Антоний и Клеопатра.
Действие четвертое.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Лагерь Цезаря под Александрией.

Входят: Цезарь, читая письмо, Агриппа, Меценат и другие.

Цезарь. Он обращается со мной, как с мальчишкой, угрожает мне, как будто-бы имеет власть выгнать меня из Египта. Он высек моего вестника; он вызывает меня на странный бой - Цезаря против Антония. Пусть-же узнает старый развратник, что у меня есть множество других способов умереть, а пока я смеюсь над его вызовом.

Меценат. Цезарь должен-же знать, что бешенство такого великого человека - признак его окончательного падения. Не давай ему одуматься, но живо воспользуйся его заблуждениями. Ярость всегда была плохой охраной.

Цезарь. Дай знать нашим лучшим вождям, что завтра мы дадим последнюю из многих битв... В наших рядах достаточно беглецов из антониева войска, способных его изловить. Наблюди, чтобы это было сделано, и устрой пир для войска. У нас много запасов для продовольствия, и войска, конечно, заслужили нашу щедрость. Бедный Антоний! (Уходят).

СЦЕНА II.

Александрия. Во дворце.

Входят: Антоний, Клеопатра, Энобарб, Хармиона, Ира, Алексас и другие.

Антоний. Он не хочет сразиться со мной, Домиций?

Энобарб. Нет.

Антоний. Почему-же?

. Потому что думает, будто в двадцать раз счастливее тебя, и не хочет ставить двадцати против одного.

Антоний. Воин, завтра я буду драться на море и на суше; я выйду с честью и окуну свою славу в кровавую ванну, которая оживит ее. Готов-ли ты храбро сражаться?

Энобарб. Я буду драться с криком: нет пощады!

Антоний. Хорошо сказано! Идем! Пусть позовут слуг и пусть эту ночь во всем будет полное изобилие на нашем пиру!

Входят слуги.

Дай мне руку... Ты мне был всегда верен... И ты также... И ты... и ты... Вы хорошо мне служили... а вашими товарищами были цари.

Клеопатра. Что это значит?

Энобарб (всторону). Одна из странностей, выжимаемых из души горем.

Антоний. И ты тоже, верный слуга! Я хотел-бы разделиться на столько частей, сколько вас всех, и видеть вас всех соединенными в одном Антоние, чтобы служить вам так-же хорошо, как вы служили мне!

Слуги. Да не допустят этого боги!

Антоний. Ну, добрые товарищи, будьте при мне в эту ночь, не жалейте моих кубков, ухаживайте за мною, как будто мое государство все еще товарищ вам и все внимает моим повелениям.

Клеопатра

Энобарб. Заставить плакать своих друзей.

Антоний. Послужите мне еще эту ночь. Быть может, скоро наступит конец вашей службе; быть может, вы не увидите меня больше, или увидите изувеченной тенью. Быть может, завтра вы будете служить уже другому господину. Я смотрю на вас, как человек, прощающийся на веки. Мои верные друзья! я не гоню вас от себя; как господин, я сочетался с вашей службой и расстанусь с ней только со смертью. Будьте со мной эту ночь, еще какие-нибудь два часа, не больше... и да вознаградят вас боги!

Энобарб. Чего ты хочешь от них, полководец? Зачем лишать их храбрости? Смотри, они плачут. И я, осел этакий... у меня тоже лук попал в глаза. Не делай нам сраму... не превращай нас в женщин.

Антоний. Довольно, довольно, довольно! Пусть ведьма утащит меня, если у меня было в мыслях такое намерение! Пусть на месте падения этих слез взростет добро! Великодушные друзья мои, вы принимаете слова мои в черезчур горьком смысле; я говорил, чтобы воодушевить вас, когда просил осветить эту ночь факелами! Знайте-же мужественные сердца, что я сильно надеюсь на завтрашний день. И если я веду вас на бой, то исключительно только потому, что верю больше в победу и жизнь, чем в смерть и славу. Пойдем ужинать; идем и утопим в вине раздумье (Уходят).

СЦЕНА III.

Александрия. Перед дворцом.

Входят: два воина.

1-й воин. Покойной ночи, брать. Завтра будет денек.

2-й воин. Который решит все. О, боги, даруйте нам в бою успех! Ты не слыхал ничего особенного на улице?

1-й воин. Ничего: а что новаго?

