Буря.
Действие пятое.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Шекспир У., год: 1612
Категория:Пьеса


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Перед пещерой Просперо.

Входят: Просперо в волшебной мантии и Ариэль.

Просперо. Мой замысел созревает окончательно, чары мои мне не изменяют, духи мне повинуются и время бодро несет свою ношу. Который теперь час?

Ариэль. Шестой, то-есть час, в который, как сказал ты, мой повелитель, вся наша работа должна окончиться.

Просперо. Я сказал это, когда еще только поднимал бурю. Теперь ты, дух, скажи мне, что король и его спутники?

Ариэль. Все собраны в кучу именно так, как ты приказал, и в том самом состоянии, в каком ты их оставил. Все они, словно узники, находятся в липовой рощи, защищающей твою пещеру от непогоды, и ни один не может оттуда вырваться, пока ты не разрешишь. Король, его брат и твой брат все трое как будто ополоумели, а остальные тоже, полные горя и страха, сокрушаются о них, а более всех тот, кого ты называл добрым старым Гонзальво. Слезы его стекают по его бороде, как капли зимнего дождя по тростниковой крыше. Чары твои действуют на них так сильно, что даже ты сжалился-бы над ними, еслиб взглянул на них теперь.

Просперо. Ты так думаешь, дух?

Ариэль. Будь я человеком, я-бы сжалился.

Просперо. Сжалюсь и я. Когда был тронут ты, создание чисто воздушное, когда ты почувствовал сострадание к их бедствиям, как-же мне, такому-же, как они, человеку, наделенному способностью все ощущать, так-же живо, как они, как они-же страстному, не тронуться их бедой еще сильнее тебя. Хотя я до нельзя раздражен их гнусным делом, но чувство более благородное превозмогает мой гнев. Сострадание выше мщения. Единственное, чего я добиваюсь, это их раскаяние, и, если они раскаются, я даже не кину на них сурового взгляда. Ступай, Ариэль, освободи их. Я сниму с них мои чары, возстановлю их рассудок и возвращу их самим себе.

Ариэль. Мой повелитель, я приведу их сюда (Уходит).

Просперо создания, образующия при лунном свете те зеленые круги, которых не щиплют даже овцы! вы, назначение которых вырощать ночью мухоморов и радующиеся торжественному призыву гасить огонь! при вашей-то помощи, хотя вы сами не из сильных, заставлял я меркнуть полуденное солнце, вызывал буйные ветры и зарождал ревущую борьбу меж зеленым морем и лазурным небом, наделял огнем страшные раскаты грома, расщеплял дубы Юпитера его-же собственными стрелами, потрясал основания утесов и скал и вырывал с корнем кедры и сосны. Мое искусство так мощно, что, по моему велению, даже могилы будили покоющихся в них, разверзались и выпускали их из своих недр. Вот я отказываюсь теперь от этой волшебной мощи, а теперь требую, чтоб вы сослужили мне еще службу. Огласите воздух небесной музыкой, которая должна подействовать на них, как я этого желаю и как это доступно воздушному чародейству. Затем переломлю я свой жезл и зарою его на несколько футов в землю. Волшебную-же мою книгу я погружу в такую глубину, до которой еще никогда не достигал свинцовый лот.

Раздается торжественная музыка. Ариэл возвращается. За ним входит безумствующий Алонзо, сопровождаемый Гонзальво, Себастиано и Антонио, находящимися в таком-же состоянии, за которыми идут Адриано и Франческо. Они все вступают в круг, который начертан Просперо, и очарованные стоят в нем неподвижно.

Просперо. Пусть-торжественная музыка, лучшая успокоительница расстроенного воображения, исцелить ваш мозг, бесполезно бушующий в вашей голове. Стойте-же тут - вы зачарованы. Честный, седой Гонзальво, и мои глаза по-товарищески увлажаются слезами, вполне сочувствуя твоим. Быстро разлетаются чары, и, как, подкравшись к ночи, утро разгоняет мрак, так и пробуждающееся понимание начинает разгонять бессмысленный туман, не заволакивающий более светлый их разум.О, добрый Гонзальво! истинный мой спаситель и верный друг того, за кем следуешь, я тебе за твои услуги заплачу сторицей словом и делом. Ты, Алонзо, поступил жестоко со мной и с моей дочерью. Чтоб совершить это, ты поддался подстрекательствам своего брата; за это, Себастиано, ты теперь и мучишься. Ты-же, брат мой, кровь моя и плоть, увлекшийся честолюбием и забывший совесть и природу, вместе с Себастиано - а за это он теперь внутренно и мучится сильнее всех - замышлял убить короля.Как ты ни безчеловечен, я тебя прощаю. Приток понимания растет и близящийся прилив скоро наполнит теперь еще загрязненные и тинистые берега их разума. Ни один, однако, из смотрящих на меня не может еще меня узнать. Ариэль, принеси из пещеры мой берет и мой меч (Ариэл уходит). Сниму с себя эту мантию и покажусь им таким, каким нередко бывал в Милане. Поторопись-же, дух! Ты скоро будешь свободен.

