Макбет.
Действие второе.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Двор перед замком Мэкбета.

Входят Бэнкуо и Флиэнс. Впереди идут слуги, несущие светильники.

Бэнкуо. Милый мой мальчик, как думаешь, который может быть теперь час?

Флиэнс. Боя часов я не слыхал, но месяц уже закатился.

Бэнкуо. A он, кажется, закатывается в полночь?

Флиэнс. Я думаю, отец, что теперь позже.

Бэнкуо. Возьми-ка пока мой меч... Небо что-то заскупилось сегодня, погасило все свои свечи... Возьми и это... Усталость тяготит меня, как свинец, a заснуть мне все-таки не хотелось-бы. Милосердые силы небесные, отгоните от меня те проклятые мысли, которые во время отдыха вторгаются в душу человека!.. Дай сюда меч... (Входит Мэкбет; за ним слуга несет светильник). Кто идет?

Мэкбет. Свой.

Бэнкуо. Как, ты, милорд, еще не в постели? A король уже лег... Он был в необыкновенно приятном расположении духа и щедро наградил твоих служителей, a этот бриллиант поручил мне передать твоей жене, как радушнейшей из всех хозяек. Да, король остался безмерно доволен твоим приемом.

Мэкбет

Бэнкуо. Все и так было прекрасно... Прошлою ночью мне приснились вещия сестры. Относительно тебя их пророчества начали уже отчасти сбываться.

Мэкбет. Я забыл о них и думать. Тем не менее, если выпадет свободная минута, мы еще поговорим об этом деле... разумеется, если ты согласишься пожертвовать мне часом-другим.

Бэнкуо. Весь к твоим услугам.

Мэкбет. Если ты согласишься действовать заодно со мною, на твою долю выпадет не малая честь.

Бэнкуо. Лишь-бы, стараясь ее увеличить, не утратить той, какая есть. Каковы-бы ни были твои советы, я охотно им последую, если и честь, и спокойствие совести останутся при мне.

Мэкбет. Ну, a пока покойной ночи.

Бэнкуо. Благодарю, и тебе желаю того-же (Уходит с сыном).

Мэкбет (Слуге). Отправься к своей госпоже и скажи ей, чтобы она велела ударить в колокол, когда напиток для меня будет готов, a сам ложись спать (Слуга уходит). Что это такое передо мною? Кинжал, и рукоятка его обращена к моей руке... Дай мне схватить тебя!.. Завладеть тобою я еще не успел, но я все-таки вижу тебя... Роковое видение, разве ты не настольтко-же ощутительно для осязания, как для зрения? Или ты кинжал не настоящий, a тоолько воображаемый, только плод распаленного и удрученного мозга?.. Однако, я вижу тебя, и ты кажешься мне таким-же осязаемым, как и тот клинок, который я в эту минуту вынимаю из ножен. Ты указываешь мне дорогу, по которой я намеревался пойти и без тебя, и ты именно то орудие, которое я готов был пустить в ход. Или зрение - игрушка других моих чувств, или оно одно стоить всех остальных, взятых вместе?.. Я все еще продолжаю тебя видеть... На твоем лезвее и на рукоятке появились капли крови, которых не было ранее... Вздор! нет здесь никакого кинжала; то в моих глазах задуманное кровавое дело принимает видимый образ... Теперь такой час, когда, если не вся природа, то, по крайней мере, целая половина этого мира кажется мертвой, и когда злые, обманчивые грезы прокрадываются сквозь опущенные занавесы полога, оне и смущают покой спящих; когда чародейство своими жертвоприношениями чествует бледную Гекату, и чахлое убийство, поднятое на ноги своим часовым волком, вой которого служит условным знаком, что минута действия настала, и оно, словно призрак, воровской походкой обуреваемого преступными замыслаыи Тарквиния, украдкой пробирается к намеченной цели... Куда-бы ни стремились мои шаги, ты, твердая и прочно стоящая земля, не прислушивайся к ним, чтобы сами камни не стали при моем приближеши болтать между собою и не отняли y этой минуты её немого ужаса, который так к ней идет!.. Пока я здесь угрожаю, тот все еще продолжает жить... Слова своим дыханием только расхолаживают огонь действия! (Слышень удар колокола). Иду, и все будет исполнено мигом... Колокол меня зовет! Да не долетит до твоего слуха, Донкэн, этот погребальный звон, зовущий тебя или на небеса, или в кромешный ад (Уходит).

СЦЕНА II.

Тaм-же.

Входит Леди Мэкбет.

