Жизнь и смерть короля Ричарда II.
Действие второе.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и смерть короля Ричарда II. Действие второе. (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Комната в Эли-Хаузе.

Гаунт лежит на длинном кресле; Герцог Иоркский и другие стоят около него.

Гаунт. Приедет-ли король, чтобы предоставить мне возможность дать перед последним своим вздохом полезный совет неосторожной молодости?

Герцог Иоркский.Не тревожься напрасно, не мучь себя, так-как твои советы, коснувшись его поступков, не произведут на него никакого впечатления и не вызовут никаких благотворных последствий.

Гаунт. Нет, они на него подействуют! Слова умирающого человека вызывают внимание, как глубокое сочетание звуков. Когда слова являются в ограниченном количестве, они редко пропадают даром, потому что они дышат правдой и с трудом вырываются из легких. К замирающим на устах словам того, кому приходится высказать много правды, прислушиваются внимательнее, чем к речам того, кому здоровье и молодость внушают безпечную болтливость. Разставание с жизнью людей вызывает более внимания, чем вся их предыдущая жизнь. Последние лучи закатывающагося солнца, как и последние звуки музыки, или впечатление от только-что вкушенных сладких яств, уже потому сильнее врезываются в память, что они последние, и ими заглушаются все предыдущия ощущения. Если Ричард оставался глух к тем советам, которые я давал ему при жизни, быть-может, мои предсмертные речи подействуют на него сильнее.

Герцог Иоркский. Нет, слух его поглощен другими, льстивыми звуками: - хвалами, расточаемыми его могуществу, да сладострастными стихами, ядовитым созвучиям которых всегда склонно внимать молодое ухо, и, наконец рассказами о нравах и обычаях пышной Италии, которые доходят до нас слишком поздно, и которым наша, склонная к обезьянству страна принимается подражать, спотыкаясь на каждом шагу и впадая в самое грубое преувеличение. Какое-бы полное суетности явление ни народилось в мире, о нем тотчас-же сообщают королю, и как бы ни было оно пошло, даже гнусно, - не беда - лишь бы оно было ново, король им увлекается, и тогда самый разумный совет является безполезным. Как-же слушаться доброго совета, когда желание - в вечной борьбе с властью разсудка? Нечего пытаться направлять на путь истины того, кто во всем хочет поступать по-своему. У тебя едва хватает силы дышать; не расточай-же безплодно последних своих сил.

Гаунт. Сдается мне, что меня внезапно осенило пророческое вдохновение, и вот что, умирая, я предсказываю насчет его будущого. Пыла его разнузданных и бешенных страстей не может хватить надолго, потому что чем сильнее пламя, тем скорее оно уничтожает самого себя. Мелкий дождь обыкновенно идет долго, но мгновенные ливни проносятся скоро. Тот, кто скачет стремглав, быстро утомляет коня. Не в меру обильное питание отягощаеть желудок питающагося и производит у него удушье. Ненасытное обжорство, словно баклан, мигом поглотив всю имеющуюся пищу, принимается поглощать самого себя. Этот царственный престол королей, этот остров, эта венценосная страна, это местопребывание Марса, этот новый эдем, этот полу-рай, эта твердыня, созданная природой для самозащиты против иноземного вторжения и против лютой силы войны, это скопище счастливых людей, представляющих из себя в уменьшенном виде всю вселенную, драгоценный этот камень в серебристой оправе моря, словно стена, служащого ему защитой, словно ров, охраняющий безопасность крепости против зависти других, стран, менее наделенных счастием эта благословенная земля, это королевство, эта Англия, эта плодовитая мать истинно царственных властелинов, становящихся страшными, благодаря вращающейся в них благородной крови, славных своим рождением, истинных слуг христианства и рыцарства, распространивших славу своих подвигов до мятежной Иудеи, до гробницы искупившого мир сына Марии, эта безценная страна, так бесконечно дорогая стольким душам дорогая за её славные во всем мире деяния, - теперь отдана на откуп, словно пришедшее в упадок поместие или словно жалкая ферма, и вот, заявляя это, я умираю. Да, Англия, со всех сторон опоясанная торжествующим морем, Англия, своими скалистыми берегами победоносно отражающая натиск зыбкой стихии Нептуна, теперь сама, при помощи чернильных пятен и гнилых пергаментов, окована сетями позора! Та-же самая Англия, предназначенная для побед над другими странами, теперь постыдно разбита на голову самою собою. О, как был бы я счастлив, еслибы с моею жизнью покончился и весь этот позор! С какою радостью приветствовал-бы я тогда смерть!

Входят: король Ричард, королева, Омерль, Боши, Грин, Бэгот, Росс и Уиллоби.

Герцог Иоркский. Король прибыл. Отнесись помягче к его молодости, потому что плохо объезженные жеребята поднимаются на дыбы, когда их раздражают.

Королева. Как здоровье благородного нашего дяди Ланкастра?

Король Ричард. Как поживает, как чувствует себя старик Гаунт?

Гаунт. О, как хорошо идет ко мне это слово! Да, я, действительно, старик Гаунт. Я высох, потому что стал стар. Горе подвергло меня слишком продолжительному посту, а тому, кто воздерживается от пищи своих детей, а именно в этом-то отношении мне пришлось поститься самым суровым образом. Вот этот-то пост изсушил меня. Это-то лишение превратило меня в изсохшого старика, годного только на то, чтобы быть зарытым в могилу, в такую могилу, чья пустая утроба принимает одне только кости да кожу.

Король Ричард. В самом деле, умирающий едва-ли мог-бы так ловко играть своим именем.

Гаунт. Дело в том, что моей скорби приятно насмехаться над собою. Если ты желаешь, чтобы мое имя исчезло вместе со мною, я, чтобы сделать тебе удовольствие, сам стану издеваться над своим именем.

Король Ричард. Разве умирающим прилично издеваться над живущими?

Гаунт. Умираю не я, а ты, хотя я и опасно болен.

Король Ричард. Я полон здоровья и жизни, а ты, как я вижу, сильно болен.

Гаунт. Ошибаешься! Творец, призвавший меня к жизни, дает мне ясно понять, что ты болен неизлечимо. Тот-же недуг, который ты видишь во мне, я замечаю и в тебе. Смертным одром тебе послужит твое обширное королевство, где постепенно угасает твоя добрая слава; а ты, не заботящийся о своем здоровье больной, поручаешь целение своей священной особы тем-же врачам, которые вызвали твой недуг. Тысячи льстецов льнут к твоей короне, когда окружность её не шире твоей головы. Пребывая в таком тесном пространстве, они совсем раззорили твое государство. О, еслибы твой дед мог пророческим оком предвидеть, как сын его сына сокрушает его сынов, он лишил-бы тебя престолонаследия еще ранее, чем ты вступил на престол, с которого тебе предстоит свергнуть самого себя. Да, племянник, если-бы ты владел даже всею вселенною, ты все-таки опозорил-бы себя, отдав твою страну на откуп; но когда ты владеешь одною только Англией, твой поступок становится еще позорнее.Теперь ты - только один из владельцев Англии, но ты более уже не её король: твоя законная власть подчинилась закону, сам же ты...

Король Ричард. А сам ты кто такой, как не помешанный или безмозглый дурак, пользующийся правом больного лихорадкой, поэтому дерзающий читать нам леденящия наставления и заставляющий бледнеть наши щеки, прогоняя с них подобающую им царственную окраску? Клянусь своим наследственным престолом, не будь ты братом сына великого Эдварда, тот язык, который так нагло вращается у тебя во рту, заставил-бы твою голову скатиться с её дерзких плеч!

Гаунт. О, не щади меня, сын моего брата Эдварда, ради только того, что я сын Эдварда, его отца. Подобно детенышу пеликана, ты уже отведал этой крови и тебе еще хочется упиться ею допьяна. Убиение моего брата Глостэра, человека такой благородной, такой великой души, - да не откажут ему небеса в месте среди своих избранников! - служит примером, как тебе легко проливать кровь Эдварда. Вступи теперь-же в союз с подтачивающим меня недугом, и пусть твоя жестокость подает руку хилой старости, чтобы одним взмахом косы пресечь жизнь давно поблекшого цветка. Живи в своем стыде, но да не умрет в тебе стыд окончательно! Пусть эти последния мои слова будут вечными твоими мучителями!.. Отнесите меня на постель, а оттуда в могилу!... Пусть те любят жизнь, у кого в груди сохранилось чувство любви и чести! (Слуги уносят его).

Король Ричард. И пусть умирают те, в ком сохранилась одна только старческая брюзгливость!

.Умоляю ваше величество, не приписывайте его слов ничему иному, кроме одного старческого недуга. Клянусь вам жизнью, он любит, чтит вас не менее, чем Герри Гирфорд, которого, к сожалению, здесь и нет.

Король Ричард. Да, это так. Ты говоришь правду: - его привязанность похожа на привязанность Гирфорда, а их привязанность похожа на мою. Дела обстоят так, как им следует.

Входит Норсомберленд.

Норсомберленд. Государь, старик Гаунт поручает себя вашей памяти.

Король Ричард. Что-же он говорит?

Норсомберленд. Более ничего; все уже сказано. Отныне его язык - только безструнный инструмент. У старика Ланкастра истощилось все: - и слова, и жизнь.

Герцог Иоркский. Теперь вслед за ним тебе, Иорк, первому покончить счеты с жизнью. Как-бы скаредна не была смерть, она все-таки полагает конец сводящей в могилу тоске.

Король Ричард. Самые зрелые плоды отрываются от ветви ранее других; вот так теперь и Гаунт. Он совершил свой путь, а наше паломничество только еще начинается. Но, будет об этом! Теперь вопрос о нашем походе в Ирландию. Нам необходимо сокрушить, уничтожить этих задорных, грубых нахалов, распространяющих свой яд там, где не должно быть никакого яда. Но так-как на это важное предприятие потребуется много расходов, мы задерживаем в свою пользу серебряную посуду, наличные деньги, доходы и все имущество покойного дяди нашего, Гаунта.

Герцог Иоркский. Надолго-ли еще хватить моего терпения? Боже мой, до которых пор моя мягкая уступчивость будет заставлять меня мириться с несправедливостями? Ни смерть Глостэра, ни изгнание Гирфорда, ни обиды, нанесенные Гаунту, ни тяжкия страдания всей Англии, ни преграды, воздвигнутые браку бедного Болинброка, ни собственное мое унижение, ничто не могло до сих пор омрачить ясности моего лица, не могло вынудить меня взглянут на моего государя пасмурным взглядом. Я самый младший из всех сынов благородного Эдварда, в числе которых старшим был твой отец Эдвард, принц Уэльсский. Никогда ни один лев не был свирепее на войне, но во время мира никто не отличался такою кротостию, как этот дарственный лорд. Ты унаследовал внешний его вид; да, ты поразительно похож на отца, когда он был таких-же лет, как ты. Однако, когда он хмурил брови, это грозило опасностью врагам отечества - французам, а не своим друзьям. Его благородная рука тратила только то, что приобретала сама, а не то, что завоевала торжествующая рука его отца. Руки его не были запятнаны кровью родственников, а только обагрены кровью врагов его родины!.. О, Ричард! Герцог Иоркский поддается натиску горя! Без этого он никогда не позволил-бы себе такого сравнения.

Король . В чем-же дело, дядя?

Герцог Иоркский. Если угодно, прости меня; если не угодно, не прощай; я всему готов покориться. Неужто ты в самом деле думаешь захватить в свои руки, присвоить себе все царственные права, все имущество изгнанного Гирфорда? Если Гаунт умер, Гирфорд еще жив! Разве Гаунт не был прав, а сын его не был верен королю? Разве старый принц не был достоин того, чтобы иметь законного наследника, и разве он не оставил после себя сына, достойного быть признанным вполне законным? Перед самым небом я заявляю, - и дай Бог, чтобы я утверждал неправду! - если ты в самом деле захочешь лишить двоюродного брата его законных прав, ты не лишишь время его права заносить на свои скрижали деяния королей. Ведь ты не можешь сделать так, чтобы за нынешним днем не следовал завтрашний. Если ты хочешь лишить Гирфорда его законного наследства, перестань сам быть тем, что ты есть, так как и королем-то сделало тебя одно только наследственное право. Повторяю тебе, как перед Богом, - да пошлет Он, чтобы слова мои не оправдались! - если ты беззаконно завладеешь достоянием изгнанника, если уничтожишь дарованные грамоты, на основании которых его поверенные могли-бы приступить к укреплению за ним купленных владений, принадлежащих теперь ему, да, если ты откажешь ему в этом, ты навлечешь на свою голову тысячи бед, утратишь, считая их тысячами, сердца подданных, и даже мое снисходительное терпение вынудишь предполагать то, чего предполагать не следовало-бы ни по чувству чести, ни по долгу верноподданного.

Король Ричард. Можешь думать что угодно, а мы все-таки приберем к рукам его серебро, его драгоценности, его деньги и его земли.

Герцог Иоркский. Я не желаю быть этому свидетелем. Прощай, мой государь! Кто в состоянии предсказать, что повлечет за собою такой поступок? Однако, не трудно предрешить, что дурные деяния повлекут за собою и дурные последствия (Уходит).

Король Ричард. Боши, отправься немедленно к графу Уильтширскому. Скажи ему, чтобы он тотчас-же явился к нам в Эли-Хауз для составления описи. Завтра мы отправляемся в Ирландию; кажется, давно пора! На время вашего отсутствия, мы предоставляем управление Англией дяде нашему, герцогу Иоркскому, потому что он человек честный и всегда любивший нас искренно.Идемте, наша государыня! - Побыт нам вместе остается недолго, поэтому поспешим насладиться этим временем; завтра нам придется разстаться (Король и Королева уходят при звуках труб; за ними Боши, Омерль, Бэгот и Грин).

Норсомберленд. Итак, милорды, герцог Ланкастрский умер.

Росс. Нет, он жив, так-как герцогский титул унаследует его сын.

Уиллофби.Он будет герцогом-только по титулу, но не по владению доходами.

Норсомберленд

Росс. Сердце мое жестоко удручено, но оно скорее разорвется от молчания, чем облегчит себя свободною речью.

Норсомберленд. Полно! высказывай свои мысли, не стесняясь, и пусть навеки отсохнет язык у того, кто повторит твои слова, желая тебе повредить.

Уиллофби.То, что тебе хотелось-бы высказать касается-ли герцога Гирфорда или нет? если да, говори, друг мой, смело! Мое ухо чутко воспринимает все, что касается его блага.

Росс. Какое блого могу принесть ему я, если не считать благом сожаление, что он ограблен, что король завладел всем его имуществом?

Норсомберленд. Как перед самим небом, я считаю позором, что такия несправедливые обиды наносятся кровному принцу и многим другим сынам этого колеблющагося королевства! Король стал непохож на себя; он допускает, чтобы им руководили гнусные льстецы. Не нынче - завтра при первом навете, который подскажет ему кто-нибудь из его любимцев, король ополчится против нас жестокою злобою, не щадя ни нас самих, ни наших детей - наследников.

Росс. Он обременил народ ужасающими налогами и тем навеки утратил любовь простонародья. Из-за мелочных распрей, он налагал и налагает громадные штрафы на дворянство, а оно за это тоже лишило его своей привязанности.

Уиллофби. Помимо этого, каждый день изобретаются новые налоги в виде займов, пожертвований, и кто знает еще чего! Какой-же будет этому конец?

Норсомберленд. Всю эту кучу денег поглощают не войны, так-как до сих пор он ни одной войны еще не вел. Напротив, он до сих пор заключал постыдные сделки и трусливо поступался тем, что было ранее завоевано мечем его предков. Он в мирное время тратит более денег, чем его предшественники, ведя войну.

Росс. Граф Уильтшир держит все королевство на откупе.

Уиллофби. Король на пути сделаться таким-же несостоятельным должником, как любой лавочник.

Норсомберленд. Над ним висят позор и разоренье.

Росс. Несмотря на всю тяжесть налогов, у него нет денег, поэтому, чтобы иметь, возможность вести затеянную войну с Ирландией, ему приходится накладывать грабительскую руку на имущество изгнанного герцога.

Норсомберленд как ветер вздувает паруса, но даже и не думаем убрать их, а это поведет нас к верной гибели.

Росс. Мы предвидим неизбежно ожидающее нас крушение, но благодаря нашему безпечному нерадению, неумению устранить причины опасности, она становится неотвратимой.

Норсомберленд. Не совсем так! Даже в провалившихся глазах смерти я вижу проблески жизни, но я не смею сказать, насколько близок час нашего избавления.

Уиллофби. Поделись с нами твоими мыслями, как мы делимся с тобою нашими.

Росс. Опасаться нас вам нечего, Норсомберленд. Мы трое - все равно, что один человек. Если вы выскажетесь откровенно, ваши слова будут только собственными вашими мыслями. Смелее! Говорите!

Норсомберленд. Если так, слушайте: - из Пор-ле-Блан, приморского города в Брэтани, я получил известие, что Герри Гирфорд, а с ним Рэньольд, лорд Кобхем, сын Ричарда, графа Аренделя, недавно бежавший от герцога Экзэтэрского, его брат, бывший епископ Кентэрбрийский, сэр Томас Эрпингем, сэр Джон Реместон, сэр Джон Норбери, сэр Роберт Уотэртонь и Фрэнсс Квойнт, все превосходно вооруженные герцогом Брэтанским, предоставившим в их распоряжение восемь больших кораблей и три тысячи человек войска, спешно направляются в Англию, намереваясь в самом скором времени причалить к нашему северному берегу. Быть-может, они и теперь уже высадились-бы, если-бы не выжидали отъезда короля в Ирландию. Если все это верно, мы скоро стряхнем с себя иго рабства, залечим перешибленное крыло государства, выкупим у ростовщика нашу заложенную ему потускневшую корону, сотрем пыль, скрывающую позолоту нашего скипетра, и заставим верховную власть принять подобающий ей образ. Едемте скорее со мною в Рэвенспорт! Впрочем, если вы не решитесь поступить так из чувства страха, оставайтесь здесь, но только никому ни слова! а я отправлюсь один.

Росс. На коней! Скорее на коней! Подозревайте в нерешимости трусов, а не нас!

Уиллофби. Лишь-бы попался хороший конь, я буду там ранее вас (Уходят).

СЦЕНА II.

Лондон; комната во дворце.

Входят королева, Боши и Бэгот.

Боши. Что вы так печальны, государыня? Прощаясь с королем, вы обещали отгонять от себя портящую жизнь тоску и постоянно сохранять веселое настроение духа.

Королева. Это я обещала в угоду королю, но в угоду самой себе я не могу этого исполнить, хотя и не вижу основания заранее приветствовать такого нежеланного гостя, как горе, если не считать достаточным основанием отсутствие такого дорогого гостя, как милый мой Ричард. Тем не менее, мне все-таки кажется, будто еще не народившееся горе, созревающее в чреве Фортуны, приближается ко мне; поэтому душа моя содрогается от всякой безделицы, и что-то смущает ее более, чем самая разлука с моим королем и супругом

Боши. Каждая составная часть горя отбрасывает от себя до двадцати теней, кажущихся настоящим горем, когда как это горе - не горе, а только его тень, потому что огорченные, ослепленные слезами глаза дробят один предает на множество частей, словно граненое стекло, которое, если глядеть на него прямо, отражает нечто неопределенное, но в котором, если взглянуть на него с боку, являются настоящие образы. Итак, дражайшая королева, вы, глядя на все сквозь призму отъезда вашего супруга, находите в этом отъезде жалкий повод стонать и плакать, тогда как в сущности этот повод только призрачное, воображаемое отражение. Потому, трижды дорогая государыня, оплакивайте только отъезд вашего супруга, - это единственная очевидная причина; вашей скорби. Если вам кажутся другия неприятности, то это только обман ваших глаз, омраченных слезами и видящих воображаемые беды.

. Очень может быть, но внутренное чувство подсказывает мне, что это не так. Как-бы то ни было, я не могу не грустить, не грустить глубоко. Хотя мой ум не останавливается ни на одной определенной мысли, - меня все-же что-то раздражает и давит.

Боши. Это горе, - одно воображение, всемилостивейшая государыня.

Королева. Нисколько: если бы это было воображение, оно было бы вызвано предшествовавшим горем; но это не так, потому что мое горе не вызвано ничем; я страдаю от несуществующого, от чего-то безпричинного. Это заставляет меня томиться смутным ожиданием беды; что это за беда? - мне еще самой неведомо; я не могу дать названия этому гнетущему меня чувству.

Входит Грин.

Грин. Ваше величество, да хранят вас небеса! Очень рад, господа, что застаю вас здесь. Надеюсь, что король еще не отплыл в Ирландию.

Королева. Зачем надеяться на это? Лучше было-бы надеяться, что он уже в Ирландии. Вся надежда на успех предприятия основана на быстроте его исполнения; поэтому было-бы лучше надеяться, что король уже отплыл.

Грин. Затем, государыня, чтобы он, наша надежда, вернулся с своим войском вспять и уничтожил надежды неприятеля, уже вторгнувшагося в его владения. Изгнанный Болинброк самовольно вернулся в Англию и с поднятым мечем благополучно высадился на берег в Рэвевсторге.

Королева. Избави нас от этого, пребывающий на небе Бог!

Грин. К несчастию, государыня, слух слишком справедлив! А еще хуже то, что лорд Норсомберленд, молодой сын его, Герри Пэрси, а также лорды Росс, Бомонд и Уиллофби со всеми своими могучими приверженцами передались на сторону неприятеля.

Боши. Зачем не провозгласили вы Норсомберленда изменником?

Грин. Мы так и сделали, но это повело только к тому, что граф Уорстэр переломил свой жезл, отрекся от должности, занимаемой им при дворе, а затем и он сам, и все его домочадцы бежали с ним к Болинброку.

Королева. Ты, Грин, являешься повивальной бабкой моего горя, а Болинброк его безжалостным виновником. Моя душа разродилась, наконец, своим чудовищем, а на меня, только что освободившуюся от бремени мать, так и сыплется горе за горем, беда за бедою!

Боши. Государыня, не предавайтесь отчаянию!

Королева. А что-же может удержать меня от отчаяния? Нет, я, напротив, хочу впадать в отчаяние, хочу враждовать против обманчивой надежды! Она - льстец, прихлебатель! Она преграждает дорогу самой смерти! Смерть, быть может, и желала-бы незаметно развязать узел жизни, а лживая надежда только затягивает его в последния минуты!

Входит герцог Иоркский.

Грин

Королева. Старческая его грудь как будто дышет войною! Как он задумчив, как озабочен! Дядя, именем Всевышняго умоляю тебя, скажи что-нибудь утешительное!

Герцог Иоркский. Каждое утешительное слово со стороны моей мысли было-бы ложью. Утешения следует ждать от небес, а не на земле, где нет ничего, кроме тяжкого креста, скорби и забот. Твой муж отправился защищать далекия свои владения, а между тем другие спешат заставить его лишиться того, что у него дома, под руками. Он оставил меня здесь, чтобы поддерживать его власть когда я сам за преклонностью лет едва в силах поддерживать самого себя. Теперь настал роковой час, когда приходится расплачиваться за собственные излишества; теперь он узнает настоящую цену льстившим ему царедворцам.

Входит слуга.

Слуга. Милорд, когда я прибыл на место, ваш сын уже уехал.

Герцог Иоркский. Уехал? Что-же делать?.. Пусть все идет, как угодно! Пэры обращаются в бегство; представители общин относятся к верховной власти холодно и, как мне кажется, готовы передаться на сторону Гирфорда. Слушай, любезный, отправься сейчас-же в Плеши к моей невестке, герцогине Глостэр, и скажи, чтобы она тотчас же прислала мне тысячу фунтов. Вот тебе мой перстень.

Слуга. Милорд, я еще не успел сказать вам, что, проезжая мимо, я уже был там сегодня, но мне слишком тяжело передавать вам остальное.

Герцог Иоркский. В чем-же дело?

Слуга. За час до моего прибытия герцогиня скончалась.

Герцог Иоркский. О, небо, смилостивись! Какой наплыв бедствий обрушивается на эту несчастную страну!.. Не знаю, что мне предпринять! Для меня было-бы величайшим счастием, если-бы король без малейшей вины с моей стороны велел так-же отрубить голову и мне, как моему брату... Отправлены ли гонцы в Ирландию? Где раздобыться деньгами для войны? Ты, сестра моя, - племянница, хотел я сказать, - молю тебя, прости меня и идем отсюда (Слуге). А ты, любезный, сейчас-же отправься домой, добудь подвод и привези сюда все оружие, какое там находится (Слуга уходит). Господа, соберите свои войска! Пусть никогда и ни, в чем не верят ни одному моему слову, если неправда, что я решительно ума не приложу, как привести в порядок разстроенные дела, взваленные мне на руки. И Ричард, и Болинброк оба одинаково близкие мне родственники. Один из них мой государь, и стоять за него меня заставляют присяга и долг верноподданного, другой тоже мне племянник, сильно обиженный королем; вступиться за него меня побуждают и совесть, и родственное чувство. Однако, необходимо-же на что-нибудь решиться. Идем, племянница, я хочу тебя отвезти в безопасное место. Соберите же, господа, своих людей и поспешите присоединиться ко мне в замке Беркли. Надо-бы мне еще съездить в Плеши, но на это не хватает времени. Во всем такое смятение! Все решительно поставлено вверх дном! (Уходит вместе с королевою).

Боши. Для известий, отправляемых в Ирландию, ветер попутный, но нельзя того-же сказать о тех, что отправляются оттуда к нам. Такого многочисленного войска, как у неприятеля, нам никогда не набрать.

Грин

Бэгот. То-есть, в непостоянном простонародье, потому что его любовь зависит от кошелька. Тот, кто опустошает кошельки, наполняет сердца народа непримиримою ненавистью.

Боши. Поэтому короля осуждают все.

Бэгот. Если суд над нами принадлежит народу, осуждены и мы за нашу постоянную преданность королю.

Грин. Поэтому я сейчас-же отправлюсь в Бристольский замок. Граф Уильтшир уже там.

Боши. Поеду туда и я с вами, не то ненавистная чернь того и гляди съиграет с нами прескверную штуку: - она, пожалуй, словно стая псов, разорвет нас на части. Вы, Бэгот, тоже поедете с нами?

Бэгот. Нет, я отправлюсь в Ирландию к королю. Прощайте! Если меня не обманывает предчувствие, мы все трое разстаемся, чтобы уже никогда более не свидеться.

Боши. Это зависит от того, удастся ли герцогу Иоркскому разбить Болинброка.

Грин. Увы! бедный герцог! Возложенную на него обязанность исполнить так-же трудно, как сосчитать песчинки в пустыне и до последней капли выпить всю воду в океане. Если один человек согласен следовать за ним, от него другие бегут тысячами.

Боши. Простимся же разом и, быть может, навсегда!

Грин. Как знать? Может статься, и встретимся.

Бэгот. Сдается мне, что не бывать этому никогда.

(Уходят).

СЦЕНА III.

Дикая местность в Глостэршире.

Входят Болинброк и Норсомберленд с войском.

Болинброк. Скажите, граф, далеко-ли еще до Беркли?

Норсомберленд. Не могу, благородный лорд, сказать вам наверное: - Глостэршир мне совершенно незнаком. Высокие и дикие холмы, крутые и неровные спуски делают дорогу крайне трудною. Тем не менее, благодаря чудному меду вашей речи, эта тяжелая дорога не только не показалась мне утомительной, но даже приятною. Однако, я все-таки думаю, каким тяжким, долгим и скучным должен был показаться путь из Рэвенспорга в Котсуорд лордам Россу и Уиллофби, лишенным вашего чарующого общества, так сильно усладившого мне тяжесть и скуку путешествия. Впрочем, и им все неудобства настоящого должна усладить надежда на такое же блаженство, какое вкушаю теперь я. Эта надежда должна для них почти равняться уже достигнутому счастию; она для усталых лордов сократить тяжесть дороги, как сократила ее для меня чарующая прелесть вашего общества.

. Эта, - по вашим словам, - чарующая прелесть моего общества далеко не стоит той цены, которую вы ей придаете.

Входит Герри Пэрси.

Норсомберленд. Вот мой сын - молодой Герри Пэрси. Он, должно-быть, от брата моего Уорстэра. Ну, что, Герри, как поживает твой дядя?

Пэрси. Я думал узнать от вас, как его здоровье?

Норсомберленд. Разве он более не при королеве?

Пэрси. Нет, добрейший мой родитель. Он переломил свой жезл, распустил слуг короля и покинул двор.

Норсомберленд. Что-же это значит? Когда мы виделись в последний раз, он, казалось, был так далек от подобного решения.

Пэрси герцогом Иоркским, а затем приказал явиться в Равенспорг.

Норсомберленд. Сын, неужто ты забыл черты герцога Гирфорда?

Пэрси. Нет, добрейший лорд, не забыл. Как мог я забыть то, чего никогда не знал. Насколько мне известно, я ни разу не видал герцога.

Норсомберленд

Пэрси. Благородный лорд, я предлагаю вам услуги, конечно, еще незначительного, неопытного юноши, еще не могущого принесть вам большой пользы, пока лета не разовьют его сил. Тогда и услуги его окажутся более действительными.

Болинброк. Благодарю тебя, любезный Пэрси. Вер мне, юный мой друг: - более всего на свете меня радует сознание, что душа у меня благородная, никогда не забывающая добрых своих друзей. Если моему счастию, при содействии твоей привязанности, суждено достигнуть полной зрелости, я никогда не перестану награждать тебя за твою верность. Мое сердце заключает этот договор, а моя рука его скрепляет.

Норсомберленд

Пэрси. Замок находится вот за тою кущею деревьев. Как я слышал, собрано триста человек гарнизона, а при герцоге состоять лорды Беркли и Сэймур и, кроме них, ни одного известного имени.

Входят Росс и Уиллофби.

Норсомберленд. Вот лорды Росс и Уиллофби, оба - и от усердного пришпоривания коней, и от поспешности - красны, как огонь.

. Добро пожаловать, любезные лорды. Я вижу, что вы ищите изгнанного изменника, чтобы предложить ему свою преданность. До сих пор казна моя так еще небогата, что я вынужден ограничиваться только благодарностью на словах; когда-же она наполнится поболее, вы за любовь ко мне, за готовность помочь мне получите более существенное вознаграждение.

Росс. Благороднейший лорд, одно уже ваше присутствие служит для нас достаточною наградою.

Уиллофби. Оно с избытком вознаграждает нас за те

Болинброк. Нет, примите все-таки мою благодарность, - единственное, чем богато казнохранилище бедняка. Пусть она до тех пор служит порукой моей щедрости, пока юное мое счастие не достигнет полного совершеннолетия (Входит лорд Беркли). Это кто?

. Лорд Беркли, если я не ошибаюсь.

Беркли. Лорд Гирфорд, я послан к вам.

Норсомберленд

. Нет, милорд, не перетолковывайте моих слов в превратном смысле. Мне и в голову не приходило вычеркивать какое-нибудь из ваших прав со страниц книги чести. К вам, милорд, - называйте себя как хотите, - я являюсь от имени доблестного герцога Иоркского, временного правителя этой страны, дабы узнать от вас, что, кроме отсутствия нашего августейшого повелителя, побудило вас междоусобицей нарушить блаженный мир нашего государства?

Входить герцог Иоркский со свитой.

Болинброк(Преклоняет колено).

Герцог Иоркский. Докажи мне покорность своего сердца, а не своего колена, умеющого сгибаться подобострастно и лживо.

Болинброк

Герцог Иоркский. Довольно! Полно передо мною распинаться и называть меня добрым дядей! Я не могу быть дядей изменника, и слово "добрейший" на нечестивых устах становится недобрым. Как дерзнули твои изгнанные стоны, которым воспрещено попирать прах Англии, коснуться её почвы? Но далее - еще вопросы: - как дерзнули твои ноги пройти столько миль по мирному её лону, пугая бледнеющих жителей её деревен обликом войны и ненавистным изобилием оружия? Не потому-ли ты дерзнул сюда явиться, что помазанник Божий в отсутствии? Ошибся, глупый мальчишка! - Король здесь, и его власть вмещается в моем верном сердце! Если-бы во мне сохранилось столько-же юного пыла, как в те времена, когда я с твоим отцом, храбрым Гаунтом, ринулся освобождать твоего отца, "черного принца", этого истинного Марса в образе человека, от окружавших его безчисленных французских полчищ, как быстро наказала-бы тебя эта безсильная теперь рука, как грозно покарала-бы она тебя за преступление!

Болинброк. Милостивый мой дядя, объясни, в чем я виноват, в чем состоит мое преступление и насколько оно велико?

. Твое преступление крайне велико, и состоит оно в дерзкой крамоле, в гнусной измене. Ты изгнанник, а между тем явился на родину ранее истечения положенного срока, и при том грозя оружием твоему государю.

Болинброк. Я был изгнан, как Гирфорд, но теперь возвращаюсь, как Ланкастр. Благородный мой дядя, умоляю вашу светлость взглянуть на мой поступок безпристрастными глазами. Вы для меня тоже, что отец, потому что, когда я гляжу на вас, мне чудится, будто перед мною оживает старик Джон Гаунт. Итак, отец мой, неужто вы можете допустить мысль, чтобы я навсегда был осужден вести бродячую жизнь изгнанника? Неужто вы находите; справедливым, что у меня из рук силою отняли и священные мои права, и состояние, чтобы бросить его на разграбление разным выскочкам и расточителям? Разве я для этого родился на свет? Если двоюродный мой брат состоит королем Англии, то следует признать, что и я тоже Ланкастр. У вас есть сын - мой благородный родственник Омерль. Если-бы вы умерли ранее, и вашего сына постигла такая-же участь, как меня, он, конечно, нашел-бы в своем дяде, Джоне Гаунте, настоящого отца, который отмстил-бы за нанесенные племяннику обиды и стал-бы травить обидчиков до последняго их издыхания. У меня отнимают мой лен, на который я в силу грамот имею полное право. Все имущество отца силой захвачено в казну, распродано, а деньги пошли на самое позорное употребление. Скажите после этого, что-же мне делать? Хотя я подданный, но я все-таки требую защиты закона! Моим требованиям внимать не желают, поэтому я прибыл сюда, чтобы лично искать наследства, оставленного мне отцом!

Норсомберленд

Росс. Теперь от вашей светлости зависит поправить эту возмутительную несправедливость.

. Его имущество пошло на обогащение людей низких.

Герцог Иоркский то-есть, с оружием в руках, собственною рукою, рубя направо и налево, прокладывал себе дорогу мечем, что он добивался правды при помощи неправды, помириться я не могу, и этого быть не должно, а вы, поддерживая его в этом намерении, сами являетесь кормильцами крамолы.

Норсомберленд. Благородный герцог поклялся, что прибыл сюда только за тем, чтобы добиться возврата принадлежащого ему. Для того, чтобы дать ему возможность достигнуть желанной цели, мы все торжественно поклялись помогать ему, насколько хватит сил. Пусть никогда не знает счастия тот, кто нарушит этот обет!

Герцог Иоркский. Говорите, говорите! а я все-таки ясно вижу, к чему клонится это вооруженное нашествие, но я вынужден сознаться, что ни в чем не могу помочь беде, потому власть моя слаба, а силы мои слишком недостаточны. Но если-бы мне дана была возможность, клянусь тем, кто даровал мне жизнь, я захватил-бы всех вас я заставил-бы ваши колени преклониться перед царственным милосердием короля. Но раз у меня нет на это силы, знайте, что я не примыкаю ни к той, ни к другой стороне. Затем, если не желаете заехать в мой замок, переночевать там и отдохнуть, прощайте.

. Такое приглашение, дядя, мы принимаем охотно; но нам во чтобы то ни стало следует убедить вас отправиться в Бристольский замок, занятый, как говорят, Боши, Бэготом и их сообщниками, этими глупыми гусеницами, которых я поклялся извести, чтобы избавить от них Англию.

Герцог Иоркский. Может-быть, и я поеду с вами, хотя выдавать это за нечто неизменное еще не могу: - мне слишком противно нарушать законы родной страны. Мне равно неприятны как дружба с вами, так и вражда.Когда дело непоправимо, я перестаю о нем заботиться, (Уходят).

Лагерь в Уэльсе.

Входят Сольсбюри и Уэльсский военачальник.

Военачальник. Лорд Сольсбюри, мы ждем уже целых десять дней; мои соотчичи окончательно теряют терпение, а о короле все таки нет ни слуха, ни духа. Поэтому я считаю, что нам лучше всего разбрестись по домам. Прощайте.

. Подожди еще хоть один день, верный душою Уэльссец; король всю свою надежду возлагает на тебя.

Военачальник кровью; прорицатели, с испитыми лицами, возвещают в полголоса страшные перемены; богатые хмурятся, а бездомная сволочь скачет и пляшет от радости; первые боятся потерять состояния, а вторые надеются поживиться при помощи ужасов войны. Все эти предзнаменования обыкновенно служат предвестниками или смерти, или низвержения королей. Прощайте; мои соотечественники уже разбрелись и разбежались в твердом убеждении, что король их Ричард умер. (Уходит).

. Ах, Ричард! с каким сокрушенным сердцем гляжу я, как твое величие, словно падучая звезда, скатывается с небес на гнусную землю! Твое солнце, обливаясь слезами, совсем склоняется к западу, предвещая будущия бури, несчастия и безпорядки. Бывшие твои друзья бежали от тебя иди передались на сторону твоих врагов, и все беды, вооружившись против тебя, становятся поперек дороги твоему счастию. (Уходит).