Мэкбет.
Действие IV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Мэкбет. Действие IV. (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ IV.

СЦЕНА 1.

Темная пещера. По средине котел на огне. Гром.

Входят три Ведьмы.

1 ведьма. Кот пестрый промяукал ужь трижды.

2 ведьма. Трижды, да раз пропищал и еженок.

3 ведьма. Гарпии вопят: время, пора!

1 ведьма. Вкруг котла ходите и отравы вы в него кладите. Жаба, что под хладным камнем с днем и ночью тридцать суток все спала, да жгучий яд копила, в заколдованном котле ты первая варися.

Все. Удвояйте, удвояйте труд и чары; воздымайся пламя, клокочи котел и пенься!

2 ведьма. Змей болотных мясо в нем варись, кипятись! Лапки лягушки, глаз саламандры, шерсть мыши летучей, песий язык, язык раздвоенный ехидны, ящера ноги, медяницы жало, крылья совы, адским взваром, чтоб усилить колдовство, клокочите, кипятитесь.

Все. Удвояйте, удвояйте труд и чары; воздымайся пламя, клокочи котел и пенься!

3 ведьма. Чешуя дракона, волчий зуб, кожа ведьмы, хищной акулы желудок и пасть, ночью вырытый корень дурмана, козлиная желчь, богохульного печень Еврея, в час затмения луны листья тисса набратые, Турка нос, Татарина губы, палец младенца, непотребной во рву рожденного и тут же задушевного, сгустят и усилят наш взвар. Требуху тигра бросайте туда же.

Все

2 ведьма. Павиана кровью, охладив его потом, придадим мы чародейству силу, крепость.

Входит Геката cъ другими Ведьмами.

Геката. Прекрасно! Хвалю я ваш труд; будет прибыль тут каждой. Теперь, как эльфы и феи, рука в руку, вкруг котла вертитесь и пойте, чаруя все, что кидали в него.

                              ПЕНИЕ.

                    Духи черные и белые,

                    Духи красные и серые,

                    Мешайте, мешайте

                    Все, кто может мешать!

2 ведьма. По зуду в пальцах больших, я чую - преступное близится что-то! Отдвигайтеся засовы, ктоб ни постучался.

Входит Мэкбет.

Мэкбет. Что делаете вы здесь, черные, таинственные, полунощные ведьмы?

Все

Мэкбет. Заклинаю вас вашим искусством, откудаб вы ни заимствовали его, отвечайте мне. Хотяб слова ваши развязали ветры и заставили их ратовать с церквями; хотяб вспененные волны разбили и поглотили все суда; хотяб грозная буря прибила созревшие хлеба {В прежних изданиях: Though bladed corn... По Кольеру: Though bleaded corn...}, исторгла деревья с корнями; хотяб замки рухнули на главы, их защитников, а дворцы и пирамиды склонились главами к своим подножиям; - хотяб рушилась и самая сокровищница всех зародышей природы, захворало бы и самое разрушение - отвечайте на то, что спрошу у вас.

1 ведьма. Говори!

2 ведьма. Спрашивай!

3 ведьма. Мы ответим!

1 ведьма. Хочешь, чтоб мы отвечали собственными устами, иль устами старших?

Мэкбет. Вызывайте старших; кажите мне старших.

1 ведьма. Кровь свиньи, девять поросят своих пожравшей; жир убийцы, что на виселице выпрел, лейте в пламя.

Все. Поднимайтесь, ниспускайесь! живо нам являйтесь!

Голова на шлеме.

Мэкбет. Скажи мне неведомая сила -

1 ведьма. Ей известны твои желания. Слушай, что скажет, и не говори сам ни слова.

Голова. Мэкбет! Мэкбет! Мэкбет! берегись Мэкдофа, берегись тана Фейфского! - Отпусти меня; довольно.

Мэкбет. Ктоб ты ни был, благодарю за совет. Ты коснулся настоящей струны моего страха. Еще одно слово - (Голова изчезает).

1 ведьма. Он не терпит принужденья. Вот другой, сильнейший.

Гром. Является окровавленный Ребенок.

Ребенок. Мэкбет! Мэкбет! Мэкбет!

Мэкбет. Будь у меня три уха, я слушал бы всеми тремя.

