Зимняя сказка.
Действие пятое.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Зимняя сказка. Действие пятое. (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

В Сицилии. Комната во дворце Леонта.

Входят Леонт, Клеомен, Дион, Паулина и другие.

Клеомен. Государь, вами уже сделано слишком достаточно, чтобы уплатить священный долг скорби. Не осталось ни одной ошибки, которой вы не искупили-бы с лихвою. Силою покаяния вы более чем загладили все свои былые заблуждения... Последуйте, наконец, примеру небес: - забудьте сделанное вами зло; простите самого себя, как оне вас прощают.

Леонт. Пока во мне жива память о ней и её добродетелях, я не в состоянии забыть своей вины перед нею и перед её детьми, того зла, которое я сделал самому себе. Как мне простить себя, когда я оставил свою страну без наследника престола, свел в могилу такую женщину, равной которой никогда не существовало на свете.

Паулина. О, государь, ваши слова слишком, слишком справедливы. Если-бы вы поочередно женились на всех существующих на свете женщинах и у каждой из них, чтобы получить полное совершенство, взяли то, что было у нея самого лучшого, даже и тогда полученное вами совершенство не сравнялось-бы с тою, которую вы убили своею несправедливостью.

Леонт. Убил!.. Да, твоя правда, я убил ее, но ты, напоминая об этом, наносишь мне более еще жестокий, более смертоносный удар. Язык твой так-же горько упрекает меня, как и моя мысль... Будь добра, говори мне об этом как можно реже.

Клеомен. Лучше совсем не упоминать об этом, добрейшая госпожа. Вы могли-бы выбрать тысячи предметов для разговора и более полезных по настоящему времени, и более достойных вашего доброго сердца.

Паулина. Вы принадлежите к числу тех, кому желательно женить царя вторично?

Дион. А вы разве этого не желаете? Если так, вы только докажете, что не дорожите ни благом государства, ни памятью покойной царицы, что вы ни мало не думаете о бедствиях, которые могут обрушиться на родную страну, о тех смутах, которые неизбежно возникают в нерешительном и мало сведущем населении, если царь умрет, не оставив прямого наследника. Покойная царица вкушает теперь блаженство на небесах, и всем, сохранившим о ней память, следует только радоваться за нее, а не скорбеть. Что может быть достойнее гражданина, любящого свое отечество, как не желание упрочить его благосостояние при помощи вторичного брака царя с достойною и доброю спутницею жизни?

Паулина. После умершей царицы, ни одна женщина не достойна такой чести. К тому-же боги требуют, чтобы их таинственные предопределения были исполнены. Разве божественный Аполлон устами своего оракула не выразил совершенно определенно, - сущность его ответа, я думаю, памятна всем, - что царю Леонту нечего ждать наследника, до тех пор, пока не будет отыскан пропавший ребенок? А ожидать совершения такого чуда было-бы с нашей стороны такою-же чудовищною нелепостью, как и ожидание, что мой погибший Антигон выйдет из могилы и вернется ко мне снова, тогда-как он, по глубокому моему убеждению, погиб вместе с царственным ребенком. Нет моего совета государю противиться воле богов и возставать против их решения (Леонту). Не заботьтесь о наследнике; он явится сам собою: великий Александр завещал свой венец достойнейшему, и наследовал ему, вероятно, тот, кто оказался лучше других.

Леонт навсегда; я до сих пор продолжал бы любоваться ими и ловить сокровища, падавшия с её уст.

Паулина. Богатейший источник которых никогда бы не изсяк.

Леонт. Ты говоришь совершенную правду. Такой женщины, как Гермиона, на свете не найдешь, поэтому нечего и говорить о вторичном браке. Жениться на другой, далеко не стоющей первой, и дать ей больше счастия, чем прежней, более достойной! О, такая жестокая обида заставила бы загубленную мною жену выйти из могилы, воплотиться в прежний свой земной образ, войти на подмостки, на которых толчемся мы, виноватые, и с криком, вырвавшимся из глубоко огорченной души, спросить: - "За что такая несправедливость? "

Паулина. И она поступила бы совершенно справедливо, если бы ей дана была такая способность.

Леонт. И укоры её довели бы меня до того, что я непременно убил бы вторую жену.

Паулина. Так же поступила бы и я, если бы была блуждающею тенью покойной. Я заставила бы вас пристально вглядеться в глаза своей преемницы и спросила-бы: уж не за отсутствие-ли блеска в этих глазах избрали вы ее себе в жены? Тогда я принялась бы кричать так громко, что в ушах у вас лопнула бы перепонка, и первыми моими словами было бы: - "Помни обо мне!"

