Король Лир.
Действие второе.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Часть двора в замке Глостэра.

Ночь. Эдмонд и Корэн вспуречаются.

Эдмонд. Здравствуй, Корэн.

Корэн. Здравствуйте, сэр. Я прямо от вашего отца. Я принес ему известие, что герцог Корнуэльский с своею супругою Рэганой прибудут сюда сегодня-же поздним вечером.

Эдмонд. Зачем?

Корэн. Право, не знаю. Вам известно, какие ходят слухи. Я говорю о тех слухах, которые, как нечто не вполне еще верное, друг другу передают не иначе, как на ухо.

Эдмонд. Ничего мне не известно. Скажи, пожалуйста, в чем дело?

Корэн. Разве вы не слыхали, что между герцогами, Корнуэльским и Эльбени легко может вспыхнуть война?

Эдмонд. Не слыхал ни слова.

Корэн. Значит, скоро услышите. Прощайте, сэр (Уходит).

Эдмонд. Сегодня поздним вечером герцог прибудет сюда. Тем лучше... даже лучшего быть ничего не может. Это событие само собою, как-бы по воле судьбы, вплетается в мой план. Отец расставил часовых, чтобы взять брата под стражу, a мне еще предстоит исполнить очень щекотливое дело. Надо действовать. Ты, ловкость, за дело, a ты, счастие, помоги (Зовет). Эй, брат, на одно слово! Говорю тебе, брат, сойди сюда скорее! (Входит Эдгар). Отец следит за тобою. Беги-же отсюда. Отцу известно, где ты скрываешься, но тебе на пользу послужит ночная темнота. Не говорил-ли ты чего-нибудь дурного про герцога Корнуэльскаго? Он зачем-то торопливо едет сюда и прибудет сегодня-же, a с ним и Рэгана. Не говорил-ли ты чегб-нибудь о его кознях против герцога Эльбени? Подумай хорошенько.

Эдгар. Ни одного слова, я в этом уверен.

. Я слышу, сюда идет отец... Прости, я для вида вынужден обнажить против тебя меч... Ты тоже обнажи свой и притворись, будто защищаешься... Ну, a теперь отступай (Очень громко). Ну, сдавайся! Предстань на суд перед отцом! Эй, огня сюда, огня! (Тихо). Брат, беги скорее (Еричит). Огня сюда, факелов! (Тихо). До свидания, брат, беги (Эдгар убегает). Несколько капель крови из моих жил заставят подумать, будто я вынужден был отражать более сильное нападение (Слегка колет себе руку). Я видал, как пьяные люди делают еще хуже и все только ради шутки (Входящему Глостэру). Остановись, отець, остановись! Помощь не нужна (Входит Глостэр и слуги с факелами).

Глостэр. Эдмонд, где-же негодяй?

Эдмонд. Он с обнаженным мечом стоял вот адсь во мраке и обращался с какими-то волшебными заклинаниями к луне, умоляя ее быть его богиней-покровктельницей.

Глостэр. Да где-же он?

Эдмонд. Посмотрите, милорд, y меня из руки течет кровь.

Глостэр. Эдмонд, где-же этот изверг?

Эдмонд. Он убежал вот в ту сторону. Когда он никакими силами не мог...

Глостэр. Эй, бегите, гонитесь за ним! (Один из слуг убегает). Чего-же не мог он сделать никакими силами?

Эдмонд. Вырвать y меня согласие убить вас, милорд. Я говорил ему, что карающие боги направляют все свои громы на головы отцеубийц. Указывал ему я также, какими многочисленными и несокрушимыми узами дети связаны с родителями. Короче, видя, с каким отвращением я отвергаю гнусные его предложения, он в диком изступлении обнажил бывший при нем меч и бросился на меня. Я никак этого не ожидал, и вот он ранил меня в руку. Увидав однако, как мужественно я сопротивляюсь, или боясь, как-бы на мои крики не сбежался сюда народ, он внезапно убежал вот в эту сторону.

Глостэр. Пусть бежит! В этом краю он не укроется от преследований, a раз он будет схвачен, конец не заставит себя ждать. Благородный герцог, мой повелитель, достойный мой властелин и покровитель, будет сегодня здес. С его разрешения я велю провозгласить, что крупное от меня вознаграждение получит тот, кто откроет мне местопребывание гнусного убийцы и доставит этого убийцу в руки палача. Того-же, кто вздумает укрывать его, ждет смерть.

. Когда-же, не смотря на все мои убеждения оказалось, что намерение его непоколебимо, a я в самых горячих выражениях стал грозить, что обнаружу все, он отвечал:- "Неужто ты думаешь, лишенный наследия пригулок, что в силу только твоей честности, твоих добродетелей и твоей правдивости. твоим словам дадут веру, если я скажу, что ты лжешь? Конечно, нет! Простым отрицанием правды,- a я стану отрицат ее даже в том случае, если-бы на глаза мне представили подтверждение, написанное собственною моею рукою,- я всю вину свалю на твои происки, на твои козни, на твое лукавство! Только в том случае, когда-бы весь мир превратился в скопище дураков, он не заметил-бы, что в твоих показаниях против меня, грозящих мне неминуемою смертью, тобою руководитт ничто иное, как выгоды, сопряженные для тебя с моею гибелью и заставляющия тебя так деятельио хлопотать о моей смерти".

Глостэр. Невиданный закоренелый злодей! Он готов отречься даже от сойственного письменного признания! (За сценой трубы). Слышишь? Этим извещают, что герцог прибыл, a зачем он едет сюда, не знаю. Велю запереть все выходы, и тому мерзавцу от меня не уйти. Герцот не может не изъявить на это своего согласия. Кроме этого, разошлю во все стороны его приметы, чтобы его знало все государство. Что-же касается моих земель, право наследия их я предоставлю тебе, мой добрый, мой единственный сын (Входят Корнуэль, Рэгана и свита).

Корнуэль. Что это значит, мой благородный друг, с самого прибытия моего сюда, a это произошло минуту тому назад, я узнаю самые странные вещи.

Рэгана. Если это правда, нет такой кары, которая была-бы слишком жестока для виновнаго. Как поживаете, милорд.

Глостэр. Ах, государыня, старое сердце мое совсем разбито, совсем растерзано.

Рэгана. Как, крестник моего отца, давшего ему свое имя: - "Эдгар", замышлял покуситься на вашу жизнь?

Глостэр. О, герцогиня! Позор так велик, что хотелось-бы его скрыть.

Рэгана. Не дружил-ли он с разнузданными рыцарями, составляющими свиту моего отца?

Глостэр. Не знаю, государыня! Слишком это ужасно.

Эдмонд. Да, герцогиня, он состоял с ними в самых дружеских отношениях.

. После этого дурные его наклонности совсем меня не удивляют. Должно быть, они-то и внушили ему мысль убить старика отца, чтобы завладеть его состоянием, a потом живо его промотать. Сегодня-же перед вечером я получила письмо от сестры. Она самым подробным образом описывает мне их поведение, и когда они явятся ко мне, меня на основании этих извещений не окажется дома.

Герц. Корнуэльский. Даю тебе слово, Рэгана, что не окажется и меня. Ты, Эдмонд, как я слышал, оказал отцу чисто сыновнюю услугу.

Эдмонд. Государь, я только исполнил свой долг.

Глостэр. Все замыслы брата открыл он и, стараясь схватить изверга, как видите, получил рану.

Герц. Корнуэльский. Послали вы за ним погоню?

Глостэр. Послал.

Герц. Корнуэльский. Когда его поймают, он не станет более изумлять мир своими злодействами. Предоставляю вам, граф, полную власть поступить с ним как вам заблагоразсудится. Что-же касается тебя, Эдмонд, чьи добродетели, чье послушание являются в самом выгодном свете, ты сделаешься y нас своим человеком. Преданные люди будут скоро нам необходимы, и мы рассчитываем на тебя.

Эдмонд. Хорош-ли я или дурен, но служить вам, герцог, я готов верой и правдой.

Глостэр. Благодарю за него вашу светлост.

. Однако, вы до сих пор не знаете, зачем мы к вам приехали.

Рэгана. И в такой непоказанный час, под прикрытием темной ночи. Мы, благородный Глостэр, приехали по несколько щекотливому делу, вынудившему нас обратиться к вам за советом. И отец, и сестра пишут о возникшей между ними размолвке, уладить которую мне кажется удобнее здес, чем y нас в замке; гонцы их ждут ответа здесь. Старый и добрый наш друг, не горячитесь и помогите нам своими советами в этом деле, требующем немедленно решения.

Глостэр. Готов во всем помочь вам, герцогиня. Вы, ваша светлость, бесконечно осчастливили меня своим приездом. Добро пожаловать (Все уходят в замок).

СЦЕНА II.

Передь замком Глостэра.

С разных сторон входят Кент и Осуольд.

Осуольд. Доброго утра, приятель. Ты не из здешних-ли?

Кент. Да.

Осуольд. Куда-бы нам поставить лошадей.

Кент. Да вот в лужу.

Осуольд. Нет, приятел, скажи без шуток.

Кент. Какой я тебе приятель?

Осуольд. После таких слов нисколько об этом не жалею.

Кент. Если-бы ты побывал y меня в липсбэрийской овчарне, ты пожалел-бы, что я тебе не друт.

. Что-же имееш ты против меня? Я совсемх тебя не знаю.

Кент. За то я знаю тебя отлично.

Осуольд. За кого-же ты меня принимаешь?

Кент. За то, что ты есть, то-есть: - за негодяя, проныру, за пожирателя объедков с чужих тарелок; за подлаго, наглаго, пустопорожнего нищего, готового носить разом хоть три ливреи; за стофунтового мерзавца в грязных шерстяных чулках, за подлеца, y которого вместо печени одни отвратительные подонки; за гнусного сутягу, за сына потаскушки, вечно самодовольно смотрящагося в зеркало; за бездельника, за тунеядца, за скота, так и рвущагося за наследством в виде всякого хлама; за мерзавца, котором? за свою угодливость чужой похоти страстно хотелось бы сделаться сводней, но который все-таки остается нищим, лизоблюдом, трусишкой и даже не сводником, a только жалким пометом паршивой собаки; за мерзкую помесь, которую я заставлю визжать на все голоса, если ты дерзнешь отрицать хоть один слог из тех обвинений, которые я на тебя взвожу.

Осуольд. Что-же ты за чудовшцный мерзавец, когда решаешься взводить возмутительнейшие небылицы на человека, который тебя не знает - которого не знаешь и ты сам?

Кент. У тебя, должно быть, медный лоб, если ты дерзаешь утверждать, будто не знаешь меня? Разве каких-нибудь дня два тому назад я не сшиб тебя с ног и не исколотил тебя в присутствии короля? Вынимай-же, подлец, свой меч! Ничего, теперь не день; месяц светит, и при его лучах, поганый трусливый брадобрей, я состряпаю из тебя отличное крошево! Ну, обнажай-же меч, подлец!

Осуольд. Отвяжись! Никаких общих дел y меня с тобою нет.

Кент. Говорят тебе, мерзавец, обнажай меч! Я знаю, ты привез сюда письма с жалобами на короля и сам стоишь за эту куклу тщеславия против царственного величия её отца. Обнажай меч, мошенник, или вот этим я изрублю тебя в куски. Обнажай-же меч, негодяй, и защищайся!

Осуольд. Помогите! Здесь разбой! Помогите!

Кент. Защищайся, подлый трус! Да стой-же, стой-же, гнусная тварь! Я заставлю тебя защмщаться (Бьет его).

Осуольд. Здесь разбой! Помогите, здесь убивают людей!

Входят герцог Корнуэльский, Рэгана, Глостэр, Эдмонд и слуги.

Эдмонд. Что здесь за шум? В чем дело? разойдитесь!

Кент

Глостэр. Что это значит? Оружие? Мечи на голо? В чем дело?

Герцог Корнуэльский. Если дорога вам жизнь, прекратите это безобразие. Первому, кто нанесеть еще удар, не миновать смерти. В чем дело?

Рэгана. Это гонец от сестры и от короля.

Герцог Корнуэльский. Из-за чего-же вы поссорились? Говорите.

Осуольд. Ваша светлость, я едва перевожу дух.

Кент. Не мудрено! Ты так подговял твою храбрость, что совсем выбился пз сил. Подлый трусишка, не природа тебя создала,- она оть тебя отрекается!- тебя сшил из тряпок портной.

Герцог Корнуэльский. Какой ты чудак! Разве портной можеть сшить человека?

Кент. Разумеется, никто иной, как портной! Ваятель или живописец даже через два часа после того, как начали заниматься своим ремеслом, не сделали-бы его так скверно.

Герцог Корнуэльский. Скажите, из-за чего вы поссорились?

Осуольд. Ваша светлость, этоть старый неуч, жизнь которого я пощадиа из уважения к седой его бороде...

Кент. Что такое, незаконнорожденный зед, ненужная буква. Если позволит ваша светлость, я в ступе истолк? этого мерзавца и тем, что получится, вымажу стены помойных ям. Ты-то пощадил меня из уважения к моим седым волосам? Ах ты, тщедушная трясогузка!

. Замолчи, старый греховодник! Ты, грубый простолюдин, кажется, понятия не имеешь о том, что такое приличия?

Кент. Нет, ваша светлость, имею, но y гнева есть свои права.

Герцог Корнуэльский. Что-же привело тебя в такую ярость?

Кент. A то, что такой, не имеющий чести мерзавец носит y бедра меч. Такие, как он, вечно улыбающиеся подлецы, нередко, словно крысы, перегрызают священные, туго-завязанные узлы, которых, казалось-бы, никому не развязать! Они потворствуют каждой страсти, кипящей в их властелинах; они подливают масла в огонь этих страстей, подсыпают снег в более холодные их поползновения, поворачивають свои алкионовы клювы в ту сторону, откуда дует ветер для их хозяев. Словно псы, оне умеют только выискивать след своихь господ. Тысячу язв на их припадочные рожи! Насмехайтесь над моими словами, как над речами шута! О, гуси, если-бы вы встретились мне на Сарумской равнине, я, несмотря на ваше гоготание, жизо загнал-бы вас снова домой в Кэмлот.

Герцог Корнуэльский. Старик, ты, кажется, сумасшедший.

Глостэр. Из-за чего вы поссорились, говори.

Кент. Из-за того, что во всем свете нет большей разницы, как между мною и таким мошенником, как он.

Герцог Корнуэльский. За что обзываешь ты его мошенником? В чем он провинился?

Кент. Рожа его мне не нравится.

Герцог Корнуэльский. Быть может, так-же как моя? Или вот его, или ея?

Кент. Милорд, я привык высказываться откровенно. Да, видал я на своем веку лица много получше тех, которые держатся на плечах y многих находящихся передо мною.