. Будь кровожаден, смел и решителен; смейся над нощию людей; никто из рожденных женщиной не повредит Мэкбету. (Изчезает.)

Мэкбет. Так живи жь Мэкдоф; мне нечего тебя бояться. Или нет! я обезпечу себя вдвойне, закабалю самую судьбу; чтоб мне можно было сказать бледноликому страху: "ты лжешь!" чтоб я мог спать покойно, как бы ни рокотали громы - тебе не жить, Мэкдоф!

Гром. Является увенчанное Дитя с деревом в руке.

Это что еще за призрак царственного отродья, с венцем на детском челе?

Ведьмы. Молчи и слушай!

Дитя. Будь горд и нетрепетен, как лев; не смотри ни на чей ропот, ни на чью ярость, ни на какие заговоры; Мэкбет непобедим, пока огромный Бирнамский лес не двинется на него к высокому холму Донзинанскому. (Изчезает.)

Мэкбет. Никогда не бывать этому. Кто может завербовать лес, заставить дерево высвободить свои глубоко в земле заключенные корни? Прекрасное предсказание! не возставай же бунт {В прежних изданиях: Rebellious dead... По Кольеру; Rebellions head...}, пока не возстанет лес Бирнамский высоко вознесшемуся Мэкбету жить, пока время я сама природа не потребуют обычной смертной дани. - Но я горю желанием узнать еще одно; скажите, если вы только можете сказать: царствовать ли когда-нибудь в этом королевстве потомству Бэнко?

Ведьмы. Не старайся узнать более.

. Я требую ответа; откажете - вечное вам проклятие! Говорите. - Котел проливается? - (Гобои) что это за звуки?

1 ведьма. Явитесь!

2 ведьма. Явитесь!

3 ведьма. Явитесь!

Вместе. Покажитесь его взору, растерзайте его сердце, и как призраки, изчезните снова.

Являются восемь королей и проходят, один за другим, мимо Мэкбета. Последний держит зеркало; за ним следует Бэнко.

Мэкбет. Ты слишком похож на Бэнко; изчезни! Твоя корона жжет мне глаза; - и ты, второй, с челом увенчанным, похож на первого; - и третий точь в точь как второй. - Гнусные ведьмы, зачем показываете вы мне это? - Четвертый? - Ослепните, глаза! Как! неужели ряд этот протянется до скончания мира? - Еще! - Седьмой? - Не хочу более видеть! - Восьмой, и с зеркалом, и в зеркале много еще других, и некоторые с двойными державами, с тройными скиптрами. Страшный вид! - Вижу, нет теперь никакого сомнения; обагренный кровью Бэнко, улыбаясь, указывает мне на них, как на свое потомство. - Неужели все это так и будет?

1 ведьма. Будет, будет! - что жь смутился ты, Мэкбет? Мрачную его думу разсеемте, сестры; нашей лучшей забавой потешим его. Силой чародейной звучать воздух я заставлю; вы жь кружитесь в нашей пляске древней, чтоб сказал король велики, что как должно мы его почтили. (Музыка. Ведьмы пляшут и потом изчезают.)

Мэкбет. Где жь оне? - Изчезли! - Да означится же в календарях {В старых календарях несчастные дни означались особыми знаками.} роковой час этот проклятием! - Эй, вы! сюда, войдите!

Ленокс.

Ленокс. Что угодно вашему величеству?

Мэкбет. Вы не видали ведьм?

Ленокс. Нет, государь.

Мэкбет. Да заразится жь воздух, на которой оне умчались, да будет проклят всякой, кто им верит! - Я слышал лошадиный топот; кто-то прискакал?

Ленокс. Два или три гонца с известием, что Мэкдоф бежал в Англию.

Мэкбет. Бежал в Англию?

Ленокс. Точно так, ваше величество.

Мэкбет. Время, ты опереживаешь мои страшные подвиги. Летучого помысла не догнать, если исполнение не пойдет с ним нога в ногу. С этого мгновения первенцы мозга будут первенцами и руки; задумано и сделано. И вот, сейчас же - чтоб увенчать мысль мою делом, - нападу на замок Мэкдофа, возьму Фейф, предам мечу и жену, и детей, и весь несчастный род его. Это не хвастовство глупца; все будет свершено прежде, чем остынет этот замысел. Не бежать теперь никому {В прежних изданиях: But no more sights... По Колльеру: But no more ..}. - Где гонцы? веди меня к ним.

