Жизнь и смерть короля Ричарда III.
Действие третье

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и смерть короля Ричарда III. Действие третье (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

СЦЕНА I.

Лондон. Улица.

При громе труб входят: принц Уэльсский, Глостэр, Бокингем, кардинал Бургиэр и другие.

Бокингем. Светлейший принц, приветствую ваше прибытие в Лондон, в вашу королевскую палату.

Глостэр. И мой привет вам, дорогой племянник, вам, властелину всех моих дум. Вероятно, усталость с дороги делает вас таким печальным, принц?

Принц. Нет, дядя, не сама дорога, а встретившияся на ней неприятности сделали ее скучной, утомительной, тягостной. Отчего я не вижу здесь других моих дядей, которые должны-бы приветствовать меня?

Глостэр. Добрейший принц, ничем еще не омраченная чистота и невинность вашего возраста не дают вам возможности сразу увидать всю гнусность этого вероломного мира и о человеке вы можете только судить по его внешности, а эта внешность, как то знает Бог, редко совпадает с его внутренней стороной. Ваши дяди, об отсутствии которых вы скорбите, были люди опасные; вы, ваше высочество, внимали их слащавым речам, но не замечали яда. таившагося в их сердцах. Да сохранит вас Создатель и от них, и от таких же лживых друзей, как они.

Принц. Да сохранит меня Создатель от лживых друзей, но они-то не были лживы.

Глостэр. Принц, лорд-мэр идет вас приветствовать.

Входит лорд-мэр и его свита.

Лорд-мэр. Да пошлет вам Создатель доброе здоровье и счастливые дни.

Принц. Благодарю вас, добрейший лорд, благодарю также и всех вас Я думал, что мать и брат мой Иорк встретят меня на пути еще задолго до моего прибытия в Лондон. Как неповоротлив этот Гестингс: из-за него я не могу до сих пор узнать, прибудут-ли сюда мать и брат.

Входит Гестингс.

Бокингем. Лорд Гестингс легок на помине, вот он идет; он весь в поту.

Принц. Привет вам, милорд! Скажите, скоро-ли прибудет моя мать?

Гестингс. Не я, а только один Бог знает, по какой причине ваша матушка с вашим братом герцогом Иоркским внезапно удалилась в святилище. Ласковому принцу очень хотелось вместе со мной отправиться к вам на встречу, но ваша матушка удержала его силой.

Бокингем. Фи, какой это неуместный и непохвальный поступок с её стороны. Не угодно-ли вам убедить королеву, чтобы она сейчас-же отпустила герцога Иоркского к его царственному брату; если-же она не согласится, вы, лорд Гестингс, ступайте с кардиналом и вырвите принца силой из её ревнивых рук.

Кардинал. Если мое слабое красноречие, лорд Бокингем, может исторгнуть герцога Иоркского из рук его матери, я сейчас-же явлюсь с ним сюда, но если королева будет сопротивляться и не захочет слушать моих увещаний, то да избавит меня Бог от необходимости нарушить священные права святилища. За все это государство я не соглашусь взять на душу такого страшного греха.

Бокингем. Вы, милорд, слишком безсмысленно упрямы, слишком щепетильны и слишком верны преданию. Сообразите, что, приняв во внимание данное время, вы, завладев принцем, нисколько не нарушите прав святого убежища: для того, кто по своим делам в нем нуждается, кто ищет защиты под его кровом, право это остается в полной силе. Герцог-же ни в какой защите не нуждается и ему нечего её искать. По моему мнению, убежище это для него даже и не святилище, и взяв оттуда ребенка, вы не нарушите никакого права, никаких преимуществ, присвоенных ему обычаем. Я не раз слыхал, что взрослые люди ищут убежища в святилище, но, чтобы так поступали дети, не слыхивал никогда.

Кардинал. На этот раз вы меня убедили вполне. Лорд Гестингс, угодно вам отправиться со мной?

Гестингс. Иду, милорд.

Принц. Пожалуйста, добрейшие лорды, поторопитесь, на сколько возможно (Кардинал и Гестингс уходят).

Глостэр. Где будет угодно вашему высочеству. Впрочем, день или два я посоветовал-бы вам отдохнуть в башне, а потом живите, где найдете более удобным и приятным.

Принц. Для меня нет места ненавистнее башни. Правда-ли, милорд, что ее построил Юлий Цезарь?

Бокингем. Правда, добрейший принц, Юлий Цезарь положил ей основание, достроили-же ее в следующие века.

Принц. Скажите, известно по летописям, что ее начал строить Юлий Цезарь, или только по преданиям, переходящим из рода в род?

Бокингем. По летописям, светлейший лорд.

Принц. А если-бы летописи даже умолчали об этом событии, я думаю, истина все-таки переходила-бы из века в век и передавалась-бы из уст в уста до самого дня страшного суда.

Глостэр (Про себя). Так умен, так юн; говорят, такие не долговечны.

Принц. Что вы говорите, дядя?

Глостэр. Говорю, что даже и без всякой письменности слава долговечна (Про себя). Я словно первобытный порок: ложь втискивает два смысла в одно и то-же слово.

Принц. Юлий Цезарь, это был человек великий; то, чем его доблесть обогатила его ум, послужило его уму средством придать долголетие его доблести. Смерть не победила победителя, потому что он продолжает жить, если не действительною жизнью, то в сиянии своей славы. Я скажу вам, любезный кузен мой, Бокингэм...

Бокингем

Принц. Если я доживу до той поры, когда сделаюсь взрослым человеком, я хочу, чтобы права наши снова восторжествовали над Францией, и, проведя всю жизнь королем, умереть, подобно воину.

Глостэр (Про себя). Лето, после слишком ранней весны, непродолжительно.

Входят: герцог Иоркский, Гестингс и Кардинал.

Бокингем. А к счастью, вот, наконец, и герцог Иоркский.

Принц. Ричард Иоркский, скажите, как поживает наш возлюбленный брат?

Герцог Иоркский. Прекрасно, грозный наш повелитель, потому что с нынешняго дня я обязан называть вас именно так.

