Буря.
Действие четвертое.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Перед пещерой Просперо.

Входят: Просперо, Фердинандо и Миранда.

Просперо. Как-бы ни был я суров с тобою, награда все заглаживает. Я подал тебе нить моей собственной жизни или, вернее, то, для чего я живу. Прощаю я тебе еще раз. Все неприятности, которым я тебя подвергал, были только испытанием твоей любви. Ты отлично выдержал испытание, и вот перед лицом Неба я укрепляю за тобою мой безценный дар. О, Фердинандо, не улыбайся, когда я превозношу ее! Ты сам увидишь, что она превосходит всякую хвалу, оставляя ее далеко за собою.

Фердинандо. И я поверю тебе, наперекор всему, что мог-бы мне сказать другой оракул.

Просперо. Возьми-же мою дочь, как дар и как свое собственное честное приобретение. Если ты ранее, чем во всей полноте своей совершатся обычные священные обряды, расторгнешь девственный её пояс, Небо не пошлет благодатного дождя, который помогал-бы расти этому союзу; засуха - ненависть, злое презрение и раздор усеют ваше ложе сорными травами, противными до того, что вы оба возненавидите его. Поэтому берегись, если желаешь, чтоб для вас горел светильник Гименея.

Фердинандо. Как я надеюсь на дни спокойствия, на красивое потомство и на долгую жизнь, украшенную такою же любовью, как теперь, так-же надеюсь, что ни одна самая темная пещера, ни одно самое гнусное место, ни одно сильнейшее искушение, какое только способен изобресть ум человеческий, никогда не превратят мою честь в сладострастие, не притупят восторг брачного дня, иначе пришлось бы думать, что кони Феба разбиты на ноги и что ночь цепями удерживается над землею.

Просперо. Прекрасно. Так садись и побеседуй с нею. Она твоя. Ариэль, Ариэль, досужий мой слуга!

Входит Ариэл.

Ариэль. Что угодно могучему моему господину? Я здесь

Просперо. Ты и товарищи твои низшего разряда отлично выполнили последнюю свою службу. Но вы необходимы мне еще для другой такой-же проделки. Ступай и приведи сюда весь тот сонм, над которым я даль тебе власть. Только проворнее, потому что мне необходимо представить юной этой чете образец моего искусства; я дал им слово, и оне теперь ожидают, чтоб я его исполнил.

Ариэль

Просперо. Смотри-же, скорее!

Ариэль. Прежде, чем успеешь сказать: "явись и исчезни", вздохнуть два раза и прокричать "ну-ну!" весь он явится сюда на цыпочках, перебирая ногами и корча уморительные рожи. Доволен ты мною или нет?

Просперо. Вполне доволен, дорогой мой Ариэль. Но являйся только тогда, когда услышишь мой зов.

Ариэль. Хорошо. Понимаю (Уходит).

Просперо. Будь-же верен своему слову, не давай слишком большой воли своим ласкам; даже самые великие клятвы только солома, когда в крови горит огонь. Будь воздержнее; иначе скажи прости своему обету.

Фердинандо. Ручаюсь тебе, что девственный снег, покрывающий мое сердце, холодной белой пеленой, усмирит пыл моей печени.

Просперо. Хорошо. Теперь, мой Ариэль, явись с своим сонмом, и пусть лучше в твоих спутниках окажется излишек, чем недочет хоть в одной личности. Явись же скорее! - а вы молчите, как немые, и только смотрите зорко.

Тихая музыка. Входит Ириса.

Ириса. Благодатная богиня Церера, оставь свои богатые поля, засеянные пшеницей, рожью, ячменем, овсом и горохом; свои покрытые дерном горы, на которых живут пасущиеся овцы. Оставь свои ровные луга, с их прикрытыми соломой стогами; свои канавы с их взрытыми и вскопанными краями, которые, по твоему повелению, влажный Апрель убирает цветами для девственных венков бесстрастных нимф; свои тенистые рощи, сень которых так любят покинутые любовники, и свои виноградники, с их обвитыми лозами тычинами, и свои бесплодные и скалистые прибережья, где ты себя освежаешь. Царица неба, которой я служу водянистой радугой и вестницей, просит тебя покинуть все это и на этом самом месте, на этой лужайке, разделить с нею царственные её забавы. Павлины уже летят быстро. Иди-же богатая Церера, развлекать ее.

Входит Церера.

Церера. Привет тебе, многоцветной вестнице, всегда покорной супруге Юпитера, с своих шафрановидных крыльев роняющей на мои цветы капли меда и освежающую росу; ты, каждым концом своей синей дуги увенчивающая мои поля, пересеченные изгородями, и мои безлесные долы, о роскошный шарф красавицы земли, скажи, зачем призывает меня твоя царица на эту коротко подстриженную лужайку?

Ириса. Чтоб отпраздновать союз истинной любви и чтобы щедро наградить счастливых любовников.

. Тебе, небесной дуге, известно все; поэтому скажи мне, сопровождают царицу Венера и её сын? С тех пор, как по их проискам дочь моя досталась мрачному Плутону, я поклялась избегать всякой встречи с нею и с её сыном, ослепленным повязкой.

Ириса. Не бойся их присутствия. Я встретила ее, когда, направляясь в Пафос, она рассекала облака; с нею находился и сын ея, влекомый тоже её голубями. Они решили соблазнить сладострастными чарами этого юношу и эту девушку, поклявшихся, что не совершится ни одно из таинств брачного пояса, пока не загорится факел Гименея. Это им не удалось, и пылкая любовница Марса удалилась, а сумасбродный её сын сломал свои стрелы. Он клянется, что никогда более не будет стрелять, а только станет играть с воробьями, то-есть сделается настоящим ребенком.

Церера. Царица всех цариц, великая Юнона приближается, я знаю её походку.

Входит Юнона.

Юнона. Как поживает добрая сестра моя? Благослови со мной эту чету, чтобы она и сама блаженствовала, и увидела счастье в своем потомстве.

Песня.

Юнона.

Пусть и честь, и богатство, и сладости брачные,

Жизнь привольная, вечно растущее счастье,

Неизменные радости, мир и согласье -

Все дарами Юноны послужит вам щедрыми.

Церера.

Урожаев богатых, во всем изобилия,

Закромов полных хлеба, во век не пустеющих,

Плодовитых деревьев, под фруктами гнущихся,

Виноградников, убранных гроздями пышными,

И дождей, когда в поле у вас все ужь убрано,

Изобилье на землю у вас изливающих.

Незнакомства с нуждой горемычной, с лишеньями,

Вот чем вас награждает Церера богатая.

. Какое величавое виденье и какая чудная музыка! И неужели я должен верить, что все это духи?

Просперо. Духи, вызванные моим искусством из пределов их вечного пребывания для осуществления моей фантазии.

Фердинандо. О, еслиб мне навсегда остаться здесь! Такой редкостный, чудесный отец и такая жена превращают это место в рай (Юнона и Церера шепчутся между собой и что-то приказывают Ирисе).

Просперо. Молчи, мой друг. Юнона и Церера о чем-то очень важном перешептываются. Будет еще что-нибудь. Будь нем, и более ни слова, иначе наши чары пропадут.

Ириса. Вы, нимфы извивающихся ручьев, именуемые наядами, с венками из осоки и с вечно беззаботными глазами, оставьте ваше ложе и, вняв призыву, явитесь на зеленую эту лужайку. Так повелевает Юнона. Сюда, целомудренные нимфы! Помогите справить торжество союза истинной любви. Не медлите-же явиться (Входят несколько нимф). Вы, загорелые жнецы, утомленные августовским зноем, оставьте ваши нивы, придите повеселиться сюда. Примите и вы участие в празднестве. Наденьте шляпы из ржаной соломы и пляшите каждый с одною из резвых этих нимф.

Входят жнецы в праздничной одежде и вступают с нимфами в грациозный танец, к концу которого Просперо вдруг быстро вскакивает и говорит,

Просперо (про себя). Я совсем забыл о гнусном заговоре скота Калибана и его товарищей против моей жизни. Время, когда должен исполниться их замысел, почти уже настало (Духам). Отлично! Исчезните! довольно!

Фердинандо. Странно! Отец твой вдруг чем-то взволновался, и даже очень сильно.

Миранда. Никогда до сегодняшнего дня не видала я его таким взволнованным и сердитым.

Просперо. У тебя, мой сын, такой встревоженный вид, как будто ты чего-то испугался; успокойся! Забава наша кончена. Все наши актеры, как я уже тебе сказал, духи; они растаяли в воздухе, сами обратившись в прозрачный воздух. Настанет день, когда самое искусственное здание этого, неимеющего твердого основания, видения, эти башни, увенчанные облаками, великолепные дворцы, торжественные храмы, весь этот громадный шар земной - со всем, что в нем заключается, растают и рассеются, не оставив по себе на горизонте даже легкого дыма, как и этот неземной, только что закончившийся пир. Мы созданы из того-же вещества, из которого образуются сны, и короткая наша жизнь вся окутана сном. Друг мой, в данную минуту я рассержен, будь снисходителен к моей старости; старая голова моя расстроена. Но ты этим не тревожься. Если хочешь, ступай в мою пещеру и отдохни там. Я, чтоб успокоить волнение души, похожу здесь.

Фердинандо и Миранда. Желаем тебе скорее успокоиться.

. Благодарю, Ариэль, явись сюда быстро, как мысль!

Входит Ариэл.

Ариэль. Я неразрввно связан с твоими мыслями. Что тебе угодно?

Просперо. Дух, мы должны приготовиться к борьбе с Калибаном.

Ариэль. Да, мой повелитель. Когда я еще выпускал Цереру, мне приходило в голову напомнить тебе об этом, но я побоялся рассердить тебя.

Просперо. Скажи, где оставил ты негодяев?