Ариэль возвращается и, помогая Просперо переодеваться, поет.

Ариэль.

Где собирает мед работница пчела,

И я весь век питаюсь вместе с нею;

Сплю в сладких венчиках её расцветших роз;

Когда-же крик совы раздастся ночью,

На спинку я сажусь летучей мышки. Всласть

Все лето я без устали порхаю.

Как любо, весело и как привольно жить

Мне посреди цветов на зыбкой ветви!

Просперо. Сильно-же прийдется мне пожалеть по тебе, милый мой Ариэль; но все-таки свободен ты будешь, будешь и будешь. Теперь, попрежнему незримый, лети на корабль. Там ты найдешь спящих под люками матросов; разбуди капитана и боцмана и принудь их явиться сюда. Сделай это сейчас-же, прошу тебя.

Ариэль. Я поглощу весь находящийся предо мною воздух и возвращусь ранее, чем дважды успеет ударить твой пульс (Уходит).

Гонзальво. Все, что есть мучительного, тревожного, чудесного и ужасного, все гнездится здесь. О, еслибы какая-нибудь небесная сила вывела нас из страшной этой страны!

Просперо. Смотри, король, перед тобой Просперо, оскорбленный герцог Миланский. Для большаго-же удостоверения тебя, властитель, что с тобою говорит живой человек, я тебя обнимаю, от души приветствуя и тебя, и твоих спутников!

. Скажи, Просперо, ты или какой-нибудь дух, замышляющий. одурачить меня снова? Твой пульс бьется, как у существа, имеющего плоть и кровь; и с тех пор, как я вижу тебя, начинает проходить угнетенное состояние моего духа, которое, как я боюсь, сильно смахивало на сумасшествие. Все это - если оно действительно таково, как кажется - обещает удивительный рассказ. Возвращаю тебе твое герцогство и прошу тебя простить мне мои несправедливости. Но какими-же судьбами ты, Просперо, остался жив и очутился здесь?

Просперо. Позволь, благородный друг мой, обнять твою старость, доблесть которой безмерна и беспредельна.

Гонзальво. Не поручусь, чтоб это было действительностью или только игрой воображения.

Просперо. На тебя еще продолжают действовать кое-какие чары этого острова и не дают тебе вполне поверить достоверному. Привет вам всем, друзья! (Тихо Себастиано и Антонио). А вас, достойная парочка, я, если бы захотел, мог подвергнуть гневу его величества, доказав ему, что вы изменники; но на этот раз я промолчу.

Себастиано (про себя). Сам-демон говорит его устами.

Просперо. Нет! Тебе, преступнейший из смертных, которого не могу назвать братом, не осквернив уста, я прощаю гнуснейшее из твоих дел, прощаю также вне остальные и требую возвращения моего герцогства, которого, я знаю, ты не можешь мне не возвратить.

Алонзо. Если ты, действительно, Просперо, скажи, как же ты спасся? Скажи, как нашел нас здесь, когда мы за какие нибудь три часа потерпели у этого берега кораблекрушение. О, как больно мне вспомнить об этом! Оноиниило меня сына, дорогого моего Фердинандо!

Просперо. Прискорбно и мне слышать это, ваше величество.

Алонзо. Потеря эта невозвратимая, и тайный голос мне говорит, что никакое терпение не уврачует моего горя.

Просперо. К его-то именно помощи, я думаю, вы совсем даже не прибегали. Оно своим миротворящим благодушием помогло мне успокоиться вполне при такой-же утрате.

Алонзо. Как, при такой-же утрате?

. Да, утрата моя не менее твоей и постигла она меня также недавно. У меня же несравненно менее средств утешиться, чем у вас. Я лишился дочери!

Алонзо. Дочери? О, боги! зачем они не в Неаполе? Зачем не король и королева? Для этого я сам был бы готов погрузиться в грязь илистого дожа. на котором распростерт мой сын! Когда лишились вы вашей дочери?