Принц. Да, милый брат, и к нашему, и к твоему великому горю. Кончина того, кому по праву принадлежал этот титул, которого, умирая, лишился наш царственный родитель, произошла так еще недавно.

Глостэр. Как здоровье нашего племянника, благородного лорда Иоркского?

Герцог Иоркский. Благодарю, добрейший дядя. О, милорд, вы говорили, что сорные травы ростут быстро: смотрите, смотрите, как перерос меня принц, мой брат.

Глостэр. Правда, милорд.

Герцог Иоркский

Глостэр. Нет, милейший племянник, говорить этого я не смею.

Герцог Иоркский. Значить, он имеет основание обижаться твоими словами менее, чем я?

Глостэр. Он может повелевать мною, как мой государь, тогда как ты имеешь на меня только права родственника.

Герцог Иоркский. Прошу нас, дядя, подарите мне этот кинжал.

Глостэр. Мой кинжал, племянник? С удовольствием.

Принц. Брат, как не стыдно выпрашивать, словно ты нищий.

Герцог Иоркский. Что за беда, я ведь прошу у дяди и притом такую вещь, которую, как я уверен, он отдаст мне без всякого сожаления, ведь, это не более, как игрушка.

Глостэр. Я хочу подарить тебе, племянник, нечто более значительное.

Герцог Иоркский. Более значительное? Ужь не меч-ли в придачу к кинжалу?

Глостэр. Да, подарил бы, если бы он был полегче.

. О, я вижу, вы щедры только на легковесные подарки, если же зайдет речь о чем-нибудь более веском, вы ответите: "ни под каким видом".

Глостэр. Носить его тебе было бы не под силу.

Герцог Иоркский. Я бы носил его очень легко, если бы он был еще тяжелее.

Глостэр. Тебе, я вижу, очень хотелось бы иметь мой меч, маленький лорд.

Герцог Иоркский. Да, хотелось бы, чтобы отблагодарить вас за то название, которое вы мне даете.

Глостэр. Какое название?

Герцог Иоркский. Маленький.

Принц. Герцог Иоркский всегда очень боек на язык. Вы, дядя, отлично знаете, как к нему относиться.

Герцог Иоркский. Не знаю что - относиться ко мне, или носиться со мною. Дядя, брат, разом насмехается и над вами, и надо мною: из-за того, что я мал, как обезьянка, он думал, что вам следует носить меня на плечах.

Бокингем. Как остроумны и колки его возражения. Чтобы смягчить насмешку, обращенную к дяде, он мило и ловко смеется сам над собой; так молод и так находчив, это просто удивительно.

. Добрейший принц, неугодно-ли вам продолжать? Я же и кузен мой Бокингем отправимся к вашей родительнице и станем умолять ее присоединиться к вам в башне, чтобы там приветствовать ваше прибытие.

Герцог Иоркский. Как, вы, милорд, намереваетесь отправиться в башню?

Принц. Лорд-попечитель находит, что так следует.

Герцог Иоркский. А мне в башне не уснуть спокойно.

Принц. Почему? Чего бы ты стал там бояться?

Герцог Иоркский. Как чего? Разгневанного призрака моего дяди Клерэнса. Бабушка говорила мне, что он был там умерщвлен.

Принц. Я не боюсь умерших дядей.

Герцог Иоркский. Да и живых, надеюсь, тоже.

Принц. Если бы они еще находились в живых, я убежден, что мне бы нечего было их бояться. Однако, идемте, милорды, далее и, сокрушенным сердцем думая об умерших, отправимся в башню (принц Уэльсский, герцог Иоркский, Гестингс, Кардинал и другие придворные уходят).

Бокингем. Что скажете, милорд, об этом маленьком болтуне? Все насмешки, которыми он так нагло осыпал вас, разумеется, внушены ему его лукавой притворщицей матерью.

Глостэр. Разумеется, без всякого сомнения. Этот словоохотливый мальчишка смел, жив, изобретателен, самонадеян и богато одарен способностями, - он весь, с ног до головы, уродился в мать.

. Хорошо, оставим их в покое. Подойди сюда, Кетсби. Ты клялся исполнять неукоснительно все наши намерения и свято держать в тайне то, что мы тебе доверили. Ты дорогой слышал, что заставляет нас поступать таким образом. Что же ты обо всем этом думаешь? Не будет-ли слишком трудно заставить лорда Уильяма Гестингса действовать с нами сообща, то-есть, утвердить этого благородного герцога на престоле нашего прославленного острова?

Кетсби. Он так свято чтит память покойного отца, принц, что, ради благополучия сына, слепо пойдет на все.

Бокингем. А что скажешь ты насчет Стэнли? Этот захочет-ли согласиться?

Кетсби. Он во всем поступит так-же, как Гестингс.

Бокингем. Итак, остановимся вот на чем: дорогой Кетсби, отправься к лорду Гестингсу, выпытай его мнение насчет наших намерений, разумеется, говоря о них только намеками, как о несбыточных предположениях, и скажи ему, чтобы он завтра непременно был в башне, чтобы присутствовать при короновании. Если найдешь, что он расположен в нашу пользу, отнесись к нему одобрительно и понемногу сообщи ему, что заставляет нас поступать так, как мы поступаем. Если он окажется твердым, как свинец, и холодным, как лед, будь таким-же и ты; оборви сразу разговор и приди тотчас-же сообщить нам, как он смотрит на наше предприятие, так как завтра у нас будет еще другой совет, в котором ты без дела не останешься.

Глостэр. Кланяйся от меня лорду Уильяму, скажи ему, Кетсби, что опасная шайка его закоренелых врагов завтра в замке Помфрет подвергнется сильному кровопусканию, и посоветуй ему, чтобы он, получив такое приятное известие, на радостях понежнее поцеловал мистрисс Шорр. Надеюсь, добрейший Кетсби, что ты исполнишь все это, как следует.

Кетсби. Добрейшие милорды, я сделаю все, что от меня зависит.

Глостэр. Будем-ли мы иметь известие от вас, Кетсби, ранее, чем ляжем в постель?

Кетсби. Будете, милорд.