Герцог Корнуэльский. Это, как видно, один из тех молодцов, которых как-то похвалили за прямодушие; вот он и кичится теперь дерзкою грубостью и старается казаться совсем не тем, что есть. Изволите-ли видеть,- он не умеет льстить и, как человек честный и откровенный, во что бы-то ни стало должен говорить правду в глаза. Придется правда по вкусу, хорошо; не прядется, - на то он человек прямой. Этот род бездельников давно мне знаком; в их мнимой прямоте и в их гнусно грубых речах скрывается больше коварства, более предосудительных целей, чем в раболепных расшаркиваниях двадцати глупых, но изысканно вежливых низкопоклонников.

Кент. Герцог, с позволения вашей светлости и под впечатлением лучезарного венца, окружающего ваше чело, более светлое, чем лик самого Феба, вот вам искреннейшая и чистейшая правда.

. Чего-же ты хочешь?

Кент. Изменять способ выражать свои мысли, так-как он вызвал с вашей стороны неодобрение. Милорд, я знаю, что я не льстец и что тот, кто обманул вас своим мнимым прямодушием, был, вероятно, отъявленный мошенняк, каким я,- о, за это я ручаюсь!- сам не был и не буду никогда, как бы ни побуждало меня к этому ваше неудовольствие.

Герцог Корнуэльский, Чем ты так разобидел его?

Осуольд. Ничем я его не обижал. Напротив, как-то недавно королю, которому он прислуживает, вздумалось, вследствие легкого недоразумения и по его-же наговорам, напуститься на меня при нем, a он, чтобы угодить королю и потворствуя его вспыльчивости, вздумал придти к нему на помощь, бросился на меня сзади и свалил на землю. Когда я. оказался в его власти, он стал всячески оскорблять, ругать меня и совершил столько подвигов насилия, что они обратили на себя внимание короля; мало того: - эти надругания над беззащитным человеком вызвали даже похвалы со стороны короля. Поощряемый королевскими похвалами, он дошел до того, что напал на меня с оружием в руках.

Кент. Нет из числа этих трусливых подлецов ни одного, который не считал-бы и самого Аякса олухом в сравнении с ним.

Герцог Корнуэльский. Принести колодки! Тебя, упрямый старый негодяй, почтенного вида нахал, мы кое-чему научим.

Кент. Слишком стар я, чтобы меня учить. Если нужны для кого-нибудь кододки, то не для меня; я служу королю и не по своей воле, a по его делу явился к вам. Посадив в колодки посланника короля, вы выкажете слишком мало уважения к моему господину, слишком явную враждебность его царственной особ.

Герцог Корнуэльский. Принести колодки! Клянусь и жизнью, и честью, он просидит в них до полудня.

Рэгана. Как, только до полудня? Опомнись! - до следующей ночи или даже на всю ночь.

Кент. За что, герцогиня? Вы с отцовской собакой не обошлись-бы хуже чем со мною.

Рэгана. Я обращаюсь с тобою, как следуеть обращаться с холопом (Приносят колодки).

Герцог Корнуэльский. Я убежден, что этот нахал того-же пошиба, как и другие рыцари, о которых говорит сестра. Пододвиньте колодки ближе.

. Умоляю вас, герцог, не делайте этого. Вина его, правда, велика, но повелитель его - добрый король сам накажеть его за чрезмерную заносчивость. Позорному-же наказанию, придуманному вами, подвергают только гнуснейших и презреннейших негодяев, уличенных в воровстве или в иных мелких, но скверных преступлениях. Королю не понравится, что вы, осудив его посланного на такое наказание, не оказали должного уважения самому королю.

Герцог Корнуэльский. За это отвечу я сам.

Рэгана. Еще неприятнее покажется сестре, что её посланного ругают и бьют за то, что он исполяет её поручения. Сажайте же его в колодки (Ея приказание исполняется). Идемте, герцог (Уходит с мужем).

Глостэр. Жаль мне тебя, беднягу; но что делать?- так угодно герцогу, a всем известно, что его распоряжения не допускают ни возражений, ни отлагательств. Но все-таки я попрошу за тебя...

Кент. Не просите ни о чем, сэр. Я долго не спал; утомился от дороги. Усну теперь немного, a потом примусь свистать. Даже и хорошего человека судьба может отколотить иной раз по пяткам. Доброй ночи вам, сэр.

Глостэр. Нельзя же, однако, похвалить за это герцога. Я убежден, что его поступок вызовет в короле сильное негодование (Уходит).

Кент. Добрый король, ты на себе доказываешь, как, по народной поговорке, люди из-под кротких небес попадают под палящие лучи солнца... Всходи-же светочь земного мира, чтобы я при сиянии твоих лучей мог прочесть это письмо. Говорят, будто чудеса совершаются только для несчастных... Письмо это,- я знаю,- от Кордэлии. Она на наше счастие как-то узнала и о моем незавидном положении, и о месте, где я скрываюсь. Я надеюсь, что благодаря её вмешательству, это невыносимое положение покончится, и мучительные раны исцелятся. О вы, усталые от бессонных ночей глаза мои, воспользуйтесь своим утомлением, чтобы не видеть места своего гнусного ночлега. Покойной ночи! О, Фортуна; улыбнись еще хоть раз и поверни свое колесо (Засыпает).

СЦЕНА III.

Поросшая вереском степь.

Входит Эдгард.

Эдгард. Я слышал, какое страшное обвинение тяготееть надо мною, но, благодаря дуплу в дереве, мне удалось избегнуть преследований. Нет ни одной пристани, которая не была-бы для меня закрыта, ни одного местечка, где бы самая суровая бдительность не стояла на страже, не старалась меня подстеречь. Пока я могу ускользать, жизнь моя в безопасности. Я решился принять вид самого жалкого, самого отверженного создания, которого нищета из человека превратила почти в скота. Выпачкаю лицо себе грязью, чресла свои опояшу тряпицей; пусть волосы мои как по волшебству совьются в колтун; я своею наготою надсмеюсь над буйными порывами ветра и над преследованиями небес. Даже в этой стране я вижу, как нищие, вырвавшиеся из Бедлама, втыкают в свои тощия, высушенные болезнями руки булавки, древесные занозы, гвозди и шипы терновника, чтобы отвратительным видом этих язв вызывать сострадание y обитательниц ферм и мелких поселков, скотопригонных дворов и мельниц, прибегая то к грозным заклинаниям, то к жалостным мольбам. Теперь я Том, бедный юродивый Том. Это хоть что-нибудь, тогда какь сам Эдгар ровно ничего (Уходит).

СЦЕНА IV.

Перед замком Глостэра.

Кент спит; входят - Лир, Шут и Джентльмен.

Лир

Джентльмен. Я слышал, что вчера они совсем еще не думали уезжать.

Кент (Просыпаясь). Привет мой тебе, государь!

Лир. Что это значит! Ужь не делаешь-ли ты себе из позора забаву?

Кент. Нет, государь.

Шут. Ха, ха, ха! Посмотри, какие y него жесткие подвязки. Лошадей привязывают за голову, собак и медведей за горло, обезьян за подмышки, a людей за ноги. Если человек уже больно легок на ногу, на него надевают деревянные башмаки, именуемые колодками.

Лир. Кто-же мог до того забыть, кто ты чтобы подвергпуть тебя такому унизительному наказанию?

Кент. Оба они - и сын твой, и дочь.

Лир. Не может быть.

Кент. Но оно, однако, так.

Лир. Повторяю: - не может быть!

Кент. Сам видишь, государь, что можеть.

Лир. Нет, нет, онн бы не захотели!

Кент. A все-таки захотели.

Лир. К ляну сь Юпитером, что нет.

Кент. A я Юноною, что да.

Лир. Не посмели-бы они этого сделать! Не могли, не захотели-бы. Такое страшное проявление неуважения хуже убийства! Объясни мне скорее, но без торопливости, как и за что решились они подвергнуть такому унижению моего посланнаго?

Кент. Государь, тотчас по прибытии в их замок, я поспешил передать им послание вашего величества, но ранее, чем я успел подняться с колен, явился другой гонец, весь в пыли и в поту. Едва переводя дух, он пробормотал приветствие от Гонэрили её сестре и подал письмо, которое они прочли сейчас-же, не обращая никакого внимания на поданное мною ранее послание от вашего величества, Познакомившись с содержанием письма от Гонэрили, они тотчас-же собрали своих слуг, вскочили на коней и с приказанием мне ждать, когда y них явится досуг отвечать, окинули меня леденящим взором и уехали. Здесь я встретил гонца, явившагося с такими известиями, которые по моим догадкам отравилт известия, привезенные мною. Гонец оказался тем самым мерзавцем, который недавно выказал такое возмутительное неуважение к вашему величеству. Его наглость оказалась сильнее собственного моего благоразумия. Я выхватил из ножен меч, a он своими дикими криками вызвал сюда всех обитателей замка. Ваша дочь и её муж нашли меня вполне достойным того наказания, которому я подвергся.

Шут. Зима видно не совсем миновала, когда дикие гуся все еще летят в эту сторону. У отца, ходящего в рубище, дети бывают слепы; но y тех отцов, y которых туго набиты мошны, дети бывают самые почтительные. Фортуна, как отъявленная потаскушка, никогда не отопрет своих дверей для бедняка. Впрочем, жди от своих дочек столько огорчений, что ты их и в год не пересчитаешь.

Лир

Кент. Здесь, в замке y графа.

Лир. Не следуйте за мной. Подождите меня здесь (Уходит).

Джентльмен. А, кроме этого, вы ничем их не оскорбили?

Кент. Ничем. Что-же, однако, значит, что король приехал с такою ничтожною свитой?

Шут. Если-бы тебя посадили в колодки за этот вопрос, это было-бы тебе по делом.

Кент. Почему-же, шуть?

Шут. Мы пошлем тебя набираться ума-разума к муравью. Он научит тебя, что зимою нет работы. Хотя при отыскании дороги, все, разумеется, кроме слепых, пользуются помощью не только чутья, но и глаз, однако из двадцати слепых не найдется ни одного который не сказал-бы сразу, от кого воняет. Брось большое колесо, если оно влечет тебя к подножию холма; ты, следуя за ним на буксире, только неизбежно сломаешь себе шею. Когда мудрый человек даеть тебе более умный совет, чем я, возврати мне обратно тот, который я тебе дал. Желал-бы я, чтобы этому совету не следовал никто, кроме дураков, так как и дает-то его шуть.

Тоть, кто служит из-за денег

Часто лишь для вида предан;

Дождь пойдеть, он тотчас тягу

Даст, a ты без крова

Одиноко оставайся

И борися с непогодой.

Пуст разумный убегает,

Я,-дурак,-с тобой останусь.

Коль бежит дурак, он мигом

Обратится в негодяя;

Негодяй-же - тот вовеки

Кент. Дурак, где ты этому научился?

Шут. Разумеется не в колодках, дурак (Лир возвращается вместе с Глостером).

Лир. Они не хотят говорить со мной? Больны? Устали с дороги, так-как ехали почти всю ночь? Все это один вздор, но в нем я вижу стремление возмутиться против меня, желание от меня отвертеться. Добейся от них более приличного ответа.

Глостэр. Вам, добрейший государь, известен пылкий нрав герцога, как он настойчив и непреклонен в своих решениях.

Лир. Проклятие! Чума! Смерть и разрушение! Какое мне дело до того, что y герцога нрав пылкий? Эй, Глостэр, Глостэр! Я во что бы то ни стало хочу переговорить с герцогом Корнуэльсским и с его женою.

Глостэр. Добрейший государь, я только-что уведомлял их об этом.

Лир. Уведомлял!.. Слышал ты и понял, что я тебе сказал?

Глостэр. Добрейший государь...

Лир. Король хочет говорить с герцогом Корнуэльским; нежно любимый отец, имея дело к дочери, желает переговорить с дочерью и надеется, что встретит согласие с её стороны. Передано им это?.. О кровь моя, мое дыхание! вы настолько же пылки, насколько пылок герцог. Скажите этому пылающему герцогу... Нет, неть, погоди еще! Может-быть, он и теперь еще нездоров? Болезнь, ведь, постоянно заставляет забывать о всяком долге, который при здоровом состоянии является обязательным. Мы перестаем быть сами собою, когда удрученное болезнью тело заставияет и дух страдать вместе с собою. Я воздержусь от всяких вспышек. Мне досадно, что моя неисправимая вспыльчивость заставляет меня забывать различие между больным и здоровым человеком, принимая проявления болезни за обдуманные выходки здорового человека. Смерть и проклятие! (Увидав Кента). Человек сидит в колодках? Одно уже это доказывает мне, что мнимое нездоровье и усталость герцога и его жены только притворство, одне пустые отговорки. Освободить сейчас же моего слугу! Глостэр, ступай скажи герцогу и его жене, что я требую свиданья с ними! Да, требую теперь-же, сию минуту. Пусть явятся сейчас и выслушают меня! Иначе я так громко стану бить в барабан y дверей их спальни, что производимый мною гром убьет их сон!

Глостэр. Очень буду рад, если все между вами уладится (Уходит).

Лир. О, ты, сердце мое, негодующее сердце, перестань так сильно биться!.. Успокойся!

Шyт. Прикажи ему, дядя, тоже, что приказывала кухарка, всовывая в пирог живых угрей. Она била их палочкою по голове и в тоже время приговаривала: "ну, не ворочайтесь, глупые, лежите смирно". A брат этой самой кухарки до того любил свою лошадь, что даже сено для неё приправлял маслом (Входят герцои Корнуэльский, Рэгана, Глостэр и свита).

Лир. Доброго утра вам обоим.

Герц. Корнуэльский. Того-же и вам, государь (Кента освобождают).

. Очень рада видеть ваше величество.

Лир. Надеюсь, что так, Рэгана, потому что имею основания надеяться. Если-бы ты не была рада, я нанес бы оскорбление могиле твоей матери, как могиле непотребной женщины (Кенту). А, приятель, ты свободен, но мы поговорим об этом в другое время. Рэгана, твоя сестра женщина гнусная (Ударяя себя в грудь). Она припустила вот сюда свою острозубую неблагодарность, и та, словно коршун, клюет мне сердце. Я едва в силах говорить с тобою... Если-бы ты могла только вообразить, о Рэгана, с каким постыдным бессердечием...

Рэгана. Терпение, государь, прошу вас. Я думаю, что скорее вы способны объяснить в дурную сторону поступки сестры, чем она забыть чувство долга.

Лир. Что такое?

Рэгана. Никак не могу поверить, чтобы сестра хоть на волос могла уклониться от того, что ей предписывает долг. Если она, быть может, несколько резко отнеслась к безчинствам ваших рыцарей и постаралась подавить эти безчинства, поступить таким образом ее заставили весьма уважительные и законные причины. Порицать ее за это нельзя.

Лир. Будь она проклята!

Рэгана сами. Поэтому я посоветовала-бы вам тотчас-же вернуться к моей сестре, покаяться, что вы пред нею виноваты...

Лир. Просить у неё прощения? Посмотри, как такая речь была-бы уместна со стороны главы дома: - "Дражайшая дочь, сознаюсь, что я стар; старый человек ни на что не нужен, поэтому (Становится на колени)... я на коленях умоляю тебя, не лишай меня одежды, постели и пропитания!"

Рэгана. Перестаньте, добрейший государь! Такое шутовство вам совсем не к лицу. Отнравляйтесь-ка лучше к моей сестре.

Лир. Никогда, Рэгана, никогда! Она сократила мою свиту на половину, смотрела на меня с нескрываемою злобою, язвила меня своим змееподобным языком до глубины души. Пусть небеса соберут все свои громы и разразятся ими над её неблагодарной головой! A вы, тлетворные испарения, сгноите мозг в молодых её костях!

. Полноте, государь, стыдно, не хорошо!

Лир. О, вы, быстрые и ослепительные молнии, сверкайте прямо в её глаза! A вы, испарения, вызываемые солнцем из гнилых болот, подействуйте как беспощадная отрава на её тщеславную красоту! Пусть лицо и тело её покроется гнойными прыщами и струпьами!

Рэгана. О,милосердые боги! Вы государь, в минуту гнева, пожалуй, и меня станете осынать такими-же пожеланиями?

Лир не жжет. Тебе никогда, конечно, не пришло-бы на мысль урезывать мои удовольствия, сокращать на половину мою свиту, оскорблять меня язвительными словами и в заключение запереть на крючек дверь перед самым моим носом, чтобы помешать мне войти. Тебе лучше, чем ей известны и долг относительно природы, и обязанности дочери относительно отца; ты лучше её помнишь те попечения, которыми я окружал тебя в детстве, правила вежливости и требования благодарности. Ты не забыла, что я отдал тебе половину своего королевства,

Рэгана. Прошу вас, государь, к делу (За сценой трубят).

Лир. Кто, скажи, приказал посадит моего слугу в колодки?

Герцог Корнуэльский

Рэгана. Это трубы сеотры; я их узнаю. Она и в письме предупреждала меня, что скоро будет здесь (Осуольду). Приехала твоя госпожа?

Лир. Напускная самоуверенность этого нахала поддерживается одною только прнчудливою и изменчивою милостью той, кому он служит. Прочь с моихь глаз, гнусный холоп.

Герцог Корнуэльский

Лир. Скажи, Рэгана, кто посадил в колодки моего стугу? Сама ты, конечно, ничего об этом не знала... Однако, кто-же это идет? (Входит Гонэриль). О, небеса, если в вас есть хоть капля жалости к старикам, если ваша кроткая власть сочувствует покорности и послушанию; если сами вы можете состариться, сочтите мое дело личным своим делом, заступитесь за меня и разразитесь громам и над головой этой женщины! (Гонэрили). Неужто y тебя хватает духу, не краснея, смотреть на мою седую бороду?- Как,Рзгана, ты согласна пожать ей руку?!

Гонэриль. A почему-бы и нетак, сэр? В чем моя вина? Еще не все то настоящая вина, что находят виною, что осуждают без толку недомыслие и дряхлость.

Лир. О, крепка-же ты, грудь моя! Говорите, кто приказал посадить в колодки моего слугу.

. Я приказаль, государь. Он так безобразничал, что я вынужден был прибегнуть к этому наказанию, хотя оно слишком для него милостиво.

Лир. А, так ты засадил его! Ты?

Рэгана. Вы, государь, уже человек слабый; прошу вас сознайте это сами. Мой совет вам вернуться к сестре и прожить y нея, распустив половину своей свиты, a затем если угодно, приезжайте ко мне. Вы видите в настоящее время я не дома, и y меня ничто, даже самое необходимое еще не приготовлено для вашего приезда.

Лир все мучительные пытки, неразлучные с нищетою!.. Вернуться к ней! Нет, пылкий король Франции, взявший себе в жены младшую нашу дочь без всякого приданого, я скорее готов броситься на колени перед твоим троном и, как нищий, вымаливать y тебя для поддержания моей жалкой жизни хоть такое-же ничтожное содержание, какое ты даешь последнему из своих оруженосцев. Чтобы я вернулся к ней? Нет я скорее соглашусь быть рабом, вьючным животным вот этого гнусного холопа! (Указывает на Осуольда).

Гонэриль. К ак угодно.

Лир. Умоляю тебя, дочь, не своди меня с ума, я не хочу беспокоить тебя, дитя мое, поэтому прощай!.. Мы больше не встретимся, не увидимся. Однако, ты все-таки моя дочь, плоть от плоти моей; в тебе течет моя кровь! Или нет, ты скорее болячка моей плоти, которую я волей-неволей вынужден признавать своею! Ты гнойный нарыв, заразная язва, беспощадный огневик, народившийся из моей испорченной крови. Но я не буду бранить тебя; пусть позор, когда ему вздумается, падет на твою голову, но я его не призываю, не молю громовержца поразить тебя своими стрелами, не жалуюсь на тебя Юпитеру, верховному судье над всеми живущими. Если можешь, исправься и постарайся на досуге сделаться лучше. Я еще не бесприютен; могу с сотней своих рыцарей жить y Рэганы.

Рэгана пришел-бы к заключению, что вы стары, а поэтому... Впрочем, Гонэриль знает, что она делаеть.

Лир. Что-же по-твоему хорошо это сказано?

Рэгана. Убеждена, государь, что именно так. Неужто с вас мало пятидесяти человек свиты? Зачем вам большее количество рыцарей? Мне кажется, что и пятидесяти слишком много. Значительность расходов на их содержание, опасность, сопряженная с их присутствием - все говорит против такой многочисленной свиты. Неужто в одном и том-же доме, в котором два хозяина, следовательно две власти, такое множество людей способно уживаться мирно? Это очень трудно, даже почти совсем невозможно.

Гонэриль

Рэгана. Да, государь, почему-бы не так? Если-бы в их служении вам вы стали замечать нерадение, мы живо сумели-бы положить этому конец. Прошу ваше величество,- так-как я только теперь увидала, как велика опасность от слишком многочисленной свиты,- если вам угодно будет приехать ко мне, не брать с собою более двадцати пяти человек. Если вы явитесь с большею свитою, мне негде будет ее поместить, и я окажусь вынужденной отказать вам в гостеприимстве.

Лир. Однако, я обеим вам отдал все...

Рэгана

Лир. Я сделал вас моими попечительницами, моими казнохранительницами, но выговорил для себя право держать при своей особе свиту в точно определенном количестве человек, a теперь, Рэгана, ты говоришь, чтобы я к тебе более двадцати пяти человек не привозил? Ведь ты это сказала?

Рэгана. И повторяю тоже, государь. Больше как двадцать пять человек я не приму.

Лир. Самые злые создания иногда еще сохраняют чеиовеческий образ. Как-бы люди ни были злы, y них всегда есть оправдание, что другие еще хуже их, a это своего рода достоинство (Гонэрили). Я вернусь к тебе. Пятьдесят чеговек все-таки вдвое более двадцати пяти. Твоя любовь ко мне равняется её любви, взятой два раза.

. Послушайте, государь! Зачем вам свита в двадцать пять человек, в десять, даже в пять, когда в доме, где вы будете жить, всегда окажется вдвое более людей, чем сколько необходимо для услуг лично вам.

Рэгана. Даже и в одном-то человеке нет никакой необходимости.

Лир. О, не торгуйтесь с нуждою. Самый жалкий нищий и тот живет в изобилии среди еще более вопиющей нищеты! Давай человеку в обрез только то, без чего он не в состоянии обойтись, и ты его жизнь приравняешь к жизни животнаго. Вот ты женщина знатная. Если-бы одежда была необходима только для того, чтобы согревать тело, зачем тебе этот великолепный наряд, когда он даже едва тебя согревает?.. Что-же касается истинной нужды - о небо, пошли мне терпение, - потому что в терпении я нуждаюс всего более!.. Вы, о, боги, видите здесь несчастного старика, столько-же удрученного годами, сколько и подавленного горем. Если именно вы вооружаете сердца дочерсй против меня, вдвойне несчастного человека, не дайте мне сделаться посмешищем, не дайте переносить обиды с гнусной покорностью! Распалите в моей груди благородное чувство гнева и не дайте этому женскому оружию, каплям соленой влаги,- осквернить мои мужские щеки! Подождите вы, бессердечные ведьмы, я придумаю для обеих вас такое страшное мщение, что весь мир придет в ужас!.. Я сделаю то... Впрочем, я сам еще не знаю, что именно сделаю, но от моего мщения задрожит вселенная! Вы думаете, что я заплачу? Нет, плакать я не стану, хотя имею много причин, чтобы проливать слезы! A все-таки, если-бы мое сердце разорвалось на тысячу частей, я не допущу себя заплакать! (Вдали слышны раскаты грома). Идем, шут, я сойду сума! (Уходит с Глостэром, Кентом и шутом).

. Войдемте в замок; надвигается гроза.

Рэгана. Замок не велик; в нем не хватит удобного помещения для старика и для его свиты.

Гонэриль

Рэгана. Самого его я приму охотно, но не впущу к себе ни одного человека из его свиты.

Гонэриль. Так-же и я. Куда-же, однако, ушел граф Глостэр?

. Пошел за стариком (Глостэр возвращается). Да вот и он.

Глостэр. Гневу короля нет границ.

Герцог Корнуэльский

Глостэр. Требует лошадей, a куда думает отправиться, не знаю.

Герцог Корнуэльский. Лучше всего ему не мешать. Пусть едет куда хочет.

. Вы, любезный граф, ни под каким видом не уговаривайте его остатъся y вас.

Глостэр. Как-же это? Ночь уже близка; гроза обещает быть ужасной, a на несколько миль в окружности нет ни одного кустика, где можно былобы укрыться от непогоды.

Рэгана всякие наговоры; мало-ли на какое новое сумасбродство могут подстрекнуть его спутники. Благоразумие велит быть как можно осторожнее.

Герцог Корнуэльский. Рэгана дает хороший совет. Да, граф, заприте ворота. Уйдемте от грозы (Уходят).