| Автор: | Шекспир У., год: 1591 |
| Категория: | Пьеса |
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
СЦЕНА I.
Там-же. Тронный зал.
Входят: Король Генрих, Глостэр, Экзэтэр, Иорк, Сеффольк, Уинчестер, Уорик, Тольбот, комендант города Парижа и другие.
Глостэр. Ваше высокопреосвященство, возложите венец на его главу.
Епископ Уинчестерский. Боже, храни Короля Генриха, по имени Шестаго!
Глостэр. Теперь, комендант города Парижа, присягните (Комендант преклоняет колени), что вы не изберете в короли никого другого, не почтете никого за друга, кроме его друзей, и за врага лишь того, кто вознамерится употребить лукавство против его власти. Так вы и поступайте, и да поможет вам Бог! (Уходят комендант и его свита).
Входят сэр Джон Фастольф.
Фастольф. Всемилостивый государь, когда я спешил из Калэ к вам на коронацию, мне вручили письмо, написанное к вашему величеству герцогом Бургундским.
Тольбот. Стыдитесь вы,- и ты, и герцог Бургундский. Подлый воин, я поклялся, как только встречусь с тобой сорвать подвязку с твоей трусливой ноги (срывает ее) я ее сорвал, потому что ты не по достоинству был пожалован этим высоким отличием.- Прости мне, царственный Генрих и вы все остальные. В битве при Патэ, когда войско мое равнялось лишь шести тысячам, а французов приходилось чуть не по десяти на каждого из наших, этот подлец бежал, прежде чем мы встретились с врагом, прежде схватки,- бежал, как будто так и следовало. Мы в этот приступ потеряли тысячу двести человек; я сам и многие другие джентльмены были захвачены врасплох и взяты в плен. Теперь судите сами, именитые лорды, дурно-ли я поступил и достоин-ли такой трус того,чтобы носить этот рыцарский орден, или нет?
Глостэр. Признаться, это поступок позорный и для простого человека, а тем более для рыцаря, офицера и вождя.
Тольбот. Когда этот орден был впервые установлен, тогда милорды, рыцари подвязки были благородного происхождения, доблестны и нравственны, и преисполнены великой храбрости. Такой о которой свидетельствовали войны; не страшась смерти, не поддаваясь бедствиям, они были всегда решительны, даже в самой ужасной крайности. Следовательно тот, кто всем этим не наделен, незаконно владеет священным именем рыцаря и оскверняет этот благороднейший орден. Если-бы я только смел быть этому судьей то его следовало-бы совершенно разжаловать, как мкжика рожденного под тыном, который вздумал хвастать, что он благородной крови.
. Позор всех твоих соотечественников, ты слышишь свой приговор. Поэтому, убирайся отсюда, хоть ты и был рыцарем; мы изгоняем тебя под страхом смерти (Фастолъф уходит). А теперь, милорд Протектор, посмотрим письмо, присланное мне герцогом Бургундским.
Глостэр. Что это вздумалось его светлости, что он переменил свой слог? (Разсматривая надпись). Ничего больше, как просто и кратко: "Королю!" забыл он, что-ли, что вы его государь? Или этот грубый заголовок указывает на какую-либо перемену в его добрых отношениях? Ну, что же там такое? (Читает): "По особым причинам, движимый состраданием к гибели отчизны, равно как и к трогательным жалобам тех, на ком лежит ваш гнет, я покинул ваш зловредный союз и соединился с Карлом, законным королем Франции". О, чудовищная измена! Может-ли быть, чтобы в союзе, дружбе и клятвах находилось столько фальши и низкого вероломства?
Король Генрих. Как? Неужели мой дядя, герцог Бургундский, возмутился?
Глостэр. Да, милорд, и сделался вашим врагом.
Король Генрих. И это худшее, что содержится в письме?
Глостэр. Это худшее и все вообще, милорд, что он тут пишет.
Король Генрих. Ну, так лорд Тольбот поговорит с ним и воздаст ему должную кару за это оскорбление.- Что скажете, милорд? Довольны-ли вы?
Тольбот. Доволен-ли? О, да. Меня предупредили, и то я сам спросил бы этого назначения.
Король Генрих. Соберите же свои силы и прямо наступайте на него. Пусть он увидит, что мы не терпим его измены, и что за оскорбление - издевательство над друзьями.
Тольбот. Иду, государь, желая от всего сердца, чтобы вы видели поражение ваших врагов (Уходит).
Вернон. Дозволь мне выйти на поединок, мидостивый государь!
Бассет. И мне, государь; дозволь мне тоже!
Иорк. Это мой слуга; вы слушай его, благородный принц.
Сомерсет. А это мой, возлюбленный Генрих, будь к нему благосклонен!
Король Генрих. Лорды, имейте терпенье: дайте им говорить. Скажите, джентльмены, что заставляет вас так восклицать, и зачем вы требуете поединка? И с тем именно?
Вернон. С ним. государь; он оскорбил меня.
Бассет. А я - с ним: он оскорбил меня.
Король Генрих. Что это за оскорбление, на которое вы оба жалуетесь? Сначала объясните мне, а там я вам и отвечу.
Бассет. Когда мы переправлялись по морю из Англии во Францию, вот этот человек попрекал меня тем, что я ношу эту розу. Он говорил, что кровавый цвет её лепестков изображает покрасневшие от стыда щеки моего господина, когда он отрицал правду по какому то вопросу в законах, возникшему между ним и герцогом Иоркским, употребляя разные гадкие и позорные возражения. В опровержение этих грубых оскорблений и в защиту достоинства моего господина, я прошу заступничества военных законов.
Вернон. А вот и моя просьба, благородный государь. Хоть он, повидимому, и придал некоторый благовидный предлог своему дерзкому намерению, но все-таки знайте, государь, что он сам первый раздражил меня, укоряя меня этим знаком и утверждая, что бледность этого цветка выдает слабодушие моего господина.
Иорк
Сомерсет. Ваша скрытая злоба, милорд Иорк, прорывается наружу, как-бы хитро вы ни подавляли ее.
Король Генрих. Милосердый Боже! Что за безумие управляет этими помешанными людьми, если из-за такой пустой и ничтожной причины может вознякнуть такое соперничество, полное раздора!- Любезные кузены, Иорк и Сомерсет, успокойтесь и, прошу вас, примиритесь.
Иорк. Пусть этот раздор сначала решится битвой, а затем уж ваше величество прикажет нам примириться.
Сомерсет. Эта ссора не касается никого, кроме нас обоих; пусть мы и порешим ее между собою.
Иорк. Вот мой вызов; прими его, Сомерсет.
Вернон. Нет, пусть она ограничится тем, с чего началась.
Бассет. На том и решите, благородный лорд.
Глостэр. На том решить? Проклятье вашей ссоре, и пусть погибнете вы сами, надменные вассалы, с вашей дерзкой болтовней! И вам не стыдно беспокоить и расстроивать короля и нас такой нескромной и шумной наглостью? А вы, милорды, мне кажется, поступаете не хорошо, что терпите их вздорные попреки; а тем более, что вы пользуетесь случаем их устами подымать между собой возмущение. Дайте мне убедить вас; поступайте более благоразумно.
Экзэтэр. Это огорчает его светлость: будьте-же друзьями, добрые милорды.
Король Генрих нерешительного народа. Если во взглядах наших французы заметят наше несогласие и раздор между собою, то как это возбудит их грубые сердца к неповиновению и возмущению! Кроме того, что это будет за срам, когда иностранные принцы убедятся, что из-за игрушки, из-за самой нестоющей вещи, пэры короля Генриха и его высшее дворянство погубили себя и лишились французского царства! О, подумайте о завоеваниях моего отца, о моих юных летах и не допустите, чтобы из-за пустяка погибло, пропало у нас то, что куплено кровью! Пусть я буду посредником в этой сомнительной ссоре. Я не вижу причины, почему-бы,- если я надену эту розу (надевает алую розу), кто-либо заподозрил, что я скорее склоняюсь на сторону Сомерсета, нежели Иорка. Они оба мне родственника, и я люблю их обоих. В таком случае, ведь, и меня могут попрекать моей короной, потому - что король Шотландский тоже коронован. Но ваше благоразумие убедит вас более, нежели я могу вам это внушить или вам это преподать. А, следовательно, как мы явились сюда с миром, так пусть и останемся в мире и любви. Кузен Иорк, мы назначаем вас регентом этой части Франции. А вы, любезный лорд Сомерсет, соедините своих кавалеристов с его пехотой и, как верные подданные, сыны своих родителей, бодро идите вместе и излейте свой гнев на ваших врагов. Мы же, лорд Протектор, и все остальные, после некоторого отдыха, возвратимся в Калэ, а оттуда и в Англию, где я надеюсь скоро получить от вас в подарок ваши победы, Карла, Алансона и всю эту ватагу предателей (Трубы. Уходят: Король Генрих, Глостэр, Сомерсет, Уинчестер, Сеффольк и Бассет).
