Мера за меру.
Действие пятое.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Мера за меру. Действие пятое. (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Площадь близь городских ворот.

Марианна под покрывалом, Изабелла и брат Питэр стоят в стороне. С одной стороны входят Герцог, Варрий и свита; с другой Анджело, Эскал, Люцио, Профос, сановники и граждане.

Герцог (Обращаясь к Анджело). Очень рад встрече с тобою, достойный мой кузен (Эскалу). Душевно рад видеть тебя, мой старый и верный друг.

Анджело и Эскал. Поздравляем вас, ваша светлость, с благополучным возвращением.

Герцог. Сердечно благодарю вас обоих несчетное количество раз. Мы постоянно имели о вас сведения. Слухи, доходившия до нас, отзывались о вашем правосудии самым лестным образом. Потому пусть ожидающим вас наградам предшествует всенародное изъявление нашей благодарности.

Анджело. Милостивые ваши слова заставляют меня считать себя еще более обязанным вашей светлости.

Герцог. Высокия твои качества говорят сами за себя так громко, что я оскорбил бы тебя, затаив признание их в тайнике моего сердца, когда оне стоят того, чтобы вырезать их на меди, дабы избавить от всеизглаживающей руки времени. Дай мне руку. Пусть мои подданные видят, как мы внешними знаками уважения, благодарности и любви чествуем внутренния твои добродетели. И ты, Эскал, и ты должен идти на другую мою сторону; оба вы надежные для меня опоры.

Брат Питэр Теперь самое время; бросьтесь перед ним на колени и говорите громче.

Изабелла. Правосудия, светлейший герцог! Устреми царственные очи свои на оскорбленную... О, как желала бы я сохранят право сказать: - девушку! О, доблестный государь, не развлекай своего царственного взора ничем, ничем, пока не обратишь внимания на мою вопиющую жалобу и не окажешь мне правосудия. Да, я требую правосудия, правосудия, правосудия!

Герцог. Говори, чем ты оскорблена, кем и как? Вот наш доблестный синьор Анджело; обратись к нему, в коротких словах разскажи в чем дело, и он окажет тебе правосудие.

Изабелла. Великий государь, ты за возмездием приказываешь мне обратиться к дьяволу. Выслушай меня сам, потому что за все, что я тебе скажу, ты обязан или казнить меня, если будет доказано, что я говорю неправду, или дать мне полное возмездие. Выслушай же меня, умоляю тебя, выслушай!

Анджело. Государь, я боюсь, что голова у нея не совсем в порядке. Недавно она обращалась ко мне с просьбой о помиловании её брата, приговоренного законом к смерти.

Изабелла. Будто бы законом?

Анджело. Я ничего не ожидаю от нея, кроме самых резких и странных речей.

Изабелла. Да, речь моя будет и резка, и странна, но за то правдива. Если я скажу, что Анджело клятвопреступник, разве это не будет странно? Что Анджело убийца, разве это тоже не странно? Что Анджело прелюбодей, лицемер, похититель девичьей невинности, разве все это не будет странно?

Герцог. Да, странно до крайности.

Изабелла. Но в то же время так же справедливо, как то, что вот здесь стоит сам он, тот же Анджело, о котором идет речь. Да, обвинения мои так же справедливы, как сама истина, потому что истина будет оставаться истиной до конца счисления.

. Уведите ее. Несчастное создание! Говорить такия вещи заставляет ее больной мозг.

Изабелла. О, герцог, если ты веришь, что блаженство не ограничивается одним только этим миром, заклинаю тебя, не пренебрегай моими словами, не предполагай, будто я сумасшедшая. Не считай несбыточным то, что только кажется неправдоподобным. Разве самым разнузданным негодяям трудно казаться такими же воздержными постниками, такими же безукоризненно справедливыми и праведными, как сам Анджело? А между тем, тот же самый Анджело, при всем блеске своего положения, при всем своем величии и почете, может оказаться отъявленнейшим злодеем. Поверьте, добрейший государь, стой он ниже, чем он стоит теперь, он оказался бы полнейшим ничтожеством... или даже нет, не ничтожеством, а полнейшим подлецом, таким извергом, какому нет никакого названия.