СЦЕНА 2.

Файф. Комната в замке Мэкдофа.

Входят Леди Мэкдоф, Сын её и Россе.

Леди Мэкбет. Что жь он сделал, что должен бежать?

Россе. Терпение, леди.

Леди Мэкбет. Он не имел его; его бегство безумие. Если не дела, так наша трусость делает нас изменниками.

Россе. Трусость или благоразумие, - ведь ты не знаешь еще.

Леди Мэкбет. Оставить жену, оставить детей, дом, имущество там, откуда сам должен бежать - благоразумие? Он не любит нас; он чужд естественнейшого из всех чувств, потому что и бедный крапивник, малейшая из птичек, защищает гнездо и птенцов своих от хищной совы. Все страху, и ничего любви. Какое тут благоразумие, когда бегство так безсмысленно.

Россе. Полно, успокойся, любезная сестра; твой муж благороден, умен, разсудителен, знает лучше всякого, чего требует время. Более я сказать не смею; тяжко, однакожь, должно быть время, когда, не зная за собой никакой измены, мы делаемся изменниками; когда все нас тревожит, и мы, сами не зная чего собственно бояться, носимся из стороны в сторону по бурному, безпощадному морю. - Прощайте; я скоро увижусь с вами опять. Когда дела достигают последней степени гнусности, все кончается, или приходит в прежний порядок. - Да будет над тобой благословение Божие, любезный племянник!

Леди Мэкбет. Отец жив, а он сирота ужь.

Россе. Оставаться здесь, было бы с моей стороны величайшей глупостью; я повредил бы этим и себе и вам, и потому, прощайте! (Уходит.)

. Бедное дитя мое, твой отец умер; что теперь тебе делать? Как будешь ты жить?

Сын. Как птички, маменька.

Леди Мэкбет. Что жь, мушками, червячками?

Сын. Нет, тем что найду; ведь и оне живут так же.

Леди Мэкбет. Бедная птичка! и ты не боишься ни силков, ни сетей, ни западней?

Сын. Чего жь мне бояться их? Их ставят не для бедных птичек; да и отец мой, хоть ты и сказала, все-таки не умер.

Леди Мэкбет. Умер, умер; как ты теперь добудешь отца себе?

Сын. Нет, как ты добудешь себе мужа?

Леди Мэкбет. Мужей я могу купить на каждом рынке хоть двадцать.

Сын. Так ты купишь их, чтоб продать опять?

Леди Мэкбет. Ты говоришь, по своему разумению и по летам, совсем не глупо.

Сын. Скажи, маменька, мой отец был изменник?

Леди Мэкбет. Да, был.

Сын

Леди Мэкбет. Человек, который клянется и лжет.

Сын. И всякой, кто это делает, изменник?

Леди Мэкбет. Каждый, кто так делает, изменник; и должен быть повешен.

Сын. И каждого, кто клянется и лжет, вешают?

Леди Мэкбет. Каждого.

Сын. Ктожь их вешает?

Леди Мэкбет. Люди честные.

Сын. Так те, которые клянутся и лгут, просто дураки; ведь тех, которые клянутся и лгут, столько, что они могли бы сами прибить и перевешать всех честных.

Леди Мэкбет. Да поможет тебе Господь, бедная обезьянка! Но как добудешь ты теперь отца себе?

Сын. Еслиб он умер, ты плакала бы о нем; а ecлиб не плакала, так это значило бы, что у меня скоро будет новый отец.

Леди Мэкбет. Какой вздор ты болтаешь!

Входит Гонец.

Гонец отсюда и с вашими малютками. Мне больно даже, что должен испугать вас этим; сделать с вами что-нибудь еще худшее - просто безчеловечие; а оно близко. Господь да поможет вам! Я не могу оставаться здесь долее. (Уходит.)

Леди Мэкбет. Куда бежать мне? Я ничего не сделала дурного; но ведь я на земле, где злые дела часто превозносятся, а дела добрые почитаются иногда опасной глупостью. Если я и скажу им, что я не сделала ничего дурного, поможет ли мне эта женская оборона?

Входят Убийцы.

Что это за люди?

1 убийца. Где муж твой?

Леди Мэкбет. Надеюсь не в таком еще нечистом месте, чтоб подобные тебе могли найти его.

1 убийца. Он изменник.

Сын. Врешь ты, лохматый бездельник.

1 убийца. (Закалывая его.) А, цыпленок! гнусный помет измены!

Сын. Он убил меня, маменька; беги, прошу тебя. (Умирает.)

Леди Мэкбет

СЦЕНА 3.

Англия. Комната во дворце короля.

Входят Мэлькольм и Мэкдоф.

Мэлькольм. Отыщем какой-нибудь пустынный приют, и выплачем там все наше горе.

Мэкдоф. Возьмемся лучше за смертоносные мечи, и как мужи, заслоним собой во прах поверженные права наши. С каждым новым утром вопли новых вдов, крики новых сирот, новые бедствия ударяют в свод небесный, и он, сотрясаясь, вторит звукам скорби, как бы сочувствуя страданиям Шотландии.

Мэлькольм. Я сетую только о том, в чем уверен, уверен только в том, что знаю, и что можно поправить, когда поблагоприятствует время - поправлю. Все, что вы говорили, может-быть и справедливо. Тиран, которого одно имя надрывает язык наш, почитался прежде хорошим человеком; вы любили его - он и до сих пор ничем не обидел вас. Конечно, я молод, но мной вы все-таки можете подслужиться ему; почему жь и не пожертвовать слабым, невинным ягненком, чтоб только укротить гневного бога? Я нахожу это даже благоразумным.

Мэкдоф. Я не изменник.

Мэлькольм. Но Мэкбет. Грозное повеление властителя может поколебать и самую строгую добродетель. Вы простите мне; ведь мое мнение не изменит вашей природы; ангелы всегда светлы, хоть и пал лучезарнейший из них. Еслиб даже и все злое прикрывалось личиной добра - добро все-таки останется добром.

Мэкдоф. Рушились все надежды мои!

Мэлькольм оскорбить вас, а только чувство самосохранения вина этой недоверчивости; что бы я об вас ни думал, вы все-таки можете быть и честным и благородным.

Мэкдоф. Обливайся жь, обливайся кровью, бедная родина! Торжествуй, тиранство - законность не смеет обуздать тебя! наслаждайся похищенным - оно утверждено за тобой! - Прощайте, лорд. Сделаться таким негодяем, каким вы почитаете меня - я не согласился бы и за все, что находится во власти тирана, еслиб к этому прибавили даже и весь Восток с его богатствами.

Мэлькольм. Не оскорбляйтесь; я говорю так не по безусловной недоверчивости к вам. Я верю, что родина наша изнемогает под тяжким гнетом, вопит, истекает кровью; что с каждым днем прибавляется новая рана к прежним. Верю, что много рук поднимется на защиту прав моих - добрый король Англии предлагает мне тысячи, - но что жь из этого? Когда я наступлю на голову тирана, или подниму ее на мечь мой, бедная отчизна моя подвергнется еще большим несчастиям, будет страдать от преемника его и жесточее и многообразнее, чем когда-нибудь.

Мэкдоф. Кто жь этот преемник?

Мэлькольм. Я; о самом себе говорю я. Я знаю, ко мне привиты все виды порока; развернутся они - и черный Мэкбет покажется белее снега, и бедное королевство, сравнив его дела с моими безчисленными злодеяниями, назовет его ягненком.

Мэкдоф. Во всех легионах страшного ада, нет демона, ужаснее Мэкбета.

Мэлькольм. Согласен, что он кровожаден, сладоотрастен, сребролюбив, лжив, коварен, бешен, зол, причастен всем грехам, имеющим какое-нибудь название; но мое сластолюбие - бездонная пропасть, которой не наполнят ни ваши жены, ни ваши дочери, ни девы, ни женщины. Какие бы препоны ни становило ему целомудрие, оно уничтожит все, что будет противится моей воле. И Мэкбет лучше, чем такой.

