Король Генрих VI.
Часть вторая.
Действие четвертое.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Шекспир У., год: 1591
Категория:Пьеса


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Кент. Берег моря близь Дувра.

Над морем раздается пальба. Затем выходят из шлюпки: капитан, шкипер, штурман Уольтер, Уитмор и другие. С ними переодетый Сеффольк и другие джентльмэны, пленники.

Капитан. Пышный, откровенный и жалкий день скользнул в недра моря; вот и громко воющие водки будят драконов, несущих трагически-грустную ночь. Сонными, вялыми, отвисшими крыльями ласкают они могилы умерших и из своей туманной пасти выдыхают в воздух отвратительные заразные потемки. Приведите-же военных которых мы забрали, и, пока наша пинасса стоит на якоре в Дувре, они тут, на песке отдадут за себя выкуп или кровью своей расцветят этот безцветный берег.- Шкипер, этого пленника я охотно отдаю тебе, а ты, его, штурман, вот этого возьми себе в добычу. А тот (указывая на Сеффолька) пусть будет твоей долей, Уольтер Уитмор.

1-й джентльмэн. Какой за меня выкуп, шкипер? Позволь мне узнать.

Шкипер. Тысяча крон, а не то - подставляй голову!

Штурман. Столько-же дашь и ты, а не то - долой и твою.

Капитан. Как? Неужели по вашему много двух тысяч крон? А еще носите имя и осанку джентльмэнов? Перерезать горло обоим негодяям! Вы должны умереть. Такую ничтожную сумму нельзя противопоставить жизни тех, которых мы лишились в схватке.

1-й джентльмэн. Я дам ее вам, сэр: оставьте мне

2 - джентльмэн. Я - также и сейчас-же напишу об этом домой.

Уитмор

Капитан. Не будь так безразсуден: возьми с него выкуп и оставь ему жизнь.

Сеффольк. Взгляните на моего св. Георгия: я джентльмэн. Цени меня во сколько угодно, тебе будет уплачено.

Уитмор. И я тоже: мое имя Уолтер Уитмор. Что, это? Чего ты вздрогнул? Как? Неужели тебе смерть страшна?

Сеффольк. Мне страшно твое имя, в котором звучит смерть. Один ученый составил мой гороскоп и сказал, что я умру от "воды". Однако, пусть это не делает тебя кровожадным: ведь твое имя "Гольтир", если его правильно произнести.

Уитмор. "Гольтир" или "Уо'тер", мне все равно какое-бы ни было. Но никогда еще не оскверняло нашего имени гнусное оскорбление без того, чтобы мы не смыли этого пятна. И если я, как торгаш, продам свою месть пусть переломят надо мной мое копье, а доспехи перервут и опозорят и ославят меня негодяем по всей вселенной! (Хватает Сеффолька).

Сеффольк. Постой, Уитмор! Ведь твой пленник принц, он герцог Сеффольк, Уильям де-ля-Пуль.

Уитмор. Герцог Сеффольк, укутанный в лохмотья!

Сеффольк. Да, но эти лохмотья не составляют принадлежности герцога. Ведь, и Юпитер иногда ходил переодетым; так почему-жь бы и мне не делать тоже?

Капитан. Но Юпитер никогда не был убит, а ты будешь.

Сеффольк С непокрытой головою шел ты рядом с моим мулом в богатой попоне и почитал себя счастливым, если я тебе кивал головою. Как часто подавал ты мне чашу и кормился моими объедками, когда я пировал с королевой Маргаритой? Вспомни, и пусть это сделает тебя смирнее и уменьшит твою пустую гордость! Как ты дожидался в нашей прихожей моего выхода? И та-же самая рука моя, которая не раз писала в твою пользу, может, вследствие этого, заворожить твой дерзновенный язык.

Уитмор. Капитан, скажи: не прихлопнуть-ли мне этого подлаго мужика?

Капитан. Пусть я сначала прихлопну его словами, как он меня.

Сеффольк. Низкий раб, слова твои глупы, как и ты сам.

Капитан. Уведите его отсюда и отрубите ему голову над бортом нашего барказа.

Сеффольк. Ты не посмеешь, из боязни за свою собственную.

Капитан. Посмею, Пуль.

Сеффольк. Пуль?

Капитан. Пуль? Сэр Пуль, или лорд? Ну, грязный сток, лужа, или помойная яма, чье зловоние и грязь мутят серебристые ручьи, из которых пьют англичане. Теперь-то я замкну твой зев за то, что он поглотил государственную казну. Губы твои, целовавшие королеву, пусть лижут землю, а ты сам, усмехавшийся смерти доброго герцога Глостэра, тщетно будешь скалить зубы на безжалостный ветер, который с презрением будет продолжать на тебя свистеть. И пусть ты сочетаешься с ведьмами ада за то, что дерзнул сочетать могущественного повелителя с дочерью ничтожного короля, не имевшего ни подданных, ни владений, ни короны. Благодаря дьявольским хитростям, ты повысился и, как честолюбивый Цилла, пресытился кусками окровавленного сердца своей матери. Через тебя проданы французам Анжу и Мэн; через тебя-же лукавые бунтовщики нормандцы с презрением отказываются называть нас своими господами. Пикардийцы перерезали правителей, захватили наши крепости и отправили восвояси наших раненых, оборванных солдат. Царственный Уорик и все Невили, грозные мечи которых никогда не подымались понапрасну, из ненависти к тебе возстают, вооружаясь. И вот теперь, дом Иорка,- отторгнутый от короны позорным убийством безвинного короля и властной, гордой, хищной тиранией, - возгорелся мстительным огнем и на своих отрадных знаменах несет впереди наше полу-солнце, стремящееся засиять над изречением: Invitis nubibus. Народ здесь, в Кенте, возстал и, в заключение всего, позор и нищета закрались во дворец нашего короля,- а все через тебя-же. Прочь! уведите его отсюда.