Ариэль. Я уже говорил тебе, что от вина они совсем воспламенились и до того преисполнились отваги, что хлестали самый воздух за то, что он веет им в лицо, били землю за то, что она целовала их подошвы, но все-таки не выкидывали из головы своих замыслов. Когда-же я забил в барабан, они, словно дикие жеребята, приподняли и навострили уши, вытаращили глаза и раздули ноздри, словно обнюхивая музыку. Я так очаровал их слух, что они, как телята, последовали за моею игрою сквозь колючий кустарник, острый боярышник, иглистый дрок и терновник, шипы которых до крови царапали их кожу. Я, наконец, оставил их в то время, когда они, барахтаясь, по горло увязли в подернутом тиной пруду за твоей пещерой, желая освободить ноги из вонючаго ила.

Просперо. И хорошо ты сделал, мой сокол! Оставайся еще по-прежнему невидимым. Ступай, тащи сюда из моей пещеры все, что в ней есть мишурно-блестящего и могущего служить приманкою для вора.

Ариэль. Иду, иду! (Уходит).

Просперо. Он дьявол, настоящий дьявол, природные свойства которого никогда не поддаются никакому воспитанию. Все мои человеколюбивые хлопоты о нем - один потерянный труд, потерянный бесследно; как тело его с каждым годом становится все безобразнее, так и дух его становится все злобнее и неукротимее. Заставлю же я их всех пореветь порядком.

Входит Ариэл, неся ворох великолепных одежд.

Развесь все это на веревку.

Калибан. Умоляю вас, идите теперь как можно тише, так чтобы и слепой крот не мог нас услышать. Мы теперь близь его пещеры.

Стэфано. Чудовище, твой бесенок, хотя ты и говорил, что он бесенок вполне безвредный, сыграл однакоже, с нами штуку не хуже, чем любой блуждающий огонек.

Тринкуло. Чудовище, мне всюду чуется запах лошадиной мочи, и нос мой от этого в большом негодовании.

Стэфано. И мой нос, слышишь ты, чудовище? Вздумай я только вознегодовать на тебя...

Тринкуло. Выл-бы чудовищем погибшим!

Калибан. О, добрый синьор, не лишай меня твоей милости, потерпи. Добыча, на которую я тебя направляю, вознаградит за эту неприятность, и поэтому говори тише. Здесь все безмолвно, как в полночь.

Тринкуло. Однако, потерять наши бутылки в пруде...

. Не только несчастье, но и позор. Чудовище, это ведь безмерная утрата.

Тринкуло. Для меня еще хуже это того, что я выкупался. А во всем этом, чудовище, виноват твой безвредный бесенок.

Стэфано

. Прошу тебя, синьор, успокойся. Видишь, вот это вход в пещеру. Не шуми-же, войди в нее и соверши то чудное преступление, которое тебя сделает навеки обладателем этого острова, а меня, твоего Калибана, заставит вечно лизать твои ноги.

Стэфано. Давай-же твою руку. Я начинаю делаться кровожадным.

. О, король Стэфано, о дорогой товарищ, о доблестный Стэфано, смотри, какой тут для тебя богатый гардероб!

Калибан. Оставь это, дурак; это дрянь, ветошь.

Тринкуло

Стэфано. Долой эту мантию, Тринкуло! Вот этою рукою клянусь, что хочу, чтоб она была моею.

Тринкуло. И будет, ваше величество.

. Задуши, водянка, этого дурака! Зачем ты позволяешь такой дряни тебя задерживать? Оставь ее. Убей его прежде, не то он проснется, исщипит нас от головы до пяток, вообще проберет нас отлично.

Стэфано. Молчи ты, чудовище! Госпожа веревка, ведь этот камзол мой? Вот он теперь и под веревкой, и теперь ты, камзол. весьма вероятно, несколько поутратишь свой ворс и сделаешься камзолом полуплешивым.

Тринкуло

Стэфано вот тебе за него другая пара платья.

Тринкуло. Чудовище, смажь пальцы птичьим клеем и убирайся с остальным.

. Ничего этого мне не надо. Мы только напрасно теряем время и скоро обратимся или в водяных птиц, или в обезьян с отвратительным приплюснутым лбом.

Стэфан. За дело-же, чудовище! Помоги стащить это туда, где хранится моя бочка с вином, или я вытолкаю тебя им моего королевства. Ну-же, тащи!

Тринкуло

Стэфан. Ну да, и это.

За сценой охотничьи крики. Входят духи с виде собак, которых натравливают Просперо и Ариэл.

Просперо

Ариэль. Туда, туда, Серебро!

Просперо. Туда, туда, Фурия! Туда, Тиран! Держи его, держи его!

Просперо (Ариэлю). Ступай, прикажи моим духам, чтобы их сочленения терзались жесточайшими корчами, а мышцы сводились застарелыми судорогами; пусть их исщипят так, чтобы они стали пестрее барсов и леопардов.

. Слышишь, как они ревут?

. Травите их еще живее! Теперь все враги мои в моей власти. Скоро конец всей моей работе, и ты будешь свободен, как воздух. За мной! послужи мне еще немного (Уходят).