Мэкдоф. Безмерное сластолюбие тоже тиранство; и оно бывало причиной безвременного упразднения многих, без того счастливых тронов, падения многих королей. Но все-таки, не страшись принять принадлежащее тебе по праву; ты можешь оморочить целый свет, можешь вполне предаться страсти своей {В прежних изданиях: you may Convey your pleasures... По Колльepy: you may Enjoy your pleasures...} и в то же время казаться даже воздержным. Податливых дам у нас довольно; как бы ни был ненасытен в тебе коршун этот, он все-таки не пожрет всех готовых жертвовать собой величию, если оно только удостоит их своего внимания.

Мэлькольм другого дом; приобретение, как приправа к кушанью, усиливало бы только голод - я заводил бы несправедливые распри с добрыми и честными, губил бы их из-за одного богатства.

Мэкдоф. Да, жажда стяжания внедряется глубже, пускает корни опаснейшие, чем недолговечное сластолюбие, и оно было мечем, сложившим не одного из королей наших. Впрочем, не бойся и этого; Шотландия богата: она в состоянии насытить твою жажду твоею жь собственностью. Все это еще можно снести, если вознаградится другими, более доблестными качествами.

Мэлькольм. Но я не имею ни одного. Царских добродетелей: правосудия, правдивости, умеренности, твердости, милосердия, постоянства, кротости, богобоязненности, терпения, храбрости, мужества во мне нет и следа; за то преизбыток всех возможных видов порока. Имей я власть - я вылил бы в ад сладкое млеко мира, возмутил бы спокойствие целой вселенной, уничтожил бы на земле всякое согласие.

Мэкдоф. О, Шотландия, Шотландия!

Мэлькольм. Теперь, скажи, неужели и такой достоин царства? А я точно таков, каким описал себя.

Мэкдоф отречением изрекает себе проклятие, позорит свое рождение? Царственный отец твой был король набожный; королева, родившая тебя, бывала чаще на коленях, чем на ногах, умирала каждый день жизни своей! Прощай. Именно те же самые пороки, которые ты приписываешь себе, изгнали меня из Шотландии. - Здесь рушились все надежды мои.

Мэлькольм. Мэкдоф, благородное это негодование - дитя честности, снеяло с души моей все черные сомнения; убедило меня и в твоем прямодушии и в твоей верности. Демон Мэкбет не раз пытался уже заманить меня в свои сети подобными хитростями, и скромное благоразумие отъучило меня от излишней доверчивости; но теперь, между мной и тобой судией будет один только Бог. С этого мгновения я предаюсь тебе совершенно, не буду более клеветать на себя; отрекаюсь от всех недостатков и пороков, в которых сам винился, и которые решительно чужды природе моей. Я до сих пор не знаю еще женщины; никогда не был клятвопреступен; даже и своего добиваюсь без всякой корыстной цели; ни в каком случае не изменял данному слову; не предал бы даже и демона другому демону; истину люблю как жизнь, и то, что говорил о себе - моя первая ложь. Мое настоящее, истинное Я посвящено тебе и моей бедной родине, на помощь которой, еще до прибытия твоего, собрано уже десять тысячь храбрых воинов, под предводительством старого Сиварда. Мы отправимся вместе; правота нашего дела - верное ручательство в успехе. - Что жь молчишь?

Мэкдоф

Входит Врач.

Мэлькольм. Мы поговорим еще об этом. (Врачу.)

Врачь. Выдет непременно. Целая толпа несчастных ждет его помощи; болезнь их преодолевает все усилия нашего искусства и уступает только его прикосновению. Такую святость даровало небо руке его.

Мэлькольм. Благодарю вас. (Врач уходит.)

. О какой это болезни говорит он?

Мэлькольм. Ее называют просто немощью, и тут добрый король творит чудеса; по приезде моем сюда, я много раз бывал свидетелем их. Как молит он небо, известно только ему; но людей одержимых ужаснейшим недугом, искаженных опухолями и язвами так, что страшно смотреть, от которых отказались уже все врачи, он изцеляет совершенно, и только тем, что, читая святые молитвы, повесит золотую монету на шею страждущого. Говорят, что эту дивную способность он передаст своим царственным преемникам; кроме того, он наделен даром пророчества и многими другими, что ясно показывает, как преисполнен он благодати.