Сеффольк. О, еслиб я был богом, чтоб разразиться громом над этим ничтожным, подлым, отвратительным мужичьем! Мелочами гордятся лишь подлецы: и этот негодяй, будучи капитаном пинассы, грозится сильнее, нежели Баргул, могучий иллирийский пират. Шмеля не сосут орлиной крови, но грабят пчелиные ульи. Невозможно, чтобы я умер от руки такого подлаго вассала, как ты.Твои слова подымают во мне гнев, но не раскаяние. Я еду во Францию с поручением от королевы. Приказываю тебе доставить меня невредимо на тот берег пролива.

. Уотер!

Уитмор. Ступай, Сеффольк, я должен доставить тебя на смерть.

Сеффольк. Gelidus timor occupat artus: я боюсь только тебя.

Уитмор. У тебя будут еще причины для страха, прежде, чем я оставлю тебя. Ну что же? Теперь ты покорился? Теперь хочешь смириться?

1-й джентльмэн. Мой милостивый лорд, умоляйте его, говорите с ним ласково.

Сеффольк. Повелительный язык Сеффолька тверд и суров; привыкший повелевать, он не умеет просить милости. Тем более мы не почтим таких людей, как эти, смиренными просьбами. Нет, скорее склонится моя голова на плаху, нежели колени мои перед кем-либо, кроме Бога небес и моего короля. Ужь лучше торчать на окровавленной рогатине, нежели стоять с непокрытой головой перед грубым рабом. Настоящее благородство чуждо страха: я могу вынести больше, чем вы осмелитесь мне сделать.

Капитан. Тащите его прочь и не давайте ему больше говорить.

Сеффольк. Ну, покажите-же, воины, на какую жестокость вы способны, чтобы смерть моя никогда не забылась.- Нередко умирали великие мужи от руки подлых византийцев. Римский боец и разбойник умертвили прекрасного Туллия; от руки пригулка Брута пал Юлий Цезарь; от диких островитян - Великий Помпей, а от пиратов - Сеффольк (Уходят: Сеффолькь с Уитмором и другие).

Капитан. Что-же касается тех, чей выкуп мы уже назначили, нам угодно, чтобы один из них отправился обратно. Поэтому ты пойдешь с нами, а он будет отпущен.

Входит опять Уитморь с трупом Сеффолька.

Уитмор

1-й джентльмэн. О жестокое и кровавое зрелище! Я увезу его тело к королю: если не он, так друзья отомстят за него, равно как и королева, которой он был так дорог при жизни (Уходит, унося тело).

СЦЕНА II.

Блэкхис.

Входят: Джордж Бевис и Джон Голлэнд.

Джордж. Ступай, добудь себе меч, хотя-бы из дранок. Вот ужь два дня, как они поднялись.

Джон. Значить теперь им тем нужнее сон.

Джордж. Говорю тебе, что сукновал, Джон Кэд, намерен пообчистить государство, вывернуть его и поднять на нем новый ворс.

Джон. Оно в этом нуждается, потому-что потерто. Говорю-же тебе, не бывало в Англии веселья с тех пор, как явились эти джентльмэны.

Джордж. О, злополучное время! В ремесленниках не признают добродетели.

Джон, Дворяне думают, что ходить в кожаном переднике позорно.

Джордж. Нет, и еще того больше: советники короля плохие работники.

Джон. Это правда. Однако, говорят: работай каждый на своем поприще. Это тоже, что сказать-бы: пусть правителями будут работники, и потому нам-бы следовало быть правителями.

Джордж. Ты как-раз попал в цель: вернейший признак честного человека - загрубелые руки.

Джон

Джордж. Ему пусть будут кожи наших врагов, чтобы выделать из них кожу.

Джон. И Дик, мясник.

Джордж. Ну, так грех будет дран, как вол, а неправда зарезана, как теленок.

Джон. И ткач Смис.

Джордж. Argo - нить их жизни окончена.

Джон. Пойдем, пойдем: примкнем-же к ним.

Барабаны. Входят: Кэд, мясник Дик, ткач Смис и множество других.

Кэд. Мы, Джон Кэд, названные так по имени мнимого отца нашего.

Дик (всторону). Или скорее за украденную бочку сельдей.

Кэд. Наши враги падут пред нами, вдохновленными стремленьем низвергать королей и принцев. Прикажи молчать.

Дик. Молчать!

Кэд. Мой отец был Мортимер.

Дик (всторону). Честный человек и хороший каменьщик.

Кэд. Мать - из рода Плантадженэтов.

Дик (всторону). Я знал ее хорошо: она была повивальной бабкой.

Кэд. Жена моя - из потомства Лэси.

Дик

Смис (всторону). Но за последнее время она ужь не может странствовать со своим меховым тюком и бучить свое белье дома.

Кэд. Следовательно, я - благородного рода.

Дик (всторону). Да, конечно, Поле - благородная местность, а он там и родился, под тыном, так-как у отца его, кроме тюрьмы, и дому-то никогда не бывало.

Кэд. Я храбр.

Смис (всторону). Поневоле: ведь, нищие все храбрецы.

Кэд. Я могу много вынести.

Дик (встороиу). Об этом не может быть вопроса: я видел, как его стегали кнутом три базарные дня подряд.

Кэд. Я же боюсь ни огня, ни меча.

Смис (всторону). Ему нечего бояться меча: его одежда непроницаема.

Дик. Но, мне кажется, он бы должен бояться огня, потому-что у него сожжена рука за кражу овец.

Кэд. Будьте-же храбры, потому-что предводитель ваш храбр и клянется все преобразовать. В Англии будут продаваться хлебы в семь с половиной пенсов за один пенни; в трехмерном ведре будет десять мер, и я за преступление буду считать пить полпиво. Все государство будет общим достоянием, а в Чипсайде я буду пасти своего коня. Когда-же я буду королем (а я им буду),-

Все. Спаси, Боже, ваше величество!

Кэд. Благодарю вас, добрые люди.- Денег вовсе не будет: все будут пить и есть на мой счет. Я всех одену в одинаковые платья, чтобы все ладили между собой, как братья, и почитали-бы меня, как своего повелителя.

Дик. Первое, что мы сделаем, перебьем всех законоведов.

Кэд. Нет, это я намерен сделать. Не жалость-ли, что из шкуры какого-нибудь невинного ягненка сделают пергамент. Что этот пергамент, когда его весь испишут, губит человека? Иные говорят, что пчела кусается, но я говорю, что это пчелиный воск, так-как я лишь однажды припечатал одну вещь, и с тех пор я сам не свой. Что это? Кто там?

Входят несколько человек, ведя за собою писца чатэмскаго.

Смис. Писец чатэмский. Он умеет читать, писать и подсчитыват.

Кэд. О, безобразие!

Смис. Мы забрали его,когда он поправлял прописи, мальчишек.

Кэд

Смис. В кармане у него книга с красными буквами.

Кэд. Нет! Значит он колдун.

Дик. Нет, он даже может составлять контракты и писать по-судейски.

Кэд. Мне это очень жаль: он толковый человек, честное слово, и не умрет, если я не найду его виновным. Поди-ка сюда, малый, я должен допросить тебя Как твое имя?

Писец. Эммануил.

Дик. Это пишут на заголовках писем. Тебе плохо придется.

Кэд. Отстань! - Обыкновенно ты пишешь свое имя или у тебя есть какой-либо особый знак, как у всякого честного простолюдина?

Писец. Благодаря Бога, сэр, я настолько хорошо образован, что умею писать свое имя.

Все. Так он сознался: долой его! Он злодей и предатель!

Кэд. Я говорю: долой его! Повесьте его с пером и чернильницей на шее (Несколько человек уходят с писцом).

Входит Михаил.

Михаил. Где наш предводитель?

Кэд. Я тут, странный ты человек.

Михаил. Кэд, беги! Беги! Сэр Гемфри Стаффорд и его брат с королевским войском близко отсюда.

Кэд. Стой, негодяй, стой! Или я прихлопну тебя. Он будет встречен человеком не хуже его самого: он ведь только рыцарь, не так-ли?

Михаил. Да.

Кэд. Чтобы сравняться с ним, я сейчас-же посвящу себя в рыцари. Встань, сэр Джон Мортимер. Ну теперь он только держись!

Стаффорд. Мятежные холопы, пена и грязь Кента, отмеченные для виселицы, сложите оружие. Возвращайтесь в свои коттэджи, оставьте этого презреннаго! Король будет к вам милостив, если вы отступитесь от него.

Уильям Стаффорд. Но грозен, яростен и склонен к кровопролитию, если вы заупрямитесь. Поэтому покоритесь, или умрите.

Кэд. Что-же касается этих разодетых в шелк рабов, я на них не обращаю внимания. Я с вами говорю добрые люди, над которыми я в будущем надеюсь царствовать, так как я законный наследник престола.

Стаффорд. Негодяй! Отец твой был маляр, а ты сам стригун,- не так-ли?

Кэд. А Адам был садовник.

Уильям Стаффорд. Ну, так что-же из-того?

Кэд. Ну, понятно, вот что: Эдмонд Мортимер, граф Марч, женился на дочери герцога Кларенса; не так-ли?

Стаффорд. Так точно, сударь.

Кэд. От неё он имел двойников.

Уильям Стаффорд. Это ложно.

Кэд если можешь,

Дик. Нет, это слишком верно, и потому он будет королем.

Смис. Сэр, он сложил трубу в доме отца моего и еще по сей день живы кирпичи, чтоб засвидетельствовать это: поэтому лучше вам не отрицать.

Стаффорд. И неужели вы поверите словам этого холопа, который сам не знает, что говорит?

Все. Ну да, понятно, верим, а потому убирайтесь.

Уильям Стаффорд. Джэк Кэд, тебя подъучил герцог Иорк.

