Гамлет, принц датский.
Действие второе.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гамлет, принц датский. Действие второе. (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Комната в доме Полония.

Полоний и Рейнгольд входят,

Полоний. Отдай ему эти деньги и бумаги, Рейнгольд!

Рейнгольд. Слушаю.

Полоний. Но поступишь. ты весьма недурно, добрый Рейнгольд, если прежде, чем его увидишь, соберешь сведения об его поведении,

Рейнгольд. Я тоже самое думал сделать.

Полоний. Вот это хорошо сказано! отлично сказано! Видишь-ли, прежде всего спроси ты мне: кто есть из Датчан в Париже, кто, каким образом и как живет, с кем и сколько проживает; если ты такими окольными путями заметишь, что они знают моего сына, то приступи поближе, пока не попадешь вопросами прямо в цель. "Я то-же его знаю, хотя издалека; или так например: "я знаю его отца, его друзей, отчасти и его самого." Понимаешь-ли, Рейнгольд?

Рейнгольд. Отлично понимаю.

Полоний. "Отчасти и его;" но, можешь сказать, "что знаешь его мало и если это действительно тот самый, то он буян занимается тем и тем" - после того выдумай какой хочешь грешок, который будто-бы за ним водится; только не какой нибудь гадкий, который мог-бы задеть честь его; этого берегись; нет, так, какие нибудь буйные, разгульные выходки, свойственные юности и свободе.

Например: играть.

Полоний. Да; или-же, что он любит выпить, драться, буянить, вздорить, навещать гризеток - это еще можешь сказать.

Рейнгольд. Но это может его позорить, барин мой.

Полоний. Нисколько, душа моя, если ты съумеешь дать делу надлежащий вид. Ты не должен представлять его так, как будто-бы он находится под влиянием непобедимой страсти: не то я думаю; покажи его недостатки в приличном свете, что-бы они казались только недостатками свободы, взрывами пылкой натуры, волнением неукротимой крови, которая властна всякого вводить в соблазн.

Рейнгольд. Но, любезный барин -

Полоний. С какою целью ты должен это делать?

Рейнгольд. Именно, я-бы желал это знать.

Полоний. Ах, какой-же ты! Мой план состоит вот в чем и, как я думаю, это будет дудочка, на которую манят птицу: бросишь ты на личность сына небольшую тень, как будто-бы он не безупречен - заметь хорошо! Если твой собеседник, которого ты выпытываешь, будет знать что нибудь подобное о молодом человеке, будь уверен, он так начнет: "любезный господин," или "друг," или "мой почтеннейший," как принято в той стране называть и обращаться к другим.

Рейнгольдь. Отлично!

Полоний. После того, как он это сделает: - он сделает - да, что-же я хотел сказать? Ах, чорт возьми, я что-то хотел сказать. На чем я остановился?

На слове: он так начнет.

Полоний. На слове: он так начнет. - Да, он начнет так: "я этого господина знаю хорошо, я видел его вчера, или очень недавно, или когда-бы там ни было; с тем и тем; и, как вы говорите, он вел игру большую, там видели его кутящим, там подрался он за игрой в мячь; или-же: "я видел, как он отправился в веселый дом" (желая сказать о доме терпимости) и тому подобное. - Видишь-ли, каким образом, на ложную приманку, можешь поймать настоящую правду--рыбу; вот как мы, тонкий и просвещенный народ, умеем окольными путями, подкопом, с помощью ворота, достигнуть прямо цели; таким образом, как я тебе советую и учу, ты можешь узнать о сыне все. Я думаю ты понял, не так-ли?

Рейегольд. Понял.

Полоний. Ну, ступай с Богом! Прощай!

Рейнгольд. Мой добрейший барин -

Полоний. Сам следи за его направлением.

Рейнгольд. Это я верно сделаю.

Полоний. Да, чтобы он прилежно занимался музыкой!

Рейнгольд. Слушаю.

Полоний.

(Рейнгольд уходит.)

Офелия входит.

Полоний. Ну что, Офелия, что слышно?

Офелия. Ах, любезный батюшка, я так испугалась!

Полоний. Чего? Скажи, ради Бога!

Офелия. Когда я шила в своей комнате, вдруг принц Гамлет - в разорванном плаще, без шапки, в грязных и опустившихся чулках; бледный, как рубаха, с дрожащими коленями; с лицем, полным такой невыразимой скорби, как будто-бы он вырвался из ада для того, чтобы рассказать об его ужасах, - в таком виде он вошел во мне.

Полоний. С ума сошел от любви?

Офелия. Я не знаю; но боюсь, действительно, не от любви-ли?

Полоний. Что-же он говорит?

Офелия. Он схватил меня за руку и сжал крепко, после того отклонился назад не более, как на разстояние руки. Другую же руку, приложивши вот так над глазом, столь пристально мне смотрел в лице, как будто-бы хотел писать с меня портрет. Долго стоял он так; наконец, пожавши слегка мне куда идет, ушел и до последней минуты глаз не спускал с меня.

Полоний. Ступай со мной, ступай; я хочу вдет короля. Это верное помешательство от неукротимой любви, которое приводит к отчаянному решению, как и всякая другая страсть, которые здесь под луной нас мучат. Мне жаль - признайся, может быть ты сказала ему перед тем что нибудь слишком неприятное?

Офелия. Нет, добрейший отец; я только, как вы приказали, отослала письма и запретила ему приходить.

Полоний. От этого он и помешался. Мне жаль, что я его так плохо понимал. Я боялся, что он только шутит и хочет тебя увлечь; ах, проклятая моя подозрительность! Нам старым людям, повидимому, так свойственно с нашими понятиями переступать за пределы, как часто случается молодым людям быт опрометчивыми. Нужно идти к королю, пойдем! Скрыть перед ним эту любовь гораздо опаснее для нас, чем рассказать об ней. Пойдем!

(оба уходят.)

СЦЕНА II.

Комната в замке.

Король, Королева, Розенкранц, Гильденштерн и свита входят.

Король. Здравствуйте, Розенкранц и Гильденштерн! Мы не только желали очень видеть вас, но, нуждаясь в ваших услугах, мы торопились пригласить вас приехать сюда, как можно скорее. Вы слышали уже о радикальной перемене, какая случилась с Гамлетом; я выражаюсь так потому, что он ни по наружности, ни по духу не похож на то, что был. Что-бы это могло быть, если не смерть отца, от чего он так забывается, я не могу понять. Я прошу вас обоих - так как вы с детских лет с ним воспитывались и близко знаете его характер - останьтесь на некоторое время при дворе, устройте разного рода развлечения и при этом старайтесь разузнать и попасть на след того, что-бы такое было, нам неизвестное, от чего страдает он и чему мы, без сомнения, желали-бы помочь.

Королева. Об вас, Господа, он часто говорил. Я наверно знаю, что никого он так, как вас, не любит. Если вы хотите сделать нам большое одолжение: пожалуста, не откажите остаться у нас на некоторое время - на вас вся наша надежда; награда-же за труды ваши будет вполне достойна короля.

Розенкранц. Вашему Величеству принадлежит власть и право скорее повелевать нам, чем просить.

Гильденштерн. Повинуемся и готовы все силы наши и услуги повергнуть к стопам вашим - располагайте ими, как угодно.

Спасибо, Розенкранц и любезный Гильденштерн!

Королева. Спасибо, Гильденштерн и любезный Розенкранц! Немедленно навестите моего сына, он ужасно изменился. Проведите их кто нибудь и укажите, где теперь Гамлет!

Гильденштерн. Дай Бог, чтобы наше общество и наши старания были ему приятны и полезны!

Королева. Дал-бы Бог, аминь!

(Розенкранц, Гильденштерн и некоторые из свиты уходят).

Полоний входит.

Полоний. Ваше Величество, послы возвратились из Норвегии, очень. довольные.

Король. Ты всегда был отцом приятных известий.

Полоний. Не правда-ли? Будьте уверены, Ваше Величество, что я посвящаю все силы мои и душу сперва Богу, а потом Божьею милостию моему королю. А теперь-то, я думаю, (не уж-то этот мозг не попадает уже так верно на настоящий след дичи, как бывало прежде) что отыскал настоящую причину сумасшествия Гамлета.

Король. О, скажите пожалуста скорее: это меня очень занимает.

Полоний.

Король. Вы сами сделайте им честь и представьте их.

(Полоний уходит).

Он говорит, любезная Гертруда, что будто-бы открыл источник болезни вашего сына.

Королева. Я боюсь, что единственная причина этого - одна: смерть отца его и наше скорое вступление в брак.

Король. Хорошо, мы испытаем его.

Полоний возвращается с Вольтимандом и Корнелием.

Король. Здравствуйте, любезные друзья! - Вольтиманд, скажите, что привозите вы от нашего брата, короля норвежского.

Вольтиманд. Взаимный ответ на ваш дружелюбный поклон и чувства. По первому нашему слову, послал он за племянником и остановил набор солдат, который он считал приготовлением к войне с Поляками; но, узнавши обстоятельнее, он нашел, что затевалась экспедиция против Вашего Величества. Огорченный, что по болезни и по старости так обманут, он арестовал Фортинбраса, сделал ему строжайший выговор и заставил его дать клятву - ни в каком случае не поднимать оружия против Вашего Величества. Обрадованный этим, старый король норвежский назначил ему три тысячи червонцев содержания в год и уполномочил набранные войска употребить в дело против Поляков. (подает граммоту) Здесь вот обстоятельная его просьба к Вашему Величеству, чтобы вы соизволили разрешить переход через ваши пределы на таких условиях и гарантиях, какие здесь изложены.

Король. Мы на это согласны; в свободное время прочтем, обсудим и ответ дадим. При этом благодарим вас за успешные труды,

(Вольтиманд и Корнелий уходят).

Полоний. И так, кажется, это дело благополучно кончилось. Государь и милостивейшая Государыня, разбирать здесь, что такое царское величество, что такое преданность, почему день - днем, ночь - ночью, время - временем: это-бы значило и ночь, и день, и время терять напрасно. Так как сжатость есть душа остроумия, многоречивость - тело и наружная прикраса, я постараюсь быть, как можно кратче. Ваш благородный сын - умопомешанный; умопомешанным я называю его: ибо в чем и состоит умопомешательство, как ни в том, что человек делается точь в точь, как, умопомешанный? Но пусть будет так.

Королева. Говорите больше толком, поменьше вычурности!

Полоний. Как честный человек, я нисколько не люблю вычурности. Умопомешанный он, это истина; что это истина, это жаль; и жаль что это истина. Однако, это безтолковая фигура; ну ее, я хочу без вычурности приступить к делу, и так, мы считаем его сумасшедшим; остается нам изследовать причину эффекта, или, правильнее сказать, причину дефекта, потому-что этому дефект-эффекту должна быть причина. И так, теперь дело состоит вот в чем: судите сами! (вынимает из кармана бумагу) У меня есть дочь; я имею ее, потому-что она моя; которая мне, видите, по долгу послушания, вот это передала; решите и посоветуйте теперь. (он читает).

"Божественной, идолу души моей, прелестной Офелии."

Это некрасивая речь и грубое выражение; прелестный - это выражение свойственное только необразованному классу людей. Но послушайте дальше: "Ея прекрасному и нежному сердцу эти строки" и т. д.

Королева. Это Гамлет к ней прислал?

Полоний. Потерпите, милостивейшая государыня, я вам все доложу. (читает) "Сомневайся в чистоте солнечного света, сомневайся в блеске звезд, сомневайся может-ли обманывать правда, но в любви моей - никогда. О, милая Офелия, я не умею писать стихами, я не владею искуством размерять стопами мои страдания, но, что я тебя больше всего люблю, о, лучшая из всех, этому ты верь. Прощай! На веки твой, дражайшая, пока эта машина-тело во власти моей.

Король. Как, однако, она приняла его любовь?

Полоний. Какого же вы мнения обо мне?

Король. Что вы человек преданный и честный.

Полоний. Я с удовольствием готов доказать это. Однако-же что-бы вы подумали, если бы я, видя начало этой горячей любви, (я ее заметил, нужно вам сказать, до того еще, когда мне дочь сказала) что-бы вы подумали, или моя дорогая королева, Вашего Величества супруга, если-бы я при этом случае играл роль мешка для писем или письменного стола, спокойный и тихий закрыл глаза и хладнокровно смотрел-бы на эту любовь? Чтобы вы подумали? Нет, я поступил открыто и прямо сказал моей молодой красавице: "Принц Гамлет, владетельного дома князь, слишком для тебя высокоя чета; этого не должно быть" и тогда-же, я приказал ей, чтобы она прекратила с ним всякия отношения, не принимала ни посланных, ни подарков. Она воспользовалась и последовала моим советам и он, отвергнутый, (как-бы это сказать покороче), впал в тоску, потом начал поститься, затем не спать, потом впал в ослабление, потом в разсеянность, и таким образом, постепенно, дошел до сумасшествия, которым он теперь страдает и всех смущает нас.

Король. (к королеве) Как вы думаете, может быть и так?

Королева. Очень может быть; все возможно.

Полоний. (к королю) Хотел-бы я знать: заметили-ли вы когда нибудь, чтобы я, сказавши наверно: "это так", впоследствии это было-бы не так?

Король. Никогда, сколько я знаю.

Полоний. Голову отрубите мне, если это не будет так. Когда я раз напал на след, непременно добьюсь где правда, скройсь она, хоть в самом центре,

Король. Нельзя-ли как нибудь в этом точнее убедиться?

Полоний. Вам известно, что он целые часы ходит то взад, то вперед по галлерее.

Король. Действительно так.

Полоний. Я хочу послать дочь мою туда к нему; станьте вы в это время со мною за ковром и замечайте: если он ее не любит и не от того сошел с ума, то пусть я не буду более статс-секретарем, велите мне тогда поле пахать и ходить за лошадьми.

Король. Увидим.

Гамлет входит, читая.

Королева. Смотрите, несчастный идет, скучный и читает.

Полоний. Не угодно-ли вам обоим будет уйдти отсюда, убедительно вас прошу! Я тотчас к нему подъеду. Пожалуста позвольте!

(Король, королева и свита уходят).

(к Гамлету).

Гамлет. Слава Богу, хорошо!

Полоний. Знаете ли вы меня, принц!

Гамлет. Отлично. Вы рыбак?

Полоний. Ну, нет, принц.

Гамлет. Я-бы желал, чтобы вы были таким честным человеком"

Полоний. Честным, мой принц?

Гамлет. Да, милостивый государь, честным быть в этом мире, это значит, быть выбранным из десяти тысяч.

Полоний. Это сущая правда, принц.

Гамлет. Потому что если солнце зарождает червей в дохлой собаке, божество целует падаль - есть у вас дочь?

Полоний.

Гамлет. Не пускайте ее на солнце. Быть способным к рождению считается благословением, но, чтобы такая благодать не досталась в удел вашей дочери - берегитесь, друг.

Полоний. Что вы хотите этим сказать? (в сторону) Так и намекает все на дочь мою. А меня сначала и не узнал; он сказал, что я рыбак. Далеко зашел, очень далеко! Правду сказать, и меня точно также мучила в молодости любовь, как и его. Поговорю с ним еще. (громко) Что вы читаете, принц?

Гамлет. Слова, слова, слова.

Полоний. Но о чем это толкуют?

Гамлет. Кто толкует?

Полоний. Я хочу сказать какого содержания книга, принц.

Гамлет. Клеветы, милостивый государь: там какой-то плут-сатирик утверждает, что будто у старых людей седая борода; лице их покрывается морщинами, что из глаз у них течет клейкая амбра и смола, что у них большой недостаток остроумия, а при этом у них очень слабые ребра. И, хотя я сам в этом искренно и твердо убежден; но я не нахожу удобным выражать это на бумаге; вот и вы сами, милостивый государь, могли-бы сделаться таким же стариком, как я, если-бы могли пятиться назад, как рак.

Полоний. Это уже сумасшествие и даже систематическое. (громко) Не хотите-ли уже уйдти от ветра, принц?

Гамлет. В мой гроб?

Полоний. Да, это значило-бы действительно уйдти от ветра. (в сторону) Какие меткие иногда его ответы! Удивительно, что сумасшедшим случается часто понимать то, что не доступно здравому смыслу и уму. Я его брошу и тотчас постараюсь устроить свидание его с дочерью моей. - (громко) Ваше Высочество, извините, я покорнейше прошу разрешить мне уйдти.

Гамлет. Вы не можете ничего более приятного попросить у меня - исключая жизни, исключая жизни.

Полоний. Прощайте, принц!

Гамлет. Скучные старые дураки!

Розенкранц и Гильденштерн входят.

(Проходя мимо) Вы ищите принца Гамлета? он там.

Розенкранц. (к Полонию) Да пошлет вам Господь Бог всякое благополучие, милостивый государь!

(Полоний уходит).

Гильденштерн. Многоуважаемый принц -

Розенкранц. Дорогой мой принц -

Гамлет. Любезные и дорогие друзья мои! Что поделываешь, ты, Гильденштерн? - А, Розенкранц! - Каково поживаете, товарищи?

Розенкранц. Как маленькие люди на этой земле.

Гильденштерн. Счастливы, потому что мы не через меру счастливы; мы не баловни, не сидим на макушке фортуны.

Гамлет. Но однако-же вы и не подошвы сапог её?

Розенкранц.

Гамлет. Таким образом вы пребываете там, где её пояс, или же в центре её щедрот.

Гильденштерн. Говоря правду, мы с нею в близких отношениях,

Гамлет. На лоне богини счастия? О, какая удивительная правда - она ветренная и легкого поведения женщина! Что слышно нового?

Розенкранц. Ничего, принц, разве то только, что свет стал честным.

Гамлет. В таком случае наступает день страшного суда; но ваша новость - несправедлива. Позвольте вас однако-же спросить: чем провинились вы, друзья, против фортуны, что она шлет вас сюда в темницу?

Гильденштерн. В темницу, принц?

Гамлет. Дания и есть темница.

Розенкранц. Таким образом и целый свет тоже темница.

Гамлет. Великолепная, в которой много перегородок, нор и карцеров. Дания - одна из самых гадких.

Розенкранц.

Гамлет. В таком случае для вас нет темницы, так как все само по себе не бывает ни доброе ни злое, а зависит от того, как мы смотрим на что. Для меня Дания - темница.

Розенкранц. Это зависит от того, что ваше честолюбие превращает ее в темницу, она слишком мала для вашего духа.

Гамлет. Боже, меня можно-бы заключить в шелуху ореховую и я-бы считал себя королем обширнейшей области, если-бы меня не преследовали несчастные мечты.

Гильденштерн. Эти-то мечты, на самом деле, и есть честолюбие, так как сущность честолюбия есть только тень мечты.

Гамлет. Мечта сама ни что иное, как тень.

Розенкранц. Без сомнения, и мне кажется, что честолюбие чувство такого прозрачного и не уловимого свойства, что оно само не более, как тень тени.

Гамлет. Таким образом, наши нищие - тела, и наши монархи и прославленные герои - тени нищих. Не пора ли нам во дворец? Клянусь душей, я не в силах резонировать.

Розенкранц и Гильденштерн. Мы оба к вашим услугам.

Гамлет. Ничего подобного не говорите, я не причислю вас к остальным моим слугам; ибо скажу вам, как честный человек, моя свита отвратительна. Но, как друзей, равных мне, спрашиваю, что поделываете вы в Гельзингере?

Мы хотели только навестить вас, ничего более.

Гамлет. Нищий, как я, я даже беден чувством благодарности. Но я благодарю вас и наверно, милые мои друзья, за мою благодарность не стоит дать и медного гроша. Разве за вами не посылали? Собственное-ли было ваше желание? Добровольный визит? Пожалуста, поступайте со мною честно. Так и быть! Ну, скажите-же!

Гильденштерн. Что мы должны сказать, принц?

Гамлет. Что хотите - исключая правду. За вами послали, сознание уже заметно в ваших глазах, которые недостаточно лукавы, чтобы притворяться. Я знаю, что добрый король и королева за вами послали.

Розенкранц. С какою целью, принц?

Гамлет. Это я должен узнать от вас. Но заклинаю вас именем нашей школьной дружбы, союзом нашей юности, нашей испытанной любовью и всем дорогим, чем мог-бы более искусный оратор, сильнее тронуть ваше сердце, скажите сами прямо: послали-ли за вами, или нет.

Розенкранц. (к Гильденштерну) Что скажете вы?

Гамлет. (в сторону) Так, я уже понимаю вас. (громко) Если вы меня любите, признайтесь.

Принц, действительно за нами послали.

Гамлет. Я вам скажу для чего; угадываю и предупрежу вашу измену, так что вы, неоткрывая на волос тайны, нисколько не погрешите против короля и королевы. Недавно - не знаю почему - я лишился всей бодрости духа, оставил все мои обыкновенные занятия и действительно так разстроен, что земля, это чудное строение, кажется мне одним только пустынным мысом; видите-ли этот великолепный купол, воздух, этот чудный небосклон, этот величественный свод, вытканный золотым огнем, все это кажется для меня только скоплением испорченных и заразительных паров. Какое образцовое создание человек! Как благороден он по своему уму! Как безпредельны его способности! Какое достоинство и сила в его образе и движениях! Сколько сходства в делах у него с ангелом, в помыслах с Богом! Краса мира! Первообраз всего живущого! И что-же для меня значит эта квинтэссенция из пыли? Я не имею никакой охоты к мущине. (Розенкранц и Гильденштерн смеются) К женщине тоже, хотя вы, кажется, сомневаетесь в этом, судя по вашей улыбке.

Розенкранц. У меня в мыслях ничего подобного не было, принц.

Гамлет. От чего-же вы смеялись, когда я сказал, что я не имею никакой охоты к мущине.

Розенкранц. Я думал вот что: если так, то какой-же сухой прием найдут у вас актеры. Мы встретили их на дороге; они едут сюда, к вашим услугам.

Гамлет. Тому, который играет королей, я очень рад; его величеству я воздам должную дань; странствующий рыцарь употребит в дело копье и шлем; любовник не напрасно будет вздыхать; играющий чудаков доведет роль свою до конца; дурак будет смешить людей, чувствительных к смеху; актриса пусть смело высказывает свои чувства, разве стихи для этого будут плохи. Что это за труппа?

Розенкранц. Та самая, которая вам доставляла так много удовольствия - столичные актеры.

Гамлет. Почему-же они разъезжают? Постоянное местожительство выгоднее им, как для славы, так и для доходов.

Розенкранц. Я думаю, что они перестали в городе играть, вследствие последних перемен, которые там случились,

Пользуются-ли они тем-же уважением, как прежде, когда я был в городе? Так-ли охотно их и теперь посещают?

Розенкранц. Нет, наверно не так.

Гамлет. От чего-же? Разве они стали дурно играть?

Розенкранц. Нисколько; их достоинство и труды те-же самые, но там нашлось гнездо детей, маленьких_: птичек, которые немилосердно пищат напыщенным слогом и за это им безпощадно аплодируют. Они теперь в большом ходу и издеваются над театрами обыкновенными (как называют они прочие театры) до того, что многие, носящие шпаги, боятся гусиного пера й едва осмеливаются ходить туда.

Гамлет. Не ужели это дети? Кто-же их содержит? Плотит им жалованье? Не ужели они до тех пор только останутся актерами, пока поют дискантом? Не скажут-ли они впоследствии, когда сделаются обыкновенными актерами (что очень вероятно, когда они ни к чему другому не будут приспособлены) что писатели ихних комедий делают глупость, заставляя их самих декламировать против того, что их ожидает в будущем?

Розенкранц. Право, с обеих сторон было много шуму и толпа нисколько не стесняется возбуждать обе стороны к драке. Несколько времени дело доходило до того, что нельзя было ни за что продать пьесы, если в ней писатель и актеры чуть не вцеплялись в волоса друг другу.

Гамлет. Не ужели?

Гильденштерн. О, много ума было потрачено на это.

Гамлет. И что-же, дети побеждают?

Розенкранц.

Гамлет. Впрочем, что тут удивительного: теперь мой дядя стал королем Дании, и вот именно те, которые ему строили рожу, пока жил мой отец, теперь плотят двадцать, сорок, пятьдесят, даже сто червонцев за его портрет в миниатюре. Чорт возьми, в этом что то есть сверх-естественное, пусть бы философия чем нибудь объяснила это.

(звук труб за сценой),

Гильденштерн. Вот и актеры.

Гамлет. Любезные господа, все очень рады видеть вас в Гельзингере. Дайте мне ваши руки! Вот так! Хорошие манеры и комплименты необходимы, когда мы рады кого нибудь встретить. Позвольте и мне вас приветствовать таким-же образом, что-бы мое обращение с актерами (которое по наружности должно быть особенно вежливое) не показалось-бы более вежливым, как с вами. Вам рады, но мой дядя-отец и моя тетка-мать ошибаются.

Гильденштерн. В чем, мой дорогой принц?

Гамлет. Я теряю ум только при северовосточном ветре; но при южном я могу отличить колокольню от фонарного столба.

Полоний входит.

Полоний. Здравствуйте, Господа!

Гамлет. Слушайте, Гильденштерн! - и вы тоже - на каждое ухо до одному слушателю: большой ребенок, которого вы видите там, не вышол еще из пеленок.

Розенкранц. А может быть он вторично народился, ибо говорят-же, что старики снова делаются детьми.

Я предсказываю, что он пришел сказать мне об актерах. Обратите внимание! - Совершенно справедливо, милостивый государь: утром в понеделъник тоже самое было, он был, точно ребенок.--

Полоний. Принц, я хочу вам сообщить новость.

Гамлет. Милостивый государь, я хочу вам сообщить новость. - Когда актер Росций был в Риме -

Полоний. Актеры сюда приехали, принц,

Гамлет. Пустяки, пустяки.

Полоний. Как честный человек -

Гамлет "Каждый ехал на своем осле" -

Полоний. Самые лучшие актеры в мире для трагедий, комедий, историй, пасторалей, пастораль-комедий, историко-пасторалей, для нераздельного действия, или для каких угодно длинных поэм. Для них Сенека не слишком трагичен и Плавт не слишком комичен. Сочинить или сказать что-нибудь экспромтом с ними никто не сравнится.

Гамлет. "О, Иеффай, судья израиля!" - Какое сокровище ты имел?

Полоний. Какое сокровище он имел, принц?

Слушайте:

"И прекрасную дочь он имел

Он любил ее от души."

Полоний. (в сторону) Непременно моя дочь.

Гамлет. Не прав-ли я, старый Иеффай?

Полоний. Если вы меня зовете Иеффайем, принц, то я имею дочь, которую чрез меру люблю.

Гамлет. Нет, не это следует заключение.

Полоний. Что-же следует, принц?

Гамлет. Да вот что:

"Счастию, жизни конец

Положил наш Творец."

3атем вы знаете:

"И случилось с ней то,

Что всем нам суждено,"--

Дальше вы можете сами узнать из первого отдела святочных песней, а теперь, смотрите, идут люди, которые мешают нам продолжать разговор.

Четыре или пять актеров входят.

Гамлет. Здравствуйте, господа, здравствуйте! - Я радуюсь, что вижу вас здоровыми. Здравствуйте, мои любезные друзья! Ах, старый друг, как поистрепалось лице твое с тех пор, как я тебя видел в последний раз! А что, ты и в Дании будешь ворчать на меня? Ах моя прекрасная молодая дама! Как люблю женщин, M-lle, вы поднялись к небу на один каблук выше с тех пор, как я вас видел. Дай Бог, чтобы ваш голос, подобно старой монете, не потерял своей звучности и прелести. - Очень рад вас всех видеть, господа! Мы тотчас приймемся за дело, как французские фальконьеры, налетим на все, что встретится на пути. Съиграем что нибудь! Покажите нам обращик вашего искуства. Так и быть! Какую нибудь патетическую речь.

1-й актер. Какую речь прикажете, Ваше Высочество!

Гамлет. Я слышал однажды, как ты читал монолог. Пьеса никогда не была поставлена на сцену, а если и была, то не более одного раза; и, сколько могу припомнить, она не понравилась толпе, для нее это было тоже самое, что свежая икра для простонародия. Но это была, по моему мнению и по мнению лучших знатоков, превосходная пьеса: сцены в ней распределены правильно и задуманы весьма искусно и умно. Я помню, что кто-то сказал о ней, что в стихах нет вовсе соли и перцу, чтобы придать мыслям более остроты, что в выражениях не было никакого желания автора пользоваться прикрасами; но он считал ее написанной просто, столько-же со здравым смыслом, как и приятной и далеко более красивой, чем прикрашенной. В пьесе этой один монолог мне особенно нравился: это был рассказ Энея Дидоне; в особенности то место, когда он рассказывает об убийстве Прияма. (к одному из актеров) Если вы помните, оно начинается этими строками: - Постойте, постойте -

"Жестокий Пирр, как лев гирканский" - Нет не так, я ошибаюс, но помню, что оно начинается Пирром. "Жестокий Пирр, он, которого мрачный мечь, черный, как замыслы его, похожий на ту ночь, когда сидел он внутри зловещого коня - убрал теперь свой страшный лик варварскими гербами: с головы до ног имел он вид алой краски; как чудовище росписан был кровью отцов, матерей, дочерей и сыновей, осушаемый жаром пылающих улиц, которые освещали грозным и адским светом сцену убийства своего владыки. Распаленный огнем и злобой, обрызганный густою кровью, с глазами, как-бы из красного камня, ищет бешенный Пирр праотца Прияма." - Продолжайте дальше!

Полоний. Ей Богу, принц, великолепно сказано - благородным тоном, с отличной выдержкой.

1-й актер. "Скоро находит он его, но уже безсильного дать отпор врагу: его старый мечь не повинуется более руке и лежит невнимательный к повелению, там где упал, Далеко не равномерный силами бросается Пирр прямо на Прияма и высоко взмахнул мечем, ужасным оглушила Пирра: смотрите, мечь его, неумолимо падавший уже на белую, как молоко, царственную голову Прияма, остановился в воздухе, как будто окаменелый. Так стоял он, росписанное чудовище, в недоумении между силой и волей и не зналь, что делать. Но, как часто, видим мы, бывает перед бурей: тишина на небе, не подвижны облака, ветер не шелохнет, а внизу земля мрачная, как смерть - вдруг ужасный гром разсекает воздух; так и мщение, как-бы в наказание за минуту замедления, с новой силой поднимает на дело Пирра; и никогда не падали безпощаднее молоты циклопов на панцырь Марса, скованный как вечность, как удал теперь кровавый мечь Пирра на голову Прияма. - О, ты, коварная, как публичная женщина, богиня Фортуна! Вы, все, боги великого совета, лишите ее власти, изломаете спицы и обод колеса её, и пусть скатится с высот небесных одна ступица в бездонную пропасть ада."

Полоний. Это слишком длинно.

Гамлет. Не мешало-бы отослать к цырульнику и обрезать вместе с вашей бородой. (к актеру) Пожалуста, продолжай! Он любит только фарсы или пошлые анекдоты, в противном случае засыпает. Говори дальше, начинай о Гекубе!

1-й актер. "Но кто, о горе! видел полунагую королеву"--

Гамлет.

Полоний. Это хорошо; полунагая королева, хорошо.

1-й актер. "Как бегала она, босая, и пламень могла-б залить ручьями слез; с головой, прикрытой лохмотьем, где еще недавно сияла царская корона; и, вместо одежды, исхудалое и истощенное от горя тело было покрыто простыней, в торопях где-то схваченной: кто это видел, разразился-бы ядовитым гневом против коварства богини фортуны. И если-бы сами боги взглянули в ту минуту, когда она заметила, как Пирр, жестоко позоря, рубил мечем супруга тело: первый взрыв крика её (для них жизнь смертных не совсем чужда) вызвал бы слезы из пылающих очей неба и чувство сострадания из сердец безсмертных богов."

Посмотрите, разве не изменился он в лице, даже слезы на глазах? - Пожалуста, перестань!

Гамлет. Хорошо. Остальное разскажешь мне после, в скором времени. (к Полонию) после смерти, чем худая молва при жизни.

Полоний. Ваше Высочество, я; буду обращаться с ними по их заслугам.

Гамлет. Чорт возьми, мой милый, гораздо лучше! Попробуйте обращаться со всяким по заслугам - кого тогда не пришлось-бы побить? Обращайтесь с ними, как требуют этого собственное ваше достоинство и честь: чем менее они этого стоют, тем более можно будет оценить вашу доброту и любезность. Возьмите их с собой!

Пожалуйте, господа!.

Гамлет. (к актерам) Идите за ним, друзья мои! Завтра должна быть съиграна пьеса. Послушайте, старый друг, можете ли вы съиграть убийство Гонзого?

1-й актер. Можем, принц.

Гамлет.

1-й актер. Могу, Ваше Высочество.

Гамлет. Отлично! Идите за этим господином, только, смотрите, не труните над ним! (Полоний и актеры уходят. -- К Розенкранцу и Гильденштерну) Мои добрые друзья, я прощаюсь с вами до вечера: вам очень рады в Гельзингере!

Очень хорошо, принц.

Гамлет. И так, идите с Богом!

(Розенкранц, Гильденштерн уходят).

душу так, что лице его от волнения бледнело и выражало ужас, глаза наливались слезами, голос замирал и вся его фигура, как-бы олицетворяла собой эти чувства. И все это волнение из за пустяков! Из за Гекубы! Что ему Гекуба, что он ей? Из за чего тут слезы лить? Что, если бы он, как я, был призван на дело мщения и это чувство было-бы единственной задачей его жизни: что-бы он делал? Залил-бы слезами сцену; поразил-бы зрителей раздирающими душу словами; с ума бы свел преступника; привел-бы в такое смущение и трепет людей невинных и не причастных к делу, что мог-бы даже лишить их и зрения и слуха. А я, робкий и малодушный бездельник, пресмыкаюсь, как шут в чужом пиру, чуждаясь собственного дела, и не смею сказать одного слова, одного слова в защиту короля, которого открытым разбоем лишили собственности и драгоценной жизни. Кажется, я не трус? Кто смеет назвать меня негодным? Ударить по голове? Потрепать за бороду и бросить в лице клочки волос? Ущипнуть за нос? Нахально уличать во лжи? Кто смеет сделать это? Но я, наконец, как будто-бы проглотил все это? Иначе нельзя и думать: я кроток, как голубь, гнет переношу без настоящого ожесточения; в противном случае, я давно-бы должен был бросить труп этого мерзавца, как падаль, на съедение здешним коршунам. Кровожадный и развратный негодяй! Безчувственный и сладострастный изверг! - Да, но какой-же я осел! Отличная храбрость, когда, будучи сыном дорогого замученного отца, когда небо и ад зовут меня на месть, я только на словах, как публичная женщина, отвожу душу и довольствуюсь одними бранными словами, как какая нибудь поденщица или кухарка! О, как это гадко! Пора тебе на работу, голова моя! Да, да! Я слышал, что разбойники, присутствуя в театре на драматических представлениях, искуством игры до того поражены бывали, что сами выдавали тайну своих преступлений: убийство, без языка, умеет говорить какими-то магическими словами. Они должны съиграть перед дядей что нибудь похожее на убийство моего отца. Я буду следить за его глазами, я хочу проникнуть в сокровенную тайну души его: дрогнет он - тогда я буду знать, что делать. Дух, которого я видел, может быть дьявол, который умеет облекаться в разные обольстительные формы; да, и, может быть, пользуясь моей слабостью и меланхолией (на такой характер он имеет сильное влияние) увлекает меня на погибель. Я хочу добыть основание более верное. Пусть театральное представление будет силками, разставленными на совесть короля! (уходит).