Герцог. Она, нисколько не сомневаюсь в том, что она помешана, а между тем, клянусь честью, в её безумных речах проглядывает бездна здравого смысла. Такой связной последовательности в мыслях и в словах я никогда не замечал у сумасшедших.

Изабелла. Отстраните от себя эту мысль, добрейший герцог! Не считайте меня сумасшедшей только на том основании, что я говорю будто бы несообразные вещи. Напрягите, напротив, свой высокий ум и при его содействии вызовите истину из того тайника, в котором она как будто скрывается, и дайте ей восторжествовать над ложью, кажущеюся истиной.

Герцог. Даже у людей, нисколько не сумасшедших, редко встретишь так много здравого смысла. Что же хотела ты рассказать?

Изабелла. Я сестра Клаудио, приговоренного наместником к смерти за прелюбодеяние. Я в то время была послушницею в монастыре. Брат прислал за мною какого-то Люцио.

Люцио. С позволения вашей светлости, я тот самый Люцио и есть. Я пришел к ней, чтобы от имени её брата уговорить ее попытать счастья у наместника и вымолить у него помилование Клаудио.

Изабелла. Да, это он и есть.

Герцог (Обращаясь к Люцио). Я не давал тебе права вмешиваться в разговор.

Люцио. Да, ваша светлость, не давали, но и молчать тоже не приказывали.

Герцог

Люцио. Ручаюсь вашей светлости...

Герцог. Никто твоих ручательств не требует. Берегись.

Изабелла. Сказанное этим молодым человеком составляет часть моего рассказа.

Люцио. Прекрасно.

Герцог. Может быть, и прекрасно, но очень дурно то, что ты опять позволяешь себе говорить не в очередь (Изабелле). Продолжай.

Изабелла. Я отправилась вот к этому гнусному, подлому наместнику...

Герцог. В этих выражениях опять проглядывает помешательство.

Изабелла. Извините, ваша светлость, выражения как нельзя более идут к делу.

Герцог. Ну, это посмотрим. Итак, к делу.

Изабелла со стыдом приступаю к горькой развязке. Мерзавец этот объявил мне, что только в том случае помилует брата, когда я соглашусь отдать целомудренное свое тело во власть его сластолюбия. После продолжительной борьбы, любовь к брату заглушила во мне требования чести, и я отдалась этому извергу. Едва начало светать, как он, насытив свою похоть, отправил в тюрьму приказ тотчас же отрубить голову моему брату.

Герцог. Как это мало правдоподобно.

Изабелла. О, хорошо бы для меня, если бы в моих словах было так-же мало правды, как и правдоподобия!

Герцог. Клянусь небом, ты или сумасшедшая, сама не знающая, что говоришь, или тебя подстрекает злоба, питаемая тобою против синьора Анджело. Во-первых, честность его не подлежит ни малейшему сомнению, во-вторых, не посмел бы он так неумолимо преследовать порок, которому подвержен сам. Еслибы сам он был настолько же грешен, не стал бы он так сурово преследовать твоего брата и не казнил бы его так неумолимо. Тебя кто-нибудь подучил. Говори правду, но чьим наущениям решилась ты жаловаться на наместника?

Изабелла. Итак, вот все, чего мне удалось добиться! О, всеблагия силы небесные, подкрепите мое терпение, а когда время созреет, разоблачите зло, скрывающееся под личиною святости! Да хранит вашу светлость небо от такого горя, под гнетом которого ухожу я, оскорбленная так жестоко и недобившись веры в то, что я говорила!

Герцог. Вижу я, тебе хотелось бы уйти. Схватить ее и отвести в тюрьму. Можем-ли мы допустить, чтобы ядовитое дыхание клеветы пятнало человека, настолько нам близкого. Тут непременно кроется гнуснейший заговор (Изабелле). Знал-ли кто-нибудь о твоем намерении идти сюда и жаловаться?