Кэд (всторону). Он врет, я сам это выдумал.- Ладно, любезный; скажи-ка от меня королю, что ради его отца, Генриха Пятого, при котором мальчишки играли в лунку на французские кроны, я согласен, чтобы он царствовал, но пусть я буду его протектором.

Дик. А сверх того, мы требуем голову лорда Сэ, за то, что он продал Мэнское герцогство.

Кэд. И вполне резонно: этим, ведь, искалечена Англия и может даже ходить с палкой, если только я не поддержу ее своею властью. Собратья-короли, говорю вам, что этоть лорд Сэ изуродовал государство и обратил его в евнуха. Мало того: он даже говорит по-французски, а следовательно он изменник.

Стаффорд. О грубое и подлое невежество!

Кэд. Нет отвечай, если можешь: французы наши враги. Ну и ладно, а я вот о чем только спрашиваю: может-ли тог, который говорит языком врагов, быть добрым советником,- или нет?

Все. Нет, нет! И потому мы требуем его голову.

Уильям Стаффорд. Ну, как видно, ласковыми речами их не одолеешь: так нападайте-же на них с войском короля.

. Ступай, герольд! В каждом городе провозглашай изменниками тех, которые возстали вместе с Кэдом; что даже те, которым удастся бежать до окончания сражения, будут повешены на глазах у их жен и детей, примера ради, перед своими-же дверями. А те, кто друг королю, пусть идут за мною. (Уходят: оба Стаффорда и войско).

Кэд. А те, кто любит народ, пусть следуют за мною.- Докажите-же теперь свободы ради, что вы мужчины.- Мы не оставим ни одного лорда, ни одного джентльмэна: не щадите никого, кроме тех, что ходят в заплатанных башмаках, потому-что они-то и есть настоящие рассчетливые и честные люди, которые приняли-бы нашу сторону, да не смеют.

Дик. Но они все в порядке и наступают на нас.

Кэд. Ну, так и мы в порядке, даже когда у нас наибольший беспорядок. Идем; марш! Вперед! (Уходят).

СЦЕНА III.

Другая часть Блэкхиса.

Тревога. Обе партии входят и дерутся; оба Стаффорда убиты.

Кэд. Где-же Дик, мясник из Ашфорда?

Дик. Здесь, сэр.

Кэд. Враги падали перед тобой, как волы, бараны, или и ты обращался с ними, как если-бы ты был у себя на бойне. Поэтому я награжу тебя: пост будет еще на столько-же длиннее, чем теперь, а ты подучишь разрешение для ста человек без одного.

Дик. Я больше ничего и не желаю.

Кэд. А правду сказать, так ты этого стоишь. Я буду носить этот знак победы, а тела будут волочиться у копыт моего коня, пока я не прибуду в Лондон, где меч мэра понесут пред нами.

Дик. Если мы сами намерены благоденствовать и делать добро, так отворим темницы и выпустим заключенных.

Кэд. Не бойся, я это тебе обещаю. Идем, направимся в Лондон. (Уходят).

СЦЕНА IV.

Лондон. Комната во дворце.

Входят: король Генрих, читающий прошение, Бекингэм и с ним лорд Сэ. Несколько поодаль - королева Маргарита сокрушается над головой Сеффолька.

Королева Маргарита тут, на моей трепетной груди; но где-же тело, которое я-бы желала обнять?

Бекингэм. Какой ответ даст ваше величество на прошение бунтовщиков?

Король Генрих. Я пошлю какого-нибудь благочестивого епископа их увещевать: упаси Боже, чтобы столько христианских душ погибло от меча! А я сам скорее, нежели подавить их кровавою войною, готов вести переговоры с Джэком Кэдом, их предводителем.- Но постой, я перечту прошение.

Королева Маргарита. О, жестокосердые негодяи! Неужели это прелестное лицо, управлявшее мною, как путеводная звезда, не могло принудить к жалости тех, которые были недостойны на него смотреть?

Король Генрих. Лорд Сэ! Джэк Кэд поклялся, что добудет твою голову.

Сэ. Да, но я надеюсь, что ваше величество добудете его.

Король Генрих. Ну что-жь, сударыня? Вы все еще горюете, оплакиваете смерть Сеффолька? Боюсь я, дорогая, что если-бы я умер, ты не так-бы сильно горевала по мне.

Королева Маргарита. Нет, мой дорогой, я-бы не горевала: я-бы умерла.

Входит гонец.

Король Генрих. Ну что, какие вести? Чего ты так спешишь?

Гонец. Бунтовщики в Саусуерке. Бегите, мой повелитель! Джэк Кэд разглашает, что он лорд Мортимер, потомок рода герцога Кларенса, открыто называет ваше величество похитителем престола и клянется, что коронуется в Уэстминстере. Его войска - толпа оборванцев, холопов и мужиков, грубых и безжалостных: смерть сэра Гемфри Стаффорда и его брата дала им храбрость итти дальше. Всех ученых, законников, придворных и джентльмэнов они называют подлыми гусеницами и намереваются их умертвить.

. О, люди без стыда! Они не ведают, что творят.

Бекингэм. Мой милостивый повелитель, удалитесь в Кенельуерс, пока будет собрано войско против них.

Королева Маргарита. Ах, если-бы герцог Сеффольк еще был жив, эти кентские бунтовщики скоро были-бы усмирены.

Король Генрих. Лорд Сэ, изменники тебя ненавидят, а потому отправляйся с нами в Кенельуерс.

Сэ. Тогда особа вашего величества будет в опасности. Вид мой противен их взорам, и потому я лучше останусь здесь в городе и буду жить один, как только можно тайно.

Входит другой гонец.

2-й гонец. Джэк Кэд взял Лондонский мост. Жители бегут, бросая свои дома; гнусная чернь, жаждущая добычи, соединяется с изменником, и они все сообща клянутся разграбить город и ваш королевский дворец.

Бекингэм. Не медлите-же, мой повелитель: уезжайте хоть верхом.

Король Генрих. Пойдем, Маргарита: Господь, наша надежда, нам поможет.

Королева Маргарита. Моя надежда погибла, когда Сеффольк скончался.

(лорду Сэ). Прощайте, милорд; не доверяйтесь кентским бунтовщикам.

Бекингэм. Не доверяйтесь никому, из боязни, чтобы вас не предали.

Сэ. Моя надежда в моей невинности, и потому я храбр и решителен. (Уходят).

СЦЕНА V.

Там-же. Тауэр.

Входят: лорд Скэльз и другие и ходят по стене. Внизу входят несколько горожан.

Скэльз. Ну что? Джэк Кэд убить?

1-й горожанин. Нет, милорд, и не похоже на то, что его убьют. Бунтовщики завладели мостом и убивают всех, кто им противится. Лорд-мэр просит у ваше милости подкрепления из Тауэра, чтобы защищать город от бунтовщиков.

Скэльз. Вы можете располагать подкреплением, без какого только я могу обойтись, так как меня самого о здесь беспокоят: бунтовщики уже пробовали взять Тауэр. Но вы отправляйтесь в Смисфильд, соберите народ и я пришлю вам туда Мэттью Гау. Бейтесь за короля, за родину и за свою жизнь. Итак, прощайте: мне опять надобно уйти (Уходят).

СЦЕНА VI.

Там-же. Пушечная улица.

Входят: Джэк Кэд и ею приверженцы. Оп ударяет жезлом по Лондонскому камню.

Кэд. Вот Мортимер и повелитель этого города. И тут-же, сидя на Лондонском камне, я постановляю и приказываю, чтобы в этот первый год нашего царствования по желобам не текло ничего, кроме красного вина, на счет города. А затем, будет изменой, если кто-либо назовет меня иначе, чем лордом Мортимером.

Вбегает солдат.

Солдат

Кэд. Вали его! (Его убивают).

Смис. Если этот малый умен, так никогда ужь больше не назовет вас Джэком Кэдом: мне кажется, его достаточно предупредили.

Дик. Милорд, в Смисфильде собрано войско.

Кэд. Идем-же: сразимся с ними. Но сперва отдайте и подожгите Лондонский мост, а если можете, сожгите также и Тауэр. Ну, идем-же! (Уходят).

СЦЕНА VII.

Там-же Смисфильд.

Тревога. Входят с одной стороны: Кэд и его приверженцы; с другой горожане и королевское войско под предводительством Мэттъю Гау. Стычка. Горожане смяты, Мэттъю Гау убит.

Кэд. Так-то, господа. Теперь ступайте несколько человек и разрушайте Савойский дворец! другие - в коллегии: все уничтожайте!

Дик. У меня есть просьба к вашей светлости,

Кэд. Еслиб ты просил титула светлости, так и тот получим-бы за это слово.

Дик. Лишь-бы законы Англии исходили из ваших

Джон (всторону). Нечего сказать, плачевные-же это будут законы: его когда-то хватили в рот копьем и он еще не зажил.

Смис (всторону). Нет, Джон, это будет вонючий закон: у него изо рта еще воняет поджареным сыром.

Кэд. Я уже это обдумал: так оно и будет. Ступайте, сожгите все правительственные бумаги: мои уста будут английским парламентом.

Джон (всторону). Ну, так значит едки-же будут наши постановления, если ему не вырвут зубы.

Кэд. А впредь все будет общим достоянием.

Входит гонец.

Гонец. Милорд, добыча! Вот лорд Сэ, продававший французам наши города. Он тот, что заставлял нас платить двадцать одну пятнадцатых долей и по одному шиллингу с фунта, в последний налог.

Входят: Джордж Бевис с лордом Сэ.

Кэд за сдачу Нормандии господину Безимекю - дофину Франции? Да будет тебе известно, в их присутствии и в присутствии лорда Мортимера, что я метла, которая дочиста выметет со двора такую нечисть, как ты. Ты самым предательским образом развратил юношество в государстве, основав школу грамотности. И, в то время, как наши предки не имели другах книг, кроме бирки и наметок на бирке, ты ввел в употребление книгопечатание, выстроил бумажную мельницу, вопреки королю, его короне и достоинству. Тебе в лицо будет доказано, что ты себя окружаешь людьми, которые обыкновенно говорят о существительных и глаголах и произносят такие гнусные слова, каких не снесет ни одно христианское ухо. Ты поставил мировых судей, которые призывали бедняков к ответу в таких делах, за которые они не могут отвечать. Кроме того, ты их отправлял в тюрьмы и вешал их за то, что они не умели читать; когда именно по этой только причине они и были-бы достойны жить. Ты, ведь, ездишь на лошадях в попонах, не так-ли?

Сэ. Так что-жь из этого?

Кэд. Понятно, что тебе не следовало-бы водить свою лошадь в платье, в то время, когда люди почестнее тебя ходят в штанах и куртке.

Дик. И работают в одной рубахе, как я, например, потому что я мясник.

Сэ. Вы - жители Кента.

Дик. Ну, что-то скажешь ты о Кенте?

Сэ. Только вот что: он "bona terra, mala gens".

Кэд. Долой его! Долой его! Он говорит по-латыни.

Сэ. Только выслушайте, что я скажу, а там отправляйте меня куда хотите. В Комментариях, написанных Цезарем, Кент назван самою образованной землей на острове; местность его прелестна, потому что полна богатств; народ великодушен, храбр, деятелен и богат, это мне дает надежду на то, что вы не чужды жалости. Не продавал я Мэна, не терял я Нормандии; однако, чтобы вернуть их, я готов лишиться жизни. Я всегда творил милость и правосудие; мольбы и слезы меня трогали, но приношения - никогда. Требовал-ли я когда чего из ваших рук, как не для поддержки короля, государства и вас самих? Я щедрости свои расточал ученым писцам, потому что за мою образованность меня отличал король. А если невежество - Божье наказанье, так наука - крыло, на котором мы летим на небеса. Если вы только не одержимы злым духом, вы не согласитесь убить меня. Этот язык вел с иностранными королями переговоры в вашу пользу.

Кэд. Будет! Когда бывало, чтоб ты нанес хоть один удар на поле битвы?

Сэ. У высоких особ - долгия руки: я часто разил тех, которых никогда не видел, и разил на смерть.

Джордж. О, безобразный трус! Как? Ты нападал на людей сзади?

Сэ. Эти щеки побледнели, в заботах о вашем благе.

Кэд. Дерните его за ухо и это заставит их покраснеть.

Сэ. Долгое сиденье за разрешением дел бедняков совершенно изнурило меня и обременило болезнями.

Кэд. Так мы напоим тебя бульоном из пеньки и полечим топором.

Дик. Ты отчего дрожишь, малый?

Сэ. Не страх, а паралич меня тревожит.

Кэд. Нет, это он кивает нам, чтобы сказать: "Я хочу с вами сравняться". Я посмотрю, будет-ли его голова крепче держаться на рогатине, или нет? Уведите его и казните.

Сэ ищете моей смерти? Эти руки неповинны в пролитии крови безвинных, а эта грудь - в том, что приютила лукавые помыслы. О, оставьте мне жизнь!

Кэд. Я сам чувствую жалость от его речей, но я преодолею ее: он умрет, хотя бы за то, что так хорошо защищает свою жизнь. Долой его! у него домовой под языком: он говорит не от имени Господня. Ступайте, тащите его и сейчас-же отрубите ему голову, затем ворвитесь в дом его зятя, сэра Джэмса Кромера, снесите ему голову и принесите их обе сюда, на рогатинах.

Все. Все будет сделано.

Сэ. Ах, соотечественники! Если Бог, когда вы Ему молитесь, будет так жесток, неумолим, как вы, каково придется вашим отошедшим, отлетевшим душам? Так хоть поэтому смягчитесь, спасите мне жизнь.

Кэд. Долой его и сделайте, как я приказал (Несколько человек и лорд Сэ уходят). Самый знатный, гордый из пэров не сносит головы на плечах, если не заплатит мне выкупа дани. Ни одна девушка не выйдет замуж, не заплатив мне своей девственностью, прежде, чем она им достанется. Мужчины будут зависеть от меня in capite, и мы постановляем и приказываем, чтобы жены их были свободны, как только душе угодно или как только можно выразить словами.

Дик. Когда-же, милорд, пойдем мы в Чипсайд и своими алебардами заплатим за добычу?

Кэд. Понятно, сейчас-же.

Все. Молодцом!

Возвращаются бунтовщики с головами: лорда Сэ и его зятя.

Кэд. Но разве это не еще молодцоватее? Пусть они поцелуются: ведь они любили друг друга при жизни. Теперь разлучите их снова, чтобы они не согласились между собою отдать французам еще несколько городов. Солдаты! Отложите грабеж до ночи: с этими головами впереди вместо жезлов, мы хотим проехать по улицам и заставить их целоваться на каждом перекрестке. Идем! (Уходят).

СЦЕНА VIII.

Саусуерк.

Тревога. Входят Кэд и вся его свора.

Кэд. Вверх по Рыбной улице! Вниз к углу Святого Магнуса! Бейте и валите! Бросайте их в Темзу! Трубят переговоры, а затем отбой). Что это за шум я слышу? Смеет-ли кто быть так дерзок, чтобы трубить отбой или переговоры, когда я приказываю бить?

Входят Бекингэм и старик Клиффорд с войском.

Бекингэм. Да, они тут и есть, те, которые дерзают и желают тебя тревожить. Знай же, Кэд, что мы посланы от короля к народу, которого ты ввел в заблуждение, и тут-же объявляет прощение всем тем, которые тебя оставят и с миром разойдутся по домам.