Леонт. Глаза её сияли, как звезды, как настоящия звезды, а все другие только угасшие уголья!.. Не бойся за меня, Паулина; даю тебе слово, что на другой я не женюсь.

Паулина. Поклянитесь мне, что не женитесь без моего согласия.

Леонт. Спасением души моей клянусь, что никогда не женюсь.

Паулина. Господа, будьте свидетелями его клятвы.

Клеомен. Вы подвергаете его слишком тяжелому испытанию.

. Я только в том случае разрешу его клятву, если он встретит другую, как две капли воды похожую на первую.

Клеомен. Однако, послушайте...

Паулина. Будь по вашему! Если моему государю непременно угодно жениться... Скажите, государь, угодно вам этого? - и если так, предоставьте мне выбрать для вас новую супругу. Она будет уже не настолько молода, как первая, но окажется такою, что дух Гермионы, если он бродить по земле, возрадуется, увидав эту женщину у вас в объятиях.

Леонт. Неизменно верная Паулина, женюсь я только тогда, когда ты сама укажешь мне невесту.

Паулина. Случиться это может только тогда, когда воскреснет первая твоя жена, до тех-же пор - никогда!

Входит Придворный.

Придворный. Какой-то молодой человек, выдающий себя за принца Флоризэля, сына царя богемского Поликсена, явился во дворец, вместе с своею принцессою, молодою женщиною невиданной красоты, и желает представиться вашему величеству.

Леонт. Что это значит? Такое скромное, никем не возвещенное прибытие не согласуется с высоким положением его отца. Оно говорит нам заранее, что посещение это следует считать не оффициальным, вполне обдуманным и подготовленным визитом, а только вынужденным следствием неблагоприятных обстоятельств или крайности. Из кого состоит его свита?

Придворный. Всего из нескольких слуг низшого разряда.

Леонт. Ты говоришь, что с ним и его принцесса?

Придворный. Особа, совмещающая в себе все совершенства. Мне кажется, что солнце никогда еще не любовалось такою красотой.

Паулина. О, Гермиона! Настоящее постоянно кичится собою и превозносит себя в ущерб прошедшему, далеко превосходящему его во всем; поэтому и ты, покоясь в могиле, должна уступить другой первенство красоты. - Вы, почтенный господин, сами говорили и даже написали на гробнице Гермионы: - "никогда не было и не будет ей подобной..." Так, дав волю поэтическому чувству, вы когда-то восхваляли красоту усопшей, хотя в настоящее время эта надпись кажется холоднее того праха, которым вызваны ваши слова. Теперь в ваших прежних чувствах произошел прискорбный отлив; вы находите, что другая не только равна по красоте прежней но даже превосходит ее.

Придворный. Простите! Одна уже почти совсем забыта, а о другой, - прошу прощения еще раз, - вы сказали бы то же, что я, еслибы увидали ее. Молодая принцесса такое чудное создание, что захоти она создать новый культ, все поклонники прежних божеств отвернулись бы от своих кумиров и стали бы поклоняться ей. Довольно одного её взгляда, чтобы все упали перед нею ниц.

Паулина. Мужчины, быть может, но не женщины.

Придворный. Женщины полюбят ее зато, что она высокими своими качествами превосходит всех мужчин в мире; мужчин же она покорит тем, что среди других женщин она совершенная редкость.

Леонт. Ступай, Клеомен, к ним на встречу и в сопровождении самых почтенных своих друзей приведи юную чету в наши объятия (Клеомен уходит; за ним несколько придворных). А все-таки не могу не сказать, что такой внезапный приезд очень странен.

Паулина. Еслибы наш принц, - настоящий драгоценный камень среди детей, - был жив, он составил бы прекрасную пару с прибывшим. Они, ведь, ровесники, родились в одном и том же месяце, один вслед за другим.