Изабелла. Знал отец Лодовико, человек, которого я очень желала бы видеть здесь.

Герцог. Верно твой духовник? Кто здесь знает этого Лодовико?

Люцио. Я знаю, ваша светлость. Это человек постоянно ввязывающийся в чужия дела. Он мне сильно не по душе. Будь он лицом не духовным, а светским, я вздул бы этого нахала на славу за кое-какие речи, высказанные против вас, ваша светлость, во время вашего отсутствия.

Герцог. Хорошия, должно быть, речи, если судить но тому, что он решился натравливать эту несчастную на нашего наместника! Розыскать этого монаха.

Люцио

Брат Питэр. Да будет над вашею светлостью благословение небес! Государь, я стоял неподалеку и слышал, как усердно стараются обмануть ваше царственное ухо. Во-первых, вашего наместника уличают совершенно облыжно. Он так-же неповинен в грехе с нею, как еще не народившийся младенец.

Герцог. Мы так и думали. Знаешь-ли ты того Лодовико, о котором говорила эта женщина?

Брат Питэр. Знаю за человека в высшей степени добродетельного и святого, нисколько не нахального и не любящого вмешиваться в чужия дела, как отзывается о нем вот этот молодой человек. Клянусь честью, он никогда не позволял себе никаких нечестивых речей против вашей светлости.

Люцио. Поверьте мне, государь, он поносил вас самым гнусным образом.

Брат Питэр. Довольно! Настанет, быть-может, время, когда ему удастся оправдаться лично, но в настоящую минуту, государь, он одержим тяжелою болезнью. Тем не менее, узнав, что на доблестного синьора Анджело хотят жаловаться, он стал настоятельно требовать, чтобы я, явившись сюда, сообщил как-бы собственными его устами, что, - но его мнению, - правда, и что ложь. Сам-же он, когда бы этого ни потребовали, готов подтвердить свои показания и присягой, и вескими доказательствами. Что-же касается этой женщины, дабы оправдать доблестного сановника, обвиняемого в глаза и всенародно, я буду изобличать ее во лжи прямо в лицо, пока она не сознается что солгала.

Герцог. Послушаем твои обличения, святой отец (Стража уводит Изабеллу; Марианна под покрывалом выступает вперед). Не смешно-ли все это тебе, дорогой мой Анджело? Боже мой, как самонадеянны бывают иногда глупцы! Подайте мне что-нибудь, на что я мог-бы сесть. Ну, любезный кузен Анджело, так-как мы хотим сохранить в этом деле полное безпристрастие, будь сам судьею в собственном деле. Вот эта женщина, монах, не принадлежит-ли к числу твоих свидетелей? Если так, вели ей открыть лицо, а потом пусть говорит.

Марианна. Простите, государь, но лицо свое я открою только тогда, когда мне прикажет это муж.

Герцог. Ты замужем?

Марианна. Нет, государь.

. Так девица?

Марианна. Нет, государь.

Герцог. Значит, вдова.

Марианна. Нет, государь, и не вдова.

Герцог. Как-же так: - ни девушка, ни замужняя, ни вдова?

Люцио. Государь, она, должно быть, потаскушка; из них, ведь, многия ни девицы, ни замужния, ни вдовы.

Герцог. Заставьте замолчать этого человека. Посмотрим, как он станет разглагольствовать, когда ему придется отвечать за себя.

Люцио. Готов, государь, на все.

Марианна. Каюсь, государь, что я никогда не была замужем, как и в том, что я более не девственница. Я познала своего мужа, но ему неизвестно, что он меня познал.

Люцио. Должно-быть, пьян был; иначе этого ничем не объяснишь.

Герцог. Жаль, что и ты не в таком-же состоянии. Тогда ты, может быть, меньше давал бы воли языку. Молчи.

Люцио. Слушаю, государь.

. Однако, все это нисколько не касается Анджело.

Марианна. Сейчас приступлю к его защите, государь. Женщина, обвиняющая его в прелюбодеянии, обвиняет в том моего мужа и вину его относит к такому времени, когда он, находясь в моих объятиях, наслаждался любовью.