Клиффорд. Что скажете вы, соотечественники? Смягчитесь-ли вы и поддадитесь жалости, которую вам предлагают, или дадите этой своре вести вас на смерть? Кто любит короля и желает принять его прощение, пусть бросит в воздух свою шапку и скажет: Боже, храни его величество! А кто его ненавидит и не почитает его отца, Генриха Пятого, перед которым вся Франция трепетала, - тот пусть замахнется на нас мечем и проходит мимо.

Все

Кэд. Как? Бекингэм и Клиффорд, неужели вы так храбры?- А вы, подлое мужичье, неужели вы ему верите? Неужели вы непременно хотите быть повешены со всеми своими прощениями на шее? Для того разве пробился мой меч в лондонские ворота, чтобы вы оставили меня при Уайт Харте в Соусуерке? Я думал, что вы уже ни за что не положите оружия, пока не вернете своей прежней свободы. Но вы все неверные, трусы, вам нравятся жить в рабстве у дворян. Пусть они тяжелыми ношами ломят вам спины, пусть отнимают у вас из под носу ваши дома, похищают у вас на глазах ваших жен и детей. Что-же касается меня, то я и один постою за себя. Итак, пусть Божье проклятье будет вам легкою ношей!

Все. Мы пойдем за Кэдом! Мы пойдем за Кздом!

Клиффорд. Разве Кэд сын Генриха Пятого, что вы так кричите, что пойдете за ним? Разве он поведет вас в недра Франции и сделает ничтожнейших из вас графами и герцогами? Увы! У него нет даже своего дома, нет места, куда-бы убежать: он даже не знает, как и чем жить, исключая грабежа, обирания ваших друзей и нас. Не будет разве позором, если в то время, которое вы проводите в раздорах, грозные французы, которых вы недавно побеждали, вдруг нахлынут с моря и победят вас? Среди этой гражданской распри, мне уже кажется, что я вижу, как они хозяйничают на лондонских улицах, крича: Villagers каждому, кого ни встретят. Пусть лучше пропадут десять тысяч подлых Кэдов, нежели вы попадете под власть французов. Во Францию! во Францию! Вернем то, что потеряли! Пощадите Англию, ведь она - родная вам земля. У Генриха есть деньги,- у вас - сила и мужество: Бог за нас, не сомневайтесь-же в победе.

Все. Клиффорд! Клиффорд! Мы пойдем за королем и за Клиффордом!

Кэд. Было-ли когда так легко сдувать перышко туда и сюда, как эту толпу? Имя Генриха Пятого влечет их к сотне бед и заставляет оставить меня одиноким. Я вижу, что они сговариваются схватить меня. Мой меч должен проложить мне дорогу, здесь оставаться не годится. На зло аду и чертям, пробьюсь сквозь самую вашу середину; и пусть небо и честь будут мне свидетелями, что не недостаток решимости с моей стороны, а подлая и бесстыдная измена моих приверженцев заставляет меня бежать со всех ног (Уходит).

Бекингэм. Как? Он бежал? Бегите вслед за ним и тот, кто принесет его голову королю, получит тысячу крон в награду (Несколько человек уходят). За мной, солдаты: мы обсудим средство примирить вас с королем (Уходят).

СЦЕНА IX.

Замок Кенельуерс.

Трубный звук. На meppaccy замка входят: король Генрих, королева Маргарита и Сомерсет.

Король Генрих. Был-ли когда король, который-бы владел престолом и мог повелевать, и был бы этим менее доволен, чем я? Едва вышел я из колыбели, как девяти месяцев уже был сделан королем. Никогда еще не бывало подданного, который так желал-бы сделаться королем, как я - подданным.

Входят: Бекингэм и Клиффорд.

Бекингэм. Здоровья и отрадных вестей вашему величеству!

Король Генрих. Неужели, Бекингэм, пойман предатель Кэд? Или он только отступил,чтобы подкрепиться?

Внизу входят несколько приверженцев Кэда с веревками на шее.

. Он бежал, мой повелитель, а все его войска сдаются и вот как, смиренно, с веревками на шее, ожидают решения вашего величества:- жизни или смерти.

Король Генрих.Ну, так разверните, о небеса, ваши предвечные врата, чтобы принять мои обеты хвалы и благодарения! - Солдаты! В этот день вы спасли свою жизнь и доказали, как вы преданы вашему государю и отечеству: продолжайте-же быть всегда таких добрых намерений и будьте уверены, что Генрих, как-бы он ни был злополучен, никогда не будет немилостив. Итак, поблагодарив и простив вас всех, я распускаю вас по вашим различным землям.

Все. Боже, храни короля! Боже, храни короля!

Входит гонец.

Гонец. Дозвольте доложить вашему величеству, что герцог Иорк только что прибыл из Ирландии и, с обширным могучим войском геллогласов и кернов, шествует сюда в статном порядке. И все провозглашает по мере своего шествия вперед, что вооружился единственно с целью, чтобы удалить от тебя герцога Сомерсета, которого называет предателем.

Король Генрих. Таким образом, мое государство, между Кэдом и Иорком, подобью кораблю, который, избегнув бури, потом застигнут затишьем и взят на абордаж пиратом. Но Кэд теперь прогнан, люди его рассеяны, и вот Иорк вооружился, чтобы поддержать его. Прошу тебя, Бекингэм, иди к нему на встречу и спроси, что за причина его вооружения? Скажи ему, что я пришлю в Тауэр герцога Эдмонда, а тебя, Сомерсет, мы отправим туда-же, пока его войско не будет им распущено.