Просперо. В последнюю бурю. Но я вижу, господа эти так изумлены нашей встречей, что совсем теряют голову и почти не верят глазам своим, звукам собственных своих слов. Но, как бы до сих пор ни обманывали вас ваши чувства, будьте уверены, что я Просперо, который был изгнан из Милана и который странным образом сделался властелином этого острова и пристал к тому самому берегу, где вы потерпели крушение. Но довольно пока; потому что это целая ежедневная летопись, а не коротенький рассказец, который можно прослушать за завтраком. Да и не идут эти подробности к первой встрече! Прошу пожаловать, государь! Эта пещера - мой дворец; не много у меня в нем придворных, а вне его ни одного подданнаго. Прошу, загляните туда. Так как вы возвратили мне герцогство, я намерен отплатить вам за это не менее драгоценным даром. Я покажу вам чудо, которое удовлетворит вас, по крайней мере, так-же, как меня мое герцогство (Отдергивает занавеску и открывает Фердинандо и Миранду, играющих в шахматы).

Миранда. Ты, милый мой друг, плутуешь!

Фердинандо. Нисколько, моя дорогая; я не решусь на это, хоть сули мне весь мир.

Миранда. Нет, десятка за два королевств ты так бы заспорил, что я поневоле убедилась-бы, что ты играешь честно.

Алонзо. Если это окажется одним из призраков здешнего острова, я дважды лишусь дорогого своего сына.

Себастиано. Это величайшее чудо!

Фердинандо. Моря грозны, но и милосердны. Я проклинал их без всякой основательной причины (Бросается к ногам Алонзо).

Алонзо. Все благословения счастливого отца, пока он обнимает тебя, пусть изольются на твою голову! Встань и скажи, как попал ты сюда?

Миранда. О, как все это прекрасно! Сколько тут удивительных созданий! Как прекрасен род человеческий! Новый мир должен быть великолепен, когда в нем живет такой народ!

. Ей все ново.

Алонзо. Кто та девушка, с которой ты играл? Ваше знакомство с нею не могло начаться ранее, как за каких-нибудь три часа. Не богиня-ли это, эльфа, разлучившая нас, а потом соединяющая нас снова?

Фердинандо. Нет, государь, она смертная; но по воле бессмертного Провидения принадлежит мне. Я избрал ее в такое время, когда не мог попросить совета у отца, так как сам не думал, что у меня еще есть отец. Она дочь знаменитого миланского герцога, о доблести которого я так много слышал, но видеть которого мне до сих пор не приводилось. Он даровал мне вторую жизнь, а она делает его вторым моим отцом.

Алонзо. А меня своим. Как это странно, что мне придется просить прощенья у дочери.

Просперо. На этом, государь, и кончим. Зачем нам омрачать настоящее воспоминанием о миновавшем горе?

Гонзальво. Еслибы меня не душили внутренния слезы, я давно воскликнул бы: "о, боги! обратите свой взор сюда, на эту чету, и благодатно осените ее короной, потому что вы ведь сами привели нас сюда.

Алонзо. Скажу на это, Гонзальво: аминь!

Гонзальво. Герцог миланский был изгнан из Милана для того, чтоб потомству его досталась корона Неаполя. Обрадуйтесь-же необычайной радостью и вырежьте ее золотом на несокрушимых столбах! В одно и то же путешествие Кларибель нашла в Тунисе супруга, её брат Фердинандо - супругу в стране, где сам было затерялся, а Просперо, пребывая на жалком острове, нашел свое герцогство; мы же все возвращены самим себе, когда никто из нас уже себе не принадлежал.

Алонзо, Фердинандо и Миранда. Давайтесь ваши руки! Пусть скорбь и тоска постоянно гнетут сердце того, кто не пожелает вам счастья.

Гонзальво. Да будет так: аминь!

возвращается с капитаном и с боцманом, следующими за ним в изумлении.

Гонзальво. Смотрите, смотрите, государь! Вот и еще наши! Разве я не пророчил, что, пока на земле будут существовать виселицы, это сокровище не утонет? Ну, богохульник, выгнавший своим скверным словом за борты самую благодать, неужто на берегу ты не найдешь ни одного проклятия? Или, может быть, на земле ты нем? Что у тебя новаго?

Боцман. Лучшая из новостей та, что мы нашили своего короля и его свиту в полной сохранности; а затем - что наш корабль, три часа тому назад казавшийся совсем разбитым, целехонек, укреплен и оснащен, как в первые минуты своего выхода в море.

Ариэль (тихо). Все это, повелитель мой, сделал я вслед за тем, как тебя оставил.

Просперо (тихо). Славный ты дух!

Алонзо. Все это сверхъестественно. Здесь постоянно переходишь от чудесного к еще более чудесному. Скажи, как ты попал сюда?

Боцман. Еслиб я, государь, знал,что проснулся совсем, я постарался бы рассказать тебе все. Мы, сами не зная, как втиснутые под люки, спали, как мертвые. И вот сейчас послышался какой-то странный гвалт, в котором рев, визг вой, звон цепей и множество других, еще более странных звуков сливались в один общий гам и разбудили нас. Мы вскочили и разом очутились на свободе. Глядим,- а славный, красивый наш королевский корабль стоит целехонек во всем своем убранстве. Увидав это, капитан наш запрыгал от радости. Но тут-же нас, еще полусонных, вдруг что-то отделило от остальных и, отуманив наши головы, привело сюда.

Ариэль

Просперо (тихо). Превосходно. Будь же за это свободен.

Алонзо. Этот остров удивительный лабиринт, по какому никогда не бродил еще человек. В этом деле более изумительного, чем во всей остальной природе. Придется искать объяснения у какого-нибудь оракула.

. Не ломайте напрасно головы, государь, над странностью совершившагося перед вами. В свободное время - оно скоро наступит - я объясню вам каждое событие так, что все станет для вас ясно. До этой минуты, будьте весели и не представляйте себе ничего в дурном свете (Тихо Ариэлю). Подойди сюда, дух! Освободи Калибана и его товарищей, сними с них чары (Ариэль уходит). Ну что, теперь, государь, быть может, недостает еще кого-нибудь из ваших? Например, двух молодцов, о которых вы как будто забыли?

Стэфано. Каждый вынужден заботиться об остальных, о себе же самом никто не заботится, потому что каждый видит одну только удачу. Coragio, буйное чудовище, coragio!

. Если два соглядатая в моей голове не обманывают - перед нами славное зрелище.

Калибан. О, Сетебос! На самом деле это славные духи. Как красив мой господин! Боюсь только, что он меня накажет.

Себастиано

Антонио. Весьма вероятно. Одна из них совершенная рыба, и она, без сомненья, продажная.

Просперо. Взгляните только на их наряд и скажите, честные-ли это люди. Этот безобразный раб - сын некогда такой могучей ведьмы, что она могла спорить с месяцем и, действуя, как он, своею силою вызывать прилив и отлив. Три эти молодца обокрали меня, и этот дьявол - он ведь незаконнорожденный сын самого дьявола - сговорился было с ними лишить меня жизни. Двоих из них вы должны знать: они ваши; а это произведение мрака я признаю своим.

. Защиплет он теперь меня до смерти!

Алонзо. Да это мой ключник, пьяница Стэфано.

Себастиано

Алонзо. И Тринкуло тоже готов; он едва держится на ногах. Где нашли они чудный напиток, который так расцветил их рожи? Кто привел тебя в такое состояние?

Тринкуло

. Ну, а ты, Стэфано?

Стэфано. О, не прикасайтесь ко мне; я не Стэфано, я воплощенная судорога.

Просперо

Стэфано. Я был бы на нем спокойным прыщем.

Алонзо (указывая на Калибана). А такого странного создания я никогда еще не видывал.

. Он и внутренно-то настолько-же безобразен, как и наружно. Захвати с собою своих товарищей, негодяй, отправься в мою пещеру и вместе с ними убери ее как можно лучше, если хочешь, чтобы я простил тебя.

Калибан. Уберу. А затем буду умнее и постараюсь заслужить прощенье. И каким-же тройным ослом был я, когда мог принять этого пьянчужку за божество и поклоняться такому глупому олуху!

Просперо

Алонзо. Убирайтесь вы и сложите с себя все туда-же, где нашли.

Себастиано. Или украли; последнее будет вернее.

Просперо. Государь, приглашаю для отдохновения ваше величество и вашу свиту в бедное мое жилище на. одну только эту ночь. Часть этого времени я займу рассказами, которые, как я надеюсь, значительно его сократят. Я расскажу вам про мою жизнь и про все, что было со мною по прибытии на этот остров. С рассветом я провожу вас на ваш корабль, а затем в Неаполь, где надеюсь отпраздновать бракосочетание этой одинаково дорогой для нас четы. Затем, я удалюсь в мой Милан, где каждой третьею моей мыслью будет мысль о могиле.

Алонзо

Просперо. Я расскажу вам все и обещаю вам, что море будет покойно, ветер попутный и плавание так быстро, что вы догоните остальные корабли, уже далеко ушедшие вперед. Тебе-же, моя птичка, мой Ариэль, поручаю я позаботиться об этом. А затем, можешь возвратиться в свою стихию, быть свободным и счастливым. Прошу в пещеру! (Все уходят).



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница