получил прямо из рук короля, моего и вашего повелителя; он отдал мне ее вместе с местом и почестями на всю жизнь, утвердив милость свою грамотами. Кто жь, после этого, может взять ее у меня?

Сёрри. Король, даровавший ее.

Вульзи. Так пусть же он сам и возьмет ее.

Сёрри. Поп, ты надменный изменник.

Вульзи. Ты лжешь, надменный лорд. Какие-нибудь сорок часов назад, Сёрри скорей выжег бы язык свой, чем сказал это.

Сёрри. Твое честолюбие, пурпуровый грех, лишило сетующее государство благородного Бокингэма, моего тестя; головы всей твоей братьи кардиналов, вместе с тобой и по всеми лучшими твоими качествами, не заменят ни волоска его. Проклятие твоему коварству. Ты услал меня правителем в Ирландию, удалил от нуждавшагося в помощи, от короля, от всего, что могло простить преступление, которое ты наклеветал на него, и за тем, до безпредельной доброте своей, из святого сострадания ты отпустил ему все грехи его топором палача.

Вульзи. Как это, так и все, чем бы еще ни упрекнул меня болтливый лорд этот - чистейшая ложь. Герцог наказан законом; что я своей личной враждой нисколько не содействовал его казни, могут засвидетельствовать благородные его судьи и самое преступление его. Еслиб я был охотник до многословия, лорды, я мог бы доказать вам, что правды в вас так же мало, как и честности; что в отношении верности и преданности королю, моему царственному повелителю, я поспорю и с далеко достойнейшими, чем Сёрри и все друзья его безумия.

Сёрри. Клянусь жизнию, гнусный поп, только длиннополая твоя одежда защищает тебя; без нея мой меч упился бы твоей сердечной кровью. А вы, лорды, неужели вы можете терпеливо выслушивать такия дерзости? и от такой дряни? Будем так слабодушны, что позволим издеваться над собой какому-нибудь куску пурпура - прощай дворянство; дорогу его преподобию; он смело может ловить нас своей шляпой, как жаворонков {Шляпа кардиналов красная, а для ловли жаворонков употребляли иногда маленькия зеркальца, прикрепленные к красному сукну.}.

Вульзи

Сёрри. Да, доброе насильственного сбора всех богатств государства в одне руки - в твои руки, кардинал; доброе твоих перехваченных писем к папе, против короля; твое доброе - ты сам вызвал меня - я обвещу всем и каждому. - Лорд Норфольк, истинным благородством вашего происхождения, вашим уважением к общественному благу, к нашему пренебреженному сословию, к нашим детям, которые - если он останется - едва ли будут даже и простыми джентльменами, умоляю вас предъявить длинный перечень грехов его, всех гнусностей его жизни. - Я пугну тебя, лорд кардинал, сильней, чем звон священного колокола {Sacring bell, в который звонят, когда выносится св. причастие.} в то время, как ты нежишься в объятиях своей смуглой любовницы.

Вульзи. Как глубоко презирал бы я этого человека, еслиб не любовь християнская.

Норфольк

Вульзи. Тем прекраснее и чище возникнет моя невинность, когда король узнает истину.

Сёрри. Это не спасет тебя. Благодаря моей памяти, я помню многое, и выскажу сейчас же. Красней же, если можешь, восклицай: виновен! - этим ты покажешь, покрайней мере, что не совсем еще безсовестен.

Вульзи

Сёрри. Лучше не знать их совсем, чем быть без головы. Слушай же. Во первых, ты добивался без ведома короля легатства, чтоб подчинить своему суду всех епископов государства.

Соффольк. За тем, во всех своих посланиях к папе и к другим коронованным особам ты писал: Ego et rex meas {Я и король мой.}, и таким образом, как бы подчинял себе его величество.

Соффольк

Сёрри. Item: ты уполномочил Григория Кассалис на заключение союза с Фераррой, без соизволения короля и государства.

Соффольк. Из тщеславия ты заставил чеканить монету его величества с своей кардинальской шляпой.

Сёрри. За тем, чтоб проложить себе дорогу еще к большим почестям, ты пересылал в Рим огромные суммы - каким образом приобретенные, это ужь дело твоей совести. Кроме того, есть еще много и других дел; но потому что они твои и гнусны, я не хочу еще более марать ими рот мой.

. О, лорд, не нападайте так безчеловечно на человека павшого; грешно это. Преступления его подлежат закону, пусть же он, а не вы, и карает его. Больно видеть такое унижение так недавняго еще величия.

Сёрри. Я прощаю ему.

Соффольк. Далее, лорд кардинал - так как все, что вы делали в последнее время в нашем государстве, пользуясь вашей легатской властью, вполне заслуживает praemunire {Вместо praemonere; повеление, лишающее имущества и королевского покровительства.}, - его величеству угодно, чтобы закон этот приведен был в исполнение, чтобы все ваше движимое и недвижимое имущество, все ваши земли, аренды, замки и все прочее было конфисковано; и наконец, чтоб вы были объявлены вне покровительства короля. Таково мое поручение.

. За сим, мы оставляем вас обдумывать, как исправить жизнь вашу. Что же касается до вашего дерзкого сопротивления вручить нам государственную печать, король узнает об этом, и верно, поблагодарит вас. Прощайте, крошечный, добренький лорд кардинал. (Уходит с другими лордами.)

Вульзи. Прощай и тому крошечному добру, которое я видел от вас. Прости, вечное прости и всему моему величию! - Вот она участь человека: нынче развиваются для него нежные листки надежды, на другой день появляется и цвет, и он весь покрывается багрецом почестей; но вот, на третий день приходят мороз, мороз убийственный, и - тогда как добрый, совершенно спокойный простак думает, что величие его зреет - подгрызает корни, и он падает, как я. Много лет, подобно шаловливым мальчишкам, плавающим на пузырях, пускался я в море почестей, и слишком, слишком далеко; наконец, высоко вздутая гордыня моя лопнула подо мной и предоставила меня, состаревшагося и изнуренного, в добычу ярым волнам, которые поглотят меня навсегда. - Теперь, я презираю вас, суетная слава и величие мира сего! сердце мое отверзлось для новых ощущений. О, как жалок тот, кто основывает свое счастие на милостях властителей! Между улыбкой, которой он так домогается, между благосклонным взглядом властителя и его гибельной немилостью гораздо более опасений и страхов, чем в войне и в женщине; а падет - падет как Люцифер, навсегда лишенным всякой надежды.

Кромвель смущенный.

Что скажешь, Кромвель?

Кромвель

Вульзи. Тебя поразило мое несчастие? - И ты, при твоем уме, можешь дивиться падению великого человека? Да, если ты плачешь, я пал действительно.

Кромвель. Как вы себя чувствуете, добрый лорд?

. Я? как нельзя лучше; никогда еще не был я так счастлив, добрый Кромвель. Теперь я познал самого себя; нашел в себе самом мир далеко высший всех земных наслаждений - тихую, безмятежную совесть. Король излечил меня, и я от души благодарю его; из сострадания он снял с плеч моих, с этих одряхлевших опор, груз, который потопил бы и целый флот - преизбыток почестей. - О, это бремя, Кромвель, бремя слишком тягостное для человека, который должен думать о небе.

Кромвель. Я рад, что ваша светлость так хорошо воспользовались вашим несчастием.

Вульзи

Кромвель. Самая важная и самая худшая из всех новостей, это все-таки немилость к вам короля.

Вульзи. Да благословит его Господь!

. За тем, сэр Томас Мор сделан вместо вас канцлером.

Вульзи. Ну, это немного скоровато; впрочем, он ученый человек. Дай Бог, чтоб он долго пользовался милостями короля, чтоб всегда был верен истине и совести, и чтоб слезы сирот {Канцлер был опекуном сирот.} оросили могилу, в которой успокоятся его кости, когда он свершит путь свой. Что далее?

Кромвель

Вульзи. Вот это новость.

Кромвель. Наконец, леди Анна, с которой король давно уже тайно обвенчан, явилась нынче в церковь королевой; теперь только и разговоров, что об её коронации.

. Вот бремя подавившее меня. О, Кромвель, король обманул меня; из-за одной этой женщины лишился я всех моих почестей, и навсегда. Солнце никогда не озарит уже моего прежнего величия, не озолотит толпы, ожидавшей моей улыбки. Покинь меня и ты, Кромвель; я павший бедняк, недостойный теперь быть твоим лордом и повелителем. Ступай к королю, к этому солнцу, которое - молю - да не знает никогда заката; я говорил ему о тебе и о твоей верности; он возвысит тебя. Небольшой остаток памяти обо мне - я знаю его благородное сердце - не позволит ему погубить твою, так много обещающую службу. - Не пренебрегай этим, добрый Кромвель; пользуйся настоящим, чтоб упрочить свое будущее счастие.

Кромвель. О, мой лорд, и я должен оставить вас? непременно должен покинуть такого доброго, благородного, великодушного господина? Засвидетельствуйте же все, в ком сердце не железное, с какой грустью покидает Кромвель своего повелителя. Моя служба отныне принадлежит королю, но мои молитвы вам, вечно вам.

Вульзи я буду забыт всеми, а это будет скоро, когда буду спать под хладным, безмолвным мрамором, когда обо мне не будет и помину, - скажи, что я, что тот самый Вульзи, который некогда шел по пути славы, который изведал все подводные камни и мели почестей, указал тебе, из самого кораблекрушения своего, дорогу к возвышению, дорогу верную, безопасную, с которой сам имел несчастие сбиться. Помни только мое падение, и то, что погубило меня. Умоляю тебя, Кромвель, отрекись от честолюбия. Этот грех низверг и ангелов; что жь могут выиграть им люди, подобия создавшого их? Люби себя после всех; благословляй ненавидящих тебя. Зло нисколько не выгоднее добра. Держи постоянно в правой руке кроткий мир на укрощение завистников; будь правосуден, и не страшись ничего. Имей всегда в виду свое отечество, Бога, и истину, и тогда, если и падешь, о, Кромвель, - падешь благословенным мучеником. Служи королю, и - прошу тебя, проводи меня домой, возьми там опись всего, что я имею, всего до последняго пенса - все это принадлежит королю. Моя священническая одежда и сердце отверзтое пред Господом, вот все, что могу теперь назвать своим. О, Кромвель, Кромвель, служи я Господу хоть в половину так ревностно, как служил королю, Он не предал бы меня в моих летах, беззащитного, врагам моим.

Кромвель. Терпение, добрый лорд.

Вульзи. Терплю. - Прощайте же мирские помыслы! на небе все мои теперь надежды.