Анджело. Обвиняет она кого-нибудь еще, кроме меня?

Марианна. Насколько мне известно, нет.

Герцог. Как, нет? Ты говоришь о своем муже?

Марианна. Муж этот, государь, именно и есть Анджело. Ему самому неизвестно, что, думая познать Изабеллу, он познал меня.

Анджело. Страшное заблуждение! Дай нам увидать твое лицо.

Марианна. Когда приказывает муж, я повинуюсь (Открывает покрывало). Вот, жестокосердый Анджело, лицо, на которое, по тогдашним твоим клятвам, нельзя было наглядеться. Вот рука, которая почти уже была скована брачным договором с твоею. Вот тело, взявшее на себя исполнить то, что обещала Изабелла, и которое, вместо её тела, насытило твою страсть у тебя-же в беседке.

Герцог. Знаешь ты эту женщину?

Люцио

Герцог. Молчи, негодяй!

Люцио. Слушаю, государь.

Анджело. Я вынужден, государь, сознаться, что знаю эту женщину. Лет пять тому назад, шли даже кое-какие переговоры о браке между мною и ею; однако переговоры эти почти тотчас были прерваны частью потому, что приданое её более не соответствовало обещанному, но главным образом потому, что она легкомысленным поведением значительно запятнала добрую свою славу. С тех пор, то-есть, за последния пять лет, клянусь вам честью, я ни разу не говорил, не видался с нею и даже ничего о ней не слыхал.

Марианна. О, государь, клянусь вам так-же верно, как то, что свет льется на землю с небес, как то, что слово исходит из дыхания, а правда неразлучна, с добродетелью, - я жена этого человека, если только могут быть крепки клятвы на однех словах. Не далее, как в ночь на прошедший вторник, он, мой повелитель, у себя в беседке обнимал и целовал меня, как жену. Если это правда, я поднимусь с колен без всякого затруднения; если неправда, пуст навсегда останусь в этом положении, как мраморное изваяние.

Анджело. До сих пор я только улыбался, но теперь, добрейший мой повелитель, прошу вас вручить мне меч правосудия. Мое терпение подвергалось достаточно долгому испытанию. Я вижу, что эти жалкия безразсудные женщины поступают так, повинуясь подстрекательству какого-нибудь более важного лица, натравившого их на меня. Позвольте, государь, приступить к разоблачению их козней.

Герцог. От всей души даю тебе это позволение и, если клевета будет доказана, разрешаю прибегать к каким угодно мерам наказания. Неужто ты, глупый монах, и ты, зловредная женщина, действующие заодно с тою, которую отсюда увела стража, да, неужто вы могли вообразить, что, как бы вы не клялись и не распинались, мы поверим вашим наговорам на человека, тогда-как доблесть и честь его скреплены печатью нашего доверия? Нет, созовите с небес всех святых, и если они станут свидетельствовать против Анджело, я и им не поверю. Возьмись за это дело, любезный Эскал, и помоги нам добраться до источников гнусных козней. Клеветников подстрекал еще какой-то монах; розыскать его.

Брат Питэр. Очень желал бы, государь, чтобы он был здесь, потому что жаловаться обеих женщин подбивал именно он. Ваш Профос знает, где его найти; он может привести его сюда.

Герцог. Ступай, пусть явится сейчас же (Профос уходит). А для тебя, мой верный, мой испытанный кузен, конечно, важнее, чем для кого-либо другого, чтобы дело это разъяснилось вполне. Когда же нанесенная тебе обида будет доказана вполне, суди и осуждай виновных, как тебе угодно. Я на несколько минуть удалюсь отсюда, но вы не уходите, пока судьба клеветников не будет решена окончательно.

Эскал. Все разберем, государь, самым тщательным образом (Герцог уходит).

Люцио. Клобук не делает еще монахом; в нем, кроме одежды, нет ровно ничего святого. Он о герцоге отзывался самым непотребным образом.

Эскал. Мы попросим вас побыть здесь до его прихода и повторить при нем то, что он говорил. Монах этот, вероятно, окажется действительно отъявленным негодяем.