Глостэр. Ты обоих нас найдешь в Кросби

Бокингем. Теперь, милорд, скажите, как-же нам поступить, если мы заметим, что Гестингс не хочет примкнуть к нашему заговору?

Глостэр. Милейший мой, нам останется отрубить ему голову и этим мы сделаем именно то, что нужно. Если престол Англии достанется мне, ты будешь иметь право требовать от меня графство Гирфорд и все движимое имущество, которым владел покойный брат мой, король.

Бокингем. Я не премину напомнить вашему высочеству об этом обещании.

Глостэр. Будь уверен, что я исполню его от всей души. Пойдем, поужинаем пораньше, чтобы потом, как следует, переварить наши замыслы (Уходят).

СЦЕНА II.

Перед домом лорда Гестингса.

Входит гонец.

Гонец (Стучит в дверь). Милорд, милорд!

Гестингс (За сценой). Кто там стучится?

Гонец. Посланный от лорда Стэнли.

Гестингс Который час?

Гонец. Только что пробило четыре (Гестингс входит).

Гестингс. Разве твой господин не может спать в такия длинные ночи?

Гонец. Судя по тому, что я имею вам сказать, кажется, что так. Во-первых, он шлет привет вашей милости.

Гестингс. А далее что?

Гонец. А далее он велел вам передать, что ему нынешнею ночью снилось, будто кабан сорвал с него шлем и что, помимо этого, сегодня состоятся два совета, при чем то, что будет постановлено одним из этих советов, может заставить вас и его раскаяться, что вы участвовали в другом. Вот он и поручил мне узнать, не угодно-ли вашей милости сейчас-же вместе с ним сесть на коня и, чтобы избежать тех опасностей, которые предчувствует его душа, во весь опор направиться к северу.

Гестингс. Ступай, друг мой, вернись к своему господину и скажи ему, чтобы различные два совета его не смущали: его милость и я участвуем в одном совете, а в другом находится милейший мой друг Кетсби; поэтому мне будет тотчас-же известно все, что там ни произошло бы. Скажи ему также, что его опасения безразсудны и лишены всякого основания. Что-же касается его сновидений, - меня удивляет его слабость принимать за что-то важное все пустяки, навеваемые тревожным сном; бежать от кабана ранее, чем он начал нас преследовать, значило-бы возбудить в этом кабане решимость пуститься за нами в погоню и направить свои стоны на такую дорогу, на которую он ранее и не намеревался ступать. Ступай и скажи своему господину, чтобы он скорее вставал и тотчас-же явился ко мне; мы вместе отправимся в башню, где он увидит, что кабан обойдется с нами как нельзя более милостиво.

Гонец. Иду, милорд, и в точности повторю ему ваши слова (Уходит; появляется Кетсби).

Кетсби. Тысячу раз желаю вам доброго утра, благороднейший мой лорд!

Гестингс. Здравствуйте, Кетсби! вы сегодня на ногах с очень ранних нор. Да, что нового в нашем шатающемся государстве?

Кетсби. Да, действительно, милорд, оно сильно шатается и, мне кажется, на ногах укрепится оно только тогда, когда корона очутится на голове Ричарда.

. Какая корона? Неужто королевская?

Кетсби. Да, именно так, добрейший мой лорд.

Гестингс. Нет, скорее вот эта корона упадет с моих плеч, чем другая, королевская, очутится на таком неподобающем для нея месте. Скажите, неужто у вас явилось подозрение, что он этого добивается?

Кетсби. Да, клянусь жизнью, что так. Он даже надеется, что увидит вас в передовых рядах той партия, при помощи которой он разсчитывает добиться желаемого. Зачем он просил меня сообщить вам следующую приятную для вас вещь: не далее, как сегодня, вашим врагам, то-есть родственникам королевы, суждено умереть в Помфрете.

Гестингс. Неужто это правда? Я, конечно, из-за такого известия не облекусь в траур, они всегда были моими противниками; но чтобы я подал свой голос за Ричарда и тем преградил потомкам моего короля и властелина путь к законному их наследию - этому но бывать никогда. Сам Бог видит, что я этого не сделаю никогда, если-бы даже пришлось поплатиться за это жизнью.

Кетсби. Да поможет вашей милости Господь всегда оставаться при таких благородных намерениях.

Гестингс. Что-же касается тех, которые навлекли на меня гнев моего властелина, я целых двенадцать месяцев подряд буду хохотать от радости, что мне суждено было дожить до трагической развязки их судьбы. Знайте, Кетсби, что я и на две недели не стану старше, как подвергну той-же участи многих, которые совсем этого не ожидают.

Кетсби. Милостивейший мой лорд, смерть, вообще, дело печальное; еще печальнее становится она, когда является неожиданно, когда мы к ней не приготовлены.

Гестингс. О, она чудовищна, чудовищна! Вот она-то и постигает теперь и Райверса, Вогена и Грэя; тоже будет и с другими, считающими себя в полной безопасности, потому что они, так же, как вы ни, пользуются расположением принца Ричарда и Бокингема.

Кетсби. Вы очень высоко стоите во мнении обоих принцев Так высоко, что тебе не сносить на плечах головы.

Гестингс. Я это знаю и, конечно, заслужил такую милость (Входит Стэнли). Милости просим, милости просим. Однако, милейший мой, где-же ваша рогатина? Бойтесь кабана, а сами выходите к нам на встречу без всякого оружия.

Стэнли. Здравствуйте, милорд, здравствуйте, Кетсби. Вы можете смеяться надо мною, но, клянусь святым крестом Спасителя, двойственность этих советов совсем мне не по вкусу.

Гестингс. Милорд, я дорожу своею жизнью и клянусь, что она никогда не была мне дороже, чем в настоящую минуту. Неужели вы думаете, что я был-бы так безпечен и весел, как теперь, если-бы не так глубоко верил в нашу общую безопасность?

Стэнли. Лорды, находящиеся теперь в Помфрете, тоже верили в свою безопасность и, уезжая на конях из Лондона, были тоже очень веселы, да и опасаться-то им, казалось, решительно нечего. Однако, не смотря на это, вы сами видите, как померк для них дневной свет. Эти внезапные взрывы мщения меня сильно пугают. Я говорю, что был-бы очень рад, если-бы оказался только безсмысленным трусом. Пойдемте, однако, в башню, солнце уже высоко.