Леди . То, что напоило их допьяна, придало мне только смелости; то, что погасило в них все, зажгло во мне огон отваги (Прислушивается). Что там такое?.. Ничего!- То прокричала сова - роковой звонарь, так зловеще желающий покойной ночи... Муж теперь там и делает дело. Двери отперты, и пьяные служители громким храпом как-будто издеваются над своими обязанностями. В их ночное пптье я подмешала столько снадобья, что смерть ведет теперь с природой спор, жить им или не жить.

Мэкбет (За сценой). Кто там?.. Эй! отвечай!

Леди Мэкбет. Боже мой! Я боюсь, что они проснулись, a дело еще не доведено до конца!.. Боюсь, что нас погубит не самое дело, a покушение на него... Надо прислушаться!.. Я вынула их кинжалы из ножен, и они, конечно, не могут не попасться на глаза Мэкбету... Если-б король не так был похож на моего отца, я покончила-бы с ним сама!.. Вот идет муж!

Входит Мэкбет.

Мэкбет. Дело сделано. Ничего ты не слыхала?

Леди Мэкбет. Слышала крик совы и трещание сверчка... Да и ты сам, кажется, что-то сказал?

Мэкбет. Когда?

Леди Мэкбет. Сию минуту.

Мэкбет. Спускаясь с лестницы?

Леди Мэкбет. Да.

Мэкбет. Слушай! Кто спит в соседней комнате?

Леди . Дональбен.

Мэкбет (Разсматривая свои руки). Какое печальное зрелище!

Леди Мэкбет. Твои слова глупы! что-же может бфть в этом печальнаго.

Мэкбет. Один засмеялся во сне, a другой так громко крикнул:- "Убийство!" Странно, что они оба не проснулись. Я притаился и стал прнисушиваться к их словам. Они помолились и заснули снова.

Леди Мэкбет. Оба прислужника спят в одной комнате?

Мэкбет. Да. Затем один воскликнул: - "Милосердие Божие, не покидай нас грешных"! A другой ответил на это:-"Аминь!" Как будто они видели мои окровавленные руки... Я слышал их слова и, на воззвание одного из них к Божьему Мииосердию, не мог даже, в свою очередь, проговорить - "Аминь!"

Леди Мэкбет. Стоит-ли обращать на это внимание?

Мэкбет. Отчего, однако, не хватило y меня силы сказать:-"Аминь?" Высшее милосердие было мне нужнее, чем кому-либо, а, между тем, я не в состоянии был даже произнестии: "Аминь!! Это слово как-бы застряло y меня в горле.

Леди Мэкбет. О подобных делах не следует думать так, как думаешь ты. Такие мысли могут свести с ума.

Мэкбет. Мне показалось, будто чей-то голос крикнул:-"Не спать тебе более! Мэкбет убил сон!" Да, Мэкбет, действительно, убил невинный сон, сон, разматывающий запутанный моток забот, сон - ежедневную смерть жизни, эту ванну, возстановляющую силы после тяжкого труда, целебный бальзам для изъязвленных душ, вторую перемену за столом природы, питательнейшее блюдо на жизненном пиру!

Леди . Что хочешь ты доказать?

Мэкбет. Этот голос продолжал и продолжает кричать на весь дом:-"Не знать тебе более сна! Гламисс убил сон! Каудор, тебе не спать! Не спать и тебе, Мэкбет!

Леди Мэкбет. Кто-же мог это кричать? Опомнись, благородный тан! Ты такими нелепыми бреднями слепого воображения только расшатываешь свое мужество. Добудь воды и смой с руки обличающее пятно... Зачем ты не оставил этих кинжалов там, где они лежали; они были как раз на месте. Отнеси их назад и выпачкай кровью спящих служителей.

Мэкбет. Ни за что на свете не пойду туда опять! Мне страшно подумать о том, что я сделал!.. Увидать все это снова... нет, не могу!

Леди Мэкбет. Какая жалкая слабость воли! Дай мне кинжалы! Как мертвые, так и спящие - не более, как нарисованные картины; только дети пугаются при виде нарисованных чертей. Если кровь Донкэна продолжает течь, я перепачкаю лица его прислужников. Она доджна служить новою уликою, что убийство совершено именно ими (Убегает; за сценой слышен стук).

Мэкбет. Где это стучат? С какой стороны? Каково-же должно быть y меня на душе, когда ничтожный стук - и тот пугает, эаставляет меня бледнеть? Что это за руки? Чьи оне? Оне вырывают мои глаза из их очниц! Хватит-ли всего океана, всех вод великого царства Нептуна, чтобы дочиста смыть с моей руки эту кровь?.. Нет, скорее моя рука способна придать багровую окраску безчисленным водам и превратить зеленую воду в красный поток!