Уорик. Уверяю вас, милорд Иорк, что король, мне кажется, премило разыграл роль оратора.
Иорк. Да. Но мне, все-таки, не нравится, что он надел знак цвета Сомерсета.
Уорик. Ба! просто нашла такая фантазия; не обвиняйте его,- он это сделал без умысла.
Иорк. Еслиб я только мог предугадать, что он это сделал.... но оставим это; теперь надо заняться другим делами. (Уходят: Иорк, Уорик и Вернон).
Экзэтэр. Ты хорошо сделал, Ричард, что прервал свою речь. Если бы страсти твоего сердца прорвались наружу, то боюсь я, что мы нашли бы в них начертанными более мстительную злобу и более свирепые, буйные раздоры, нежели можно себе представить или предположить. Как бы то ни было, а всякий даже простой человек скажет, что это; предвещает что либо дурное, когда увидит этот разнузданный разлад в дворянстве и эту фамильярность обращения между собою при дворе. Плохо, если скипетр находится в руках ребенка, но еще того хуже, если зависть порождает жестокую вражду: тут ужь пойдут и смуты, и разоренье (Уходит).
СЦЕНА II.
Франция. Перед городом Бордо.
Входит Тольбот со своими войсками.
Тольбот. Подойди, трубач, к воротам Бордо и вызови их командира на стены (Трубят переговоры. Выходят на стены: командующий французскими войсками и другие). Офицеры! Англичанин, Джон Тольбот, слуга по оружию Генриха, короля английского, вызывает вас и вот чего желает, отворите городские ворота, будьте нам покорны, назовите моего государя своим и чествуйте его, как послушные подданные,- и я удалюсь, а вместе со мною и мое с кровожадное войско. Если же вы пренебрежете предлагаемым вам миром, то вызовите этим ярость моих троих сподвижников: изнуряющего голода, рубящей стали и всеобъемлющего пламени, которые, в одно мгновение, сравняют с землею ваши величественные и горделивые башни, если вы отрините предлагаемое вам расположение.
Командир. Страшный, зловещий сыч, вестник смерти ужас и кровавый бич нашего народа! Время твоего тиранства близится к концу. Лишь мертвый можешь ты к нам проникнуть: уверяю тебя, мы хорошо укреплены и достаточно сильны для того, чтобы выйти и сразиться с тобою. Если ты двинешься назад, то дофин, с хорошим подкреплением, опутает тебя военными сетями; справа и слева от тебя расставлены отряды, чтобы как стеной преградить тебе возможность бежать. И куда бы ты ни обратился за подмогой, повсюду смерть будет грозить тебе в лицо очевидной гибелью, и лицом к лицу столкнешься ты с полным истреблением. Десять тысяч французов поклялись св. причащением, что ни в одну христианскую душу не разрядят своих орудий, как только в англичанина Тольбота. Слушай! Ты стоишь передо мною, доблестный и еще живой человек, и в последний раз я восхваляю тебя,- я, твой враг, потому что, не смотря на это, считаю должным воздать тебе хвалу: тот песок, который начал сыпаться, еще не закончит своего часового теченья, как уже глаза, которые еще видят тебя здоровым, увидят тебя поблекшим, окровавленным, бледным, мертвым! (Барабанный бой вдали). Чу! Это барабан дофина, это колокол, вещающий роковым голосом твоей смущенной душе, а мой - загремит перед твоей ужасною кончиной (Уходят со стен: командир и другие).
Тольбот. Он не выдумывает: я слышу врага. Отправьтесь несколько человек легкой кавалерии и выследите их фланги. О, небрежная и неосторожная дисциплина! Мы окружены и стеснены как в загоне, будто небольшое стадо трусливых английских оленей, запуганных визгливой сворой французских дворняшек! Если же мы английские олени, то пусть мы будем хорошей породы, а не из тех, которые тощи и валятся с одного щипка; будем лучше отчаянными, обезумевшими от гнева оленями, которые обращают к кровожадным псам свои вооруженные головы и заставляют трусов отчаянно защищаться. Если каждый из вас, друзья, так-же дорого продаст свою жизнь, как я, то они найдут, что дорого достались им наши олени. Бог и святой Георгий, Тольбот и права Англии да пошлют успех нашим знаменам в этой опасной битве! (Уходит).
СЦЕНА III.
Равнина в Гасконии.
Входит Иорк со своими войсками; к нему подходит гонец.
Иорк. Разве еще не вернулись проворные разведчики, которые выслеживают могучее войско дофина?
Гонец ним и направились к Бордо.
Иорк. Чорт побери этого подлеца Сомерсета! Чего он так задерживает обещанное подкрепленье кавалерии, которое было снаряжено для этой осады? Славный Тольбот ждет меня на помощь, а я предательски одурачен негодяем и не могу помочь благородному рыцарю. Боже, подкрепи его в беде! Если он не выдержит, прощайте войны во Франции!
Входит сэр Уильям Люси.
Люси. О, царственный вождь английских войск, в которых еще никогда не было такой нужды на почве Франции, скачи на выручку благородному Тольботу, который опоясан теперь железными тисками и окутан ужасной гибелью! В Бордо, воинственный герцог! В Бордо, Иорк! А не то, прощай Тольбот, Франция и честь Англии!
Иорк. О, Боже! если-бы надменный Сомерсет, который задерживает мои штандарты, был на месте Тольбота! Мы бы тогда сберегли себе храброго джентльмена, а потеряли бы предателя и труса. Безумная ярость и злобное неистовство заставляют меня плакать о том, что мы умираем, в то время, как изменники спят беспечно.
Люси. О, пошлите-же хоть какое-нибудь подкрепленье бедствующему лорду!
Иорк. Умри он,- мы все теряем, и я изменяю своему воинскому слову. Мы скорбим,- французы усмехаются; мы проигрываем,- они ежедневно выигрывают;- а все по милости этого подлаго предателя Сомерсета.
Люси. Ну, так пусть смилуется Бог над душою храброго Тоиьбота и над юным Джоном, его сыном, которого я встретил, часа два тому назад, на пути к его воинственному отцу. Целых семь лет не видал Тольбот сына и теперь они встретятся там, где оба покончат жизнь.
Иорк. Увы! Что за радость благородному Тольботу приветствовать своего молодого сына над его могилой? Скорее прочь! Я задыхаюсь от горести, что разлученные друзья приветствуют друг друга в час кончины. Люси, прощай! Судьба дозволяет мне лишь проклинать то обстоятельство, по которому я не могу помочь этому человеку. Майн, Блуа, Пуатье и Тур потеряны по милости Сомерсета и его проволочки (Уходят со своими войсками).
Люси. Итак, в то время, как такие великие полководцы питают в груди своей хищную вражду, сонливое нерадение лишает нас завоеваний нашего едва остывшего завоевателя, Генриха Пятого,- человека, память которого жива вовеки. А между тем, они перечат друг другу, и жизнь, и честь, и владения,- все стремится к погибели!
СЦЕНА IV.
Другая равнина в Гасконии.
Входит Сомерсет со своей армией; с ним один из офицеров Тольбота.
Сомерсет. Слишком поздно, я уже не могу их теперь послать. Этот поход был слишком необдуманно затеян Иорком и Тольботом. Одна вылазка из этого города осилила-бы все наши главные войска. Слишком самонадеянный Тольбот запятнал весь блеск своей прежней славы этим неосторожным, отчаянным, диким предприятием. Иорк подстрекнул его сразиться и умереть с позором, чтобы, по смерти Тольбота, великий Иорк мог-бы носить эта прозвище.
Офицер. Вот сэр Уильям Люси, который вместе со мною явился от наших одолеваемых войск за помощью.
Входит сэр Уильям Люси.
. Ну, что, сэр Уильям? Откуда вы присланы?