Гестингс. Полноте, полноте, успокойтесь. А знаете-ли вы, милорд, что те люди, о которых вы сейчас говорили, сегодня-же были казнены?

Стэнли. А между тем им, право, за их честь и верность скорее прилично было-бы носить на плечах голову, чем некоторым из их обвинителей носить свои шляпы. Идемте-же, милорд.

Входит младший герольд.

Гестингс. Ступайте вперед, мне нужно сказать слова два с этим милейшим человеком (Стэнли и Кетсби уходят).

Младший герольд. Тем более успешно, что вашей милости угодно осведомиться об этом.

Гестингс. Я тоже могу сообщить тебе, приятель, что и мои дела идут несравненно лучше, чем в то время, когда мы в последний раз виделись здесь с тобой. Тогда я отправлялся в башню в качестве узника и это благодаря родственникам королевы, но теперь я могу тебе сказать - только, чур, держи это про себя - теперь моих врагов уже нет в живых, а я в лучшем положения, чем когда-либо.

Младший герольд. Дай Бог, чтобы и далее все шло согласно желаниям вашей милости.

Гестингс. Благодарю за пожелания, приятель! Вот Тебе деньги, выпей за мое здоровье (Бросает ему кошелек).

Младший герольд. Премного благодарен вашей милости (Уходит; появляется священннк).

Священник. Какая приятная встреча, милорд. Я очень счастлив, что вижу вашу милость.

Гестингс. Благодарю, добрейший сэр Джон, благодарю от всего сердца. Я еще в долгу у вас за последнюю вашу службу. Приходите в будущий субботний день и вы останетесь мною довольны (Входит Бокингем).

Бокингем

Гестингс. Когда я встретился с этим святым человеком, даю вам честное слово, все мысли мои были заняты теми, о которых вы сейчас упомянули. Что-жь, и вы тоже в башню?

Бокингем. Да, милорд, но не могу оставаться там долго и уйду оттуда ранее, чем ваша милость.

Гестингс. Очень может быть, потому что я, вероятно, останусь там обедать.

Бокингем (Про себя). Да и ужинать тоже, хотя ты об этом ничего еще не знаешь (Громко). Что же, идете вы?

Гестингс. Иду, милорд (Уходят).

СЦЕНА III.

К Помфрете. Перед замком.

Входит Ратклиф в сопровождении конвоя, ведущого на казнь Райверса, Грэя и Вогена.

Рэтклиф

Райверс. Слушай, сэр Ричард Рэтклиф, дай мне высказать тебе вот что: сегодня ты будешь свидетелем, как верноподданный умрет за правду, за право и за верность.

Грэй. Да избавит Бог принца от всей вашей своры. Все вы - только шайка проклятых вампиров.

Воген. Настанет день, когда вам придется жестоко поплатиться за то, что вы остались живы.

Рэтклиф. Ну, живее, вы уже перешли за определенный вам жизненный предел.

Райверс. Помфрет, Помфрет, ты, кровавая тюрьма, всегда приносила несчастье благородным пэрам. Здесь, за твоими преступными стенами, Ричард II был изрублен в куски и чтобы еще более усилить твое позорное значение, мы напоим тебя своей безвинной кровью.

Грэй. Вот теперь обрушивается на наши головы проклятие Маргариты, брошенное ею в лицо и Гестингсу, и вам, и мне за то, что мы безмолвно присутствовали при том, как Ричард убивал её сына.

Райверс. Она прокляла тоже и Ричарда, прокляла и Бокингема, прокляла Гестингса. О, великий Боже, помоги исполниться её проклятию и против них, как оно теперь исполняется и против нас. Что же касается моей сестры и её царственных сыновей, удовольствуйся, милосердный Боже, одною нашей чистой кровью, которая, как Тебе известно, будет пролита без всякой вины с нашей стороны.

Рэтклиф. Ну, скорее, час, назначенный для вашей смерти, уже прошел.

Райверс. Идем, Грэй, идем, Воген. Обнимемся еще раз на земле, чтобы встретиться потом на небесах (Все уходят).

СЦЕНА IV.

Лондон. Комната в башне.

Входят Бокингем, Станли, Гестингс, епископ Эллийский, Кетсби, Ловель и другие советники; все садятся вокруг стола; пристава совета находятся тут-же.

. Итак, благородные пэры, мы собрались сюда, чтобы решить вопроса, о короновании. Ради самого Господа, говорите, когда-же назначить этот царственный день?

Бокингем. Все уже готово для царственной церемонии?

Стэнли. Да, все, остается только назначить минуту.

Епископ Эллийский. Но моему мнению, следовало-бы назначить завтрашний день, как день счастливый.

Бокингем. Не знает-ли кто-нибудь на этот счет мнения протектора? Кто из присутствующих пользуется наибольшим доверием герцога?

Епископ Эллийский. На сколько мне кажется, его мысли лучше всего известны вашей милости.

Бокингем. Мы отлично знаем в лицо друг друга; что же касается наших душ, то ему моя душа известна так-же мало, как и вам, а ваша мне. Лорд Гестингс, вы очень близки с герцогом.

Гестингс. Я знаю, что герцог меня очень любит и глубоко за это благодарен его светлости, но его мнения насчет дня коронования я не спрашивал, а он не высказал мне ни слова о своих намерениях на этот счет. Однако, благороднейший лорд, вы можете назначить день коронования, когда вам будет угодно, а я подам голос от имени герцога. Смею утверждать, что каково-бы ни было ваше решение, оно не вызовет неудовольствия герцога.

Епископ Эллийский. Вот, кстати, и сам герцог (Входит Глостэр).

Глостэр здесь.

Бокингем. Если-бы вы не вошли сюда именно в эту минуту, лорд Гестингс высказался-бы за вас, то есть сообщил-бы нам свое мнение насчет коронования.

Глостэр. Никто, кроме лорда Гестингса, не мог-бы взять на себя такой смелости: его милость хорошо меня знает и очень меня любит. Милорд епископ Эллийский, последний раз, когда я был в Гольборне, я видел у вас в саду прекрасную землянику; потрудитесь распорядиться, чтобы мне прислали несколько ягод.

Епископ Эллийский. С величайшей готовностью, милорд (Уходит).

Глостэр (Отводя Бокингема в сторону). Одно слово, кузен Бокингем. Кетсби старался допытаться мнения Гестингса о нашем деле. Кетсби находит, что упрямец слишком горячо принял к сердцу это дело и объявил, что скорее разстанется с жизнью, чем согласится, чтобы сын его властелина - как он набожно, до сих пор его называет - утратил свои права на престол Англии.

Бокингем. Удалитесь отсюда на минуту; я выйду за вами (Глостэр и Бокингем уходят).

Стэнли. Однако, день торжества нами еще не назначен; по моему мнению, завтра будет слишком скоро. Что касается меня, я не настолько хорошо приготовлен, как был-бы, если-бы день был отложен (Епископ Эллийский возвращается).

Епископ Эллийский. Где-же герцог Глостэр? Я послал для него за земляникой.

Гестингс ему мысль. Не знаю, можно-ли найти во всем христианском мире человека, менее его способного скрывать свои любовь и ненависть. Но его лицу вы тотчас-же можете узнать, каково душевное его настроение.

Стэнли. К какому-же заключению пришли вы насчет его душевного настроения, глядя сегодня на выражение его лица?

Гестингс. А вот к какому: никто из присутствующих здесь не возбуждает в нем гнева. Если-бы было не так, это тотчас-же отразилось бы в его взглядах (Глостэр и Бокингем возвращаются).

Глостэр. Обращаюсь ко всем вам с вопросом: чего заслуживает тот, кто, желая моей смерти, задумал извести меня дьявольскими чарами и кто на самом деле успел повлиять на мое тело своим бесовским колдовством?

Гестингс. Милорд, нежная привязанность моя к вашей светлости дает мне смелость произнести виновным обвинительный приговор, не познакомившись даже с мнением этого благородного собрания. Кто бы ни были эти виновные, я прямо говорю, что они достойны смерти.

Глостэр (Показывает свою левую руку, обнаженную до плеча). Пусть ваши собственные глаза будут свидетелями сделанного мне зла. Смотрите, как подействовали на меня чары колдунов, смотрите, рука моя высохла, как надломленный сук; и это дело жены Эдварда, этой чудовищной колдуньи, и её сообщницы, непотребной потаскушки Шорр, оставивших на мне следы своих волхвований.

Гестингс. Благороднейший лорд, если оне, действительно, в этом виноваты...

Глостэр. Если! И ты, покровитель этой проклятой твари, смеешь произносить слово "если"! Ты изменник! Отсечь ему голову! Клянусь святым Павлом, что до тех пор не сяду за обед, пока не увижу, что голова не свалилась с его плеч. Ловель, Кетсби позаботьтесь о том, чтобы это было исполнено. Что-же касается других, пусть те, кто любит меня, встанут и идут за мною (Глостэр и Бокингем уходят; за ними другие советники).

Гестингс отверг мысль о бегстве; мой пышный, изукрашенный конь споткнулся сегодня три раза, а завидя башню, он даже встал на дыбы, как-бы отказываясь везти на эту бойню. О, теперь мне нужен тот духовник, с которым я встретился утром; теперь раскаиваюсь, что я с торжеством рассказывал герольду о том, как сегодня казнили в Помфрете моих врагов, и что сам я, более чем когда либо, в милости при дворе. О, Маргарита, Маргарита! вот как твое подавляющее проклятие обрушивается на жалкую голову несчастного Гестингса.

Кетсби. Ну, живее, милорд, герцогу скорее хочется сесть за обед. Покайтесь наскоро, потому что герцог с нетерпением ждет, чтобы вам отсекли голову.

Гестингс. О, как скоротечно милостивое расположение смертных, за которым мы гоняемся с еще большим рвением, чем за милостью Господней! Тот, кто основывает свое благоденствие на человеческих ласковых взглядах, похож на пьяного матроса, стоящого на вершине мачты, тогда как каждый малейший толчок может низринуть его в роковые недра морской пучины.

Ловель. Ну, живее, живее, полно разглагольствовать, это ни к чему не поведет.

Гестингс. О, кровожадный Ричард, злополучная Англия, я предсказываю тебе самые страшные беды; таких еще никогда не видал этот несчастный век. Идемте, ведите меня на плаху и отсеките мне голову. Я вижу, что многие, улыбающиеся теперь моему падению, сами скоро очутятся в числе мертвых (Уходят).

СЦЕНА V.

Лондон. На стенах Башни.

Входят Глостэр и Бокингэм, облаченные в ржавые доспехи, надетые на них крайне безпорядочно.

Глостэр. Скажи, кузен, как можешь ты и дрожать, и меняться в лице, прерывать дыхание посредине слова, начинать снова и снова останавливаться, словно ты совсем обезумел от ужаса.

Бокингем. О, я умею изображать из себя великого трагика: говорить, оглядываться назад, озираться во все стороны, дрожать и содрогаться при всяких пустяках, как будто мне грозить самая страшная опасность. Выражать ужас мне так-же легко, как и улыбаться притворно. И ужас, и улыбка, смотря по надобности, к моим услугам во всякое время. А что, Кетсби уехал?

Глостэр. Да. Да вот, кстати, он возвращается вместе с лорд - мэром.

Бокингем. Предоставьте мне поговорить с ним. Лорд-мэр...

Глостэр. Не упускайте из виду подъемный мост.

Бокингем. Слушайте, слушайте; бьют в барабаны.

Глостэр. Вы, Кетсби, осмотрите укрепления.

Бокингем. Лорд-мэр, причиной, заставившей нас послать за вами...

Глостэр. Оглянись назад, защищайся - вот неприятель.

Бокингем. Нас защищает и сохраняет Бог и наша невинность.

Входят Ловел и Рэтклиф, неся голову Гестингса.

Глостэр. Не тревожься, это Ратклиф и Ловель, оба они нам друзья.

Ловель

Глостэр. Я так нежно любил этого человека, что теперь не могу удержаться от слез. Я постоянно считал его самым искренним созданием, самым безвредным христианином, когда либо дышавшим на земле. Я сделал из него книгу, куда душа моя вносила самые сокровенные мои мысли. Он прикрашивал свои пороки таким подобием добродетели, что, кроме видимого и всем известного проступка, - я говорю об его отношениях к жене Шорра, - даже тень подозрения не могла его запятнать.

Бокингем. Ну, будет, будет, это был самый хитрый из всех когда-либо существовавших изменников. - Могли-ли бы вы вообразить или даже поверить, - если бы услыхали не от нас, только одного милостью Божией оставшихся в живых, как-бы нарочно затем, чтобы сказать вам это, - что этот вкрадчивый злодей замышлял сегодня-же убить в зале совета меня и добрейшого моего лорда Глостэра.

Лорд-мэр. Может-ли это быть?

Глостэр. Что-же, вы считаете нас за турок или за язычников? Разве мы решились-бы пренебречь формами закона и поскорее покончить с бездельником, если-бы нас не вынудили такия важные обстоятельства, как спокойствие Англии и наша личная безопасность.

Лорд-мэр. Да хранит вас Господь. Гестингс достоин был смерти, и вы поступили прекрасно. Таким поступком вы и других изменников предостерегли от подобных-же замыслов. Я не ждал от него решительно ничего хорошого с тех пор, как он связался с женою Шорра.

Бокингем. Однако, мы совсем не желали, что бы он лишился жизни в отсутствии вашей милости, но ревностное участие наших друзей опередило, в данном случае, наше желание. Нам очень хотелось, чтобы вы, милорд, сами выслушали робкое признание изменника, сами узнали-бы все подробности коварного замысла, а затем сообщили все это гражданам, которые теперь, пожалуй, перетолкуют это в дурную сторону и даже станут жалеть о нем.

Лорд-мэр. Я настолько верю словам вашей светлости, что считаю себя как-бы очевидцем всего происшествия. Будьте уверены, благородные лорды, я объясню верным гражданам, как справедливо поступили вы в данном случае.

Глостэр. Мы и присутствия-то вашего желали именно затем, чтобы избежать клевет злоязычного света.

Бокингем. Но так как вы, к сожалению, опоздали, засвидетельствуйте, по крайней мере, что слышали от нас. Затем прощайте, благородный лорд-мэр (Лорд-мэр уходит).

. Ступай скорей за ним, ступай скорей, любезный Бокингем. Лорд-мэр спешит теперь в ратушу; там, если представится случай, намекни присутствующим о незаконнорожденности детей Эдварда. Напомни, как Эдвард казнил одного из граждан за то, что тот сказал, будто-бы сделает своего сына наследником королевского венца, тогда как гражданин этот имел в виду только вывеску над своим домом. Помимо этого выставьте на вид его скотское, необузданное любострастие, не щадившее ни служанок, ни дочерей и жен черни, и предававшееся неистовству всюду, где только представлялась пожива его всемогуществу, его неукротимому нраву; потом, если представится необходимость, перенесите внимание слушателей лично на меня; скажите им, что в то время, когда моя мать забеременела ненасытным Эдвардом, благородный герцог Иоркский, мой августейший родитель, воевал во Франции, а потому ему совсем не трудно было сообразить, что сам он нисколько не виноват в происхождении на свет этого потомка. Впоследствии он мог вполне убедиться в справедливости своего подозрения: для этого ему стоило только взглянуть на черты ребенка, нисколько не похожого лицом на благородного герцога, которому я обязан жизнью. На это, однако, ты намекнешь только слегка, как-бы мимоходом: ведь моя мать-родительница жива до сих пор.

Бокингем. Поверьте, милорд, что я так-же усердно буду разыгрывать из себя оратора, как будто дело касается золотой награды лично для меня. Затем, милорд, прощайте.

Глостэр. Если дело окончится для тебя успешно, проведи их в замок Бейнард, где ты встретишь меня в кругу преподобных отцев и ученых епископов.

Бокингем. Я ухожу. Можете разсчитывать, что между тремя и четырьмя часами вы получите известия из Гильдголя (Уходит).

Глостэр. Ловель, отправься как можно скорее к доктору Шау, а ты, Кетсби, беги скорее к брату Пэнкеру. Скажите и Шау, и Пэнкеру, чтобы они оба не позже как через час явились ко мне в замок Бейнард (Ловель и Кетсби уходят). Теперь необходимо скрыть от всех взоров мелюзгу, оставшуюся после Клерэнса, и распорядиться, чтобы никто не мог проникнуть к принцу в какой-бы то ни было час дня и ночи (Уходит).

СЦЕНА VI.

Улица.

Входит пристав.

Пристав. Вот обвинительный акт, вследствие которого казнен добрый лорд Гестингс, перебеленный самым четким и красивым почерком, дабы его удобно было прочесть сегодня в церкви св. Павла. Как все это, однако, мало вяжется с другим. Кетсби прислал мне обвинительный акт вчера вечером; я за перепиской просидел целых одиннадцать часов; вероятно, на составление подлинника потребовалось не меньше времени, а между тем не более, как пять часов тому назад, лорд Гестингс был жив, никто не думал ни обвинять его, ни допрашивать, и он свободно дышал чистым воздухом. Ну, свет-то каков, нечего сказать - хорош! Кто же будет на столько тупоумен, чтобы не разглядеть в этом явного обмана и в то же время у кого хватит смелости сказать: "я вижу все". Да, свет зол; всему скоро настанет конец, если на такия деяния суждено только смотреть глазами мысли и молчать (Уходит).

Лондон. Двор перед замком Вейнард.

Входить Глостэр и Бокингем.

Глостэр. Ну, что? Как относятся к этому делу граждане?

Бокингем. Клянусь пречистой Девой, граждане не говорят ни слова, точно все онемели.

Глостэр. Намекнул ты им о незаконности детей Эдварда?

Бокингем. Разумеется. Не преминул также упомянуть о его помолвке с лэди Люси и о брачном договоре, который он, через своего полномоченного посла, заключил во Франции. Говорил я также о его ненасытной похотливости, о насилиях над гражданками, о жестоких казнях за всякие пустяки, о собственном его незаконном появлении на свет, так как он был зачат в то время, когда ваш отец находился во Франции и, наконец, о том, что он лицом совсем не был похож на герцога Иоркского; не забыл я упомянуть и о том, что вы во всем живое подобие вашего родителя, как по внешности, так и по благородству души; я напомнил слушателям о ваших победах в Шотландии, о вашем искусстве в военном деле, о вашей мудрости в мирные времена, о вашей щедрости, о вашей добродетели и, наконец, о вашем поразительном смирении, словом, я в своей речи не оставил без внимания, не упустил из виду ничего, что могло служить в пользу ваших намерений. Когда-же воззвание пришло к концу, я ко всем желающим блага своей родины обратился с предложением кричать: "да хранить Господь Ричарда, короля Англии".

Глостэр. И что-же, они послушались?

Бокингем. Бог свидетель, что нет. Они не проронили ни слова, а стояли словно немые изваяния или одушевленные камни и, бледные как смерть, пристально смотрели друг на друга. Увидав это, я обратился к ним с порицанием и спросил лорд-мэра, что значит такое упорное молчание. В ответ он мне пояснил, что народ не привык к тому, чтобы к нему с воззванием обращался кто-нибудь другой, кроме докладчика. Тогда этому докладчику поручено было повторить мою речь. "Вот что говорит герцог! Вот что заключает герцог!" восклицал он, но сам от себя не прибавил ни одного слова одобрения. Когда-же он кончил, несколько человек из моей свиты, спрятавшиеся в глубине зала, стали бросать в воздухе шапки, и человек десять крикнуло: "да хранит Господь короля Ричарда!" Я тотчас воспользовался этими криками и сказал: "Благодарю вас, друзья мои и сограждане, эти восторженные одобрения и единодушные крики радости доказывают и вашу мудрость, и вашу любовь к Ричарду". На этом я покончил и ушел.

Глостэр. Что за безъязычные чурбаны! Итак, говорить они не захотели? А мэр со своей свитой придет сюда?

Бокингем. Сейчас будет здесь, милорд. Притворитесь, что вас что-то страшит и позвольте им обратиться к вам с речью только после усиленных просьб с их стороны. Позаботьтесь также о том, чтобы в это время иметь в руках молитвенник и появитесь перед ними не иначе, как имея около себя двух служителей церкви, так как это даст мне повод прочесть самую умилительную проповедь. Склоняйтесь-же на наши просьбы не вдруг, разыграйте из себя девственницу, отвечайте все "нет" и все таки согласитесь.

Глостэр"нет" за самого себя, нет никакого сомнения, что исход дела окажется самым благоприятным.

Бокингем. Ступайте скорее на галлерею, вот стучится лорд-мэр (Глостэр уходит; появляются лорд-мэр, ольдермены и граждане). Добро пожаловать, господа, я сам жду здесь достаточно давно; мне кажется, что герцог ни с кем не желает разговаривать (Входит Кетсби). А, Кетсби! Что ответил вам господин на мою просьбу?

Кетсби. Он просить, добрейший мой лорд, повидаться с ним завтра или послезавтра; он теперь заперся с двумя преподобными отцами, углубился в духовное созерцание, и ничто мирское не в состоянии отвлечь его от душеспасительного занятия.

Бокингем. Добрейший Кетсби, вернитесь к милостивому герцогу, скажите ему, что я сам, лорд-мэр и ольдермэны, все пришли к нему по делу величайшей важности, от которого зависит наше общее блого.

Кетсби. Я ему доложу (Уходит).

Бокингем. Да, господа, этот принц не то что Эдвард; он не нежится на мягком ложе, но стоя на коленях возносится душою к Господу; он занят не любезничанием с прелестницами, а набожною беседой со святыми отцами, не утучняет сном ленивого тела, но обогащает молитвами свою вечно бодрственную душу. Счастлива была-бы Англия, если-бы добродетельный этот принц согласился принять тягостное бремя короны. Но я не думаю, чтобы он склонился на наши просьбы.

Лорд-мэр. Дай Бог, чтоб он нам не отказал.

. А я боюсь, что так и будет. Вот возвращается Кетсби (Входит Кетсби). Ну, Кетсби, что говорит его светлость?

Кетсби

Бокингем. Мне очень прискорбно, что благородный мой кузен подозревает меня в желании ему чего-бы то ни было недоброго. Сам Бог видит, что мы явились к нему с намерением полным любви. Вернитесь опять к его светлости и скажите это ему (Кетсби уходит). Когда богобоязненные и набожные люди перебирают четки, ревностные их молитвы до того сладостны, что молящихся не легко отвлечь от этого занятия.

Лорд-мэр. Смотрите, вот где его светлость; с ним два служителя церкви!

Бокингем. Они служат христолюбивому принцу добродетельной опорою, чтобы уберечь его от падения в сети суеты. Смотрите, смотрите, у него в руках молитвенник, а по этому признаку легче всего узнать праведного человека. - Прославленный Плантадженет, милостивейший принц, склони к нашей мольбе благосклонное ухо и прости, что мы прерываем твое набожное, вполне христианское занятие.

. Вам, милорд, извиняться не за что, скорей я должен просить у вас прощения, что занятый беседой с Господом, забыл о моих друзьях. Ну, будет об этом; скажите, что вам от меня угодно?

Бокингем. Угодного Богу и всем хорошим людям нашего никем не управляемого острова.

Глостэр

Бокингем. Да, герцог, провинились, но если-бы, вняв нашим мольбам, вашей светлости угодно было поправить свою вину...

Глостэр. О, готов с радостью; для чего-же я и существую в христианском мире?