Леонт. Прошу тебя, не напоминай о нем; ты знаешь, что всякий раз, как заговорят о нем, я снова переживаю его смерть... От одной необходимости увидать сына Поликсена можно сойти с ума... а тут еще твои речи о прошлом!.. Вот они идут (Входит Кгсомсн; за ним следуют Флоризэл и Пердита). Сейчас заметно, принц, что ваша матушка была верна своему супружескому ложу, потому что в вас повторился живой образ вашего родителя. Вы до того похожи на отца и обращением, и чертами лица, что, будь мне лет двадцать, я назвал бы вас братом, как называл когда-то его, и стал бы напоминать вам о прежних проказах, проделанных когда-то вместе. Добро же, добро пожаловать!... А вы, принцесса... нет, не принцесса, а богиня! Увы, я лишился подруги жизни, которая так же стояла выше всего земного, как вы, образуя с принцем Флоризэлем совершеннейшую пару. Да, я утратил безценную подругу и вместе с тем по своей вине лишился общества и дружбы благородного вашего родителя, с которым, не смотря на гнетущия меня скорби, мне сильно хотелось бы повидаться еще хоть раз в жизни.

Флоризэль. Я прибыл в Сицилию по его приказанию и привез все приветствия, какие только царь и друг может поручить передать своему венценосному брату. Если бы немощи, неразлучные с преклонными летами, не послужили препятствием, он и сам измерил бы и пересек и земли, и воды, отделяющия его престол от вашего, и все это с исключительною целью повидаться с вами. Он поручил мне сказать вам, что в числе как умерших, так и живых своих братьев-венценосцев не было и нет никого, кого бы он любил так, как любит вас, государь.

Леонт. О, добрый, благородный мой брат, как жестоко был я виноват перед тобою и как сильно мучит меня теперь это сознание! Ваш приезд, ваши ласковые речи являются живыми обвинителями, укоряющими меня за прошлые ошибки, за продолжительное нежелание примириться. Повторяю еще раз: - добро пожаловать; я рад вашему прибытию, как радуется земля возвращению весны (Указывая на Пердиту). недостойного такого лестного внимания, такого самоотвержения?

Флоризэль. Государь, она прибыла из Либии.

Леонт. Где царит воинственный Смал, могущественный государь, которого одинаково боится и народ?

Флоризэль. Да, оттуда. Царь на прощание со слезами высказал, что Пердита его дочь, и что разлука с нею крайне для него тяжела!.. Да, оттуда-то мы, при помощи попутного южного ветра, направились сюда, чтобы исполнить приказание отца и посетить ваше величество. Прибыв к вашим берегам, я отправил обратно в Богемию лучшую часть своей свиты, чтобы известить моего отца и государя о благополучном окончании моего предприятия в Либии, так же как и о благополучном своем прибытии вместе с женою в ваше царство.

Леонт. Да очистят всемогущие боги воздух этой страны от всяких вредных примесей хоть на время вашего пребывания у нас! Ваш отец человек превосходный, но как ни священна была для меня его личность, я жестоко перед ним провинился. Чтобы наказать меня за это прегрешение, разгневанные небеса оставили меня бездетным, а ему в знак своего вполне заслуженного им благоволения оставили такого сына, как вы, как нельзя более достойного его добродетелей. Ах, как быль-бы я счастлив, если бы предо мною тоже стояли родные сын и дочь, оба такие-же прекрасные, как и вы!.

Входит Роджеро.

Роджеро. Государь, то, что мне предстоит сообщить вам, превосходит всякое вероятие, и вы, конечно, не по верили-бы этому, если-бы доказательство не находилось на лицо. Царь богемский посылает вам поклон и просит вас задержать его сына, который, пренебрегая своим саном и своими обязанностями и связавшись с дочерью пастуха, бежал от отца и от высокого своего предназначения.

Леонт. Где-же царь богемский? Говори!

Роджеро. Здесь, в городе. Я только-что от него. Моя речь безпорядочна, но это оправдывается моим изумлением и данным мне поручением. Когда он спешил к вашему двору, очевидно, желая догнать вот эту молодую чету, ему попались на встречу отец и брат этой мнимой принцессы, покинувшие родину вместе с наследником престола.

Флоризэль. Неужто Камилло мне изменил? Как могло это произойти, когда и честь его, и честность противостояли до сих пор всем бурям.

Роджеро. Вероятно, так. Он прибыл с вашим родителем и тоже находится здесь; поэтому вы можете потребовать от него отчета лично.

Леонт. Кто? Камилло?

Роджеро. Он самый, государь. Я разговаривал с ним, и он допрашивает обоих бежавших с родины бедняков. Я никогда не видывал, чтобы кто-нибудь дрожал так сильно, как они: они падают на колени, целуют землю и каждую минуту клянутся, призывая в свидетели небеса. Царь богемский ничего не хочет слышать и только грозит им всевозможными смертями.

. Бедный мой отец! Небеса, допустившия чтобы нас выследили, очевидно, не желают нашего брака.

Леонт. Разве вы еще не повенчаны?