Входит

Мэкдоф. Это кто идет сюда?

Мэлькольм. Соотечественник; но кто именно - не знаю.

. Приветствую тебя, мой добрый брат.

Мэлькольм. Теперь и я узнал его. О, Боже, уничтожь же скорей то, что всех нас делает странниками!

Россе. Аминь.

. Что Шотландия? все в том же положении?

Россе. Увы, бедная, сама себя не узнает от ужаса. Теперь нельзя назвать ее нашей матерью; это могила, где улыбается только тот, кто ничего не знает; где вздохи, стоны и вопли раздирают воздух, никого не поражая; где сильное горе почитается пошлым преувеличением. Раздастся ли погребальный звон - никто не спросит, по ком он; добрые люди блекнут скорей, чем цветы на их шапках; мрут прежде, чем успеют захворать.

Мэкдоф. Слишком страшная и вместе слишком верная повесть!

. Скажите нам последнее, новейшее из всех несчастий.

Россе. И постаревшее каким-нибудь часом освящает разскащика. Каждое мгновение родит новое.

Мэкдоф. Что жена моя?

Россе

Мэкдоф. И дети?

Россе. Так же.

Мэкдоф

Россе. Когда я оставил их, они были совершенно покойны?

Мэкдоф. Да не скупись же на слова; как дела?

Россе. Когда я отправлялся сюда с вестями, которые так тяжело было нести мне, ходили слухи, что иного достойных людей спроважено, и справедливость этого подтвердилась для меня необыкновенным движением войск тирана. - Пора, пора на помощь. В Шотланди вы одним уже взглядом своим поднимете целое войско; даже женщины ринутся в битву, чтоб только стряхнуть с себя тяжкое бремя несчастий.

. Радуйтесь же, мы идем! Добрый король Англии дает нам в помощь десять тысячь войска и старого Сиварда - воина, которому подобного не сыщешь во всем християнстве.

Россе. Желал бы ответить на эту радостную весть такой же! Но мою - лучше провыть в пустыне, чтоб ничей слух не уловил её.

Мэкдоф. Что жь это такое? общее ли горе, или только частное, касающееся одного лица?

Россе

Мэкдоф. Меня? так зачем же скрывать ее от меня? Говори.

Россе. Да не проклянут же уши твои язык мой за то, что он поразит их звуками, каких они никогда еще не слыхали.

Мэкдоф

Россе. Твой замок взят, твоя жена и дети умерщвлены безчеловечно; рассказывать каким образом - увеличить тобой число убитых.

Мэлькольм. Боже! - Нет, не надвигай шапки на глаза; дай скорби голос; скорбь безмолвная шепчется с переполненным сердцем, заставит его разорваться.

Мэкдоф

Россе. Жена, дети, служители - все, что могли найти.

Мэкдоф. И я не был там! - И жена убита?

Россе. Я сказал.

. Мужайся! Уврачуем смертоносное горе целебным мщением.

Мэкдоф. У него нет детей. - И все милые малютки мои? ведь ты сказал - все? - О, адский коршун! - Все? - и невинных птенцов и мать - одним дьявольским налётом?

Мэлькольм

Мэкдоф. Так и понесу; но, как человек, не могу же не чувствовать его, не могу в одно мгновение забыть все, что было так для меня дорого. - И небо видело все это, и не защитило их? Многогрешный Мэкдоф, за тебя убили их. Чудовище, не за свои грехи - за твои умерщвлены они. О, Господи, успокой же души их!

Мэлькольм. Да будет это точилом меча твоего; обрати скорбь в ярость; не смягчай сердца, раздражай его еще более!

. О, глазами, я мог бы разыграт теперь женщину, хвастуна - языком. - Но, милосердое небо, уничтожь все отсрочки, сведи меня лицем к лицу со врагом Шотландии и Мэкдофа, поставь его передо мной на длину меча моего, и если он и тут ускользнет - о, тогда прости ему все грехи его!

Мэлькольм. Вот, теперь ты заговорил, как подобает мужу. Пойдемте жь к королю; войско готово, остается только проститься. Мэкбет созрел для гибели, и силы небесные готовят орудия свои. Утешься, на сколько можно утешиться; длинна ночь безразсветная. (Уходят).