Леди Мэкбет возвращается.

Леди Мэкбет. Ну, теперь и мои руки такого цвета, как и твои, однако, я постыдилась бы так мертвенно бледнеть, как ты (Стучатся). Кто-то стучится в южные ворота... Уйдем ко мне в спальню; там небольшое количество воды омоет нас от преступления, и мы опять почувствуем себя легко... Ты по дороге растерял все свое мужество (Стучатся). Слышишь?- стучатся опять... Оденься в ночное платье... Может-быть, нам по какому-нибудь непредвиденному случаю придется показаться, и тогда всех удивит, что мы еще не ложились. Не теряйся так постыдно от одного наплыва своих мыслей.

Мэкбет. Сознавать, что я сделал, - лучше-бы не знать себя совсем! (Стучатся снова) Разбуди Донкэна своим стуком! Как был бы я рад, если-бы тебе это удалось! (Уходит с женою).

СЦЕНА III.

Там-же.

Привратник. Вот так стучат! A что, если бы человек был привратником y дверей ада, то-то пришлось-бы ему часто поворачивать ключ. Вот и мне тоже (Снова стук). Стучи, стучи, стучи!.. Кто там, спрашиваю от имени Вельзевула!.. Не мызник-ли это, что повесился, потеряв терпение, в ожидании хорошего урожая? Если так, надо было приходить во время, а коль опоздал, хорошо сделал, если припас побольше платков и салфеток, так-как тебе придется сильно здесь потет! (Стучатся). Стучи, стучи!.. Кто там?-спрашиваю от имени другого дьявола! Не лжесвидетель-ли, дававший под присягой показания и за того, и за другого, и против обоих. Достаточно полжесвидетельствовал во имя Господне, a с небесами все-таки не сговорился, и его туда не пустили... Пришлось стучаться в ад... Входите, господин лжесвидетель. (Стучатся). Стучи, стучи, стучи!.. Кто там? Может-быть английский портной, посланный в ад за то, что ухитрился воровать даже остатки от французских штанов?.. Входи, входи, вороватый портной. У нас такая жара, что твой утюг раскалится докрасна (Стучатся). Стучи, стучи! Ни минуты нет покоя! Кто там такой?.. Однако, здесь для преисподней достаточно таки холодно. Не хочу более служить привратником y дьявола. Стану отпирать людям всякого разбора, идущим по пути, усеянному цветами и вечно озаряемому с небес увеселительными огнями (Стучатся). Иду, иду; прошу вас, помяните привратника (Отпирает ворота).

Входят Мэкдоф и Ленокс.

Мэкдоф. Поздно ты лег, что-ли, спать, что так долго не просыпался?

Привратник. Совершенная правда, сэр! Мы прошедшею ночью пили до вторых петухов, a за выпивкой неизбежно следуют три явления.

Мэкдоф. Чтоже это за три явления, неизбежно следующия за выпивкой?

Привратник. Следствием её являются красный нос, крепкий сон и моча. Что-же касается непотребных желаний, она и порождает их, и уничтожает: вызывает желание и мешает исполнению. Поэтому чрезмерная выпивка относительно непотребства является двуличной. Она и нарождает его, и истребляст; она его и возбуждает, и разгоняет, подстрекает и запугивает, говорит ему: стой, a стоять не дает. В заключение она, предательски обманув его ожидание, нагоняет на него сон, a его самого повергает ниц.

Мэкдоф. Кажется, за прошедшуио ночь опьянение повергло ниц и тебя?

Привратник. Точно так, сэр; надуло меня вино самым непотребным образом, то-есть вышло из меня, как и вошло, - через горло. За то и я отплатил ему знатно. Хотя оно и лишило меня на некоторое время употребления ног, но я, зная, что я сильнее его, нашел все-таки средство от него избавиться.

Мэкдоф. Вдаделец замка проснулся... Его доджно-быть разбудил наш стук; вот он идет сюда.

Входит Мэкбет.

Ленокс

Мэкбет. Доброго утра вам обоим.

Мэкдоф. Скажите, любезный сэр, король уже встал?'

Мэкбет. Нет еще не вставал.

Мэкдоф. Он приказад мне явиться как можно ранее. Я даже боялся, что проспал указанный час.

Мэкбет. Я провожу вас к нему.

Мэкдоф. Я знаю, что такое беспокойство полно для вас прелести, но все-таки оно беспокойство.

Мэкбет. Труд, который нам по душе, перестает быть трудом. Вот дверь, ведущая с королю.