Флоризэль. Нет еще, государь, и теперь нам, вероятно, никогда не дождаться такого счастия. Мне сдается, что случится это не ранее, чем когда звезды небесные облобызают глубокия долины. Надежды на успех у нас слишком сомнительны.

Леонт. Однако, ваша принцесса царская дочь?

Флоризэль. Будет ею, когда мы повенчаемся.

Леонт. Это, как я вижу, благодаря спешным мерам вашего отца, действительно произойдет нескоро. Жалею, очень жалею, что вы навлекали на себя неудовольствие человека, с которым вас связывал сыновний долг; искренно скорблю я о том, что и происхождение избранной вами далеко не соответствует её красоте, делающей ее вполне достойной стать вашею женою.

Флоризэль. Дорогая моя, подними голову. Если бы сама озлобившаяся против нас судьба стала действовать заодно с моим отцом, в нашей любви не могло бы произойти никаких изменений. Умоляю вас, государь, вспомните время, когда вы были не старше, чем я теперь, когда вы были способны любить так-же, как я люблю теперь, и пусть эти воспоминания будут моими ходатаями перед вами! Вам стоит только обратиться к моему отцу с просьбой, и как бы ни было затруднительно её исполнение, он так-же легко согласится на нее, как на самую маловажную безделицу.

Леонт. Если бы действительно было так, я просил-бы его уступить мне любимую вами девушку, кажущуюся ему недостойной высокой чести сделаться вашею женою.

Паулина. Государь мой и повелитель, в глазах у вас сохранилось слишком много юношеского огня. За месяц до смерти ваша покойная жена была несравненно более достойна ваших восторгов, чем та, на которую вы смотрите теперь.

Леонт. О ней то я и думал, когда любовался этою девушкою (Фмризэлю). Однако, я еще не ответил на вашу просьбу. Я немедленно отправлюсь навстречу к вашему отцу и, видя, что в ваших желаниях ничего нет противного чести, я готов взять их и вас под свое покровительство. С целью вступиться за вас, я отправлюсь теперь навстречу вашему отцу. Идите-же за мною и посмотрите, как я примусь за дело. Идемте-же, дорогой принц (Все уходят).

СЦЕНА II.

В Сицилии. Улица перед дворцом Леонта.

Автолик. Скажите, почтенный господин, вы своими ушами слышали рассказ?

Архидам. Да, я присутствовал и при вскрытии узелка, и при рассказе старика, как он нашел этот узелок. Когда всеобщее изумление несколько разсеялось, всем нам приказано было удалиться из комнаты. Когда я уходил, мне показалось, будто говорили, что старик нашел ребенка.

Автолик. Ах, как был-бы я рад узнать, чем все кончилось.

Архидам. Я мог сообщить вам только отрывочные сведения о деле, но еще не сказал ни слова о разительной перемене, которая произошла в царе Поликсене и в Камилло. Они с таким изумлением смотрели друг на друга, что казалось, будто их вытаращенные глаза готовы были выскочить из своих впадин. В их немом молчании слышалась живая речь, а их движения говорили красноречивее всяких слов. Глядя на них, можно было подумать, что до них дошли известия об искуплении или о разрушении целого мира. Однако, как ни было очевидно их изумление, даже самый проницательный наблюдатель не догадался-бы, в чем было дело, и что так сильно волновало обоих - радость или горе? Во всяком случае было заметно, что каков бы ни был источник волнения царя и его приближенных, оно происходило от самых важных причин... Вот идет еще кто-то из придворных; может, ему известно более, чем мне (Входит Роджеро). Что нового, Роджеро?

Роджеро. Всюду готовятся зажигать потешные огни. Предсказание оракула исполнилось; дочь царя Леонта отыскалась. За один какой-нибудь час совершилось столько чудес, что описать всего не были-бы в состоянии даже слагатели баллад (Входит управитель Паулины). Вот управитель Паулины; от него мы, быть может, узнаем еще более (Управителю). Ну, как идут дела? Все, что происходит здесь, до того похоже на старую сказку, что всему этому верится с трудом. Действительно-ли правда, что наш царь отыскал дочь?

Управитель. Совершенная правда и при том правда, вполне доказанная обстоятельствами. Вообще доказательства до того единодушны, что можно подумать, будто не слышишь хода дела, а что все совершается у каждого на глазах. В узле находился ящик, а в нем оказались мантия царицы Гермионы, ожерелье, найденное на шее малютки, и письмо Антигона, почерк которого был признан всеми за его собственный. Наконец, сходство девушки с покойной матерью, её величавый, царственный вид, то врожденное благородство, которое сказывается в каждом её движении и которое было-бы совершенно непонятным в существе низкого происхождения, все это с полною очевидностью свидетельствует что предположение, будто эта девушка - дочь царя Леонта, вполне основательно. Присутствовали вы при встрече обоих царей?

Роджеро

Управитель. Значит, вы прозевали самое любопытное, а этого не перескажешь. Вы бы увидали, как одна радость увенчивалась другою; слезы радости текли неудержимо, и казалось, будто осчастливленные люди провожают горе потоками обильных этих слез. И взгляды, и руки возносились к небесам, а в лицах произошла такая перемена, что людей узнавали не по чертам и не по выражению лица, а только по платью. Наш царь, ничего не помня от радости, выходил из себя и, словно удрученный тяжким горем, отчаянно кричал: - "О, где твоя мать? Где твоя мать!" Он молил богемца о прощении, потом принимался горячо обнимать будущого зятя, а от него снова переходил к дочери и целовал ее, целовал без конца. Не забывал он также благодарить и старого пастуха, стоявшого тут-же в виде полуразрушенного водопровода, бывшого свидетелем царствования не одного, а многих царей. Я никогда не слыхивал о другой подобной встрече; она невольно заставляет спотыкаться при передаче её и противится всякому описанию.

Роджеро. Скажите, пожалуйста, что сталось с Антигоном, взявшим на себя обязанность отвезти малютку?

Управитель. И тут опять старая сказка, которую все-таки продолжают рассказывать, хотя никто уже ей не верит и каждый зажимает уши, чтобы её не слышать. Антигона разорвал на части медведь; это показание сына пастуха, у которого, помимо его действительно замечательного простодушия, невольно внушающого полное доверие, сохранились платок и перстни, которые Паулина, признала за принадлежавшие мужу.

Архидам. А что сталось с его спутниками и с тем кораблем, на котором он плыл?

Управитель. Корабль потерпел крушение в ту самую минуту, когда хозяин его на глазах у пастуха растерзан был зверем, так что все участвовавшие в преступном деле погибли в то самое время, когда малютка была найдена... Но поразительнее всего была борьба между радостью и горем, которая произошла в благородной Паулине. Одним глазом она, казалось, оплакивала гибель мужа, а возводя к небу другой, благодарила богов за то, что предсказание оракула исполнилось. Она подняла с земли стоявшую на коленях принцессу и стала обнимать ее так крепко, что думалось, будто она желает, чтобы грудь девушки приросла к её груди, и вследствие этого новая разлука стала-бы невозможной.

Архидам. Такое зрелище было достойно таких-же царственных зрителей, как и те цари, которые участвовали в исполнении.

Управитель. Одною из самых трогательных черт, именно чертою, выудившею из моих глаз, если не рыбу, то обильные потоки слез, было то болезненное напряжение мое внимание, с каким дочь, переходя от одного тяжелого ощущения нот одного выражения скорби к другому, внимала откровенному рассказу кающагося отца о подробностях смерти матери и о причинах, следствием которых был эта смерть. Наконец, у нея вырвалось горькое восклицание: "увы!" и она, - можно сказать, - залилась кровавыми слезами, по крайней мере, я ручаюсь, что мое сердце облилось в эту минуту кровью. Даже самые безчувственные и твердые, как мрамор, люди - и те изменились в лице, все были растроганы до глубины души; иным сделалось дурно. Если бы весь мир был свидетелем этого зрелища, скорбь была бы всеобщею.

Архидам. Вернулись они во дворец?

Управитель. Нет еще. Принцесса услыхала, что у моей госпожи есть изваяние во весь рост её матери, над которым несколько лет подряд трудился знаменитый итальянский художник Джулио Романо. Владей этот художник даром безсмертия, умей он вдыхать в свои произведения не кажущуюся, а настоящую жизнь, он отбил-бы у природы всех её поклонников, до того тождественны с нею самою его подделка под нее. Сходство изваянной Гермионы с Гермионою настоящею до того поразительно, что каждый непременно заговаривает с нею и ждет от нея ответа. Туда-то, нетерпеливо желая увидеть изображение любимого существа, теперь отправились все и останутся там ужинать.

Роджеро Не пойти-ли и нам туда, чтобы своим присутствием увеличить число радующихся?

