Конец - делу венец.
Действие четвертое.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

За флорентийским лагерем.

Входит 1-й вельможа с пятью или шестью солдатами в засаде.

1-й вельможа. Ему иначе нельзя придти как из-за угла этой изгороди. Когда вы наброситесь на него, говорите на каком-нибудь тарабарском языке; не беда, что вы и сами ничего понимать не будете, но мы должны притворяться, будто не понимаем его. Пароля, без помощи одного из нас, которого выдадим за переводчика.

1-й солдат. Добрейший капитан, позвольте мне быть переводчиком.

1-й вельможа. Но не известен-ли ты ему? Не знает ли он твоего голоса?

1-й солдат. Нет, ваша милость, ручаюсь за это.

1-й вельможа. Но на каком чертовском языке будешь ты передавать его слова нам?

1-й солдат. На таком же, на каком вы со мной говорить будете.

1-й вельможа. Он должен принимать нас за каких нибудь иноземцев, служащих по найму у неприятеля. Он смыслит кое-что во всех соседних наречиях, и потому мы должны молоть языком как каждому на ум взбредет, не заботясь о том, чтобы понимать друг друга; для успеха нашего плана довольно того, чтобы это ему казалось. Будем болтать по галочьи, стрекотать,- и ладно. Но ты,переводчик, должен выражаться весьма политично... Тише, он идет, чтобы провести часа два в спанье, а потом воротиться и клясться в той лжи, которую наплетет.

Входит Пароль.

. Десять часов; часа через три можно будет вернуться домой. Что же мне рассказывать о моих подвигах? Надо придумать что нибудь правдоподобное: они начинают пронюхивать меня, и оскорбления стучались уже слишком часто в мою дверь в последнее время. Я нахожу, что мой язык даже безумно смел, но душа у меня объята страхом перед Марсом и его сынами, так что не осмеливается отстаивать то, что твердит мой язык.

1-й вельможа (всторону). Вот первая правда, в которой повинен этот твой язык.

Пароль. Какой дьявол дернул меня взяться за отыскание этого барабана? И когда я сознавал невозможность этого и не имел даже такого намерения?.: Надо мне нанести себе кое-какие раны и сказать потом, что я получил их при схватке. Но слишком легкие не пригодятся; мне скажут: "Вы отделались только этим?" А больших я боюсь себе нанести. Язык мой, я суну тебя в рот какой-нибудь торговке, а себе куплю другой у одного из баязетовых немых, если ты доболтаешься до того, что всадил меня опять в такую опасность.

1-й вельможа (всторону). Возможно-ли, чтобы он сознавал, что он такое, и все-же был тем, чем он есть?

Пароль. Хорошо, еслибы было достаточно только надрезать мою одежду или переломить мою испанскую шпагу.

1-й вельможа (всторону). Мы не допустим этого.

Пароль. Или сбрить мне себе бороду и сказать, что это было военной хитростью?

1-й вельможа (всторону). Не годится.

Пароль. Или потопить мою одежду и говорить, что меня обобрали?

1-й вельможа (всторону). Тоже плохо.

. Хотя я уже клялся, что выпрыгнул из окна цитадели...

1-й вельможа (всторону). С какой высоты?

Пароль. С высоты тридцати саженей...

1-й вельможа (всторону). Три торжественные клятвы вряд-ли заставят этому поверять.

Пароль. Добыть-бы мне хотя неприятельский барабан... Я буду клясться. что отнял тот.

1-й вельможа (всторону). Сейчас его услышишь (Бьют тревогу).

Пароль. Неприятельский барабан!

1-й вельможа. Трока мовозус! Карго, карго, карго!

Все. Карго, карго! Вилианда пар корбо, карго!

Солдаты хватают Пароля и завязывают ему глаза.

Пароль. О, выкуп за меня, выкуп! не завязывайте мне глаз.

. Боскос тромудьдо боскос!

Пароль. Я знаю, что вы из отряда Мускоса. И я могу лишиться жизни из-за незнания вашего языка! Нет-ли между вами какого немца, датчатина, нидерландца, итальянца, француза, чтобы я мог переговорить с ним и открыть то, что может вам помочь поразить флорентийцев?