Люси. Откуда, милорд? От купленного и проданного лорда Тольбота, который окружен неминуемым бедствием и призывает благородных - Иорка и Сомерсета отбить наступающую смерть от его слабых отрядов. А в то время как он с честью выжидает помощи и как с его изнуренных войною членов течет кровавый пот,- вы, на кого он напрасно надеется, надежда славной Англии, держитесь в стороне, занятые недостойным соперничеством. Пусть ваши личные раздоры не задерживают заготовленного подкрепления, которое может ему помочь, тогда как теперь он, знаменитый, благородный джентльмэн, подставляет жизнь свою целому миру опасностей. Пригулок Орлеанский Карл, герцог Бургундский, Алансон и Ренье оцепили его и Тольбот погибает по вашей вине.
Сомерсет. Иорк подстрекнул его, Иорк и должен прислать ему подкрепление.
Люси. А Иорк кричит про вашу светлость, клянется что вы задерживаете его кавалерию, снаряженную нарочно для этого похода.
Сомерсет. Иорк лжет: он мог-бы прислать за своей кавалерией и получить ее. Я не обязан ему почтеньем, а тем более любовью, и слишком презираю его, чтобы подластиться к нему этой присылкой.
Люси. Вероломство Англии, а не силы Франции опутали сетями благородного душой Тольбота. Он в Англию уже более не вернется живым, а умрет, преданный судьбою благодаря вашему раздору.
Сомерсет. Ну, хорошо; ступайте: я тотчас-же отправлю кавалеристов и через шесть часов они уже придут к нему на помощь.
Люси. Слишком запоздало подкрепленье: он или взят, или убит, потому что бежать он не мог, даже если-бы в захотел.
Сомерсет. Если он умер, то ужь прощай, храбрый Тольбот!
Люси. Слава его на всем мире, а позор - на вас (уходят).
СЦЕНА V.
Английский лагерь близь Бордо.
Входят: Тольбот и Джон, его сын.
Тольбот. О, юный Джон Тольбот! Я посылал за тобой, чтобы наставить тебя в военном искусстве, дабы имя Тольбота ожило в тебе, когда изсякшая старость и слабые, неспособные члены уложили-бы твоего отца на носилки. Но,- о, коварные, зловещия звезды! - ты пришел на пир смерти, на ужасную, неизбежную гибель. Поэтому, мой дорогой мальчик, вскочи на быстрейшего из моих коней и я научу тебя, как всего скорее спастись бегством. Ну-же, иди, не медли!
Джон кто подло бежал, когда благородный Тольбот стоял на месте.
Тольбот. Беги, чтоб отомстить за мою смерть, если меня убьют.
Джон. Кто так бежит, тот уже не вернется.
Тольбот. Но если мы оба останемся, то мы, наверно, оба умрем.
Джон. Так дозвольте мне остаться, отец, а вы бегите. Велика ваша потеря и такова-же должна быть ваша осторожность. Мое достоинство еще неизвестно, я не представляю собою потери. Французы не могут хвастаться моею смертью; но вашей они будут хвастать: ведь с вами потеряны все наши надежды. Бегство не может запятнать завоеванную вами славу; но мою запятнает, потому-что я еще не делал подвигов. Каждый поклянется, что вы бежали из рассчета; если я бегу, то скажут, что из страха. Нельзя будет надеяться, чтобы я когда-либо устоял, если в первую-же опасную минуту испугаюсь и убегу? Вот я и прошу у вас смерти скорее, нежели жизни, спасенной безчестьем.
Тольбот. Неужели все надежды твоей матери сойдут в одну могилу?
Джон. Да, это лучше, если-бы я посрамил её утробу.
Тольбот. Благословением моим приказываю тебе идти.
Джон. В бой,- да, но не в бегство от врага.
Тольбот. Часть твоего отца может быть спасена в лице твоем.
Джон. Все части его будут опозорены во мне.
Тольбот. Ты не имел известности и не можешь её потерять.
Джон. Да, но ваше славное имя: неужели позорить его бегством?
Тольбот
Джон. Но вы не можете показать в мою пользу, если будете убиты; если-же смерть так очевидна, бежим оба!
Тольбот. А товарищей моих оставить здесь одних сражаться и умирать? Еще никогда моя старость не была запятнана подобным позором.