Архидам. Кто-же, имея возможность туда проникнуть, откажется от этого? Каждое мгновение ока может вызвать какую-нибудь необычайную радость, и мы много потеряем, если этого не увидим. Идемте-же (Все трое уходят).

Автолик. Не будь я с головы до ног забрызган грязью прежней жизни, вот когда на меня градом посыпались-бы и почести, и деньги. Кто, как не я, привел и старика, и его сына на корабль принца? Кто, как не я, рассказал, что слышал разговоры о каком-то узелке и еще о чем-то, мне непонятном?.. Но в эту минуту принцу было не до меня; он всецело был занят своею возлюбленною, у которой сделался сильный припадок морской болезни. Да и сам-то он не менее своей спутницы страдал тою-же болезнью; поэтому, за дурною погодою, тайна, которую я хотел открыть, так и осталась тайною... Я однако нисколько об этом не тужу. Если-бы истина обнаружилась, благодаря мне, такой поступок с моей стороны через-чур сильно шел бы в разрез с остальными моими деяниями (Входят Пастух и Простак, оба одетые великолепно). Вот идут те, кого я облагодетельствовал против воли. Они, кажется, находятся в полном разцвете благополучия.

Пастух. Ну, сынок, хотя я уже не в таких летах, когда можно надеяться иметь еще детей, но я утешаю себя мыслью, что твои сыновья и дочери, все от самого рождения будут дворянского звания.

Простак. Очень рад видеть тебя, почтеннейший. Ты как-то недавно отказался подраться со мною на том основании, что я не дворянин по рождению. Видишь теперь это платье? Посмей только ответить, что не видишь его и что я не настоящий, не урожденный дворянин!.. Такая наглость с твоей стороны будет равносильна заявлению, что и плащи на нас будто бы не дворянские. Скажи, что я лгу, и ты мигом увидишь, дворянин я или нет.

Автолик. Теперь вы дворянин, я это знаю.

Простак. Я ни на минуту не переставал быть им за последние четыре часа.

Пастух. И я тоже, любезный.

Простак. Да, и он тоже. Но я сделался дворянином ранее его, потому что царский сын меня взял за руку и назвал своим братом, и только тогда оба царя позвали к себе моего отца... Да, только тогда мой брат - принц и моя сестра - принцесса назвали отца отцом... Мы заплакали, и это были первые, пролитые нами, дворянския слезы.

. Надеюсь, мой сын, что в течение нашей жизни оне будут не последними.

Простак. О, разумеется! Иначе это было бы чем-то несообразным в нашем извращенном положении.

Автолик. Смиренно прошу вашу милость забыть все прежния мои провинности против вас и замолвить обо мне словечко моему господину принцу.

Пастух. Сделай это, сын мой, для меня. Раз мы возведены в дворянское достоинство, мы и поступать должны по-дворянски.

Простак. Ты постараешься исправиться?

Автолик. Если это угодно вашей милости.

Простак. Дай мне руку. Я поклянусь принцу, что во всей Богемии немного найдется таких честных и верных людей, как ты.

Пастух. Сказать ты это можешь, но уверять клятвенно не следует.

Простак. Как же не клясться, когда я теперь дворянин? Пусть всякая мелкота, простонародье да мещане "говорят", а я, как дворянин, непременно должен "клясться".

Пастух. А если, сын мой, это неправда?

. Хотя бы это была самая заведомая ложь, истинный дворянин должен клятвенно утверждать ее, если такою клятвою можно услужить приятелю. Я под клятвою уверю принца, будто в сущности ты отличный малый, с сильными руками, и будто ты намерен перестать пьянствовать... Я вполне убежден, что ты и не отличный, и не сильный малый, что пьянствовать ты не перестанешь, однако, я в этом поклянусь, желая от души, что бы ты был и отличным, и сильным, и трезвым.

Автолик. Добрейший господин, я употреблю все усилия чтобы сделаться и тем, другим, и третьим.

Простак. Да, во что бы то ни стало сделайся и тем, и другим, и третьим. Если ты когда-нибудь посмеешь напиться, оставаясь и не отличным, и не сильным, не верь мне, если я скажу, что это меня удивляет... Слушай! наши родственники - принц, принцесса и оба царя отправляются смотреть изображение покойной царицы... Итак, ступай за нами; ты найдешь в нас добрых и снисходительных господ (Уходят).

СЦЕНА III.

В Сицилии. Комната в доме Паулины.

Входят Леонт, Поликсен, Флоризэл, Пердита, Камилло, Паулина, придворные и свита.

Леонт. Добрая и умная Паулина, каким великим утешением я обязан тебе.