1-й солдат. Боскос войвадо! Я понимаю тебя и могу говорить на твоем языке... Кередибонто!.. Приготовься к смерти: семнадцать кинжалов направлены на твою грудь.

Пароль. О!..

1-й солдат. Молись, молись, молись! Манка, реванья.

1-й вельможа. Оскорби дудкос воливорка!

1-й солдат. Генерал соглашается пощадить тебя пока; он уведет тебя так, с повязкой на глазах, чтобы поразведать что от тебя. Может быть, ты и можешь сообщить что-нибудь, что спасет тебе жизнь.

Пароль. О, пощадите мне жизнь, и я выдам вам все тайны нашего лагеря, численность войск, планы! Я наговорю вам даже хо, что вас поразит!

1-й солдат. И не соврешь?

Пароль. Да буду проклят, если позволю себе это!

. Акордо линта! Идем, ты пощажен на время.

Уходит, уводя Пароля под конвоем.

1-й вельможа. Идите, сообщите графу Русильону и моему брату, что мы изловили глухаря и продержим его в повязке, пока не получим вести от них.

2-й солдат. Слушаю, капитан.

1-й вельможа. Он предаст нас среди нас самих-же; передай им это.

2-й солдат. Слушаю, ваша милость.

1-й вельможа. А до тех пор, я продержу его слепым и под крепким затвором. (Уходят).

СЦЕНА II.

Флоренция, в доме Вдовы.

Входят: Бертрам и Диана.

Бертрам. Мне говорили, что имя ваше: Фонтибелла.

Диана. Нет, ваша милость: Диана.

Бертрам когда вы умрете, вы останетесь тем, чем вы теперь, потому что вы холодны и суровы. Между-тем, вам следовало бы быть такою, как была ваша мать, когда она зачала ваше прекрасное существо.

Диана. Она была тогда честна.

Бертрам. И вы теперь тоже.

Диана. Нет: моя мать выполняла тогда лишь свой долг... такой, как ваш к вашей супруге.

Бертрам. Ни слова более об этом. Прошу тебя, не борись более против моих желаний. Я связан с нею насильно, а тебя люблю лишь под нежным принуждением любви и готов быть навсегда твоим слугою.

Диана. О, вы остаетесь нашими слугами, пока мы служим вам; но, обобрав наши розы, вы предоставляете нам колоться о шипы и смеетесь над нашим опустошением.

Бертрам. Но разве я не клялся?...

Диана. Правдивость клятв познается не по их числу; ее докажет один простой обет, но сказанный чистосердечно. Мы клянемся всегда лишь тем, что свято, призываем в свидетели лишь Высшее. Но, скажите мне, хотя я поклянусь верховными правами Юпитера в моей глубокой любви к вам, поверите ли вы этим клятвам, если любовь моя будет неправедна? Какая прочность в клятвах во имя того, кого я возглашаю уважаемым мною, если я поступаю вопреки его же велениям? Поэтому и ваши клятвы лишь слова, ничтожные заверений, без надлежащей скрепы; по крайней мере, таково мое мнение.

Бертрам. Измените его, измените; не будьте столь жестоко святы! Любовь свята и моя искренность незнакома с теми лукавствами, в которых вы обвиняете мужчин. Не отвергайте меня более, но отдайтесь моим томительным желаниям, которые вы исцелите... Скажи, что ты моя, и любовь моя к тебе останется навсегда такою, как теперь, при её начале.

Диана. Я вижу, что мужчины надеются, в подобных случаях, на то, что мы не выдержим. Дайте мне этот перстень.

Бертрам. Могу дать тебе его на время, моя милая, но не имею права отдать его совсем.

Диана. Вы не хотите, синьор?

Бертрам. Это почетный родовой залог, завещанный нам рядом предков; расстаться с ним было бы величайшим в мире позором для меня.

Диана. Моя честь - такой же перстень: моя непорочность - драгоценность нашего дома, завещанная мне рядом предков; расстаться с нею было бы величайшим в мире позором для меня. Так ваша собственная мудрость призывает честь на мою защиту от ваших тщетных нападений.

. Бери же мой перстень... Мой род, моя честь, самая моя жизнь - все твое; повелевай мною!