2-й воин. Вероятно, это лишь пустые толки. Спокойной ночи.

. Прощай, друг.

Входят: два другие воина.

2-й воин. Воины! Смотреть в оба!

3-й воин. И ты тоже! Покойной ночи! (Первые два воина занимают посты в глубине сцены).

4-й воин. Здесь наше место (Отходят на авансцену). Если завтра посчастливится флоту, я уверен, что и сухопутные войска будут держаться стойко.

3-й воин. Да, у нас храброе войско, и оно полно решимости (Звуки гобоев над сценой и под нею).

4-й воин. Тише! Что это за шум?

1-й воин. Слушайте, слушайте!

2-й воин. Тише!

1-й воин. Музыка в воздухе!

3-й воин

4-й воин. Хорошее предзнаменованье,- не так-ли?

3-й воин. Нет.

1-й воин. Тише-же, говорю вам. Что это значит?

2-й воин. Это Геркулес, любимый бог Антония, покидает его сегодня.

1-й воин. Вперед! Узнаем, слышали-ли другие часовые то же, что мы (Направляются к другому посту).

2-й воин. Ну что, друзья?

Несколько воинов. Слыхали вы?

1-й воин. Да, не странно-ли это?

3-й воин. Слышите, друзья, слышите?

1-й воин

Несколько воинов (разом). Конечно, конечно! Как это странно! (Все уходят).

СЦЕНА IV.

Александрия. Во дворце. Разсвет.

Входят: Антоний и Клеопатра, сопровождаемые Хармионой и другими.

Антоний, Эрос! Мое вооружение, Эрос!

Клеопатра. Усни немножко.

Антоний. Нет, голубка... Эрос, скорее-же; мои доспехи, Эрос!

Входит Эрос с доспехами.

Друг, покрой меня железом. Если фортуна не будет нашей сегодня, то только потому, что мы издеваемся над нею. Вперед!

Клеопатра. Я хочу тебе помочь. Это куда?

Антоний. Оставь, оставь это... ведь ты оруженосец моего сердца. Вот ты и ошиблась, ошиблась!.. Сюда это, сюда!

Клеопатра. Постой! Вот! Я хочу помочь тебе. Вот так.

. Хорошо, хорошо. Мы теперь справимся. Ну старый друг, или, вооружайся теперь сам.

Эрос. Сейчас.

Клеопатра. Разве я дурно застегнула?

Антоний. Чудесно, чудесно; тот узнает, что такое буря, кто осмелится расстегнуть это раньше, чем я сам захочу разоблачиться для отдыха. Сплоховал Эрос; но царица - лучший оруженосец, чем ты. Поторопимся. О, моя любовь, отчего ты не можешь видеть, как я буду сегодня сражаться, и присутствовать при моих царских занятиях, ты-бы увидела, какой я хороший работник?

Входит вооруженный воин.

Здравствуй, добро пожаловать! ты похож на человека, снабженного военным поручением; для любимого дела и встаем рано,- отправляемся на работу с радостью.

1-й воин. Как-бы ни было рано, но уже тысячи воинов в военных доспехах ждут тебя у пристани.

Крики, трубы. Входят военачальники и воины.

2-й воин. Утро прекрасное... Здравствуй, полководец!

Все. Да здравствует полководец!

Антоний. Прекрасный привет, друзья мои! Утро, как гений даровитого юноши, который хочет заставить говорить о себе, начинается рано. Так... так, Эрос... Ну-ка, дай мне это сюда... таким образом... Хорошо. Будь счастлива, царица, что бы со мной ни случилось! (Целует ее). Это поцелуй воина, но я был бы достоин порицания и самых сильных обвинений, если-бы вздумал продлить прощанье и отдаться нежностям... Я должен покинуть тебя, как человек, закованный в железо.- Вы, которые жаждете битвы,- за мной! Я доставлю вам случай... Прощай! (Уходят: Антоний, Эрос и воины).

Хармиона. Не хочешь-ли пойти в свою комнату?

Клеопатра

СЦЕНА V.

Лагерь Антония близь Александрии.

Труби. Антоний входит в сопровождении Эроса, встречается с воином.

Воин. Да соблаговолят боги, чтобы этот день стал счастливым для Антония!

Антоний. А! Отчего твои раны и твои советы не убедили меня сражаться на суше!

Воин. если-бы ты это сделал,- возмутившиеся цари и воин, покинувший тебя сегодня утром, еще шествовали бы теперь в твоей свите.

Антоний. Кто-же покинул меня сегодня утром?

Воин. Кто? - Тот, кто вечно был с тобою. Кликни Энобарба, и ты не услышишь более его голоса, или услышишь его из лагеря Цезаря, откуда он ответит тебе: "я уже не из твоих более".

Антоний. Что ты говоришь?

Воин. Да, он перешел к Цезарю.

Эрос. Он оставил все свои вещи и сокровища здесь.

Антоний. Он, действительно, передался?

Воин. Это как нельзя более верно.

Антоний. Эрос, ступай, отправь ему его вещи; сделай это скорей и не утаи ни единого обола, я тебе это запрещаю; напиши ему самое теплое прощальное письмо,- я подпишу его; скажи ему, что я желаю, чтобы отныне у него не было поводов изменять своему повелителю... О, моя судьба развратила даже честных людей... Торопись же... Эрос! (Уходят).

Лагерь Цезаря близь Алексагдрии.

Трубы. Входят: Цезарь, сопровождаемый Агриппой, Энобарбом и другими.

Цезарь. Ступай, Агриппа, и начинай битву; моя воля, чтобы Антоний был захвачен живым: оповести об этом.

Атриппа. Повинуюсь, Цезарь (Уходит.)

Цезарь. Близко время всеобщего мира; если этот день будет счастливым, все трт части света украсятся мирною веткой оливы.

Входит Вестник.

Вестник. Антоний прибыл на поле битвы.

Цезарь. Ступай, скажи Агриппе, чтобы он в первые ряды поставил перебежчиков; пусть ярость Антония обрушится как-бы на него самого (Цезарь со свитой уходит).

Энобарб. И Алексас изменил. Посланный в Иудею по делу Антония, он убедил великого Ирода передаться на сторону Цезаря и покинуть своего царя Антония; за его труды Цезарь приказал его повесить. Канидий и другие перебежавшие приобрели места, но не почетную доверенность. И я поступил скверно, и я виню себя так горько, что никогда не видать мне радости.

Входит воин Цезаря.

Воин. Энобарб! Антоний возвращает тебе все твои сокровища, вместе с своим приветом. Его вестник прибыл под моей охраной и находится теперь около твоей палатки, разгружая мулов.

Энобарб. Я отдаю все это тебе.

Воин. Не шути, Энобарс. Я тебе говорю правду. 'Ты бы хорошо сделал, если-бы проводил посланного до выхода из лагеря; я должен вернуться к своему посту, а то я бы сам это сделал. Ваш - все еще настоящий Юпитер (Уходит).

Энобарб. Я настоящий негодяй и первый сознаю это О, Антоний, рудник великодушия! Какой-бы ценой наградил ты мою верную службу, ты, увенчавший золотой короной мою измену! Мое сердце рвется на части, и если его не сокрушит жестокое раскаянье, его сокрушит что либо еще более жестокое; но довольно и раскаянья,- я это чувствую; мне сражаться против него! Нет! Пойду отыщу какую-нибудь яму и умру в ней.Самая грязная яма будет самой лучшею могилой для позорнейшего конца моих дней (Уходит).

СЦЕНА VII.

Поле битвы. Шум сражения. Барабаны и трубы.

Входит Агриппа, в сопровождении воинов.

Агриппа. Назад! Мы зашли слишком далеко; самому Цезарю пришлось похлопотать; сопротивление значительно сильнее, чем мы могли ожидать (Уходят).

Шум битвы. Входят: Антоний и раненый Скар.

Скар. О, мой храбрый повелитель, вот что называется сражаться! Дерись мы так же тогда, мы прогнали-бы их назад с головами в тряпье.

Антоний. Но ты истекаешь кровью.

Скар. У меня была здесь вначале рана, похожая на Т, теперь она обратилась в Н.

Антоний. Они отступают.

Скар. Мы загоним их в норы. На моем мече хватит места еще зарубок на шесть.

Входит Эрос.

Эрос. Они разбиты, я наш перевес похож на славную победу.

Скар. Помнем-ка им спины и будем ловить их, как зайцев - сзади; огромное удовольствие колотить трусов.

. Я вознагражу тебя раз за твое веселое расположение духа и десять раз за твою храбрость. За мной!

Скар. Следую за тобой, ковыляя (Уходят).

СЦЕНА VIII.

Под стенами Александрии.

Марши входит под его звуки Антоний; Скар с войском следует за ним.

Антоний. Мы его прогнали назад в самый его лагерь. Бегите вперед, возвестите царице грядущия к ней радостные вести. Завтра, до восхода солнца, мы прольем кровь. ускользнувшую от нас сегодня. Я благодарю вас всех, потому что у вас храбрые руки и потому что вы дрались не как слуги другого, а как будто мое дело было личным делом каждого из вас; вы все показали себя Гекторами. Возвращайтесь в город, поцелуйте ваших жен, ваших друзей и расскажите им про свои подвиги, в то время, как они слезами радости будут омывать вашу запекшую её кровь и поцелуями заживлять ваши почетные раны (Скару). Дай мне руку.

Входит Клеопатра со свитой.

Этой дивной чаровнице я поведаю дела твои, чтобы она благословила тебя своей благодарностью. О, ты, свет денницы, обойми мою закованную в железо шею; проберись, не смотря на этот панцырь, к сердцу моему и радуйся в порыве его торжества!

Клеопатра. О, Царь царей! О, беспредельный герой! И вот ты возвратился, с улыбкой на устах, из страшных сетей человечества!

Антоний. О, соловей мой! Мы их загнали в самые кровати. Вот видишь-ли, милая, хотя седые волосы и перемешаны на моей голове с темными, но у меня еще довольно сил, чтобы проявлять энергию и не осрамиться перед самою юностью. Взгляни на этого человека; дозволь устам его коснуться твоей чудной руки. Лобзай эту руку, горой; он сражался сегодня как бог, возненавидевший человечество и принявший вид воина, чтобы разгромить и уничтожить мир.

Клеопатра. Друг, я подарю тебе золотое вооружение, принадлежавшее царю.

Антоний. Он заслужил его, хотя бы оно было сплошь унизано карбункулами, как священная колесница Феба! Дай мне твою руку; вступим торжественно в Александрию; понесем впереди щиты наши, изрубленные, как сами их носители. если-бы наш дворец мог вместить все наше войско, мы поужинали-бы все вместе и выпили-бы круговую в честь завтрашнего дня, чреватого опасностями для царей. Трубачи, оглушите город звуками меди, слейте их с треском литавр и барабанов, чтобы небо и земля слились в торжественном гимне, приветствуя наше приближение!

СЦЕНА IX.

Лагерь Цезаря в лунную ночь.

1-й воин. Если нас не сменят через час, мы должны будем вернуться к главному посту. Ночь светла, и говорят, что битва начнется во втором часу утра.

2-й воин. День был для нас скверен.

Энобарб. О, ночь! Призываю тебя в свидетеля...

3-й воин. Кто это?

2-й воин. Подойдем и послушаем.

Энобарб. Будь мне свидетелем, священная луна, когда история начнет с негодованием произносить имена изменников, что бедный Энобарб раскаялся перед лицом твоим.

1-й воин. Энобарб!

3-й воин. Тише! Послушаем еще.

Энобарб. О, верховная владычица глубокой грусти, пролей на меня ядовитые пары ночи, дабы эта жизнь, упорно не покидающая меня против моей воля, не тяготила меня больше. Ударь, сердце мое, о твердый камень моей измены, и пусть оно, изсушенное горем, рассыпется в прах и покончит со всеми горькими думами. О, Антоний, твое благородство сильнее моей измены; с своей стороны, прости меня, и тогда пусть мир записывает меня в один список с беглецами и изменниками! О Антоний, Антоний! (Умирает)

2-й воин

1-й воин. Послушаем его еще: то, что он говорит, не безъинтересно для Цезаря.

3-й воин. Да, но он заснул!

1-й воин. Мне кажется скорее, что он лишился чувств; потому что никогда еще такая раздирающая душу мольба не вызывала сон.

2-й войн. Подойдем к нему.

3-й воин. Проснись, проснись; поговори с вами.

2-й воин. Слышишь?..

1-й воин. Десница смерти коснулась его (Звуки барабанов вдали). Слышите... Звуки барабанов будят заснувшее войско... Отнесем его к главному посту: ведь он не из простых. Наш час теперь прошел.

3-й воин. Внесем-же его: может быть,он еще очнется (Уходят, унося тело).

СЦЕНА X.

Между двумя лагерями;

Входят, сопровождаемые войском: Антоний и Скар.

. Сегодня они приготовляются к морской битве; мы им не понравились на суше.

Скар. Будут биться и на море, и на суше.

Антоний. Я хотел бы, чтобы было возможно драться и в огне, и в воздухе; мы и там сразились бы с ними; ни слушай: наша пехота, расположенная по соседним высотам города, останется с нами; мы отдали приказания флоту, и он уже оставил гавань. Пойдем, поищем места, откуда бы нам можно было видеть порядок боя и следить" за передвижениями войск (Уходят).

Входит Цезарь во главе своих войск

Цезарь. Если он нападет, мы все-таки останемся неподвижно на суше; но нам не придется выжидать, потому что его лучшие войска отправлены на корабли. Займем равнину и вместе с тем выгодное положение (Уходят).

Вновь входят: Антоний и Скар.

Антоний. Они еще не схватились. С того места, где ростет сосна, можно все видеть: я вернусь немедленно сообщить тебе, какой оборот примут дела (Уходит).

Скар. Ласточки свили гнезда в парусах Клеопатры. Авгуры говорят, что они ничего не знают, не понимают, смотрят с мрачным видом и не смеют высказать свои мысли. Антоний то храбрится, то падает духом; его потрясенное счастье попеременно наполняет его надеждой и страхом за то, что он имеет уже, и за то, чего не имеет. (Отдаленный шум морской битвы).

Антоний возвращается.

Антоний. Все погибло! Подлая египтянка мне изменила; мой флот передался неприятелю,- и вот они кидают там шапки на воздух и напиваются все вместе, как друзья бывшие долго в разлуке... Трикраты развратная блудница! Ты продала меня этому молокососу, и мое сердце воюет теперь только с тобой одной... Скажи, чтобы все бежало потому что, как только я отомщу чародейке, для меня все будет кончено... Скажи им всем, чтобы бежали, ступай! (Скар уходит). О, солнце, я не увижу больше твоего восхода! Фортуна и Антоний расстаются здесь; здесь мы пожмем друг другу руки...Вот до чего дошло! Сердца, пресмыкавшиеся, как собаченки, у моих пят, сердца, которым я ни в чем не отказывал, тают и распространяют свой аромат на расцветающего Цезаря, и сосна, дававшая всем тень, стоить ободранная. Я обмануть! О, черная душа Египта! О, коварная чародейка, один взгляд которой посылал меня в битву или возвращал к домашнему очагу, грудь которой была моей короной и моей высшей целью! Настоящая цыганка, подлой игрой своей она обманула меня, разорила мое сердце! Эрос! Эрос!

Входит Клеопатра.

А, дьявольское исчадие! Исчезни!..

Клеопатра. За что сердится мой повелитель на свою любовь?

. Исчезни, или я награжу тебя тем, что ты заслуживаешь, и испорчу триумф Цезаря. Пусть возьмет он тебя и выставить на потеху ликующих плебеев; пусть влечет он тебя за колесницей своей, как гнуснейшее из пятен всего твоего рода. Пусть показывает тебя, грязное чудовище, за самую мельчайшую монету; пусть кроткая Октавия избороздит лицо твое острыми ногтями (Клеопатра уходит). Хорошо сделала, что ушла, если жизнь еще чего нибудь стоит для тебя: все-таки лучше было бы тебе погибнуть от моего гнева, потому что эта смерть избавила бы тебя от тысячи других. Эй! Эрос! На мне рубашка Несса; о, Алкид, мой предок; вдохнови меня своей яростью; дай мне силу забросить Лихаса на рога месяца; дай мужество этой руке, игравшей когда то тяжелейшими мечами, героически уничтожить самого себя! Ведьма умрет: она продала меня римскому мальчишке, и я гибну от этой измены: за это она умрет. Ко мне, Эрос! (Уходит).

СЦЕНА XI.

Александрия. Во дворце Клеопатры.

Входят: Клеопатра, Хармиона, Ира и Мардиан.

Клеопатра. Ко мне на помощь, женщины! Он неистовствует страшнее, чем сын Теламона неистовствовал за ахиллов щит; и фессалийский вепрь не был столь ужасен!

Хармиона. Спрячься за могильной плитой; запрись там и вели ему сказать, что ты умерла. Ведь расставанье души с телом не более ужасно, чем расставанье с величием.

Клеопатра"Антоний". прошу тебя, смягчи его своим рассказом, Ступай, Мардиан, и вернись сказать мне, как он примет известие о моей смерти. В могилу! Идем! (Уходят).

СЦЕНА XII.

Александрия. Во дворце Антония.

Входят: Антоний и Эрос:

Антоний

Эрос. Да, мой повелитель.

Антоний. Мы иногда видим облако, похожее на дракона, иногда клубы пара, принимающего образы льва или медведя. Иногда видим мы крепости, украшенные башнями, или висящия скалы, зубчатые горы, синеющие мысы, увенчанные деревьями, помавающими своими главами миру. Ты видел эти призраки; это все порождения темных сумерек.

Эрос. Да, видал.

. Только одно движение мысли,- и то, что были лошадью, разлагается и исчезает в облаках, как вода в воде.

Эрос. Правда, мой повелитель.

Антоний. Итак, мой верный Эрос, твой военачальник теперь нечто вроде этих видений. Я еще Антоний, но я уже не могу больше сохранить эту видимую оболочку, о мой слуга! Для этой египтянки я воевал,- и эта царица, сердцем которой думалось мне, я владел, как она владела моим (которое, будь оно свободным, в свою очередь владело бы миллионом других сердец, теперь отпавших),- эта царица говорю я, Эрос, подтасовала карты для Цезаря, продала мою славу для триумфа моего врага! Ступай, не плачь-же, мой добрый Эрос; у меня остался еще я сам, чтобы покончить с собою.

О проклятие твоей подлой царице! Она украла мой меч!

Мардиан. Нет, Антоний; она любила тебя, и её судьба безраздельно была соединена с твоею.

Антоний

Мардиан. Смерть - долг, уплачиваемый только один раз,- и она его уже заплатила. То, что ты хотел сделать, сделано; её последния слова были: "Антоний, благородный Антоний!" Тогда раздирающий душу крик вырвался из её уст, и имя Антония замерло между её сердцем и устами: она отдала свою душу, похоронив в ней твое имя.

Антоний. Так она умерла?

. Умерла!

Антоний. Эрос, сними с меня доспехи! Труд длинного дня окончен,- пора уснуть. Ступай, Мардиан, отсюда невредимым и считай, что тебе хорошо заплочено за твое поручение. Ступай (Мардиан уходит). Скорей, сними с меня все это.- Семилиственный щит Аякса не миг бы сдержать биений моего сердца! О, разверзись же, грудь! Сердце, будь же хоть один раз сильнее того, что сдерживает тебя, и изломай в куски бренную оболочку. Скорее, Эрос, скорей! Я более не воин! Долой лохмотья моих доспехов! Я вас носил с честью! Оставь меня на минуту (Эрос уходит). Я догоню тебя, Клеопатра, и вымолю прощенье. Да, так нужно, ибо теперь всякая отсрочка - пытка. Факел потушен,- ложись скорей, зачем бродить еще в потемках! Всякое старание теперь было-бы напрасно и принесло бы несомненную потерю; сама сила задушила бы себя своими усилиями. Клади скорей печать, и все кончено. Эрос! Иду, моя царица! Эрос! Подожди меня. Там, где души покоятся на лоне цветов, мы будем шествовать рука об руку и изумлять духов своим торжественным появлением. Дидона и Эней потеряют своих почитателей и толпа призраков последует за нами. Эрос! Эрос!

Входит Эрос.

Эрос

Антоний. С тех пор, как умерла Клеопатра, я живу в таком безчестии, что боги возненавидели мою низость. Я, который мечем своим расчленял мир и который на спине зеленого Нептуна воздвигал города своими кораблями,- я обвиняю себя в неимении мужества женщины, я слабее её своею смертью, сказавшей Цезарю: "Я победила сама себя!" Ты клялся мне, Эрос, что, если когда нибудь обстоятельства потребуют (а они теперь этого требуют) что если когда либо я увижу за собой погоню ужаса и безчестия, от которых мне некуда будет скрыться, ты клялся мне, что тогда, по моему приказанию, ты меня умертвишь. Сделай-же это. Час настал. Ты не меня убьешь,- ты ограбишь Цезаря. Возврати румянец на свои щеки.

Эрос. Да удержат боги руки мои! Сделаю-ли я то, чего не могли сделать все парфянские стрелы, несмотря на то, что оне были вражескими?

Антоний стыдом, за колесницей торжествующего Цезаря?

Эрос. Нет, я не хотел-бы этого видеть.

Антоний. Так делай-же! Ведь я могу быть вылечен только раной! Вынь-же этот благородный меч, который ты с такой честью носил во славу отечества!

Эрос. О, пощади!

. Когда я отпускал тебя на волю, не клялся-ли ты исполнить то, что я потребую от тебя? Делай-же скорее; или все твои прошлые услуги для меня ничто и не более невольных случайностей? Вынь свой меч и приблизься.

Эрос. Отврати от меня это благородное лицо, на котором сияет величие целаго мира.

Антоний (отворачиваясь). Ну!..

Эрос

Антоний. Да исполнит он скорее то, ради чего ты его вынул!

Эрос. Мой дорогой повелитель, мой военачальник, мой царь! Дозволь, прежде чем нанести тебе кровавый удар, проститься с тобою.

Антоний

Эрос. Прощай, великий полководец. Разить-ли?

Антоний. Да, Эрос, да.

Эрос. Ну так вот! (Падает на свой меч). Таким образом избавлюсь я от горя видеть смерть Антония (Умирает).

. Друг, ты трижды более благороден, чем я; ты мне показал себя храбрым героем, каковым должен был быть я сам - и не мог. Моя царица и Эрос показали мне своим храбрым примером, что значит благородство. Теперь я уже жених смерти и кинусь к ней, как к ложу возлюбленной. Эрос, твой повелитель умирает твоим учеником. Вот чему научил ты меня! (Бросается на меч). Как! Еще не умер, еще не умер! Стража - сюда! О, прикончите меня!

Входят: Дерцет и стража.

1-й стражник. Что здесь за шум!

. Друзья, я оплошал. О, докончите то, что я начал!

2-й стражник. Пала звезда.

1-й стражник

Все. О, горе, горе, горе!

Антоний. Кто любит меня, тот добьет меня до смерти!

1-й стражник

2-й стражник. Ни я.

3-й стражник. Никто из нас! (Стража уходит).

. Твоя судьба и твоя смерть гонят твоих приближенных (Подымая меч Антония). Этот меч я понесу Цезарю, и весть моя о случившемся введет меня к нему в милость.

Входит Диомед.

Диомед. Где Антоний?

Дерцет

Диомед. Жив еще? Что-же ты не отвечаешь? (Дерцет уходит).

Антоний. Ты-ли это, Диомед? Обнажи-же меч и рази им, пока я не умру.

. Великий полководец! Царица Клеопатра прислала меня к тебе.

Антоний. Когда послала она тебя?

Диомед

Антоний. Где-же она?

Диомед. Она скрылась в гробнице. Она пророчески боялась того, что случилось. Видя, что, вследствие недоверия, ты заподозрил ее в сношениях с Цезарем и что твоя ярость была неизлечима, она послала сказать тебе, что умерла. Но затем боясь последствий этой вести, она поручила мне сказать тебе правду, и я боюсь, что явился слишком поздно.

. Слишком поздно, добрый Диомед! Позови ко мне мою стражу.

Диомед. Эй, стража! Сюда вас зовет Антоний!

Входит стража.

. Снесите меня, друзья, туда, где укрылась Клеопатра. Это последняя услуга, которую я потребую у вас.

1-й стражник. Какое горе, что ты не мог пережить последнего верного тебе слугу.

Все. Тяжелый день!

. О, храбрые товарищи! не тешьте жестокую судьбу сокрушением. Примем-же хорошенько врага, пришедшего нас покарать; покараем его сами кажущейся беспечностью. Подымите меня. Я часто предводительствовал вами. Снесите меня, в свою очередь, добрые друзья мои, и примите все мою благодарность (Стражи уходят, унося Антония).

СЦЕНА XIII.

Александрия. Могильный памятник.

Клеопатра, Хармиона и Ира.

. О, Хармиона, я никогда не выйду отсюда.

Хармиона. Утешься, добрая царица!

Клеопатра

Входит Диомед.

Ну что? Умер-ли он?

Диомед. Он близок к смерти, но еще не умер. Посмотри в окно своего памятника.Стража несет его (Стража несет Антония).

. О, солнце, сожги обширную вселенную, по которой ты катишь круг свой, и пусть мрак закроет сильно изменившийся вид земли. О, Антоний, Антоний, Антоний! Хармиона, на помощь; на помощь, Ира! На помощь, друзья! Подымите его сюда!

Антоний. Тише! Не могущество Цезаря сокрушило Антония,- сам Антоний сокрушил себя.

Клеопатра

Антоний. Я умираю! Я умираю, царица, но я молю у смерти задержки, чтобы из многих тысяч поцелуев запечатлеть на твоих устах последний, бедный поцелуй.

Клеопатра. О, прости мне, милый друг, я не смею; я не смею сойдти, боясь, что меня схватят; никто никогда не увидит меня на царственном триумфе счастливого Цезаря, если ножи, яды, змеи имеют острие, жало и действия - я спасена! Твоя жена Октавия, с её добродетельным взглядом и невозмутимым равнодушием, не будет иметь чести оскорбить меня. Сюда, сюда Антоний! Помогите мне, милые, поднять его сюда! Помогите-же мне!

. Скорей, скорей, или меня не станет.

Клеопатра. О, как это трудно! Как ты тяжел, мой милый! А может быть наши силы истощились убивающим нас горем. Если-бы у меня была власть великой Юноны, тебя поднял-бы сильнокрылый Меркурий и посадил-бы рядом с Юпитером. Ко мне, ко мне! Еще маленькое усилие! Желания всегда были глупостью. Ко мне, ко мне, ко мне! (Втаскивает Антония к себе). Добро пожаловать, добро пожаловать! Умри, где жил, и оживись под моими поцелуями. О, если-бы мои губы имели силу одухотворить тебя, я-бы истощила теперь эту силу.

Все. О горестное зрелище!

. Я умираю, Клеопатра, умираю! Дай мне несколько капель вина, чтобы я мог говорить.

Клеопатра. Нет, дай мне говорить. Я буду издеваться так жестоко, что сама лживая фортуна, выведенная из терпения моими насмешками, сломает свое колесо.

Антоний

Клеопатра. Эти две вещи несовместимы.

Антоний. Милая, послушай меня. Из всех приближенных Цезаря не доверяй никому, кроме Прокулея.

. Я доверюсь только своей решимости и твердости руки, но никогда не доверюсь никому из приближенных Цезаря.

Антоний. Не плачь о несчастном конце жестокой судьбы моей; вспомни лучше о прежних днях счастья, когда я был самым могущественным и славным повелителем мира; я умираю сегодня, но умираю без унижения и трусости; если я снял свой шлем, то перед соотечественниками и, как римлянин, побежденный римлянином. Отходит мой дух... не могу больше... (Умирает).

Клеопатра лавры войны, знамя воина погибло! Мальчики и девченки отныне стали равны мужчинам, нет более превосходства и ничего более не осталось достойного внимания под луной!

Хармиона. О, успокойся, царица!

Ира. И она умерла.

Хармиона

Ира. Повелительница!

Хармиона. О, царица, царица, царица!

Ира. Владычица Египта! Царица!

. Тише, тише, Ира!

Клеопатра. Я теперь не более как женщина, подверженная таким-же презренным страстям, как простая коровница, занимающаеся самой черной работой. Я должна была-бы бросить свой скипетр завистливым богам, сказав им, что этот мир стоил-бы их собственного, если-бы они не украли нашего сокровища. Все теперь подобно небытию.Терпение - глупость, а нетерпение - годится только бешеной собаке... Разве преступление кинуться в тайное жилище смерти раньше, чем сама смерть не явится к нам? Как вы себя чувствуете, милые? Полно, полно, ободритесь. Ну, Хармиона! Дорогия мои! О, женщины, женщины! Смотрите, наш светильник угас, угас навсегда! (Страже, оставшейся внизу). Ободритесь, друзья! Похороним его, и тогда все храбро и благородно исполнено будет нами, до великому римскому обычаю; смерть возгордится, принимая нас в свои объятия. Пойдем, пойдем! оболочка этого обширного духа уже холодна. О, у нас не осталось больше друзей, кроме храбрости и быстрого конца! (Уходят, унося тело Антония).