Джон. А моя юность разве должна повиниться в таком посрамленьи? Если вы не можете сами себя разделить надвое, то тем более не могу я отделиться от вас. Оставайтесь, идите, делайте, что угодно; я буду делать то же, что и вы: не хочу я жить, если мой отец умирает.
Тольбот. Ну, так я прощусь здесь с тобою, милый сын, рожденный для того, чтобы угаснуть в этот день. Пойдем бок-о-бок жить и затмиться, и душа с душой полетим из Франции на небо.
СЦЕНА VI.
Поле сражения.
Тревога. Стычки. Сын Тольбота окружен и Тольбот отбивает его.
Тольбот. Святой Георгий и победа! Бейтесь, солдаты, бейтесь! Регент нарушил свое слово Тольботу и предоставил нас ярости французского меча. Где Джон Тольбот? Остановись, переведи дух: я дал тебе жизнь и спас тебя от смерти.
Джон. О, ты дважды мне отец! Я дважды сын тебе! Жизнь, которую ты мне дал сперва, была потеряна и окончена, но ты, на зло судьбе, своим воинственным мечом, даровал новый срок моему кончившемуся существованию.
Тольбот. Когда твой меч высек огонь из шлема Дофина, сердце отца твоего загорелось гордым желанием достигнуть смелой победы. Затем, моя тяжелая старость, оживленная юношеским пылом и воинственной яростью, отбила Алансона, Пригулка Орлеанского, герцога Бургундского и спасла тебя от надменных галлов. Свирепаго Пригулка Орлеанского, который пролил твою кровь, мой сын, и которому досталась девственность твоей первой битвы, я встретил в скорости и поспешил пролить его незаконную кровь, обратившись к нему с презрением:- Я проливаю твою зараженную, подлую, незаконную кровь, бедную и презренную, за мою чистую кровь, которую ты исторг из Тольбота, моего храброго сына!- Но тут, когда я намеревался уже с ним покончить, подоспело сильное подкрепление. Скажи, забота отца твоего, скажи, Джон, не устал-ли ты? Как ты себя чувствуешь? Согласен-ли ты, дитя, оставить битву теперь, когда ты уже отмечен, как сын рыцарства? Беги, чтобы отомстить за мою смерть, когда я умру: помощь одного человека мало для меня значит. О теперь я хорошо понимаю, что слишком безумно подвергать опасности жизнь всех нас с одной только небольшой ладьею. Если я не умру сегодня от ярости французов, то завтра-же умру от чрезмерной старости. Ничем они от меня не поживятся, и если я остаюсь, то лишь на один день сокращаю себе жизнь. В тебе-же умирает мать и наше родовое имя; месть за мою смерть, твоя юность и слава Англии. Тем, что ты остаешься здесь, мы всех их и даже более того, подвергаем опасности; но все оне будут спасены, если ты бежишь.
Джон жалкую жизнь и убить блестящую славу,- пусть свалится и подохнет трусливая лошадь, которая меня несет! Пусть уподоблюсь я тогда французским мужикам и сделаюсь предметом позорного презренья и всяких злополучий. Если я бегу, то ужь не буду сыном Тольбота, - клянусь всею славой, которую он стяжал! Так не говори-же больше о побеге; это излишне. Если я сын Тольбота, так и умру у его ног.
Тольбот. Следуй-же ты, мой Икар, за мной, как за отчаянным повелителем Крита. Жизнь твоя мне дорога: если хочешь биться, бейся рядом с отцом и, когда мы заслужим славу, то доблестно умрем (Уходят).
СЦЕНА VII.
Другая часть поля сражения.
Тольбот. Где моя вторая жизнь? Моя собственная окончена. О, где-же молодой Тольбот? Где доблестный Джон? Мужество молодого Тольбота заставляет меня улыбаться тебе, торжествующая смерть, запятнанная пленом. Когда увидел он, что я отступаю и падаю на колени, он взмахнул надо мною своим окровавленным мечом, и, как голодный лев, начал свои деяния ярости и жестокого гнева. Но, когда мой разъяренный защитник заметил, что он один охраняет мою гибель, и что никто на него не нападает, глаза его затмились от бешенства, в сердечном неистовстве, он внезапно устремился прочь от меня в самый разгар битвы, в толпу французов. В этом море крови мой мальчик утолил свой возбужденный дух; там умер мой Икар, мой цветок, со славой.
Входят солдаты с телом Джона Тольбота.
Слуга. О, дорогой мой лорд! Вот несут вашего сына.
. О, шутиха - смерть! Ты смеешься, издеваясь над нами, но на зло тебе, оба Тольбота, соединенные узами бесконечности, на крыльях скроются от смертности в эфире небес. О, ты, к ранам которого так пристала жестокая смерть, скажи хоть слово отцу, прежде, чем испустить дух. Не взирая на смерть, против её воли, или нет, говори: вообрази, что она француз, твой враг. Бедное дитя! Мне кажется, что он мне улыбается, будто хочет сказать: "если-бы смерть была французом, то умерла-б сегодня". Ну, положите-же его в объятия отца. Дух мой ужь далее не терпит этих бед. Воины, прощайте! Я получил то, чего желал: мои старые руки служат могилой юному Джону Тольботу (Умирает).
Тревога. Уходят: солдаты и слуга, оставляя оба тела на месте. Входят: Карл, Алансон, герцог Бургундский, Пригулок, Девственница и войска.
Карл. Если-бы Иорк и Сомерсет пришли своим на помощь, то для нас это был-бы кровавый день.
Пригулок
Девственница. Я встретила его однажды, и так сказала ему:- Девственный юноша, будь-же побежден девой!- Но он, с гордым, величавым презреньем, отвечал мне:- Молодой Тольбот не для того рожден, чтоб быть добычею распутной девки!- Он оставил меня, как недостойную поединка с ним, и ринулся в самый центр французов.
Герцог Бургундский. Нет сомненья! из него вышел-бы благородный рыцарь. Смотрите, вот он лежит, погребенный в объятиях виновника своих зол - бедствий.
. Разрубите их на-куски, раздробите кости тех, чья жизнь была славой для Англии и дивом для Галлии.
Карл. О, нет, перестаньте: не будем делать зла по смерти тому, кого мы избегали при жизни.
Входит сэр Уильям Люси со свитой; впереди идет французский герольд.
Люси. Герольд, веди меня к палатке дофина, чтобы узнать, кто стяжал славу этого дня.
Карл
Люси. С повинной, дофин? Это пустое французское слово и мы, английские воины, не знаем, что оно значит. Я явился узнать, кого ты взял в плен, и осмотреть тела убитых.
Карл. Ты спрашиваешь о пленных? Их плен в аду. Но скажи: кого ты ищешь?
Люси. Где великий Алкид поля битвы, доблестный лорд Тольбот, герцог Шрьюзбери, пожалованный, за свои редкие подвиги в военных делах, в великие герцоги Уошфорда, Уотерфорда и Валенции; лорд Тольбот Гудриг и Ерчкнфильд, лорд Стрэндж Блекмир, лорд Вердек Альтонский, лорд Кромуэль-Уингфтльд, лорд Ферниваль-Шеффильд, трижды победоносный лорд Фоконбридж; рыцарь благородного ордена святого Георгия, преподобного и святого Михаила, Златого Руна; великий маршал Генриха Шестого, во всех его войнах в пределах французского царства?
Девственница мухами, вот тут, у наших ног.
Люси. Разве убит Тольбот, единственный бич французов, мрачная Немезида и гроза вашего государства? О, если-бы мои зрачки могли обратиться в пули, чтобы я, в ярости, мог выстрелить ими вам в лицо! О, если-бы я только мог вновь призвать к жизни этих мертвецов! Этого было-бы уже достаточно, чтобы навести ужас на все французское государство. Если-бы хоть изображение его осталось между вами, то и его было-б достаточно, чтобы смутить самого надменного из вас. Отдайте мне тела их, чтоб увезти отсюда и воздать им погребение, соответствующее их достоинствам.
Девственница. Мне кажется, что этот выскочка - дух старого Тольбота: он говорит так гордо и повелительно. Ради Бога, пусть он их берет; если оставить здесь, они лишь будут пахнуть и заразят воздух.
Карл. Ступай; бери их прочь.
Люси
Карл. Лишь-бы нам отделаться от них; а там - делай с ними, что хочешь. Теперь идем в Париж, благодаря тому, что нам везет на победы. Раз, что убит Тольбот, все будет наше! (Уходят).