Диана. Когда настанет полночь, постучитесь в окно моей комнаты; я уже устрою так, что моя мать ничего не услышит. Но вы должны честно поручиться мне, что, овладев моим доселе девственным ложем, вы останетесь у меня не более часа и не будете вовсе говорить со мною... У меня на то важные причины,и вы узнаете их, когда этот перстень будет снова возвращен вам. И в эту же ночь я надену вам на палец другое кольцо, которое, с течением времени, будет будущим доказательством наших прошлых дел. Прощайте пока. Не обманите... Вы приобрели во мне супругу, хотя и нет у меня надежды ею стать!

Бертрам. Я приобрел небо на земле, умолив тебя! (Уходит).

Диана. Живи подолее, чтобы благодарить за то Бога и меня! Ты все же кончишь этим. Моя мать рассказала мне, как он будет за мною ухаживать, как будто сама побывала у него в сердце. Она говорит, что у всех мужчин одне клятвы: он клялся, что женится на мне, когда его жена умрет; выходит так, что я лягу возле него, когда меня схоронят! Если французы такие обманщики, пусть те выходят замуж, кому охота: я проживу и умру девушкой; но я не считаю грехом теперь, под этою личиной, провести того, кто плутует в игре (Уходит).

СЦЕНА III.

Лагерь флорентийцев.

Входят: оба французские вельможи и два или три солдата.

1-й вельможа. Вы не передавали ему письма от матери?

2-й вельможа. Передал, с час тому назад, и там было что нибудь поразившее его, потому что, читая, он точно преобразился в другого человека.

1-й вельможа. Он заслуживает большего порицания за то, что отверг такую хорошую жену, такую прелестную женщину.

2-й вельможа. Он подвергнул себя этим вечному гневу короля, который только что настроил свои щедроты на воспевание ему счастья.Я сообщу вам еще нечто, новы должны сохранить это в самой глубокой тайне.

1-й вельможа. Что будет сказано Вами, умрет, и я буду тому могилой.

2-й вельможа доволен такою нечистою сделкой.

1-й вельможа. Да избавит нас Бог от наших собственных мятежей! Предоставленные себе, что мы за люди!

2-й вельможа. Мы сами себе предатели. Как и при всех обыкновенных предательствах, выдающих себя прежде,нежели ими достигнута их ненавистная цель, он, попирающий своими делами свое благородство, выступает сам из своего русла.

1-й вельможа. Не обречены ли мы именно на то, чтобы быть самим глашатаями наших беззаконных намерений?.. Так мы не увидим его в нашем обществе сегодня вечером?

2-й вельможа. Лишь после полуночи. Ему назначен этот час.

1-й вельможа. Он уже близок. Но мне хотелось бы, чтобы граф присутствовал при том, как мы будем потрошить его приятеля. Он увидит тогда меру своего собственного рассудка, так странно оценившего этого обманщика.

2-й вельможа. Мы не тронем его до прихода графа, присутствие которого должно быть хлыстом для него.

1-й вельможа. А пока, скажите мне, что вы слышали о войне?

2-й вельможа. Говорят, идет речь о мире.

1-й вельможа. Я могу сказать вам наверное, что мир уже заключен.

2-й вельможа

1-й вельможа. Я вижу по этому вопросу, что вы не вполне посвящены в его намерения.

2-й вельможа. Избави Бог, синьор! Я был бы тогда как бы участником в его делах.

1-й вельможа. Синьор, его жена скрылась из его дома, два месяца тому назад, под предлогом паломничества к св. Иакову великому; она выполнила это священное намерение с самым строгим благолепием; но, пока она там находилась, её нежные силы стали добычей горя... Наконец, она испустила свой последний вздох со стоном и теперь поет на небесах.

2-й вельможа. Чем подтверждаются эти вести?

1-й вельможа. Главным образом, её собственными письмами, свидетельствующими о справедливости рассказа до самой её смерти. А смерть, о наступлении которой ей уже не принадлежало говорить, достоверно подтверждается местным священником.

2-й вельможа. И графу известно это все?

1-й вельможа. О, да, со всеми особыми подтверждениями, со всеми подробностями правды в её всеоружии.

2-й вельможа. Я сердечно скорблю о том, что он порадуется этому.

1-й вельможа. Как ужасно, иногда, мы создаем себе утешения из наших потерь!

2-й вельможа

1-й вельможа. Ткань нашей жизни состоит из смешанных нитей добра и зла. Наши добродетели возгордились бы, если-бы их не бичевали наши ошибки, и наши злодейства впали бы в отчаяние, еслибы их не утешали наши добродетели.

Входит Слуга.

Что такое? Где твой господин?

Слуга. Он встретил герцога на улице, ваша милость, и уже торжественно простился с ним. Его сиятельство отправляется завтра же во Францию; герцог вручил ему рекомендательные письма к королю,

2-й вельможа. Они ему крайне нужны, если бы даже содержали более, чем могут содержать.

Входит Бертрам.

1-й вельможа. Король так разгневан, что они не могут быть излишне подслащенными... Вот и его сиятельство... Что же, граф, разве уже не за полночь?

Бертрам. Я справил, сегодня вечером, особенно удачно шестнадцать дел, для каждого из которых потребовалось бы с месяц времени: раскланялся с герцогом, простился с его близкими, схоронил жену, надел по ней траур, написал графине - матери, что я возвращаюсь, собрал своих провожатых и, среди этих главных приготовлений, успел совершить более приятные дела... Последнее было самым важным, но я не считаю его поконченным.

2-й вельможа. Если это дело трудновато, а вы выезжаете отсюда в это же утро, то вашему сиятельству надо поспешить с ним.

Бертрам. Я называю дело неконченным в том смысле, что боюсь услышать о нем еще впоследствии... Но, что же, устроится этот разговор между солдатом и дураком? Приведите сюда этого подложного образца, который обманывал меня, как двухсмысленный прорицатель.

2-й вельможа. Приведите его (Солдаты уходят). Он просидел всю ночь в колодке, бедный молодец!

Бертрам

1-й вельможа. Я уже доложил вашему сиятельству, что его держит колодка. Но, отвечу в том смысле, как вы это разумеете; он плачет, как баба, пролившая свое молоко: он исповедывался Моргану, которого принимает за монаха, рассказав о себе все, с того времени,как начал помнить себя, и до этой последней своей беды, угодившей его в колодку. И как вы думаете, что он наговорил?

Бертрам. Ничего обо мне, однако?

2-й вельможа. Его показание записано и будет прочитано ему в лицо. Если в нем упоминается о вашем сиятельстве, как это мне кажется, вы должны иметь терпение его выслушать.

Входят солдаты, ведя Пароля.

Бертрам. Чтоб его язва взяла!.. Он в повязке... Обо мне он ничего не.может сказать... Тише!.. Тише!..

1-й вельможа. Игра в жмурки!.. Порто тартаросса!

1-й солдат (Паролю). Он хочет подвергнуть вас пытке. Что вы скажете, чтобы ее избежать?

Пароль. Я скажу все, что знаю, без всякого принуждения. Хотя валяйте меня, как тесто, более ничего не могу передать.

1-й солдат. Боско шимурко.

2-й вельможа. Боблибинда шикурмурко.

. Вы очень милостивы, генерал... Наш генерал приказывает вам отвечать на вопросы, которые я вам стану предлагать по этой записке.

Пароль. И я отвечу так верно, как надеюсь жить!

1-й солдат. Первый вопрос: как велик состав герцогской конницы? Что вы скажете на это?

Пароль. Она в пять или шесть тысяч, но очень слаба и не годна в бой; отряды рассеяны, а начальство - самая жалкая дрянь, заверяю вас в этом, словом и честью, так твердо, как надеюсь, что буду жить!

1-й солдат. Так и записать ваш ответ?

Пароль. Пишите, и я готов присягнуть в этом над чем и как вам угодно!

Бертрам (тихо). Для него все равно. Что за отъявленный негодяй!

1-й вельможа (тихо). Вы ошибаетесь, граф: это господин Пароль, доблестный воин (это его собственное выражение), носивший с собою, в узле своего шарфа, всю теорию войны, а всю её практику - в ножнах своей шпаги.

2-й вельможа. Никогда не поверю более никому на основании одной опрятности его меча; не поверю всяким достоинствам того, кто только умеет принарядиться щеголевато!

1-й солдат. Ну, все написано.

. Пять или шесть тысяч лошадей, говорю я... Но, чтобы вернее... напишите: или около того... потому что я хочу показать правду.

1-й вельможа. В этом он почти близок к истине.

Бертрам. Но нельзя ставить ему это в заслугу, в виду того, как он это говорит.

Пароль. И прошу, запишите: плохая дрянь.

1-й солдат. Это занесено.

Пароль. Покорнейше благодарю вас. Что правда, то правда, этой дряни и живется плохо.

1-й солдат. Вопрос: как велика сила пехоты? Что вы скажете на это?

Пароль. Клянусь, ваша милость, оставайся мне жить всего один час, я скажу правду! Дайте сообразить: у Спурио - сто пятьдесят человек; у Себастиана - столько же; у Корамбо - столько же; у Жака - столько же; у Гуильтиано, Козмо, Лудовика и Грати - по двести пятидесяти у каждаго. В моей команде, равно как у Китофера, Вомона и Бенти - по двести пятидесяти у каждого, так что на лицо, считая и здоровых, и искалеченных, наберется, без малаго, тысяч пятнадцать; но половина из них не осмелится стряхнуть снега с своих плащей, из боязни и самим рассыпаться в дребезги.

Бертрам (тихо). Что мы с ним сделаем?

1-й вельможа. Ничего; только распростимся с ним. Пораспросим его о моих качествах и о расположении герцога ко мне.

. Это у меня вписано (Паролю). Спрашивается: находится-ли в лагере некто капитан Дюмэн, француз; каковы его отношения к герцогу, какова его храбрость, честность, боевая опытность; есть-ли возможность, за хорошую сумму золотом, склонить его к возмущению?.. Что вы скажете на это?.. Что вам известно в этом смысле?

Пароль. Позвольте мне отвечать на эти вопросы по пунктам. Спрашивайте отдельно по каждому из них.

1-й солдат. Знаете вы капитана Дюмэна?

Пароль. Знаю. Он был в Париже учеником у заплатчика и был выгнан потом за то, что от него затяжелела помешанная питомица шерифа,- невинная немая бедняжка, которая не могла даже сказать ему: нет! (Дюмэн поднимает руку в негодовании.)

Бертрам (ему). Нет, прошу вас, удержите свои руки, хотя я знаю, что его мозги обречены под удар первой черепицы, которая свалится.

1-й солдат. Хорошо; а находится теперь этот капитан в лагере герцога флорентийскаго?

Пароль. Сколько мне известно, тут этот вшивец!

1-й вельможа (Бертраму). Не смотрите на меня так; тотчас услышим и о вашей милости.

1-й солдат. А каковы его отношения к герцогу?

Пароль. Герцог

1-й солдат. Ладно, мы вас обыщем.

Пароль. Правду сказать, не знаю... оно или при мне, или же в той связке, что у меня в палатке, вместе с другими письмами герцога.

1-й солдат. Не оно-ли?.. Бог какая-то записка... Прочесть ее вам?

Пароль. Не знаю, та-ли или нет.

Бертрам (тихо). Наш переводчик действует славно.

1-й вельможа. Превосходно.

1-й солдат (читает). "Диана, граф дурак, только набитый золотом..."

Пароль. Это не письмо герцога, ваша милость. Это только предостережение одной честной девушке во Флоренции, некоей Диане, с целью предохранить ее от соблазна со стороны одного тут графа Русильона, вздорного, пустого мальчишки, но, при всем том, распутника... Прошу вас, положите письмецо обратно.

1-й солдат. Нет, если позволите, я прочту его сначала.

Пароль всякую молодь, попадающуюся ему.

Бертрам. Ах ты, проклятый, с головы до ног мерзавец!

1-й солдат (читает). "Когда он станет расточать клятвы, требуй от него золота и подбирай его. Он же, подобрав что ему нужно, никогда не платят по счету. Хорошо договоренный торг выигран на половину; договаривайся поэтому, но смотри в оба: он долгов не платит; ты и возьми плату вперед. Но вот что тебе скажет воин, Диана: имей дело с мужами; целовать мальчишек не стоит. Что же до этого графа,- он глуп, я знаю это: вперед он платит, но никак не тогда, когда на нем уже есть долг. - Твой,- как он нашептывал тебе это на ухо,- Пароль".

Бертрам. Я прогоню его сквозь строй с этими строками на лбу!

2-й вельможа. Это ваш преданный друг, всесторонний языковед, всепокоряющий воин!

Бертрам. До сих пор я ненавидел только кошек; он кошка для меня.

1-й солдат. Я замечаю, сударь, по лицу генерала, что он не прочь повесить вас.

Пароль. Оставьте меня в живых, хотя как бы то ни было!.. Я смерти не боюсь, но у меня столько грехов, что я хотел бы каяться в них в остаток моей жизни. Только бы мне жизнь пощадили; будь это хотя в тюрьме, хотя в оковах, где бы то ни было, лишь бы мне жить!

1-й солдат. Мы увидим, что можно тут сделать, если вы расскажете все чистосердечно. Так вернемся к этому-же капитану Дюмэну. Вы ответили уже насчет отношения герцога к нему и насчет его храбрости. Что скажете еще про его честность?

Пароль. Сударь мой, ему лишь-бы что стащить, хоть яйцо из монастыря! А насчет похищений и изнасилований - это сущий Несс! Он хвалится тем, что не держит слова; в нарушении клятв он посильнее самого Геркулеса. Он будет врать до того складно, что вы самую истину сочтете за дуру. Пьянство - это его лучшая добродетель он нализывается, как свинья. Во сне он не вредит ни кому, разве что постельному белью; но его привычки уже известны, так что ему подстилают только солому. Остается мало что прибавить о его добропорядочности: у него все те свойства, которые не полагаются честному человеку, и нет ничего из того, что честному полагается.

1-й вельможа

Бертрам. За такое описание твоей добропорядочности. По мне, так чтоб ему провалиться! Он для меня все более и более кошка!

Солдат (Паролю). А что скажете о его боевой опытности?

Пароль. Да что, сударь: был он барабанщиком при труппе английских трагиков... Не хочу говорить про него лишнего, но за исключением этого, право не знаю ничего о его воинских делах. Впрочем, он имел честь быть офицером в одном местечке, что зовется Майлэнд, где обучал строю... Я желаю отдавать ему честь, в чем возможно, только я тут не совсем уверен.

1-й вельможа. Он заходит так далеко в своей гнусности, что такие выходки даже искупают ее.

Бертрам. Чтоб ему пусто было! Кошка он, вот и все.

1-й солдат (Паролю). Если у него такие низкие свойства, то нечего и спрашивать, можно-ли подкупить его золотом?

Пароль. Да он за четверть экю продаст всю свою надежду на вечное спасение и с наследственным правом на него: лишит этого достояния всех своих на веки вечные!

1-й солдат. А каков его брат, другой капитан Дюмэн?

2-й вельможа. Зачем он его спрашивает обо мне?

1-й солдат

Пароль. Из того же гнезда ворона! Не дорос до брата в хорошем, зато перерос в дурном. Он превосходит его в трусости, хотя и тот слывет за самого первостатейного труса. При отступлении он обгонит всякого лакея, а при наступлении у него всегда судороги.

1-й солдат. Если пообещают оставить вас в живых, согласитесь вы предать флорентийцев?

Пароль. О, да, и с начальником их конницы, графом Русильоном!

1-й солдат. Я переговорю с генералом и узнаю его решение.

Пароль (всторону). Не хочу более знать барабанов! Провались все барабаны! Ради того только, чтобы выслужиться и обморочить этого распутного мальчишку, графа, влопался я в такую опасность. Но кто мог тоже подозревать засаду, в которую я попался?

1-й солдат. Ничего не поделаешь, мессир; приходится вам умереть. Генерал говорит, что вы так предательски выдали тайны вашей армии и отзывались так гнусно о людях, весьма уважаемых, что не можете годиться на что-либо честное в мире; поэтому вам следует умереть. Ей, палачи, рубите ему голову!

Пароль. О, Господи!. Пощадите мне жизнь... или дайте хотя увидеть, как я умру!

1-й солдат. Это можно... И вы проститесь с вашими друзьями (Снимает с него повязку). Оглядитесь: знаете вы тут кого-нибудь?

Бертрам. Доброго утра, благородный капитан!

2-й вельможа

1-й вельможа. Да спасет вас Господь, благородный капитан!

2-й вельможа. Капитан, какой привет пошлете вы синьору Лафе? Я возвращаюсь во Францию.

1-й вельможа. Добрейший капитан, не позволите-ли вы мне списать сонет к Диане, написанный вами в честь графа Русильона? Не будь я трус, я отнял бы его у вас силою... Но, счастливо оставаться! (Уходят: Бертрам, оба вельможи и пр.).

1-й солдат. Ну, капитан, уничтожены вы совсем: только и осталось у вас, что бант на вашем шарфе.

Пароль. Всякого можно погубить таким заговором.

1-й солдат. Если вы отыщете такую страну, где женщины подвергли себя такому же позору,вы можете сделаться родоначальником бесстыжаго племени. Счастливо оставаться, сударь! Я возвращаюсь тоже во Францию; мы будем там поразсказывать о вас (Уходит).

Пароль. Я все же благодарен: будь мое сердце возвышеннее, оно разорвалось бы от всего этого... Я не желаю быть более капитаном; но я хочу пить, есть и так же мягко спать, как все капитаны. То самое, каков я есть, даст мне средство прожить. Но пусть всякий, сознающий себя нахалом, поостережется, потому что может наступить время, когда каждый нахал будет сочтен ослом. Ржавей, мой меч! Охладись, румянец! Пароль проживет спокойно и в стыде! Меня одурачили,- я преуспею одурачением! Найдутся и место, и средства для всякого живущего человека! Иду за ними (Уходит).

СЦЕНА IV.

Флоренция. Комната в доме Вдовы.

Входят: Елена, Вдова и Диана.

Елена я довершу свое намерение. Было время, когда показала ему важную услугу, дорогую ему, как сама жизнь; признательность на нее выступила бы и из кремнистой груди татарина, чтобы произнести: "Благодарю!" Я извещена теперь достоверно, что его величество в Марсели; а нам представляется удобное средство отправиться в этот город. Надо вам знать, что я слыву за умершую, а так как войска распускаются, то мой муж спешит домой; но, с небесною помощью и с разрешения моего милостивого владыки, короля, мы будем там прежде, нежели нас ожидают.

Вдова. Милостивая графиня, у вас еще не бывало слуги, принимавшей так к сердцу ваши дела.

Елена. И у вас, сударыня, не бывало никогда друга, который столь усердно помышлял бы о вознаграждений за вашу любовь. Не сомневайтесь, что само небо привело меня сюда, чтобы дать приданое вашей дочери, как ей судило быть моей помощницею и причиною того, что я обрету мужа. Но, как странны мужчины! Они могут обратить в сладость себе то, что ненавидят, когда, похотливо вверяясь своим обманчивым мечтаниям, оскверняют мрак ночи! Так сладострастие тешится тем, что оно проклинало, и принимает его за отсутствующее... Но об этом после; вы, Диана, должны перетерпеть еще нечто, исполняя мои жалкие поручения.

Диана. Если бы от них зависела и смерть моя, будь она только честная, я готова претерпеть все для вас.

Елена. Да, прошу тебя... Но, как говорится, со временем придет и лето; вместе с шипами оденется и листьями шиповник - и будет столь же благоухать, как и колоть... Пора в дорогу; наша повозка уже готова; время нас оживит: все хорошо, что хорошо кончается; конец делу венец. Каково бы ни было течение дел, прославляет его только одно окончание (Уходят).

СЦЕНА V.

Русильон. Комната во дворце графини.

Входят Графиня, Лафе и Шут.

Лафе. Нет, нет, нет, ваш сын знался там с этим тряпичным щеголем, мерзкий шафран которого готов окрасить в свой цвет всю невыпеченную и закалистую молодежь целой нации. Ваша невестка была бы жива до сих пор, и ваш сын был бы дома, в милостях у короля, не будь этого краснохвостого шмеля, о котором я говорю.

Графиня. Я была бы рада вовсе не знать его! Умерла самая добродетельная женщина, созданием которой когда-либо прославилась природа. Если бы она была сотворена из моей плоти и стоила мне самых глубоких материнских мук, я не могла бы питать к ней более укоренившейся любви.

Лафе. Да, славная была женщина, славная женщина; можем нарвать тысячу салатов, прежде чем нападем на такую травку!

Шут. Действительно, она, была сладким маиораном в числе салата или, скорее, рутой.

Лафе. Это несалатные травы, подлец, а только душистые травы.

Шут. Я не великий Навуходоносор, ваша милость; разбирать хорошо трав не умею.

Лафе. Ты чем считаешь себя: подлецом или дураком?

Шут. Дураком в услужении женщин, синьор, и подлецом в услужении мужчин.

Лафе. В чем это различие?

Шут. Я стяну жену у мужа и буду ему служить.

Лафе. Тогда ты и вправду будешь подлецом в его услужении.

Шут

Лафе. Я готов согласиться: ты и дурак, и подлец.

Шут. К вашим услугам.

Лафе. Нет, нет, нет!

Шут. Что-же, ваша милость, если я не могу служить вам, то послужу такому-же высокому принцу, как и вы сами.

Лафе. Это кто-же? Француз?

Шут. Правду говоря, есть у него английское имя, но лицо у него пылает более во Франции, нежели где.

Лафе. Что это за принц?

Шут. Черный принц, синьор, иначе говоря, принц тьмы, иначе говоря, дьявол.

Лафе. Бери, вот мой кошелек. Я даю его тебе не с тем, однако, чтобы сманить тебя от твоего господина, о котором ты сейчас говорил. Продолжай ему служить.

Шут. Я житель лесов, синьор, и привык любить большой огонь; а господин, о котором я говорю, всегда поддерживает такой огонь у себя. Нет сомнения, что он владыка мира, но пусть его знать и толпится у его двора. Я стою лучше за домишко с узкою дверью, которую я считаю слишком маленькой для того, чтобы роскошь могла в нее войти. Конечно, кто смирится, тот войдет, но большинство слишком зябко, слишком изнеженно и предпочитает идти цветистой дорогой, которая ведет к широким воротам и к большому огню.

Лафе. Ну, проходи своею дорогой, ты уже мне надоед; предупреждаю тебя об этом, потому что не желаю оттрепат тебя. Уходи, да посмотри, чтобы мои кони были хорошо прибраны, но не сыграй какой-нибудь штуки с ними.

Шут. Если и сыграю с ними какую штуку, ваша милость, то разве кобылью; а такие разрешаются им по самим законам природы. (Уходит).

Лафе. Хитрый негодяй и задорливый.

Графиня. Это верно. Мой покойный муж находил его очень забавным и, по его воле; он и оставлен здесь, причем считает это за разрешение для своих дерзостей. Он крайне причудлив, бегает куда вздумается.

Лафе. Я его люблю; худого в нем нет... Но я хотел переговорить с вами. Когда я услышал о смерти этой молодой женщины и о том, что ваш сын возвращается домой, я обратился к его величеству королю насчет моей дочери. Во время малолетства её и вашего сына, его величество, по собственному благосклонному почину, предлагал этот союз; он обещал теперь мне это вновь и, я думаю, нет лучшего средства к тому, чтобы отвратить неудовольствие, питаемое им против вашего сына. Как думаете о том вы, ваше сиятельство?

Графиня. Я вполне одобряю это и желаю, чтобы оно счастливо совершилось.

Лафе. Его величество едет сюда из Марсели, чувствуя себя таким бодрым, как еслибы ему было всего тридцать лет. Он должен прибыть сюда завтра, если я только верно уведомлен человеком, сведения которого редко бывают ошибочны.

. Я рада, что увижу короля, прежде, нежели умру. Сын пишет мне, что будет здесь сегодня к ночи. Я попрошу вашу милость остаться у меня до их встречи.

Лафе. Но я думаю, графиня, о том, на каких правах я могу присутствовать при этом?

Графиня. Довольно вам заявить о своих почетных льготах.

Лафе. Ими-то я всегда смело пользовался, графиня, и оне, благодарение Богу, еще в силе.

Входит Шут.

Шут. О, ваше сиятельство, там ваш сын с бархатною накладкою на лице... Есть-ли под нею шрам или нет, это уже бархату известно; но славная бархатная накладка! На левой щеке она у него в два с половиною ворса, а правая щека совсем голая!

Лафе. Благородно полученная рана, благородный шрам, знак доблести! Так оно должно быть!

Шут. То-то у вас лицо точно поджаренное рубленое мясо.

Лафе

Шут. Их там целая дюжина в красивых, изящных шляпах, с самими вежливыми перьями, которые кланяются и кивают всем (Уходят).