Сомерсет. Мой повелитель, я покорился-бы охотно заключению, или даже смерти, чтобы только быть полезным моему отечеству.

Король Генрих. Во всяком случае, не будь слишком резок в выражениях, так как он горяч и не переносит грубых речей.

Бекингэм. Слушаю, государь, и не сомневаюсь, что поведу дело так, что все обратится к вашему благополучию.

Король Генрих. Пойдем, жена, в покои и поучимся управлять получше, а пока Англия лишь может проклинать мое царствование (Уходят).

СЦЕНА X.

Кент. Сад Айдена.

Входит Кэд.

Кэд теперь я ужь так голоден, что больше-бы не выдержал, если-бы даже получил обещание прожить еще хоть тысячу лет. Поэтому я перелез через кирпичную стену в этот сад, чтобы посмотреть, не могу-ли я поесть травы или перехватить где-нибудь салата, что недурно для прохлаждения людских желудков в эту жаркую погоду. Мне кажется, что самое слово "салат" нарочно рождено мне во благо. Как часто, если-бы не "шлем или салат", чашка с моими мозгами была-бы скреплена темными заплатами; как часто, когда меня томила жажда, а я храбро шел вперед, она мне служила вместо кружки, а теперь слово "салат" должно послужить мне на пропитание.

Входит Айден, а за ним слуги.

Айден. Боже! Да кто-же может жить в придворной суматохе и наслаждаться такими тихими прогулками, как эти? Это маленькое наследство, оставленное мне отцом вполне меня удовлетворяет и стоит целаго государства. Я не стремлюсь возвысыться падением других; я коплю деньги, не заботясь о зависти; довольно и того, что мне хватает на содержание хозяйства и что бедняков отсылают от моих ворот вполне довольными.

Кэд. Это владелец земли пришел схватить меня за мое своеволие в том, что я вошел без спросу в его обитель. - А, негодяй! Ты хочешь меня выдать и получить тысячу крон за то, что принесешь королю мою голову? Но и заставлю тебя пожевать клинок, как устрицу, и проглотить мой меч, как булавку, прежде, чем мы с тобой расстанемся.

Айден. Кто-бы ты ни был, грубиян, я тебя не знаю: так зачем-же мне выдавать тебя? Разве не довольно того, что ты ворвался ко мне в сад, как вор, пришедший обокрасть мои владенья и влезший на мою стену, не спросясь меня, самого владельца,- и ты-же грозишь мне в таких дерзких выражениях?

Кэд. Пугаю тебя? Да, клянусь благороднейшей кровью, которая когда-либо была пролита, я также еще вцеплюсь тебе в бороду. Смотри-же на меня хорошенько. Я уже пять дней, как не ел мяса; однако, подойди-ка ты и пятеро твоих слуг, и попусти Боже, чтобы я больше никогда уже не ел травы, если я не приколочу вас, мертвыми, как дверные гвозди.

Айден. Нет, никогда, пока еще Англия стоит, не скажут, что Александр Айден, кентский эсквайр, с людьми напал на голодного человека. Противься своим пристальным взором моему; посмотри, не можешь-ли ты взглядами одолеть меня? Сравни себя со мною,- сустав с суставом, и ты - гораздо меньше меня. Твоя рука - лишь один палец моего кулака; твоя нога - трость в сравнении с этим бревном; моя ступня поборется со всею силой, какая в тебе есть; а если я только взмахну в воздухе рукою, так могила уже вырыта тебе в земле. Что-же касается до слов, то они соответствуют твоим, а o чем я умолчу, то пусть мой меч доложит.

Кэд. Клянусь своей доблестью! Вот самый совершенный воин, о каком я когда-либо слыхивал. Клинок! Если ты погнешь острие свое или не изрежешь этого толстомясаго болвана на ломти, прежде, чем успокоишься в своих ножнах, я на коленях умоляю Юпитера, чтобы он обратил тебя в подковный гвоздь (Дерутся. Кэд падает). О, я убит! Меня убил никто иной, как голод; пусть только выступят против меня десять тысяч чертей, и дайте мне те десять обедов, которых я лишился, и я вызову их всех. Сад, увянь! И будь впредь могилой для всех, кто живет в этом доме, потому что здесь отлетела непобедимая душа Кэда!

Айден. Неужели я убил Кэда, этого чудовищного изменника? Меч! Я прославлю тебя за этот подвиг, и тебя повесят над моей могилой, когда я умру. Никогда не будет эта кровь стерта с твоего острия, но ты будешь в ней, как в одежде герольда, чтобы проявить славу своего господина.

Кэд. Айден, прощай и не гордись своей победой. Скажи от меня Кенту, что он лишился лучшего из своих людей, который убеждает весь мир быть трусами, потому что я, который никогда не был трусом, побежден не силой, а голодом (Умирает).

Айден за ноги, вниз головою, в навозную кучу, которая будет тебе могилой, и там отрублю твою бесстыдную голову. Ее я торжественно понесу к королю, оставив туловище на пропитание воронам (Уходят: Айден, таща за собою тело, и слуги).



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница