Много шума из ничего.
Действие второе.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Зало в доме Леонато.

Входят: Леонато, Антонио, Геро, Беатриса и другие.

Леонато. Разве не было за ужином графа Джона?

Антонио. Я не видал его.

Беатриса. Какое кислое лицо у этого джентльмэна. Как только увижу его, у меня делается изжога и длятся, по крайней мере, целый час.

Геро. У него мрачный темперамент.

Беатриса. Вполне совершенным мужчиной был-бы тот, кто составил-бы нечто среднее между ним и Бенедиктом. Один - точно истукан: вечно молчит, другой - точно маменькин сынок: вечно болтает.

Леонато. Итак, пол языка синьора Бенедикта во рту графа Джона, половина кислаго выражения графа Джона на лице синьора Бенедикта..

Беатриса. Да, кроме того, дядя, красивые ноги и побольше денег в кошельке,- такой мужчина может покорить всякую женщину, если только понравится ей.

Леонато. По правде сказать, племянница, ты никогда не найдешь себе мужа при таком злом языке.

. В самом деле, она ужь слишком зла.

Беатриса. Если слишком зла, значит больше, чем зла. Таким образом я нашла средства уменьшить Божий дар; ведь сказано: "бодливой корове Бог дает короткие рога; но слишком строптивой,- не дает никаких".

Леонато. А так как ты слишком строптива, то Бог и не даст тебе никаких рог.

Беатриса. Да, не даст, если не даст мне прежде мужа. А ведь об этом только я и молю Его на коленях денно и нощно. О, Господи, разве можно выносить мужа с бородой на лице! Ужь лучше спать на соломе!

Леонато. Но ведь ты можешь попасть и на безбородаго.

Беатриса. А что мне с ним делать? Наряжать его в мои юбки и приставит к себе в качестве горничной? Тот, у кого есть борода, ужь не юнец, а безбородый даже не мужчина; а тот, кто не юнец, не по мне, а кто даже не мужчина, я не по нем. Нет, ужь лучше я наймусь к какому-нибудь медвежатнику за шесть пенсов и стану водить его обезьян прямо в преисподнюю.

Леонато. Чудесно! значит ты собираешься в преисподнюю?

Беатриса. Нет,- только до входа. Там встретит меня дьявол с рогами на голове, как истинный старый рогоносец, и скажет мне: "Ступай, Беатриса, в рай, ступай в рай; для вас, дев, нет здесь места". Тогда я передам ему моих обезьян и пойду в рай, к святому Петру; он покажет мне место, где сидят холостяки, и заживем мы там припеваючи.

Антонио (к Геро). Ну, я уверен, что покрайней мере ты, племянница, будешь повиноваться отцу?

Беатриса. Ну, конечно; ведь первейший долг моей кузины - присесть и сказать: "Как вам угодно, папенька!" Так пусть будет он, кузина, покрайней мере, красивым парнем! В противном случае, присядь в другой раз и скажи: "Как мне угодно, папенька!"

. Хорошо, племянница, хорошо, но я все-таки не теряю еще надежды видеть тебя замужем.

Беатриса. Когда Бог станет создавать мужчин не из земли, а из какого-нибудь другого вещества. Разве не обидно для женщины выносить толстый ком глины? Отдавать отчет во всех своих поступках какой нибудь скверной кочке? Нет, дядя, на это я не согласна. Сыны Адама - мои братья, и я считаю грехом выйти замуж за родственника.

Леонато (к Геро). Помни же, дочка, что я тебе сказал. Если принц сделает тебе предложение в этом роде, ты знаешь, как отвечать.

Беатриса. Вина будет музыки, кузина, если он не в такт посватается. Если принц будет слишком торопиться, скажи ему, что во всем должна быть мера, да так и протанцуй ему ответ. Потому что, видите ли, Геро, сватовство, женитьба и раскаяние следуют друг за другом. как шотландский джиг, менуэт и cinque-pace: сватовство - горячо и страстно, как шотландский джиг, и также безалаберно, женитьба - манерно-степенна, как менуэт важный, старинный, а за нею следует раскаяние, с разбитыми ногами, все чаще и чаще спотыкающееся в cinque-pace, пока не попадет в могилу.

Леонaто. Ты, племянница, на все смотришь мрачно.

Беатриса. У меня, дядюшка, прекрасные глаза: днем я могу разглядеть церковь.

Леонато. А вот и гости, брат. Дадим им место.

Входят Дон Педро, Клавдио, Бенедикт, Балтазар, Жуан, Боракио, Маргарита, Урсула и другие, в масках.

Дон Педро (к Геро). Синьора, не угодно-ли будет вам пройтись с вашим поклонником?

Геро. Если будете идти тихо, смотреть приветливо и ничего не будете говорить, я готова идти с вами, в особенности, чтобы выйти отсюда.

Дон Педро. В моем обществе?

Геро

Дон Педро. А когда вам вздумается сказать это?

Геро. Когда мне понравится ваше лицо. Избави Боже, если лютня похожа на свой футляр.

Дон Педро. Моя маска играет роль кровли Филемона: под нею скрыт Юпитер.

Геро. Если так, то ваша маска должна-бы быть сделана из соломы.

Дон Педро. Говорите тише, если хотите говорить о любви (Удаляются).

Балтазар. Я-бы желал, чтобы вы полюбили меня.

Маргарита. А я не желала-б этого ради вас самих, потому что у меня много дурных привычек.

Балтазар. Укажите на одну из них.

Маргарита. Я всегда молюсь вслух.

Балтазар. Тем лучше, потому что слушатели могут отвечать: "аминь"!

Маргарита

Балтазар. Аминь!

Маргарита. И удали его, о Господи, с глаз долой, как только кончится танец. Ну, отвечай-же, дьячок.

Балтазар. Нечего отвечать: дьячок ужь отвечал.

Урсула. Я вас узнаю: вы - синьор Антонио.

Антонио. Честное слово, нет.

Урсула. Знаете, почему я вас узнала? У вас голова трясется.

Антонио. Говоря правду, я подражаю ему.

Урсула. Ну, все-бы не в состоянии были подражать ему в таком безобразном совершенстве, если-бы вы не были им. Вот и его сухая рука, точь в точь как y него. О, вы непременно он, непременно он!

Антонио. Честное слово нет.

Урсула (Проходят).

Беатриса. Вы не хотите мне сказать, кто вам это сказал?

Бенедикт. Простите, не могу.

Беатриса. И не хотите сказать, кто вы?

Бенедикт. Не теперь.

Беатриса. Что я - фря и почерпаю все свои остроты из "ста веселых сказок". Ну, конечно, это сказал синьор Бенедикт.

Бенедикт. Какой Бенедикт?

Беатриса. Я уверена, что вы достаточно его знаете.

Бенедикт. Совсем нет, уверяю вас.

Беатриса. Разве он никогда не смешил вас.

Бенедикт

Беатриса. Он - шут принца, очень плоский шут. Единственный его талант заключается в невероятном злоречии; только негодяям он нравится, да и то не столько вследствие своего шутовства, сколько вследствие его плутней, потому что, потешая их, он в то-же время и приводит их в бешенство, a потому они сначала смеются, a потом колотят его. Я уверена, что он лавируеть теперь где нибудь по близости, и я-бы хотела, чтоб он причалил ко мне.

Бенедикт. Когда я познакомлюсь с этим джентльмэном, я перескажу ему все, что вы о нем сказали.

Беатриса. Сделайте одолжение, сделайте одолжение. Он разразится надо мною одной или двумя колкостями, a если выйдет так, что их никто не заметит, или не посмеется над ним, то он погрузится в меланхолию, и благодаря этому, какое-нибудь крылышко куропатки будет спасено, потому что шут не пойдет поужинать (Музыка за сценой). Мы должны следовать за вожаками.

Бенедикт. Во всем хорошем,

Беатриса. Конечно, a если поведут к дурному, то я их оставлю на первом повороте.

Танцы. Все уходят, кроме дон Жуана, Боракио и Клавдио.

Дон Жуан. Совершенно ясно, что мой брат влюблен в Геро; он отвел в сторону её отца, чтобы объясниться с ним. Дамы ушли за нею, и только одне маски осталис еще здесь.

Боракио. Это - Клавдио. Я узнаю его по походке.

Дон Жуан. Вы - синьор Бенедикт?

Клавдио. Вы меня узнали. Да.

. Синьор, вы очень дружны с моим братом. Он влюбился в Геро. Прошу вас, отвлеките его от нея. Она далеко не пара ему по рождению. Вы сделаете доброе дело.

Клавдио. Откуда вы узнали, что он любит ее?

Дон Жуан. Я сам слышал, как он клялся ей в любви.

Боракио. И я также; он клялся ей, что сегодня-же и женится на ней.

Дон Жуан. Ну, пойдем в залу.

Дон Жуан и Боракио уходят.

Клавдю. Итак, я отвечаю от имени Бенедикта, но эту печальную новост слышу ушами Клавдио. Да, это несомненно: принц ухаживает за нею для себя. Дружба постоянна во всем, но не в делах любви. Всякое сердце должно пользоваться собственным языком в любви, каждый глаз должен говорить за себя и не доверять никакому посреднику, потому что красота - колдунья, под обаянием которой дружба тает в разгоревшейся крови. Это бывает на каждом шагу, но я не ожидал этого. Прощай-же, Геро!

Бенедикт возвращается.

Бенедикт. Граф Клавдио?

Клавдио. Он самый.

Бенедикт. Хотите идти со мной?

Клавдио

Бенедикт. К ближайшей иве, по вашему-же делу, граф. Как вы хотите себя украсить гирляндой? Вокругь шеи, как цепью ростовщика? Или через плечо, как шарфом лейтенанта? Все равно как нибудь надо-же как украсить себя ею, потому что принц подцепил вашу Геро.

Клавдио. Желаю ему с нею веселиться.

Бенедикт. Это речь поистине честного прасола. Так они выражаются, когда продают быка. Но уверены-ли вы, что принц действительно так услужил вам?

Клавдио. Прошу вас, оставьте меня.

Бенедикт. Э! я вижу, вы колотите точно слепой: шалун стянул у вас блюдо, a вы колотите по столбу.

Клавдио. Если вы не желаете отойти от меня, то я отойду от вас.

Бенедикт. Увы! бедная, раненая птичка! Теперь она спрячется в камыши... Однако, оказывается, что синьора Беатриса и знает, и не знает меня! Шут принца! А что-жь? ведь, может быть, я и слыву под этим названием за мою веселость!.. Но нет! я несправедлив к самому себе: я вовсе не слыву шутом. Это только скверная привычка Беатрисы отождествлять весь свет с собственной своей персоной. Только она и называет меня так... Ну, хорошо-же; я ей отомщу, как сумею.

Входит Дон Педро.

Дон Педро. А граф? где-же он? Видали вы его?

Бенедикт. Да, ваше высочество. По правде, я даже разыграл перед ним роль синьора Молвы. Я его нашел здесь таким же печальным, как шалаш в лесу. Я сказал ему и, кажется, сказал ему правду, что ваше высочество приобрели благорасположение этой молодой девицы, и я предложил ему отправиться со мной к ближайшей иве, с тем, чтобы сплести ему гирлянду, как несчастному отверженному, или же связать пук розог, чтобы как следует высечь его.

. Высечь? Да в чем он провинился?

Бенедикт. За пошлую глупость школьника, который, найдя птичье гнездо, с восторгом похвастался находкой своему товарищу, а тот и украл его.

Дон Педро. А разве доверчивость преступление? Виноват вор.

Бенедикт. А все-таки не дурно было-бы приготовить розги и гирлянду, потому что гирлянда понадобилась-бы ему, а розги он-бы приберег для вас, который, надо полагать, стянул у него гнездо.

Дон Педро. Я только хотел выучить птичку петь, а затем возвратить ее её хозяину.

Бенедикт. Если её пение будет согласно с тем, что вы говорите, то, клянусь честью, вы добродетельны.

Дон Педро. Синьора Беатриса сердится на вас; джентльмен, танцовавший с нею, сказал ей, что вы обидно отзываетесь о ней.

Бенедикт. Она сама обошлась со мною так, что и бревно потеряло-бы всякое терпение! Дуб, у которого всего на всего остался один зеленый листик, и тот не смолчал-бы; даже моя маска стала обнаруживать признаки жизни браниться с нею! Она мне сказала, не подозревая, что говорит мне,что я - шут принца, что я тупее полной оттепели... и насмешка за насмешкой посыпались на меня с такой невероятной быстротой, что я совсем осовел и стоял как мишень, в которую стреляет целая армия. В каждом её слове - кинжал; каждое её слово так и режет. Еслибы её дыхание было так ядовито, как её слова,- подле неё нельзя было-бы жить, она-бы все отравила, до самой полярной звезды. Я-бы не женился на ней даже и тогда, когда-бы она получила в приданное все, чем Адам владел до грехопадения; она и Геркулеса приставила-бы к веретену; да, она заставила-бы его расколоть и свою палицу, чтобы поддержать пламя. Нет, не говорите мне о ней; вы и сами убедитесь, что она - адская Атэ, в красивом наряде. Право, было-бы недурно, еслибы какой-нибудь клоун произнес над нею заклинание; пока она здесь, в аду можно жить так-же покойно, как в самом спокойном месте, и люди станут вторично грешить, чтобы попадать туда как можно скорее; и в самом деле всякие раздоры, всякие ужасы и всякие смуты следуют за ней по пятам.

Входят: Клавдио; Беатриса и Леонато.

Дон Педро. А вот и она!

Бенедикт ноги папы Джона, волосок с бороды, великого Хама. Я предпочитаю отправиться с посольством пигмеям, чем обменяться тремя словами с этой гарпией. Нет ли у вас какого-нибудь поручения?

Дон Педро. Нет никакого; я только хочу пользоваться вашим обществом.

Бенедикт. О, Господи, тут есть блюдо, которого я не люблю. Терпеть не могу синьору Язык (Уходит).

Дон Педро. Пожалуйте, сударыня, пожалуйте: вы потеряли сердце синьора Бенедикта.

Беатриса. Действительно, ваше высочество, он давал мне его на подержание, а я, вместо процентов, отдала ему двойное сердце: он как-то выиграл его у меня поддельными костями, а потому, ваше высочество, вы можете сказать, что я потеряла его.

Дон Педро. Вы его опрокинули, синьора, совершенно опрокинули.

Беатриса. Хорошо еще,что не он опрокинул меня, а то я-бы рисковала сделаться матерью целаго поколения дураков... Я привела вам графа Клавдио, за которым вы меня посылали.

Дон Педро. Что с вами, граф? Почему у вас такой печальный вид?

Клавдио. Я не печален, ваше высочество.

Дон Педро. Что-же? вы больны?

Клавдио

Беатриса. Граф не болен, не печален, не весел и не здоров, но вы, граф, так-же нежны, как апельсин, и чуточку имеете его ревнивый цвет.

Дон Педро. Действительно, синьора, я думаю, что сделанный вами портрет похож, но если это он то я готов поклясться, что он находится в заблуждении. Так знай-же, Клавдио, я посватался от твоего имени, и прекрасная Геро побеждена; я объяснился с её отцом, и он изъявил свое согласие. Назначь день свадьбы, и да благословит тебя Бог!

Леонато. Граф, берите мою дочь, а с нею и мое богатство; эту свадьбу устроил его высочество, а поэтому, аминь!

Беатриса. Отвечайте, граф; реплика за вами.

Клавдио. Молчание - лучший герольд радости. Мое счастие было-бы не велико, если бы я мог сказать, как много я счастлив (к Геро). Вы - моя, а я ваш. Отдаю себя за вас и без ума от этой мены.

Беатриса. Говори-же, кузина; а если не можешь говорить, то зажми ему рот поцелуем, пусть и он молчит.

Дон Педро. Право, у вас, синьора, превеселое сердце.

Беатриса. Да, ваше высочество, спасибо ему, бедняжке, оно всегда держится ветренной стороны забот. Кузина шепчет ему на ухо, что он - в её сердце.

Клавдио. Да, вы угодили, кузина.

Беатриса"Мужа, мне, мужа!"

Дон Педро. Синьора Беатриса, я вам приищу мужа.

Беатриса. Я бы предпочитала, чтобы мне приискал его ваш отец. Нет-ли у вашего высочества брата, который был бы похож на вас? Ваш батюшка создавал прекраснейших мужей, если бы только они были доступны девушке.

Дон Педро. Хотите меня, синьора?

Беатриса. Нет, ваше высочество, разве найдется еще другой, будничный муж. Ваше высочество слишком дороги, чтобы носить вас каждый день... Но, простите меня великодушно, ваше высочество: я создана для веселой болтовни, не для дела.

Дон Педро. Напротив, мне бы не нравилось ваше молчание: веселость так к лицу вам. Нет никакого сомнения, вы родились в веселую минуту.

Беатриса. О, нет, ваше высочество, моя матушка кричала, но зато на небе звезда плясала, и вот под этой звездой я и родилась. Дай вам Бог счастья!

Леонато. Племянница, не угодно-ли будет тебе позаботиться, о чем я тебя просил?

Беатриса. Простите, дядя... С вашего позволения, ваше высочество (Уходит).

Дон Педро. Презабавная, право, девушка.

Леонато с хохотом.

Дон Педро. Она терпеть не может, когда ей говорят о муже.

Леонато. Ни под каким видом! Она всех отгоняет своими насмешками.

Дон Педро. Она была бы прекрасной женой для Беяедикта.

Леонато. О, Господи! В одну неделю они заболтали бы друг друга до сумашествия!

Дон Педро. Прости, Клавдио, когда ты думаешь венчаться?

Клавдио. Завтра, ваше высочество. Время плетется на костылях, пока любовь не выполнит всех своих обрядов.

Леонато. Нет, не раньше понедельника, милый сын; это будет как раз седьмой день; и без того слишком мало времени, чтобы все приготовления отвечали моим желаниям.

Дон Педро. Полно, не качай головой на такую длинную отсрочку; ручаюсь тебе, Клавдио, что мы не скучно проведем это время. В этот промежуток, я предприму один из Геркулесовых подвигов, состоящий в том, чтобы привести синьора Бенедикта и синьору Беатрису к скале любви взаимной. Мне бы очень хотелось устроить эту свадьбу и я не сомневаюсь в успехе, если вы поможете мне.

Леонато. Ваше высочество, я к вашим услугам, хотя-б мне и пришлось не спать целых десять ночей.

Клавдио

Дон Педро. И вы, милая Геро?

Геро. Я готова взять на себя всякое приличное поручение, лишь-бы только доставить моей кузине хорошего мужа.

Дон Педро. Насколько мне кажется, оно не из худших женихов; в этом я могу отдать ему полную справедливость: он благородного происхождения, испытанной храбрости и несомненной честности. Я поучу вас, как приняться за вашу кузину, чтобы она влюбилась в Бенедикта, а я, при вашей помощи так обработаю Бенедикта, что несмотря на живой ум и изменчивый вкус, он влюбится в Беатрису. Если мы этого достигнем, то Купидон будет разжалован из стрелков: вся его слава перейдет к нам, и мы останемся единственными богами любви. Пойдемте со мной, я сообщу вам мой план (Уходят).

СЦЕНА II.

Другая комната в доме Леонато.

Входят: Дон Жуан и Боракио.

Дон Жуан. И так решено: граф Клавдио женится на дочери Лнонато.

Боракио. Да, синьор; но я могу помешать этому.

Дон Жуан. Всякая задержка, всякая помеха, всякое препятствие будет для меня целебным облегчением. Я болен отвращением к нему; все, что идет против его желаний, согласно моим. Но как можем мы помешать этому браку?

Боракио. Не совсем, конечно, честным образом, синьор, но так скрытно, что плутовства никто не заметит!

Дон Жуан. Скажи как можно короче, что именно ты думаешь сделать.

Боракио

Дон Жуан. Да, я помню.

Боракио. Я могу упросить ее во всякий час ночи показаться в окне Геро.

Дон Жуан. Но какое отношение это имеет к смерти этой свадьбы?

Боракио. Выжать из этого яд - это ужь ваше дело. Отправляйтесь к принцу; не стесняйтесь заявить ему, что он пятнает свою честь, устраивая брак знаменитого Клавдио, которого вы так уважаете, с такой грязной потаскушкой, как Геро.

Дон Жуан. А какого рода доказательства я могу представить?

Боракио. Доказательства совершенно достаточные, чтобы обойти принца, измучить Клавдио, погубить Геро и убить Леонато. Разве этого мало?

Дон Жуан. Я готов на все, лишь бы только им напакостить.

Боракио. Ну, так отправляйтесь, найдите случай поговорить с Дон Педро и с графом Клавдио наедине. Скажите им, что вам наверное известно, что Геро меня любит. Выкажите особенное расположение к принцу и к Клавдио и старайтесь уверить их, что, только дорожа честью брата, устроивающего этот брак, и добрым именем его друга, которого надеются обмануть маской девичества, побуждает вас открыть им это. Конечно, оне едва-ли поверят этому без доказательств. Тогда скажите им, что ради доказательства вы доставите им случай увидеть меня под окном её спальни, услышать, как я буду звать Маргариту - Геро и как Маргарита будет называть меня своим Боракио. Приведите их быть свидетелями этого в ночь накануне свадьбы, так как на это время я уже устрою, чтобы Геро была в отсутствии, и доказательство её коварства покажется им так очевидно, что ревность превратится в полное убеждение и все их приготовления к свадьбе сами собой рухнут.

Дон Жуан. Какой-бы напасти ни вышло из всего этого, я все-таки осуществлю этот план. Если эту комедию ты ловко разыграешь, то получишь тысячу дукатов.

Боракио

Дон Жуан. Сейчас-же отправлюсь узнать о дне их свадьбы (Уходят).

СЦЕНА III.

Сад Леонато.

Входит Бенедикт.

Бенедикт. Эй, мальчик!

Входит мальчик.

Мальчик. Синьор?

Бенедикт. На окне моей комнаты лежит книга; принеси ее мне сюда, в сад.

Мальчик. Я сейчас буду здесь, синьор.

Бенедикт. Знаю, но мне бы хотелось, чтобы ты ушел отсюда и сейчас-же возвратился (Мальчик уходит). Удивляюсь, каким образом человек, который не раз видел, до какой степени бывает смешон тот, кто посвящает себя служению любви, как такой человек, насмеявшись вдоволь над подобными сумасшедшими глупостями в других, может сделаться предметом собственных своих насмешек, влюбившись. А ведь таков именно теперь Клавдио. Было время, когда для него не было другой музыки, кроме барабана и трубы, а теперь он предпочитает слушать флейту и тамбурин. Было время, когда он охотно прошел бы пешком десять миль, чтоб посмотреть на хороший панцырь, а теперь он готов не спать десять ночей подряд, обдумывая покрой нового коллета. Он имел привычку говорить прямо, без обиняков, как честный человек и солдат, а теперь он корчит из себя витию: его речь - фантастическая трапеза, состоящая из самых необыкновенных блюд. Неужели-же и со мной может случиться такое превращение? Неужели и я буду смотреть на это такими глазами? Не знаю, но не думаю; я, конечно, не побожусь, что любовь не превратят меня в устрицу, но могу поклясться, что пока любовь не прекратит меня в настоящую устрицу, я таким дураком не сделаюсь. Одна женщина, скажем, хороша собой,- ну и прекрасно. Другая - умна,- прекрасно; третья добродетельна,- прекрасно, но до тех пор, пока все прелести не соединятся в одной, ни одна не в состоянии прельстить меня. Она должна быть богата,- в этом не может быть сомнения; умна,- в противном случае она мне не нужна, добродетельна,- или я не стану добиваться ея; красива,- или я никогда не стану смотреть на нее; кроткая,- или не подходи ко мне; благородна,- или мне её не надо, еслибы она даже стоила ангела: кроме того, она должна быть разговорчива, и хорошая музыкантша, а волоса должна иметь такого цвета, какими угодно было подарить ее Господу. А! Вот принц с мосье Любовь! Спрячусь в чаще (Прячется).

Входят: Дон Педро, Леонато и Клавдио; за ними следуют Балтазар и музыканты.

Дон Педро. Ну, что-же? услышим-ли мы музыку?

. Да, принц; как тих вечер; точно все замолкло, чтобы дать простор гармонии.

Дон Педро. Видал ты, куда спрятался Бенедикт?

Клавдио. Отлично видел; когда музыка окончится, мы легко справимся с этой юной лисицей.

Дон Педро. Ну, Балтазар, повтори нам эту песню.

Балтазар. О, добрейший принц! Не заставляйте таким скверным голосом безчестить музыку больше одного раза.

Дон Педро. Тот, кто скрывает свой собственный талант, тем самым свидетельствует о его совершенстве. Прошу тебя, пой, не заставляй себя просить больше.

Балтазар. Извольте, я спою. Разве мало найдется вздыхателей, которые умоляют даже таких, которые не стоют этого, по их мнению, и однако умоляют, даже клянутся в любви!

Дон Педро. Ну, начинай, а если хочешь и дальше рассуждать, то рассуждай по нотам.

Балтазар. Прежде, чем услышите мои ноты, обратите внимание на то, что ни одна из них не стоит какой-либо нотации.

Дон Педро. Его слово - точно нотные крючки: все ноты, ноты, нотация... (Музыка).

(про себя). Ну, так и есть: божественная музыка! Душа его сейчас придет в восторженное состояние! Не странно-ли, что бараньи кишки имеют дар вытягивать душу из человеческого тела? Ну, хорошо, когда все кончится, подойдите и ко мне с рогом за платой.

Балтазар (поет):

Не вздыхайте, красавицы, не вздыхайте!

Мужчины всегда были лживы.

Одна нога на берегу, другая в море,-

Никогда не бывают они верны одному предмету.

А потому, не вздыхайте,

Пусть уходят!

Будьте веселы и нарядны,

Превращая все ваши звуки печали

В: эй, Нонни! Нонни!

Не пойте больше песен, не пойте

Песен печальных и мрачных:

Вероломство мужчин всегда было таким,

С тех пор, как лето впервые оделось листвой.

А потому не вздыхайте и пр.

Дон Педро. Честное слово, прекрасная песня!

. И скверный певец, ваше высочество!

Дон Педро. О, нет, нет! Для собственного обихода ты поешь не дурно.

Бенедикт (про себя). Еслибы так завыла собака, то ее немедленно-бы повесили. Молю Господа, чтобы этот скверный вой не напророчил какого-нибудь несчастия. С таким-же удовольствием я бы выслушал и ночного ворона, какое бы затем ни последовало бедствие.

Дон Педро (Клавдио). А и в самом деле отлично! Послушай, Балтазар, прошу тебя, достань нам несколько хороших музыкантов, чтоб завтра ночью они находились под окном спальни Геро.

Балтазар. Сделаю, ваше высочество, что будет возможно.

Дон Педро. Ну, и прекрасно; прощай (Балтазар и музыканты уходят). Подойдите, Леонато; о чем это вы мне говорили сегодня? Не о том-ли, что ваша племянница Беатриса влюблена в синьора Бенедикта?

Клавдио (всторону). Внимание! внимание! птичка уселась! (Громко). Я бы никогда не подумал, чтобы эта девушка могла полюбить мужчину.

Леонато. Да и я тоже. Но удивительнее всего то, что она влюбилась именно в синьора Бенедикта, которого, если судить по своему обращению с ним, терпеть не могла.

Бенедикт (про себя). Неужели это правда? Неужели ветер подул с этой стороны?

Леонато. По правде сказать, я, ваше высочество, не знаю ужь, что и думать: её бешеная страсть превосходит даже бесконечность мысли.

. Но, может быть, она только притворяется.

Клавдио. Это вероятно.

Леонато. О, Господи! притворяется! В таком случае, притворная страсть никогда еще не походила так на действительную страсть.

Дон Педро. Но чем-же она обнаруживает эту страсть?

Клавдио (всторону). Закидывай проворней удочку: рыбка сейчас клюнет.

Леонато. Чем обнаруживает? Она сидит... (К Клавдио). А впрочем дочь моя говорила вам, как...

Клавдио. Действительно...

Дон Педро. То есть, как-же, как-же? скажите мне, прошу вас. Вы удивляете меня; я всегда думал, что её сердце совершенно недоступно порывам любви.

Леонато. Я бы и сам готов был в этом поклясться, ваше высочество, в особенности к Бенедикту.

Бенедикт (в сторону). Все это я бы счел задурачество, если бы это говорилось не этой белой бородой: надувательство не может скрываться под этой величественной наружностию.

(в сторону). Яд попал; пользуйтесь этим.

Дон Педро. А обнаружила она свою любовь к Бенедикту чем нибудь?

Леонато. Нет; она поклялась,что никогда этого не сделает; в этом-то и заключается её мучение.

Клавдио Это совершенно справедливо; ваша дочь говорила: "я обращалась с ним, говорит она, так часто самым презрительным образом - и вдруг стану ему писать, что люблю его?"...

Леонато.Это она говорит всякий раз, когда собирается писать ему. Она по двадцати раз встает ночью, сидит в одной рубашке, пока не напишет целой страницы... Все это говорила нам моя дочь.

Клавдио. Вы упоминаете об исписанной странице; это напоминает мне забавную историю, которую она нам рассказала...

Леонато. Ах, да! Написав письмо, она захотела перечитать его и заметила, складывая его что имена Бенедикта и Беатрисы ложатся одно на другое.

Клавдио. Именно.

Леонато. Тогда она разорвала письмо на тысячи кусочков и стала бранить себя за нескромную мысль писать к мужчине, который, как она знала, посмеется над нею: "Я,- сказала она,- сужу по себе: я-бы непременно вышутила его, если бы он вздумал мне написать; да, хотя я и люблю его, а все-таки вышутила бы его".

Клавдио. Затем, она падает на колени, плачет, рыдает, бьет себя в груд,рвет себе волосы, клянется, молится: "О, мой милый Бенедикт! Дай мне силы, о Боже!"

. Да, так говорит моя дочь. Страсть до такой степени обладела ею, что дочь побаивается, как бы она не наложила на себя руки с отчаяния. Все это сущая правда.

Дон Педро. Было-бы хорошо, еслибы Бенедикт узнал об этом как-нибудь стороной, если ужь она сама не хочет признаться ему в любви,

Клавдио. Да зачем? Он сделает из этого забаву и еще больше будет мучить несчастную девушку.

Дон Педро. Если бы он сделал это, то его стоило бы повесить; она такая прекрасная девушка, и никакое сомнение не может коснуться её добродетели.

Клавдио. И к тому же очень умна.

Дон Педро. Да, во всем, но не в любви к Бенедикту.

Леонато. О, ваше высочество, тогда, когда разум и гневь спорят между собой в таком нежном теле, то можно держать десять против одного, что кровь победит. У меня ведь есть достаточная причина пожалеть о ней: я ведь и дядя ей, и опекун.

Дон Педро

Леонато. А хорошо-ли это будет? как вы думаете?

Клавдио. Геро уверена, что она непременно умрет, потому что она и сама говорит, что умрет, если он не полюбит ее, и умрет прежде, чем скажет, что любит его, даже если он и посватается за нее, то она предпочтет умереть, чем отречься от своих обычных насмешек над ним.

. Она права; если она признается ему, то очень может быть, что он вышутит ее; потому-что у него, как вы все знаете, насмешливые наклонности.

Клавдио. Но он человек прекрасный.

Дон Педро

Клавдио. Да; по моему, он и умен.

Дон Педро. Конечно; по временам в нем проглядывают как-бы блестки остроумия.

. К тому-же, я думаю, что он храбр.

Дон Педро. Как Гектор, я вас могу уверить, а когда возникает ссора, там он даже мудрецом становится, потому что он или с ловкостью уклоняется от неё или принимает в ней участие с истинно-христианским страхом.

Леонато

Дон Педро. Так он и действует, ибо он действительно боится Бога, хотя в этом можно было-бы сомневаться, по кое-каким уже слишком вольным его шуткам. Во всяком случае, мне очень жаль вашу племянницу. Не поищем-ли Бенедикта и не скажем-ли ему о её любви?

Клавдио. Нет, не будем ему говорить об этом, ваше высочество; пусть лучше он убьет ее, благодаря доброму совету.

. Но это невозможно: она скорее убьет свое собственное сердце.

Дон Педро. Ну, хорошо, послушаем, что скажет ваша дочь; в ожидании, страсть, может быть, и поостынет. Я очень люблю Бенедикта и желал бы, чтобы он скромно подумал о себе и увидал, что недостоин такой прекрасной женщины.

Леонато

Клавдио (в сторону). Если после этого он не станет бредить ею, то я ни на что больше не буду рассчитывать.

Дон Педро (в сторону). Нужно устроить такую-же точно ловушку и для нея; это - дело вашей дочери и её прислужницы. Очень будет забавно, когда каждый будет убежден, что любим другим, а в самом деле ничего этого нет! Эту сцену я-бы хотел видеть; она, вероятно, будет немая. Пошлем позвать ее к обеду. (Уходят: Дон Педро, Леонато и Клавдио).

. Не шутка-же это; разговор был серьезен. Все это они знают от Геро. Кажется, что они жалеют Беатрису: видно, что страсть её дошла до последней крайности. Она любит меня! Ну, что-ж, надо отблагодарить ее за это! Я только что услышал, как они меня осуждают; они говорят, что я загоржусь, когда узнаю о её любви; они говорят также, что она предпочтет умереть, чем обнаружить малейшими знаками свою любовь... Я никогда не думал жениться... Я не должен казаться гордым. Счастливы те, кто, слыша порицание себе, могут воспользоваться им и исправить себя. Они говорят, что она хороша собой. Об этом я и сам могу засвидетельствовать; и добродетельна,- да, правда, и этого не могу отрицать; умна,- только не в любви ко мне!.. Говоря правду, это не прибавка к её уму, даже не доказательство её глупости... потому-что, пожалуй, и я могу влюбиться в нее страстно... Может случиться, что меня забросают какими-нибудь крохами оотроумия за то, что я так долго возставал против брака. Но разве вкусы не меняются? В юности человек любил такое кушанье, которое он терпеть не может в старости. Могут-ли все эти колкости, фразы, бумажные шарики, бросаемые миром, своротить человека с того, что ему по вкусу? Нет! Мир должен-же населяться. Когда я говорил, что умру холостяком, то не думал, что доживу до свадьбы.- А вот и Беатриса. Клянусь светилом, она хороша собой. Я уже замечаю в ней кое-какие признаки любви.

Входит Беатриса.

Беатриса. Меня против воли отправили просить вас к обеду.

. Благодарю вас за труд, прекрасная Беатриса.

Беатриса. Я столько же потрудилась ради этой благодарности, сколько и вы потрудились, чтобы меня поблагодарить: еслибы мне было это так трудно, то я бы и не пришла сюда.

Бенедикт

Беатриса. Да, именно на столько, на сколько вы можете взять на кончик ножа и не отравить галки... Вы не голодны, синьор? Прощайте. (Уходит).

Бенедикт. Ага! "Меня против воли послали пригласить вас к обеду". Тут скрывается двойной смысл. "Я столько же потрудилась ради этой благодарности, сколько и вы потрудились, чтобы меня поблагодарить!" То-есть, другими словами. потрудиться для вас мне так же легко, как и благодарить... Я буду негодяем, если не сжалюсь над нею. Я буду жидом, если не полюблю ее. Пойду, достану её портрет (Уходит).