. Узнайте-же, что вина ваша состоит в том, что вы отказываетесь от верховной власти, от величавого трона, от царственного скипетра, от сана, следуемого вам по рождению, от законного наследия вашего царственного дома в пользу гнусного отпрыска полусгнившого дерева. Пока ваша полусонная мысль радуется быть может и приятному для вас смирению, которое мы стараемся стряхнуть с вас во имя блага нашей страны, славный этот остров лишается своих полезнейших членов; лицо его обезображивается позорными рубцами; к царственному стеблю прививаются гнусные растения. Вы чуть не с головой окунулись в зияющую бездну черного равнодушия и глубокого забвения. Чтобы спасти родину, мы от всей души молим вас, милостивейший лорд, лично принять на себя бразды правления и не в звании протектора, наместника или поверенного, обязанного подчиняться выгодам другого, но как ваше законное наследие, ваше государство, вашу неотъемлемую собственность по крови и по рождению. Вот зачем я, но убедительным просьбам хороших и истинно преданных вам граждан, явился сюда и теперь вместе с ними горячо умоляю вас склониться на наши мольбы и согласиться на нашу вполне законную просьбу.

Глостэр. Право не знаю, что было-бы приличнее моему сану и вашему положению: уйти-ли отсюда молча или ответить вам горькими упреками. Если я оставлю вашу просьбу без ответа, вы, быть может, подумаете, что мое честолюбие, связывая мой язык, легко дает согласие носить позолоченное ярмо верховной власти, которую вы так безумно стараетесь мне навязать. Если-же, с другой стороны, я упреками отвечу на ваше желание, в котором сказывается такая искренняя привязанность ко мне - я обижу друзей. И так, чтобы, говоря, избегнуть первой опасности и чтобы своими словами не подвергнуться другой, вот вам окончательный мой ответ: ваша любовь достойна благодарности, но мои личные заслуги и достоинства далеко не стоят на высоте того призвания, какое вы желаете мне навязать. Если-бы даже все препятствия, которые могут мне встретиться на пути, были изглажены; если-бы тропинка, ведущая меня к царственному венцу, лежала предо мной совершенно открыто, и я мог-бы воспользоваться зрелыми плодами моего рождения, - умственное мое убожество так велико, а недостатки мои так многочисленны, что я, утлая ладья, неспособная плыть по разъяренному морю, скорее способен совсем уклониться от величия, чем подвергнуть крушению самое это величие, в дыму моей славы. Однако, благодарение Богу, вы не имеете во мне особенной надобности, а если моя помощь была нам действительно необходима мне самому потребовалось-бы весьма многое. Царственное дерево оставило нам царственный плод; благодаря незаметно бегущему времени, плод этот созреет, окажется достойным царственного престола и, вероятно, осчастливит нас всех своим правлением. На него-то я возлагаю то, что вы стараетесь возложить на меня, то есть, то благополучие, которое посылает ему по праву его счастливая звезда. Избави Бог, чтобы я когда нибудь старался исторгнуть из его рук то, что безспорно принадлежит ему.

Бокингем основаниях. Вы говорите, что ребенок этот - сын брата вашего Эдварда. Да. Но в то-же время он не сын законной его жены, так-как Эдвард еще ранее обручился с леди Люси. Ваша матушка еще жива и может засвидетельствовать данное её сыном обещание. Далее: он по доверенности был обручен с лэди Бонной, сестрой французского короля. Обеих их отстранила бедная просительница, мать многочисленных детей, вдова с заплаканным лицом и с уже поблекшими прелестями. Но, не смотря на увядание своей красоты, она завлекла его до наклонной плоскости гнусного многоженства. От этого незаконного ложа родился тот Эдвард, которого мы из вежливости называем принцем. Я мог-бы разобрать это дело еще подробнее и сказать еще более, если-бы уважение к некоторым особам, находящимся еще в живых, не сдерживало мой язык. Примите-же, благородный лорд, предлагаемую вам корону если не для того, чтобы осчастливить нас, то для блага нашей родины или, по крайней мере, для того, чтобы избавить престол Англии от той порчи, которой подвергло ее несчастливое время.

Лорд-мэр. Примите наше предложение, добрейший лорд, вас об этом умоляют ваши граждане.

Бокингем. Не отказывайтесь, могущественный лорд, от нашей любви.

. Осчастливьте их, принц, не откажите им в законной их просьбе.

Глостэр. О, Боже мой, зачем хотите вы взвалить на меня все эти заботы? Я рожден не для власти, не для величия. Умоляю вас, не перетолковывайте моих слов в дурную сторону, я не могу, не хочу исполнить вашего желания.

Бокингем относительно и родни вашей, и государства, - откажитесь от нашего предложения, знайте, что сын вашего брата не будет нашим королем. Мы возведем кого-нибудь другого на ваш престол, хотя-бы от этого и воспоследовала-бы гибель вашего дома. Вот то решение, с которым мы вам откланяемся. Идемте, граждане, нам незачем умолять долее (Бокингем и граждане уходят).

Кетсби. Воротите их опять, добрейший принц, примите их предложение. Если вы им откажите, на вас вознегодует вся страна.

Глостэр (Кетсби уходит; возвращаются Бокингем и остальные). Если и тебе, кузен Бокингем, и вам, люди серьезные и умные непременно хочется взвалить мне на спину ненужное мне величие и заставить меня волей-неволей носить тяжесть власти, надо терпеливо покориться этой тяжкой необходимости. Но если черная клевета и гнусное на вид порицание явятся следствием того, на что вы меня вынуждаете, меня от брызгов их грязи и от пятен обмоет, то, что я прямо сделался жертвой насилия. Бог ведает, да и вы сами можете отчасти видеть, как я был далек от желания королевской власти.

Лорд-мэр. Да благословит Создатель вашу светлость! Мы видим все и все передадим другим.

. Передавая это, вы скажете одну только правду.

Бокингем. Если так, я приветствую вас, как носителя королевского титула: да здравствует король Ричард, достойный король Англии!

Лорд-мэр

Бокингем. Угодно вам, чтобы венчание ваше на царство совершилось завтра-же?

Глостэр. Хоть завтра, если вы этого желаете.

. Мы завтра составим вашу свиту, а затем, полные радости, имеем честь вам откланяться.

Глостэр (Епископам). Пойдемте, вернемтесь к нашим душеспасительным делам (). Прощай, добрейший кузен, прощайте, дорогие друзья (Все уходят).