Паулина. Царь и повелитель мой, намерения у меня всегда были хорошия, если нельзя того же сказать о моих поступках. За все услуги вы вознаградили меня с лихвою; но то, что вы, как и венценосный ваш брат, вместе с обрученною четою, удостоили своего посещения мое скромное жилище, превышает все мои заслуги, и у меня не достает и никогда не достанет слов, чтобы выразить вам свою благодарность за такую неоцененную милость.

Леонт. Мы своим посещением доставили тебе одно безпокойство. Нам хотелось взглянуть на изображение покойной нашей царицы. Мы не без значительного удовольствия уже осмотрели твою картинную галлерею, осмотрели много редких вещей, но не видали еще того, на что особенно хотелось взглянуть и нам самим, и нашей дочери, именно - изображения её матери.

Паулина. Как не имела она себе равной при жизни, так, надеюсь, и мертвое её изображение превзойдет все виданное вами до сих пор, все, что до сих пор создано было рукою человека! Вот почему изображение это стоит особо, и я приберегла его для конца... Оно находится здесь. Приготовьтесь увидать его, приготовьтесь увидать произведение искусства, более похожее на настоящую жизнь, чем сои ь бывает похож на смерть. Смотрите и скажите хорошо-ли? Ваше молчание мне по-сердцу; оно яснее слов выражает ваше изумление... А все-таки говорите... И прежде всех вы, мой повелитель: - похожа?

Леонт. Совсем как живая! Укоряй меня, безценный мрамор, чтобы я мог принять тебя за живую Гермиону! Или, нет, лучше не укоряй!.. Это придает тебе еще более сходства с нею, потому что она была кротка, как младенец, как само незлобие; но, дорогая Паулина, есть и несходство: у Гермионы не было на лице ни одной морщины; она казалась несравненно моложе, чем эта.

Поликсен. Да, в самом деле так.

Паулина. Это делает еще более чести необыкновенному искусству художника. Прибавив ей шестнадцать лет, он изобразил ее такою, какою она была-бы на самом деле теперь, если-бы продолжала жить.

Леонт. Да, если-бы она продолжала жить, она продолжала бы радовать меня так-же, как жестоко терзает теперь. Такою стояла она, полная такого же величия, когда я просил её руки... Величие то-же, но тогда оно не было таким холодным, как теперь, в нем чувствовалась жизнь, теплота!.. О, как мне стыдно за себя! Не укоряет-ли меня этот мрамор за то, что я был жестче, безчувственнее его самого, был более каменным, чем самый камень?.. О, царственное изваяние! В твоем величии есть что-то волшебное; оно своими чарами пробуждает в моей памяти все прежние мои проступки, оно сковывает в изумленной твоей дочери всякое проявление жизни так, что даже ее можно принять за такое-же изваяние, как и ты.

Пердита. Считайте это суеверием, но не мешайте мне. Дайте мне на коленях принять у нея благословение... Дорогая царица, безценная моя мать, ты, разставшаяся с жизнью, когда я только-что явилась на свет, дай мне облобызать твою руку.

Паулина. Осторожнее! Статуя только недавно выкрашена и краски не успели еще высохнуть, как следует.

Камилло. Государь, ваша скорбь до сих пор - живая рана, которую тщетно обвевали своим дыханием шестнадцать зим и столько-же раз повторявшееся лето, но не могли её изсушить. Даже радость, и та редко бывает настолько живуча, а горе обыкновенно убивает себя несравненно ранее.

Поликсен

Паулина. Право, государь, если бы я знала, что моя статуя, - так-как она в самом деле моя, - произведет на вас такое тяжелое впечатление, я-бы вам её не показала.

Леонт. Нет, не задергивай еще завесы.

Паулина

Леонт. Оставь! Оставь! Я бы желал быть уже мертвым, хотя мне кажется, что я и так уже не живу... О, кто создал такое чудное произведение?.. Брат, смотри! Разве не поклянешься, что оно живет, что настоящая кровь переливается в его жилах.

Поликсен. Да, произведение действительно мастерское. Статуя совсем как живая; чудится, будто в губах есть теплота.

Леонт. А неподвижные глаза будто движутся. Искусство, очевидно, издевается над нами.

. Я задерну занавеску. Мой государь в таком восторге, что ему скоро покажется, будто статуя в самом деле живая.

Леонт. О, милая Паулина, дай мне воображать это целые годы, целые десятки лет! Холодный разум всего мира не может дать такого блаженства, как это безумие! Дай мне смотреть и смотреть без конца.

Паулина. Мне жаль, государь, что я так сильно вас разстроила, я боюсь, как-бы вы не разстроились еще более.

Леонт Не смейтесь никто надо мною; мне хочется разцеловать ее.

Паулина. Не делайте этого, государь! Краска на её губах еще сырая. Вы попортите статую, если поцелуете ее, да и свои губы испачкаете краской и маслом... Не задернуть-ли занавески?

Леонт. Нет, я этого не дозволю! Целых двадцать лет не дозволю!

Пердита

Паулина. Довольно! Или уйдите из этой часовни, или приготовьтесь увидеть новое чудо. Если вы в состоянии вынести такое зрелище, я в самом деле заставлю статую двигаться, сойти с цоколя и взять вас за руку. Хотя я и ручаюсь, что нет ничего подобного, вы непременно подумаете, будто мне помогает нечистая сила.

Леонт. Я с восторгом готов смотреть на все, чтобы ты ни заставила ее сделать! Что-бы ни заставила ее говорить, я все стану слушать с наслаждением. Ведь и заставить ее говорить, не правда-ли, так-же легко, как привести в движение?

Паулина

Леонт. Скорей, скорей! Ручаюсь, что никто не тронется с места.

Паулина. Музыка, играй и пробуди ее! (Музыка). вернись к драгоценной жизни... Подходи-же, подходи! (Гермиона медленно сходит с цоколя). Видите, она движется. Слышите? - К её поступкам нечистая сила будет причастна так-же мало, как и к моему волшебству. Не отшатывайтесь от нея! Этим вы убьете ее снова, убьете вдвойне. Подайте ей руку. Когда она была молода, вы искали её взаимности; теперь, постарев, она ищет вашей.

Леонт (Обнимая Гермиону). Руки её теплы. Если это колдовство, пусть оно сделается таким-же обыкновенным явлением, как, например, еда.

. Она обнимает его!

Камилло. Обвила руками его шею!.. Если в ней действительно есть жизнь, пусть она также заговорить.

Поликсен

Паулина. Если я скажу вам, что она жива, вы засмеетесь над моими словами, как над старой сказкой, а между тем вы сами видите, что она жива, хотя еще не говорит. Повремените немного. Выступите вы теперь, прелестная принцесса; станьте на колени перед матерью и попросите, чтобы она вас благословила. Взгляните и вы. царица! - Ваша пропадавшая дочь отыскалась (Подводит к Гермионе Пердиту; последняя опускается на колени).

Гермиона попала ко двору отца? От меня-же ты узнаешь, как я, услыхав от Паулины предсказание оракула, подавала надежду, что ты жива, для того только и сохранила себя, чтобы увидеть, как исполнится предсказание.

Паулина. Придет время, когда она разскажет вам все; но с этим спешить нечего, не то и от вас, пожалуй, потребуют того-же, а такой рассказ только омрачит вашу радость. Вы, которым неожиданные события принесли столько благополучия, ступайте все вместе; поделитесь со всеми своим необъятным счастием. А я, - состарившаяся горлица, усядусь на каком-нибудь изсохшем суку и до самой смерти буду горевать о своем добром Антигоне, которого мне никогда уже не увидать.

Леонт. Перестань, Паулина! Ты должна принять из моих рук мужа, как я из твоих принимаю жену. Это наше условие, и мы оба поклялись исполнить его свято. Ты возвратила мне жену. Как ты спасла ее - объяснится впоследствии, так как подобное чудо непременно потребует объяснения. Ведь я своими глазами видел ее мертвою или, по крайней мере, думал, что она умерла... и сколько раз я тщетно молился на её могиле. Достойного тебя мужа отыскивать мне придется не долго: он на лицо, и его чувства к тебе давно мне известны. Подойди, Камилло, и возьми ее за руку. Она блистательно доказала, какая она превосходная женщина; за её добродетели, за её честность ручаются тебе два царя... Идемте-же отсюда... Или нет, погодите. Гермиона, взгляни на нашего брата. Простите, что я несправедливо заподозрил ваши безупречные души в гнусной измене. Вот твой будущий зять, сын Поликсена, волею небес обрученный с нашею дочерью. Добрая Паулина, веди нас куда-нибудь, где бы все мы на досуге могли и разспрашивать и рассказывать о той роли, которую каждый из нас исполнял за долгий промежуток, начавшийся со дня нашей разлуки. Веди нас, Паулина, веди скорее (Все уходят).