Люцио. В этом он не уступит никому в Вене.

Эскал (Одному из свиты).Вы приведите Изабеллу сюда опять. Хочется мне еще поговорить с нею. Синьор Анджело, позвольте мне допросить ее еще раз. Увидите, как я ее проберу.

Люцио. Ну, судя по её рассказу, не лучше, чем он.

Эскал. Что вы сказали?

Люцио. Мне кажется, вашей милости удобнее было бы это сделать с ней наедине; там она, вероятно, согласилась бы, но при других, пожалуй, постыдится.

Входит Изабелла, сопровождаемая стражей; вскоре затем появляются снова одетый монахом Герцог и Профос.

Эскал. Я съумею выпытать ее темным допросом.

Люцио. Прекрасно сделаете: женщины впотьмах делаются очень уступчивыми.

Эскал. Подойдите сюда, милейшая. Вот эта молодая особа отрицает все, что вы говорили.

Люцио. Синьор, вот и бездельник, о котором я говорил, идет сюда с Профосом.

Эскал. Прекрасно. Пожалуйста, не заговаривайте с ним, пока мы вас не попросим.

Люцио. Ни гу-гу.

Эскал. Монах, подойди сюда. Сознавайся, ты подговорил этих женщин клеветать на доблестного Анджело? Обе оне признались, что ты.

Герцог. Неправда.

Эскал

Герцог. Знаю, и с таким глубоким уважением к высокому вашему сану, с каким иногда преклоняются перед дьяволом из-за того, что престол у него огненный. Где же герцог? Ему следовало бы выслушать меня самому.

Эскал. Герцога олицетворяем теперь мы, и ответ ты обязан давать нам. Говори правду.

Герцог. Непременно, хотя и резкую. О, жалкия создания! Вы, кажется, хотите поручить лисице судить ягненка? Если так, прощай возможность возстановить истину. Герцог опять куда-то исчез, и дело это теперь пропащее! Сам герцог поступил несправедливо, бросив дело на произвол судьбы. Вместо того, чтобы способствовать блестящему нашему оправданию, поручает решение нашей судьбы тому же самому негодяю, которого мы собрались уличать.

Люцио. Вот мерзавец-то! Это тот самый, о котором я говорил.

Эскал. Как? Неужто, наглый, позорящий свое звание монах, тебе мало, что ты подговорил вот этих женщин взводить клевету на стоящого перед тобою достойнейшого мужа? - ты еще гнусными своими устами делаешь его собственные уши свидетелями своих клевет и смеешь прямо в лицо обзывать его мерзавцем? Мало этого: - ты дерзаешь изрекать хулу на самого герцога, дерзаешь укорять его в несправедливости! Схватить его и подвергнуть пытке! Мы из тебя до тех пор станем вытягивать жилы, пока не узнаем настоящих твоих замыслов. Герцог-то несправедлив?!

Герцог. Перестань горячиться. Твоему герцогу так же мало придет на ум хоть бы вот этот палец повредить мне, как и самому себе. Я не подданный его и не здешний уроженец. Во время моего пребывания по делам в его владениях, я успел разглядеть многое, что здесь творится, и убедился, что в вашем городе разврат кипит, бьет ключем и готов излиться через край, я убедился, что существуют законы, назначение которых - карать всякия преступления, но оным проступкам оказывается между тем такое покровительство, что издаваемые против них указы, словно правила в цирюльнях, не устрашают, а только смешат.

Эскал. Он клевещет на государство. Ведите его в тюрьму.

Анджело. Какие улики имеете против него вы, синьор Люцио? Это, ведь, тот самый человек, о котором вы говорили?

Люцио. Тот самый. Подойди-ка сюда, почтеннейшее выбритое темя. Узнаешь ты меня?

Герцог. По голосу я припоминаю, что видел вас, и кажется в тюрьме, когда герцог еще отсутствовал.

Люцио. Видел? Ну, а помнишь, что ты говорил про герцога?

Герцог. Как нельзя лучше.

Люцио. Да? Так? Значит, по твоему герцог в самом деле и развратник, и дурак, и трус, как ты утверждал в то время?

. Прежде чем приписывать эти отзывы мне, вам, синьор, следовало бы поменяться личностью со мною. Вы действительно говорили о герцоге и все это, и многое еще похуже.

Люцио. Ах ты проклятая тварь! Да разве я не отодрал тебя за нос в наказание за твои речи?

Герцог. Клянусь вам, господа, я люблю герцога так же, как самого себя.

Анджело. Слышите, чем после всех своих гнусностей этот негодяй хочет себя обелить?

Эскал. С этим мерзавцем нечего даром тратить слова. В тюрьму его и как можно скорее! Эй, Профос, закуй его покрепче в цепи и не давай более разговаривать. Захвати также с собою и этих негодяек, и их соумышленника (Профос хочет взят Герцога под стражу).

Герцог. Не торопись, любезный; повремени немного.

Анджело. А, он еще противится? Помоги-ка взять его Люцио.

Люцио. Ну-ка, любезный, ну, ну, ну! Зачем понадобилось тебе, лживому бездельнику, скрывать свою бритую башку? Покажи нам холопскую свою рожу! Хоть и не хочется тебе, а ты все-таки ее покажешь. Да, ты ее покажешь, хотя бы она вся покрыта была гнойными прыщами. Да, покажи нам свою омерзительную образину, а затем отбывай на виселице свой законный час (Срывает с монаха капюшон и узнает Герцога).

Герцог. Ты, негодяй, первый делаешь меня снова герцогом. А ты, Профос, знай, что троих этих честных личностей я беру на поруки (Обращается к Люцио, старающемуся скрыться). Нет, погодите, любезный синьор, не старайтесь улизнуть. Между мною и вами сейчас должны произойти объяснения. Задержать его.

Люцио

Герцог (Эскалу). Тебе я прощаю все, что ты говорил. Садись, а мы, с позволения синьора Анджело, займем его место. Если у него хватить слов, хитрости и нахальства оправдываться, пусть он прибегнет к этому ранее, чем услышит мой рассказ, а затем пусть не разглагольствует более.

Анджело известен вашей светлости, как и божественному Провидению. Поэтому не длите моего позора дальнейшим разбирательством дела. Да будет признание и моим осуждением. Немедленный приговор, а затем смерть - вот вся та милость, о которой я молю.

Герцог. Подойди, Марианна. Говори, был ты с нею обручен?

Анджело. Был, государь.

. Ступай, обвенчайся с нею сейчас же. Обряд этот совершишь ты, святой отец, а затем приведешь их снова сюда назад. Профос, ступай с ними и ты (Анджело, Марианна, Брат Питэр и Профос уходят).

Эскал. Государь, меня менее изумляет странность проступка, чем отсутствие в Анджело чувства чести.

Герцог советами и быть твоим ходатаем.

Изабелла. Простите, ваша светлость, что я, не зная, кто вы, дерзала безпокоить, утруждать вас своими просьбами.

Герцог. Прощаю, но и ты, прелестная девушка, будь настолько же снисходительна и к нам. Я знаю, смерть твоего брата тяжелым камнем лежит у тебя на сердце. Тебя, может быть, удивляет, зачем я, стараясь спасти ему жизнь, сам между тем скрывался, зачем, пользуясь своею властью, не предотвратил гибельной его кончины? О, милое и доброе создание, я никогда не предполагал, что смертный приговор исполнен будет так поспешно, и это перевернуло все мои планы. Мир его праху! Жизнь, наслаждающаяся своим существованием, не боясь смерти, лучше той, которая вечно находится под её страхом. Утешься хоть тем, что твоему брату выпала именно такая доля; он теперь вполне счастлив.

Изабелла. Постараюсь, добрейший мой повелитель.

Герцог. Вот сюда идет новобрачный, посягавший на твою так хорошо обороняемую честь, и тебе, ради Марианны, следовало бы его простить. Однако, так как он сам преступил закон, за нарушение которого казнил твоего брата, то-есть, покушался на святое твое целомудрие, а затем, не исполнил клятвы избавить твоего брата от смерти, само правосудие вопиет собственными устами виноватого: - "Анджело ответит за Клаудио! Смерть за смерть! Пусть чрезмерная поспешность и такая же медлительность сами отвечают за себя! Приговор за приговор и мера за меру!" Теперь, Анджело, когда твое преступление доказано до полной очевидности, запирательство не повело бы ни к чему. Слушай же наше решение: - мы приговариваем тебя к смерти на той же плахе, на которой погиб Клаудио. Казнь должна быть совершена так же поспешно, как и тогда. Ведите его!

. Добрый мой повелитель, надеюсь ты дал мне мужа не для того, чтобы насмеяться надо мною?

Герцог. Насмеялся над тобою сам же твой муж. Брак этот я счел необходимым для спасения собственной твоей чести. Вся твоя жизнь, благодаря уступке, сделанной тобою Анджело, без этого брака навсегда омрачилась бы позором. Без него стало бы немыслимым то хорошее, которое, быть может, еще ожидает тебя в будущем. Все его состояние должно бы по закону перейти в государственную казну, но мы, в силу нашего сочувствья к тебе, делаем его вдовьим твоим наследием. Это поможет тебе найти другого мужа.

Марианна

Герцог. Не проси за него: - наше решение неизменно.

Марианна (Падая на колени).

Герцог. Все мольбы напрасны. Ведите его на казнь.

Марианна. О, государь, повремените! Милая Изабелла, преклони колени рядом со мною, присоедини мольбу свою к моей, и вся дальнейшая моя жизнь будет принадлежать тебе; да, всю жизнь я стану служить тебе, как раба.

. С твоей стороны безумно обращаться к ней с такою просьбою. Если она преклонит колени, чтобы испрашивать помилование за такое преступление, дух её брата разрушит сковывающие его каменные своды и в ужасе увлечет ее отсюда.

Марианна. Изабелла, милая Изабелла, стань рядом со мною на колени и не говори хоть ни слова, - говорить буду я - а подними только с мольбою руки. Уверяют, будто в самых лучших людях гнездятся пороки, и будто чаще всего эти люди, отдав должную дань своей человеческой природе, становятся еще лучше прежнего. Тоже самое может произойти и с моим мужем. О, Изабелла, неужто ты откажешься преклонить колени рядом со мною?

Герцог

Изабелла (Бросаясь на колени). Великодушный государь, благоволите отнестись к осужденному так, как будто брат мой еще жив. Мне начинает казаться, что им руководила полная искренность, пока он не увидал меня. Если это так, не приговаривайте его к смертной казни. Брат мой осужден был по закону, так-как он действительно виноват был в том проступке, за который поплатился потом жизнию. Что-же касается Анджело, злое его намерение не повлекло за собою никаких дурных последствий, поэтому следует считать, что это намерение умерло на пути. Мысль человеческая суду не подлежит, а намерение человека - только мысль.

Марианна

Герцог. Все ваши мольбы ни к чему не поведут. Встаньте (Оне встают). На память мне приходит еще одно преступление. Скажи, Профос, как случилось, что Клаудио казнен был не в обычный час?

. По особому предписанию наместника, государь.

Герцог. Предписание было форменное?

Профос

Герцог. За это мы отрешаем тебя от должности.Отдай ключи.

Профос. Простите, государь! Сдавалось мне, что это не совсем, как следует, но я не знал наверное, так-ли это в самом деле? Пообсудив-же все хорошенько, я раскаялся в своей опрометчивости, и вот доказательство: - в тюрьме еще есть человек, которого следовало казнить по тайному приказанию, а он жив до сих пор.

. Кто-же это?

Профос. Некий Бернардино.

Герцог(Профос уходит).

Эскал. Синьор Анджело, я глубоко скорблю о том, что вы, будучи всегда таким разумным и воздержным, оступились так неосторожно под влиянием плотских чувств и потом так непростительно превысили власть, карая другого за такую-же слабость, какой вы поддались сами.

Анджело. Я и сам скорблю о том, что причиняю вам такую глубокую скорбь. Мне самому так невыносимо тяжело, что я скорее готов молить о смерти, чем о помиловании. Я достоин смерти, поэтому и зову ее.

, ведя с собою Бернардино, Клаудио и Джульетту. Лицо Клаудио сильно закутано.

Герцог. Который-же Бернардино?

Профос

Герцог. Мне об этом человеке говорил монах. Слушай, приятель: - рассказывают, будто душа у тебя в конец зачерствелая, будто за пределами земной жизни ты не признаешь ничего, поэтому и ведешь жизнь вполне сообразную с этими понятиями. Ты приговорен к смерти, но я прощаю тебе все твои земные прегрешения, однако за это помилование я сам как милости прошу: - исправься и приготовь себя к лучшему будущему. Не лишайте его, святой отец, полезных назиданий, передаю его в ваши руки. А это что за закутанный молодец?

Профос. Другой спасенный мною узник. Приказано было и ему отрубить голову в одно время с Клаудио. Он до того похож на последняго, что их, право, можно принять одного за другого (

Герцог (Изабелле). Если он похож на Клаудио, я в память твоего брата прощаю его. Ты-же, красавица, дай мне руку, сказки, что согласна быть моею женою, и он тоже станет моим братом. Все это объяснится подробнее в свое, более удобное время. По всему происходящему синьор Анджело может догадаться, что он спасен; а такое заключение я вывожу из того, что глаза его снова оживились. Твой проступок обратился не против, а за тебя: - вместо кары, ты получаешь за него счастие. Смотри-же, люби жену; её прекрасные качества не только не уступают твоим, но даже много их превосходят... Как ни расположен я сегодня прощать всем, но здесь есть человек, простить которого я не могу. Ты, Люцио, ты холоп, отзывавшийся обо мне, как о дураке, о трусе, о сластолюбивом прелюбодее, объясни, чем заслужил я такое нелестное мнение?

Люцио. Поверьте, государь, говорить таким образом меня заставил господствующий обычай злословить. Когда вы желаете повесить меня за мои слова, это в вашей воле, но я был бы очень счастлив, если бы вы, вместо того, чтобы вешать, просто приказали бы меня высечь.

. Сначала тебя и высекут, но потом все-таки повесят. Послушай, Профос, оповести по всему городу, что где-то есть женщина, опозоренная вот этим развратником, а что есть такая, я знаю из собственных его клятвенных уверений; он даже хвастался, что у нея есть от него ребенок. Розыскать ее, и как только она явится, тотчас же повенчать ее с её обольстителем. После же бракосочетания высечь его и повесить.

Люцио. Умоляю вашу светлость, не заставляйте меня жениться на непотребной. Вы сами сейчас сказали, что я снова сделал вас герцогом; не делайте же меня в награду за это рогоносцем.

Герцог. Клянусь честью, ты на ней женишься. На этом условии я прощаю тебе твое злоречие и все другия прегрешения. Отведите его в тюрьму и позаботьтесь, чтобы приказания мои были исполнены как можно скорее.

Люцио

Герцог. Вполне заслуженная кара за клевету на государя. Возстанови же, Клаудио, честь обольщенной тобою девушки. Марианна, будь счастлива, а ты, Анджело, люби ее; я был её духовником и знаю, что нравственность у нея безукоризненная. Благодарю тебя, верный друг мой Эскал, за великую твою доброту; в будущем тебя за нее ожидает более блестящая награда, Благодарю тебя, Профос, за твое усердие и за умение хранить тайны; в самом недалеком будущем мы назначим тебя на более высокую должность. Прости его, Анджело, что он, вместо головы Клаудио, принес тебе голову Рагоцино; вина эта сама себя оправдывает. Дорогая Изабелла, сильно заботясь о твоем счастьи, я хочу предложить, чтобы отныне все мое было твоим, а все твое моим. Проводите меня все во дворец; там вы услышите то, что мне осталось вам рассказать и что узнать вам следует (Все уходят).