Зимняя сказка.
Действие третье.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Сицилия. Городская улица.

Входят Клеомен и Дион.

Клеомен.

Там климат бесподобен, воздух чист,

И остров плодоносен. Самый храм

Красивее, чем даже говорят.

Дион.

Скажу о том, чем восхищен я больше

Всего: одежд небесный блеск (иначе

Сказать о них я не могу) и важность

Жрецов достойных. A богослуженье!

Как празднично, торжественно и свято

Его свершили.

Клеомен.

A поверх всего

Оракула глушащий уши голос

Сродни громам Юпитера; во мне

Сознанье заглушил он.

Дион.

Исход поездки нашей счастлив будет

Для королевы (о, когда бы так!)

Настолько счастлив, как он был для нас

Необычайно быстр, тогда мы оба

Распорядились временем чудесно.

Клеомен.

Великий Аполлон! веди ко благу!

Не по сердцу мне это оглашенье

По улицам того, что навязать

Хотят, как преступленье, Гермионе.

Дион.

Вот эта резкость именно поможет

Все дело разъяснить скорей и кончить,

Когда узнают то, что под печатью

Великий жрец от взоров наших скрыл -

Слова оракула; они откроют

Нам очень много новаго. Живее,

Других коней, на счастливый конец.

(Уходят.)

СЦЕНА II.

Леонт, Придворные и Судьи сидят на местах.

Леонт.

Нас настоящий суд (признаться должен)

Глубоко за сердце хватает, так как

Виновная, дочь короля, супруга

Моя, любима мной была глубоко.

Свободны мы от всякого упрека

В тиранстве, так как суд публичный этот

Пойдет законным ходом к обвиненью

Иль к оправданию ея. Введите

Ее сюда.

Служащий.

Веленье короля,

Чтоб королева пред судом предстала.

Молчанье!

Входит Гермионa, сопровождаемая стражею, Паулина и Дамы свиты.

Леонт.

Прочитай обвинение!

Служащий.

Гермиона, супруга славного Леонта, короля Сицилии, ты обвиняешься в государственной измене и предана суду за то, что ты изменила твоей супружеской верности с Поликсеном, королем Богемии, и, заодно с Камиллом, посягнула на жизнь нашего царственного господина и твоего супруга и что ты, Гермиона, так как умысел твой, благодаря случайным обстоятельствам, открылся, помогла им обоим, в противность долгу и присяге, тем, что дала совет и помощь спастись бегством в ночное время.

.

Так как все то, что я могу сказать

Простое отрицанье обвиненья

И доказательства другаго нет,

Как то, что я свидетельствую лично,

То мало мне сказать: "я не виновна".

Моя невинность, если б я ее

Доказывать хотела, за обман

Была бы принята. Но если Небо

На нас глядит (а в этом нет сомненья)

Я верю в то, что краскою стыда

Ложь запылает, грубое насилье,

В конце концов, терпению уступит.

Я знаю, государь (хоть вы, конечно,

Незнающим остаться предпочтете)

Что лучше, чем кому-нибудь другому,

Известна вам былая жизнь моя,

Настолько ж безупречная, насколько

Теперь несчастна я. Подобных дел

Не видано в истории, не может

Был потрясен до сердца. Посмотрите:

Я разделяла ложе с королем,

Владела я пол-царством; я сама

Дочь короля великаго; я мать,

Исполненного лучших качеств принца -

И я должна стоять вот здесь, пред всеми,

И выторговывать себе словами

И жизнь, и честь. Нет, я не дорожу

Своею жизнью, так как в ней печаль

Сильней желанья жизни; только честь

Мою должна я передать потомкам -

И лишь ее хочу я защитить.

Спросите совесть вашу, государь,

На сколько, до приезда Поликсена,

Любили вы меня, и не напрасно.

Когда приехал он, что совершила

Дурного я, и в чем я погрешила,

Чтоб так теперь явиться пред судом

Когда б я провинилась против чести,

Пускай сердца всех тех, кто это слышит,

Окаменеют, и пускай все те,

Кто ближе мне других, меня ославят,

Позором заклеймят мою могилу.

Леонт.

Я не слыхал, чтобы когда-нибудь

Тот, кто решился на срамное дело,

В себе нахальства тоже не нашел

Настолько, чтобы отрицать, что сделал.

Гермиона.

Да, правда. Только замечанье это

Меня не трогает.

Леонт.

И в этом тоже

Ты не сознаешься.

Гермиона.

Признать нельзя мне

В себе ошибок больше, чем их есть.

A Поликсен (с которым заодно

Я обвиняюсь), признаюсь открыто,

Был мной любим, как он того достоин,

Мне, женщине высокого рожденья,

Не меньше и не иначе, чем вы

Любить его велели. Если б я

Тут поступила иначе - была бы

Ослушницею против воли вашей,

Неблагодарной перед тем, кто с детства,

Едва залепетав, свою любовь

Доказывал вам всюду, ту любовь,

Которая была ответом вашей.

Об государственной измене лучше

Я умолчу, мне вкус её неведом,

Хотя её навязывают мне.

Я знаю, что Камилл всегда был честен.

Зачем бежал он? Этого и боги

Не знают, если знают то, что я.

Леонт.

Тебе настолько же известно было

Камилла бегство, как и то, что ты

Хотела сделать вслед за этим бегством.

Гермиона.

Вся жизнь моя во власти ваших снов,

Я отдаю ее охотно.

Леонт.

Снились

Твои поступки мне. Ты прижила

Ребенка с Поликсеном - это тоже

Ничто, как сон. Ты без границ бесстыдна

(Безстыдство - признак всех, тебе подобных),

Тебе бесстыдство ни по чем, настолько ж,

Насколько правда ни по чем, но это

Тебе невыгодно, хоть и идет.

И как щенок твой выкинут был мной,

Щенок, лишь только на себя похожий

И не имеющий отца (в чем он,

Конечно, менее тебя виновен),

Так точно ты, почувствовать должна

Мощь приговора нашего, в котором

Казнь будет выраженьем самым слабым.

Гермиона.

С угрозой, государь, остановитесь.

Меня - его я жажду. Жизнь не в радость

С тех пор, когда венец той жизни - ваша

Любовь ко мне погибла навсегда.

Я чувствую, как та любовь погибла,

Не знаю почему. Другое счастье,

Которое имела я - мой сын,

Он спрятан от меня, как от заразы.

A третье утешение мое,

Малютку, под несчастною звездою

Рожденную, с чистейшим молоком

Моим, в чистейшем ротике - от груди

Нежданно оторвали, чтоб убить.

И я сама y каждого угла,

Прославленная женщиной развратной,

В жестокости неслыханной лишилась

В тяжелый час родин тех прав призренья,

Которых не лишают никого.

И, наконец, еще не укрепившись,

Сюда привлечена на свежий воздух.

Какое счастье в жизни ждет меня,

Чтоб смерти мне бояться. Продолжайте,

Но знайте только, не толкуя вкривь

Правдивых слов моих, - не жизнь мою,

A только честь мою желаю я спасти.

Когда меня лишь в силу подозренья

Приговорят и вместо доказательств

Одни лишь ваши подозренья будут

За доказательства считаться, ну, тогда

Жестокость в этом будет - не закон;

Прочтите, что сказал оракул. Пусть

Моим судьею будет Аполлон.

1-й Придворный.

Желание законное вполне

И потому пусть принесут сюда

И огласят во имя Аполлона

Слова его оракула.

(Несколько служащих уходят.)

Гермиона.

Моим

Когда б он был еще в живых и слышал

Допрос судей и видеть мог очами

Моей тоски великой глубину,

Очами добрыми - не взглядом мести!

(Служащие входят с Клеоменом и Дионом.)

1-й Судья.

Дион и Клеомен, клянитесь оба

Над правосудия мечом, что вы

В далеких Дельфах были и оттуда

Вот это изреченье принесли

Оракула, которое y вас

В руках хранится под печатью, и

Вам вручено жрецами Аполлона

Что вы печати этой не касались

И тайны, вам врученной, не прочли.

Клеомен и Дион.

Клянемся.

Леонт.

Ну, тогда печать взломайте

И прочитайте.

Судья

Гермиона непорочна, Поликсен безупречен, Камилл - верный подданный, Леонт ревнивый тиран, его невинное дитя вполне законно, и король будет жить не имея наследника, если то, что потеряно, не найдется снова.

Все.

Хвала и слава богу Аполлону!

Гермиона.

Хвала ему!

Леонт.

Да так ли ты прочел?

Судья.

Да, государь, прочел я очень верно.

Леонт.

Тогда и сам оракул нам солгал!

Обман один! Пусть продолжает суд

Разбор, как следует.

(Служитель входит поспешно.)

Служитель.

Мой государь!

Леонт.

В чем дело?

Служитель.

Государь! я буду ненавистен

Вам навсегда за тягостную весть!

Ваш сын, из страха за исход суда

Над королевой-матерью, скончался.

Леонт.

Служитель.

Умер!

Леонт.

Гневен Аполлон!

И небом поражен я за неправду.

(Королева падает в обморок.)

Что с королевой?

Паулина.

Эта весть была

Смертельна для нея; - вы посмотрите,

Что может смерть!

Леонт.

Несите прочь ее -

Она под гнетом сердца опустилась -

Она поправится. Я подозренью

Доверился не в меру. Я прошу вас:

Ее верните к жизни вы своим

Нежнейшим попеченьем. Аполлон!

Прости меня за тяжкую обиду

(Паулина и придворные дамы выносят королеву.)

Оракула. Хочу я с Поликсеном

Вновь дружбу заключить, хочу я снова

И объявить, что честен он и добр.

Я ревностью моей подвигнут был

На замыслы убийства и отмщенья;

Камилла выбрал я своим орудьем,

Чтоб Поликсена отравить, и было б

Мое желанье свершено, но он

Замедлил исполненьем, не смотря

На то, что я награду обещал,

A при отказе казнь ему пророчил.

Глубоко честный, гостю он открыл

Мой план, свои богатства все покинул,

Богатства ценные, как всем известно,

И, гордый только честью, отдался

Большим случайностям судьбы и бегства.

О, как сияет ярко он сквозь копоть,

Меня покрывшую! Кажусь черней,

При ясном свете всех его достоинств.

(Паулина возвращается.)

Паулина.

Чтоб сердце этот пояс не порвало,

Само не разорвалось!

1-й Придворный.

Что случилось?

Паулина.

Ну, что ты теперь придумаешь, тиран,

Ты для меня? Какие муки, казни,

Колеса, острия? Варить в свинце

И в масле кипятить, терзать и резать

На части! говори, какие пытки

Изобретешь ты для меня, когда

За слово каждое мое достойна

Я самой злейшей пытки? Посмотри:

Твое тиранство с ревностью вдвоем

Безумны так, что малому мальчишке,

Девчонке глупой даже не под стать!

Взгляни на то, что вышло; обезумей,

Да, обезумей до конца! Что было

До этого, то - только лишь приправа

Твоя измена Поликсену: это

Простая слабость и неблагодарность;

Ничто, что ты Камилла направлял

К цареубийству - это все ничто

В сравненьи с остальным. Ты дочь свою

Воронам выкинул на пропитанье,

Как, мелочь вздорную, хотя б сам дьявол,

Скорей, чем сделать это - пролил бы воду

Из пламени. Не одному тебе

Смерть принца я кидаю обвиненьем,

Того любимого глубоко принца,

Чье сердце доброе (добрей, чем должно,

В такие годы) не могло снести

Позора матери своей честнейшей,

Поруганной неистовым отцом.

Тебя виню я не за это только.

Последнее из дел, о! плачьте все,

Все, кто меня здесь слышит, плачьте горько,

Чистейшие из всех земных существ,

И небеса еще в раздумьи - мстить!

1-й Придворный.

Да защитят нас боги.

Паулина.

Умерла,

Клянусь вам в этом, сами посмотрите,

Коль клятве вы не верите. Когда бы

Могли вы блеск глазам её вернуть,

Губам окраску и дыханье груди,

Вам, как богам, молиться б стала я!

A ты, тиран! раскаянье - гони;

Поступок твой так страшен, что печалью,

Раскаяньем его не искупить.

Отчаянье - вот что тебе осталось.

Хоть тысячу молитв пошли ты к небу,

Хоть десять тысяч лет томись нагой,

Над голою скалой и в вечной буре,

Постись всю зиму напролет - но боги

К тебе очей своих не обратят.

Леонт.

Меня ты клясть - я это заслужил.

Придворный (Паулине).

Ты замолчишь ли? В том, что тут случилось,

Повинен дерзкий твой язык.

Паулина.

Жалею!

И в сделанной ошибке сознаюсь.

Я женщина, я увлеклась по-женски;

Поранено в нем сердце глубоко.

Случившагося нам не изменить,

Прошу вас, государь, не оскорбляйтесь

Словами, сказанными мной; велите

Мне наказанье понести за то;

Что я напомнила о том, что нужно

Скорее позабыть. Вы мне простите,

Безумной бабе, - королеву я

Любила, - вот опять болтать пустилась

Ненужное, - не буду говорить

Потерянном моем. Своим терпеньем

Меня принудит государь молчать.

Леонт.

Ты говорила очень хорошо,

И правда мне приятней сожаленья.

Прошу тебя - ты проводи меня

К телам усопшим сына и супруги.

В одну могилу заключат обоих,

И пусть читается над ними вечно

Причина смерти - моего стыда.

Я буду каждый день их посещать,

И слезы те, что буду проливать

Над ними, мне отныне будут

Единым утешеньем и, насколько

Природа покаяния такого

Не возбранит мне, буду совершать

Его по обещанью. A теперь

Веди туда, где мой обет свершится.

(Уходят.)

СЦЕНА III.

Входят Антигон с малюткой на руках н Матрос.

Антигон.

Так ты уверен в том, что наш корабль

Пристал к Богемии?

Матрос.

Да, это верно.

Но, кажется, не в добрый час пристали

Мы к берегу: сбирается гроза,

И небо нашему деянью неприветно,

Озлобилось!

Антигон.

Его на это воля!

Ты к судну возвратись и береги

Его, a я - окликнуть не замедлю.

Матрос.

Поторопитесь, но остерегайтесь

Забраться в глубь страны: здесь много зверя,

И близится гроза.

Антигон.

A я вернусь.

Матрос.

Как счастлив буду я,

Отделавшись от этакого дела.

(Матрос уходит.)

Антигон.

Ты, бедное дитя! не раз слыхал я

(Не верю только этому), что души

Умерших возвращаются. Коль это

Не ложь - то видел я минувшей ночью

Твою родную мать. Не может быть

Так ясен сон, как было то виденье.

Я видел: существо ко мне явилось

И голову склоняло к сторонам,

То так, то этак. Никогда еще

Мне не случалось видеть столько грусти

И столько гордого достоинства в обличьи.

Вся в белом, подошла она к каюте

Моей, в которой я дремал, и трижды

И говорить хотела, и из глаз,

Как два ручья, струились слезы. Будто

Оправившись, она проговорила:

"Мой добрый Антигон, тебе судьба

Назначила, твоей противно воле,

Сгубить мое дитя, и ты поклялся

Свершить. В Богемии пустынь не мало;

Покинь мое дитя. Пусть плачет горько,

Пускай кричит; и так как ей судьба

Потерянной считаться, назови

Ее Пердитой. A за то, что ты

Свершишь неслыханное, ты Паулины,

Своей жены, не узришь никогда".

И, испуская жалобные крики,

Она исчезла в воздухе. Испуган

С трудом собрал я мысли и подумал,

Что то не сон, a правду я видал.

Сон - пена! но на этот раз хочу

Быть суеверным, и хочу исполнить -

Что Гермиона умереть должна.

Мне Аполлон дает приказ малютку,

Потомство Поликсена, положить

В Богемии, в стране ему родной.

На жизнь иль смерть! цвети же, мой цветочек.

(Кладет ребенка.)

Кладу тебя вот тут и имя тоже

Твое с тобой, a вот еще прибавка,

(Кладет узелок.)

На случай если счастье улыбнется,

И сохранится он, с тобою будет.

Однако буря близится; прощай же,

Бедняжечка, ответчица за мать,

Назначенная смерти иль печалям.

Я плакать не могу, но сердце тяжко.

Проклятье мне за то, что я поклялся

Исполнить повеление! Однако

День все мрачней становится - быть может,

Ты песню колыбельную услышишь

Подобной тьмы небес. Но что за крик!

О, если бы на корабле мне быть!

Охота! звери дикие! я гибну!

(Убегает, преследуемый медведем.)

Старый Пастух входит.

Пастух. Хотелось бы мне, чтобы не было возрастов между десятью и двадцатью тремя годами, чтобы юноши просыпали все это время, потому, что за все это время они ничего другаго не делают, как беременят женщин, сердят стариков, дерутся, воруют. Сообразите: ну, кто же, как не этакие девятнадцати или двадцатидвухлетние сорви-головы, могут охотиться в такую погоду. Они загнали y меня двух лучших овец, которых, я боюсь, скорее отыщет волк, чем их хозяин; если еще можно найти их где нибудь, так это на морском берегу, где они плющ объедают. Вот если бы счастье помогло... Это что такое? (поднимает ребенка). Спасибо! запеленатый малютка! Мальчик или девочка? Хорошенькая, очень хорошенькая! Наверно, что нибудь греховное. Хоть я и не ученый, a думаю, что тут не обошлось без горничной. Это какое-нибудь ковровое, шкапное или задверное произведение. Родители были, конечно, погорячее, чем это бедное созданьице. Я приму ее. Подожду только сына. Он только что откликался. Гола! Эй!

Входит Клоyн.

Клоун.

Гола! Эй!

Пастух. Да ты здесь близко. Если хочешь посмотреть на штучку, о которой много будут говорить, когда ты давно умрешь и сгниешь, - поди сюда. Что с тобой, приятель?

Клоун. Две вещи видел я на море и на суше. Но я не могу сказать - море, потому что оно теперь небо. Между небом и морем не просуну я теперь булавки.

Пастух. Да что же ты видал, приятель?

Клоун то скроется в пене и волнах, как если бы кто бросил пробку в бочку с бродящею жидкостью. A на земле видел я, как медведь ему плечо отгрыз, как он кричал, звал меня на помощь, называл себя Антигоном и дворянином. Но, чтобы кончить с кораблем скажу, что он погиб, a люди кричали, a море смеялось над ними, a несчастный дворянин выл, a медведь его высмеивал, и оба выли громче моря и непогоды.

Пастух. Но, Господи, когда же ты все это видел?

Клоун. Сейчас, минуты не прошло; люди не успели еще похолодеть под водою, a медведь дворянина не съел и на половину, он еще жрет его.

Пастух

Клоун (про себя). A я бы хотел, чтобы вы были подле корабля и помогли ему, тогда бы ваша жалость не стояла на твердом дне.

Пастух. Плохия истории, плохия! но посмотри сюда. Перекрестись! ты видишь людей, когда они гибнут, a я нахожу таких, которые только что родились. Тут есть, что посмотреть тебе. Видишь: эти пеленки пригодны дитяти дворянского рода. Да смотри же, подними вот это, развяжи. Взглянем, что там такое? Феи сказали мне, что буду богат. Это подкидыш. Развязывай, что там?

Клоун. Ну, старик, вы счастливец; если вам простятся грехи молодости, то вы можете жить отлично. Золото, только золото!

. Это золото Фей, приятель, и таким оно и скажется. Забирай его скорее и скорей домой, кратчайшей дорогой. Мы счастливцы с тобой, и если хотим остаться такими, надобно молчать. Пропадай овцы. Идем, где поближе.

Клоун. Ступайте вашей кратчайшей дорогой с вашею находкою, a я хочу пойти посмотреть, какую часть дворянина съел медведь. Медведи злы только когда голодны; если что от дворянина осталось, я схороню.

Пастух. Это хорошее дело. Если по тем остаткам, что от него сохранились, можно судить о том, кто он, так позови и меня посмотреть.

Клоун

Пастух. Счастливый для нас день, приятель. Почтим его добрыми делами.

(Уходят.)