Мэкдоф. Я возьму на себя смелость войти, так-как это составляет часть моей обязанности (Уходит).

Ленокс. Скажите, король уезжает сегодня-же?

Мэкбет

Ленокс. A истекшая ночь прошла неспокойно. Там, где мы ночевали, буря переломала все трубы. Уверяют будто в воздухе слышались стоны, странные вопли смерти. Страшные голоса будто-бы грозно пророчили гибельня события и кровавые смуты, которые своим порождением поведут к целому ряду несчастий. Ночная пгица без умолка прокричала напролет всю эту ночь, показавшуюся длиннее целой жизни. Говорят, что даже сама земля дрожала, как в лихорадке.

Мэкбет. Да, ночь действительно прошла неспокойно.

Ленокс. В молодой моей памяти не сохранилось ни одной, подобной сегодняшней.

Мэкдоф возвращается.

Мэкдоф. О, ужас! ужас! ужас! Ни язык, ни сердце не могут ни постигнуть, ни выговорить ничего подобнаго!

Мэкбет и Ленокс. Что случилось?

Мэкдоф. Злодейство никогда еще не доходило до таких возмутительных пределов. Невероятное, святотатственное убийство ворвалось в освященный храм Господень и похитило оттуда жизнь всего здания!

Мэкбет. Что вы говорите? Какую жизнь?

Ленокс. Может-быт, вы хотите сказать:- жизнь государя?

. Войдите, и новая Горгона поразит вас слепотою! Не требуйте от меня слов; войдите, взгляните и тогда говорите сами (Мэкбет и Ленокс уходят). Проснитесь! Проснитесь все! Бейте в набат!.. Здесь убийство! Измена!.. Бэнкуо, Дональбен, Малькольм, проснитесь!.. Стряхните с себя глубокий сон, эту подделку под смерть, и взгляните на самую смерть!.. Вставайте, вставайте скорее и взгляните на ужасающее подобие страшного суда!.. Малькольм! Бэнкуо! возстаньте, как из могил, спешите сюда, как призраки, чтобы только взглянуть на этот ужас! Звоните в колокол! (Бьют в набат).

Входит леди Мэкбет.

Леди Мэкбет. Что случилось? К чему эти ужасающие звуки, нарушающие покой спящих мирно и вызывающие их сюда? Говорите-же, говорите!

Мэкдоф. Неть, прекрасная миледи, не вам слушать то, что я могу сообщить. Передать женскому уму то, что произошдл, значило-бы нанести еще другую смертельную рану (Входит Бэнкуо). О, Бэнкуо, Бэнкуо! Наш царственный повелитель убит!

Леди Мэкбет. Такое страшное злодейство!.. И у нас в доме!

Бэнкуо

Мэкбет и Ленокс возвращаются.

Мэкбет. О, зачем не умер я хоть-бы часом ранее этого страшного события! Тогда я умер-бы счастливейшим человеком, потому что с этого мгновения для меня в жизни не остается ничего стоющего внимания!.. Всюду одна пустота! Слава и благодать умерли! Чистое вино жизни слито, выпито, и в пышном этом подвале остались одни мутные подонки.

Входят Малькольм и Дональбен.

. Какое несчастие случилось здесь?

Мэкбет. Вас постигла страшная беда и вы еще этого не знаете?! Ключ, родник, первоначальный водоем вашей жизни перестал бит! Он изсяк в самом источнике.

Мэкдоф

Малькольм. О, кем? Кем?

Ленокс. По всем вероятиям бывшими при нем служителями. Руки и лица их обагрены кровыо, так-же как и их кинжалы, которые, когда мы вошли, еще не вытертые валялись y них на постелях. Сами служители совсем растерялись; глаза их были неподвижно устремлены в одну точку... Глядя на них, никто не поручил-бы им охраны своей жизни.

. Как глубоко раскаиваюсь я теперь, что не сдержал порыва бешенства и убил их.

Мэкдоф. Зачем вы это сделали?

Мэкбет более медленную в своих решениях рассудочность. Передо мною лежал Донкэн; серебристая его кожа была окрашена золотою его кровью, и его зияющия раны казались проломами, пробитыми в его груди, чтобы сквозь них открыть в его существо доступ всесокрушающей смерти. Тут-же находились и убийцы, окрашенные цветом своего ремесла; кинжалам их, как-бы чудовищными ножнами, служяла запекшаеся кровь. Кто-же, в чьем сердце есть привязанность и мужество доказать ее на деле, удержался-бы от того, что сделал я?

Леди Мэебет. Помогите! Уведите меня отсюда!

Мэкдоф. Придите на помощь к миледи.

Малькольм

Дональбен. Что-же говорить нам здесь, когда из каждой щели, из самой ничтожной скважины опасность может ринуться на нас и уничтожит нас совершенно? Уйдем отсюда скорее! Несчастие наше слишком молодо; оно еще не выработало в нас слез.

Малькольм. Наше горе еще отнимает у нас силу действовать.

. Позаботътесь о леди. (Леди Мэкбет уносят). Прикрыв как следуеть нашу полунаготу, очень чувствительную к утреннему холоду, - a это может иметь очень прискорбные последствия для здоровья, - мы снова соберемея вместе и постараемся изследовать все страшные подробности кровавого этого дела. Нас волнуют и ужас, и сомнения. Сам я отдаюсь во всемогущия руки Божии и без страха примусь разведывать все еще неведомые нам пружины возмутительной измены, кровавого вероломства!

Мэкдоф. И я.

Все. И все мы!

. Облечемтесь в доспехи, приличные воинам, a затем мы соберемся в главном зале.

Все. Хорошо (Все, кроме Малькольма и Дональбена, уходят).

Mалькольм. Какие y тебя дальнейшие намерения? Мне кажется, что нам не следует с ними связываться. Выставлять на показ скорбь, которой нет в душе, легко только людям фальшивым. Я думаю отправиться в Англию.

. A я в Ирландию. Отделить судьбу одного от судьбы другого будет для обоих нас безопаснее, a там, где мы находимся, даже ласковые улыбки тоже, что кинжалы. Пролив однажды кровь, люди становатся кровожаднее.

Малькольм. Смертоносная стрела, сокрушившая одну жертву, еще не вполне достигла своей цели, и чем дальше находиться от этой цели, тем для нас безопаснее. Поэтому - скорее на коней! В нашем положении нечего быть разборчивыми и соблюдать законы вежливости; нам следует уехать как можно скорее, даже не простившись с хозяевами. Ускользнуть украдкой совсем не позорно, когда нет иного средства для спасения (Узгодят).

СЦЕНА IV.

Входят Россэ и старик.

Старик. В моей памяти отлично сохранилось все, что произошло за последния семьдесят лет.За это время пришлось переживать не мало странных часов, быть очевидцем множества страшных событий, но все виденное до сих пор - ничто в сравнении с ужасами прошедшей ночи.

Россэ. Да, добрый дедушка, ты сам видишь, что небеса, возмущенные поступками людей, грозят бедою крлвавой арене их деяний. День по часам теперь уже должен был-бы наступить, a между тем лучи странствующего по небу светоча не могут до сих пор одолеть мрака ночи. Такое необычайное явление - торжество для ночи и позор для дня. Оно, как в могиле хоронит лик земли, тогда как яркому свету давно бы следовало покрывать этот лик своими поцелуями.

. Это настолько-же неестественно, как и то, что произошло в прошедший вторник: гордого сокола, величаво парившего в поднебесьи, настигла и заклевалаьсова, которой в пору охотиться только за мышами.

Россэ. Еще непостижимее случай с лошадьми Донкэна. До сих пор эти красивые, быстроногия животные, лучшие украшения своей породы, были послушны и смирны; вдруг оне взбесились, как одичалые, забыли всякое повиновение; переломав стойла, оне вырвались на свободу и принялись свирепствовать, словно объявили войну всемутчеловечеству.

Старик. Говорят, оне пожрали одне других.

Россэ

Мэкдоф. Сами знаете.

Россэ. Доискались-ли, наконец, кто совершнл это кровавое, более чем гнусное дело?

Мэкдоф

Россэ. Странно. Что могло их побудить?

Мэкдоф. Они были подкуплены. Сыновья короля, Малькольм и Дональбен, оба тайно бежали, поэтому подозрение падает прямо на них.

Россэ. Еще одним неестественным делом более. Позор тебе, безразсудное честолюбие, не щадящее даже источника собственной своей жизни! При таких обстоятельствах, королем, по всем вероятиям, будеть Мэкбет.

. Он провозглашен королем и уже уехал короноваться в Скону.

Россэ. A что сталось с труяом Донкэна?

Мэкдоф. Он отправлен на остров Кольмескилль, в священную усыпальницу, служащую хранильницею останков его предков.

Россэ

Мэкдоф. Нет, я прямо отправляюсь в Файф.

Россэ. A я думаю отправиться в Скон.

Мэкдоф

Россэ. Прощай, дедушка.

Старик. Да будет благословение Божие надо всеми, желающпми обратить зло в добро, a врагов в друзей.

(Уходят).