Король Джон.
Действие третье.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Шекспир У., год: 1596
Категория:Драма


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Там же. Палатка французского короля.

Входят Констанция, Артур и Салисбюри.

Констанция.

Брак торжествуют! Мир хранить клянутся!

Кровь лживая слилася с лживой кровью!

Друзьями стали! Бланки муж - Людовик,

И Бланка эти области возьмет!

Не может быть. Ты не расслышал верно.

Ты мне не то сказал. Прошу тебя -

Все эти вести передай мне снова.

Все это невозможно! Хоть клянись,

Но я тебе не вверюсь. Человек ты,

А часто речь людская - звук пустой.

Поверь мне, я словам твоим не верю:

Король не даром клятвы мне давал.

За мой испуг тебя накажут строго:

Больна я - и податлива на страх,

Вдова я - и подвержена я страху,

Хоть скажешь ты, что пошутил со мной,

Души моей волненье не уймется,

И я весь день дрожать не перестану.

Зачем ты так качаешь головой?

Зачем глядишь на сына так тоскливо?

Зачем ты руку положил на грудь?

Зачем слеза из глаз твоих течет,

Из берегов пролившейся, рекою?

Иль эти знаки грусти - подтвержденье

Твоим словам? Что ж ты не говоришь?

Не повторяй мне повести твоей,

Но лишь скажи, что повесть та правдива.

Салисбюри.

Правдива так, как лживы люди те,

Из-за которых ты должна мне верить.

Констанция.

О, чем учить меня, как верить горю,

Устрой, чтоб смерть мне дало горе то!

Сшибутся, как два бешеных бойца,

Что падают и жизнь кончают вместе.

Людовик в брак вступает с лэди Бланкой!

Дитя мое, чтож станется с тобою?

Француз британцу руку подает,

Мир заключен: что ждет меня на свете?

(Салисбюри).

Прочь, негодяй! твой вид противен мне!

Чрез весть твою ты стал уродом мерзким!

Салисбюри.

Я виноват ли, добрая принцесса,

Что передал известие о зле,

Другими, но не мною совершенном?

Констанция.

В себе самом так гнусно это зло,

Что вестники его и злы, и гнусны.

Артур.

Мать милая, прошу тебя - утешься.

Констанция.

Несешь ко мне, был гадок и свиреп,

Постыден для утробы материнской,

Уродливыми пятнами покрыт,

Горбат и хром, и глуп, и безобразен,

Наростами и ранами испятнан,

На оскорбленье чувству и глазам, -

Тогда б в душе утешиться могла я

И быть спокойной: я бы не могла

Тебя любить, и сам бы ты не стоил

Высокой крови и венца царей.

Но ты прекрасен, мой ребенок милый!

Ты обречен судьбою и природой

Со дня рожденья на великий сан;

Тебе дала природа красоту,

Которая и с лилией поспорит

И с розой, распустившейся едва.

За то судьба изменчива к тебе -

Безпутная, она тебе лгала:

Пошла на дело срама с дядей Джоном,

Во прахе топчет право королей

И сводником в их деле срама служит.

Да, сводником французский стал король

Судьбе распутной и злодею Джону.

(Салисбюри).

Признайся сам, не лжец ли твой француз?

Облей его ругательством, как ядом,

Иль прочь уйди - оставь меня одну

С тем горем тяжким, что одна должна я

Принять на душу.

Салисбюри.

Не посмею я

Без вас, принцесса, к королю вернуться.

Констанция.

Посмеешь и пойдешь. Я не пойду!

Я скорбь свою быть гордой научу!

Тоска горда - и, кто скорбит, тот стоек.

Ко мне теперь пусть идут короли

Склоняться пред величьем тяжкой скорби!

Одна земля служить подпорой может:

Я на земле громадной, как на троне,

Теперь сижу со скорбию моей.

Скажи царям, чтоб шли к нему с поклоном!

(Падает на землю).

Входят король Джон, король Филипп, Людовик, Бланка, Элеонора, Филипп Незаконнорожденный, эрцгерцог австрийский и свита.

Король Филипп.

Дочь милая, права ты. Этот день

Для Франции самой счастливый праздник.

Его хваля, и солнца светлый лик

На небе медлит, как алхимик новый,

Покрыть пытаясь золотом блестящим

Земли бесплодной темную поверхность.

Пусть этот день, в порядке годовом,

Встречаем мы всегда, как светлый праздник.

Констанция. (вставая).

Нет, не как праздник, а как день беды!

Чем светел этот день? что сделал он,

На ликованье буквой золотою?

Нет, лучше вырвать день тот из недели -

День ложных клятв, стыда и угнетенья!

Но ежели останется тот день,

Пусть женщины беременные молят,

Чтоб в этот день рождать им не пришлось

На горе и крушенье их надеждам!

Пускай моряк страшится в этот день

И гибели, и бури; пусть никто

Условий в этот день не заключает;

Пусть гибнет все, что в день тот начато,

И вера обращается сама

В обман постыдный!

Король Филипп.

Небом я клянуся,

Констанция, не вижу я причины,

За что тебе день этот проклинать!

Иль не тебе я царственное слово

Отдал в залог?

.

Ты обманул меня:

Твое поддельно царственное слово,

И пробы твой не выдержал залог!

Клятвопреступник, ты обет нарушил,

Ты поднял меч на недругов моих

И тем мечом врагов моих усилил.

Охолодели в вялом, пестром мире

И грозный лик твой, и призыв войны -

И вы сошлися нам на угнетенье.

Услышь мольбу вдовы, Отец небесный!

О, разрази обманщиков-царей!

Будь мужем мне! пошли, чтоб этот день

Не кончился спокойно, чтобы к ночи

В оружии явилась бы вражда

Средь королей, свои поправших клятвы!

Господь, услышь, услышь меня!

Эрцгерцог австрийский.

Принцесса,

Довольно, успокойся.

.

Не покоя -

Войны мне надо. Мой покой - война!

Стыдись, австриец, за свою добычу:

В крови добыча та, лиможский граф!

О, раб, злодей, убийца, трус презренный!

В боях ты мал - ты в подлостях велик,

Силен ты с тем, чья сторона сильнее,

Удачи рыцарь, ты на бой готов

Тогда лишь, как капризная богиня

Согласье даст тебя оберегать.

Ты власти льстец, клятвопреступник ты!

Не ты ли здесь, дурак низкопоклонный,

Кричал, ломался, клялся за меня?

Не ты ль, холоп с холодной рабской кровью,

Как гром, слова здесь сыпал в пользу нашу?

Не ты ли звался воином моим?

Не ты ль просил, чтоб вверилася я

Твоей звезде, твоей судьбе и силе -

И, вслед за тем, отпал к врагам моим?

Кинь прочь ее и поскорей на плечи

Себе телячью кожу навяжи.

Эрцгерцог австрийский.

О, если б то посмел сказать мужчина!

Филипп Незаконнорожденный.

Скорей телячью кожу вздень на плечи!

Эрцгерцог австрийский.

Мерзавец, смей то слово повторить!

Филипп Незаконнорожденный.

Скорей телячью кожу вздень на плечи!

Король Джон.

(Филиппу Незаконнорожденному).

Нам это не по сердцу. Ты забылся.

Входит кардинал Пандольф.

Король Филипп.

Сюда идет святой легат от папы.

Пандольф.

Избранники, помазанники неба,

Привет мой вам! С священным порученьем

От папы Иннокентия легатом.

Здесь, от лица пославшего меня,

Я, кардинал прекрасного Милана,

Пандольф, такой вопрос тебе даю:

Как ты посмел итти со злобой лютой

На церковь, на святую нашу мать?

Как мог не допускать ты в Кентербери

Того Стефана Лангтона, что был

Епископом в тот округ нами избран?

От имени отца святого папы

Я требую ответа от тебя.

Король Джон.

Иль есть слова на языке земном,

Которыми допрашивать ты можешь

Святую мысль и волю королей?

Нет, кардинал, вы с папою своим

Не сыщете безумной, дерзкой речи,

Что на ответ подвигнуть нас могла б.

Снеси к нему слова те и в добавок

Ни дани брать, ни править в наших землях

Не будет больше итальянский поп.

Как государь, я небу лишь подвластен -

И, волей неба, царственная власть,

Пока я царь, за мной одним на свете,

Без помощи чужой от смертных рук.

Скажи все это папе - кончил я

И с ним, и с незаконной папской властью!

Король Филипп.

Британский брат, ты оскорбляешь Бога!

Король Джон.

Пускай тебя и всех царей на свете

Коварный поп на привязи ведет!

Пускай он вас проклятьем тем стращает,

Что сам же он за деньги снимет прочь!

Пускай за прах, за золото срамное

Берете вы прощение грехов

От смертного, что торг ведет прощеньем!

Пусть за обман и колдовство вы все,

Я здесь один - один иду на папу,

И тот мне враг, кто дружбу с ним ведет!

Пандольф.

Так будь же, в силу власти, мне врученной,

Ты проклят и от церкви отлучен!

И будет тот блажен, кто возмутится

Противу короля-еретика,

И та рука благословенна будет,

Причислена к священнейшим мощам,

Которая открыто или тайно

Покончит жизнь злодейскую твою!

Констанция.

О, праведно могу я, вместе с Римом,

Мои проклятья высказать! Отец

Мой, добрый кардинал, скажи "аминь"

Моим проклятьям жгучим: я одна

С моею скорбью праведна в проклятьях.

Пандольф.

Принцесса, за проклятия мои

Констанция.

За мои не тоже ль?

Когда закон нам правды не дает,

Он злу преграды полагать не вправе.

Вот здесь закон дитяти моему

Не в силах возвратить его владений,

Затем что тех владений похититель

В себе сосредоточил весь закон;

Где сам закон есть полная неправда,

Не вправе он проклятиям мешать.

Пандольф.

К тебе я речь держу, Филипп французский!

Под страхом отлучения от церкви,

О, поспеши свою отдернуть руку

От той руки архи-еретика

И на него нагрянь с французской ратью,

Коль перед Римом не смирится он!

Королева Элеонора.

Не отнимай руки своей.

Констанция.

А, дьявол,

В смятеньи ты! Опомнится француз,

Разъединит сцепившиеся руки -

И ад души лишится.

Эрцгерцог австрийский.

(королю Филиппу).

Государь,

Склонись на увещанья кардинала.

Филипп Незаконнорожденный.

И на плечи телячью кожу вздень.

Эрцгерцог австрийский.

Мерзавец, дерзость я твою сношу

Затем...

Филипп Незаконнорожденный.

Что взять ее в карман спокойней.

Король Джон.

Филипп, что скажешь кардиналу ты?

.

Он скажет то же, что и кардинал.

Людовик.

Отец, подумай, нам теперь грозит

Иль тяжкое проклятие из Рима,

Иль легкая потеря дружбы той,

Что нас связала с королем британским.

В чем меньше зла?

Бланка.

В проклятьи папском меньше.

Констанция.

Будь тверд, Людовик: дьявол пред тобой

В прекрасном образе твоей жены.

Бланка.

Из выгоды Констанция желает

Нас разлучить: нет правды в речи той.

Констанция.

Да, ты права: когда погибла правда,

Из выгоды должна я говорить.

Пусть правда та опять для нас воскреснет,

Король Джон.

Король не отвечает: тронут он.

Констанция. (королю Филиппу).

О, брось его - и отвечай, как должно.

Эрцгерцог австрийский. (ему же).

Король Филипп, не медли же ответом,

Не налагай сомненья на себя.

Филипп Незаконнорожденный.

А лучше, плут, надень телячью кожу.

Король Филипп.

Что я скажу? в волненьи разум мой!

Пандольф.

Или проклятье, с отлученьем вместе,

Твое волненье могут прекратить?

Король Филипп.

Святой отец, будь мной хотя на время

И рассуди, что стал бы делать ты.

Едва соединилась. Души наши

Совокупились полным, тесным миром,

Слились в обетах сильных и святых.

Замолкли чуть последния слова

Любви и дружбы, теплых обещаний,

Горячих клятв на преданность друг другу,

На вечный мир обоих королевств.

Пред радостным и небывалым миром,

Перед пожатьем царских наших рук

Мы руки те едва омыть успели -

А знает Бог, как были наши руки

Исписаны убийства страшной кистью,

Как пятнами на них сказалось мщенье

И брань царей, подвигнутых на гнев -

И что ж? Едва омытые от крови,

Едва соединенные в любви -

Ужель опять разнять нам руки эти

И сильных рук расторгнуть вновь союз?

Играть обетом, Небо оскорбляя,

Над дружеским пожатьем насмеявшись,

Поправши клятвы, а на брачном ложе,

Где, улыбаясь, тихо дремлет мир,

Поднять борьбу кровавую, и шумной,

Постыдной схваткой тут же обезчестить

Взаимной ласки кроткое чело?

О, муж святой, прелат достопочтенный,

Такому делу не свершиться ввек!

Умилосердись - изыщи, скажи

Другое, меньше строгое решенье -

И волю ту исполню тут же я,

Не изменяя дружеским обетам.

Пандольф.

Не может быть ни воли, ни решенья,

Пока с британцем в мире ты живешь.

К оружию! Иль будь бойцом за церковь,

Иль церковь, наша мать, на злого сына

Проклятьем материнским загремит!

Король французский, ты скорее сдержишь

За челюсти голодную тигрицу,

Но той руки, что с лаской ты сжимаешь,

Не удержать, не удержать тебе.

Король Филипп.

Рука моя - в присяге я не властен.

Пандольф.

Так с верою на веру ты идешь;

Как бунтовщик, с присягой на присягу

И с языком на собственный язык.

Перед лицом небес не ты ли клялся

Для церкви быть защитником, бойцом?

Так выполни же прежде клятву эту!

Против той клятвы все обеты - ложь;

Их свято чтить против себя ты клялся,

Но тяжкий грех - правдиво выполнять

Неправедно свершенную присягу,

И ложный путь бывает во спасенье

Заблудшимся, затем что, не блуждая,

На путь прямой им вытти вновь нельзя!

Огонь смягчает пламенный недуг.

Не вера ли велит хранить присягу?

Но против веры смел ты присягать,

И то, чем ты осмелился поклясться,

Присяге всей во всем противоречит;

Тебя ж, безумца, прямо привлекло

На новый грех, на клятвопреступленье.

Враг первым клятвам - твой обет последний:

Против себя ты поднял знамя бунта;

Победой лучшей будет для тебя

Коль доблестно и твердо ты возстанешь

Противу мелких, вредных помышлений,

О чем теперь мои мольбы к тебе.

Исполни ж их; а если нет, то знай,

Что на тебя падет проклятье наше

И тяжести не сбросишь ты, а сам

В отчаяньи умрешь под тяжкой ношей.

Эрцгерцог австрийский.

Бунт, бунт жестокий!

.

Будто будет бунт?

Заткни же глотку хоть телячьей шкурой.

Людовик.

К оружию, отец!

Бланка.

В твой брачный день?

На кровь, с которой ты навеки связан?

Или наш пир из мертвых будет тел?

Иль брачною нам музыкою грянут,

В смешеньи адском, дикий звук трубы

И громкий грохот мрачных барабанов?

Супруг, постой! О, горе мне! Как ново

В моих устах то имя - "мой супруг"!

Хотя для имени, что мой язык

Впервые пред тобою произносит -

Остановись! прошу я на коленях.

Не нападай на дядю моего!

Констанция.

И я тебя молю, склонив колени,

Дофин великий, против приговора

Небесного не думай возставать!

Бланка.

Любовь твою теперь узнаю я:

Иль не сильна мольба жены любимой?

Констанция.

Нет, чести голос той мольбы сильней,

Той чести, что свята для вас обоих!

Про честь, про честь не забывай, Людовик!

Людовик. (королю Филиппу).

Мой государь, как можешь ты встречать

Так холодно святые убежденья?

Пандольф.

Пора его проклятьем поразить!

Король Филипп.

В том нет нужды. Британский государь,

Я враг тебе - нет мира между нами!

Констанция.

Элеонора.

О, шаткость безобразная француза!

Король Джон.

Француз, ты горько час оплачешь этот!

Бланка.

Залито кровью солнце! День померкнул!

К чьей стороне склониться я должна?

Мне обе дороги: бойцам обоим

С душой я обе руки отдала -

И с бешенством, отпавши друг от друга,

Они меня на части разорвут.

Супруг, могу ль я за тебя молиться,

Должна ли дяде я желать победы,

Иль звать успех к отцовским знаменам,

Иль с бабкою иметь одни желанья?

Другим победа - мне беда одна

И до борьбы верна за мной погибель.

Людовик.

Жена, во мне судьба твоя живет.

.

В тебе судьба, но жизнь моя с другими.

Король Джон.

Кузен, иди и строй мои войска.

(Филипп Незаконнорожденный уходит).

Француз, я гневом пламенным исполнен

И жар души разгневанной моей

Одною кровью утолить могу,

Французской кровью, лучшей и знатнейшей.

Король Филипп.

Сам первый ты от бешенства сгоришь,

И гнев твой не зальется нашей кровью.

О, берегись и жди себе беды!

Король Джон.

Не больше той, какая ждет тебя.

К оружию! Скорей идем на бой!

(Уходят).

СЦЕНА II.

Там же. Поле близ Анжера.

Тревога. Сражение.

Филипп Незаконнорожденный.

Клянуся жизнью, день уж слишком жарок!

На облаках наверное засел

Какой-нибудь воздушный бес и сыплет

Оттуда гибель. Голову австрийца

Положим здесь, покуда жив Филипп.

Входят король Джон, Артур и Губерт.

Король Джон.

Губерт, гляди за мальчиком. Филипп,

Беги: в палату матери ворвались

Враги и чуть ли не взяли ее.

Филипп Незаконнорожденный.

Я, государь, уж выручил ее!

Не бойтесь: безопасна королева.

Идемте в бой! Усилье небольшое -

И счастливо окончится наш труд.

(Уходит).

СЦЕНА III.

Там же.

Входят король Джон, Элеонора, Артур, Филипп Незаконнорожденный, Губерт и лорды.

Король Джон.

Пусть будет так.

(Элеоноре). Ты, королева, станешь

У нас в тылу с надежной, сильной стражей.

(Артуру).

Кузен, зачем грустить? Ты бабке дорог,

И дядя твой тебя полюбит так,

Как своему отцу ты был любезен.

Артур.

О, это мать мою убьет тоскою!

Король Джон. (Филиппу).

Кузен, не медли ж - в Англию лети

И растряси пред нашим возвращеньем

Скупых аббатов толстые мешки,

Из них на волю выпустя червонцы.

Пора тому, кто в мире разжирел,

Кормить бойцов голодных. Порученье

Ты выполни со строгостию всей.

.

Ни книгами, ни звоном, ни свечами

От тех мешков меня не отобьют.

Привет мой государю! Королева,

Когда попасть в святые я успею,

То я за вас усердно помолюсь.

Целую ваши руки.

Королева Элеонора.

До свиданья,

Кузен мой добрый!

Король Джон.

С Богом, мой кузен!

(Филипп Незаконнорожденный уходит).

Королева Элеонора. (Артуру).

Поди ко мне, внук милый - на два слова.

(Отводит Артура в сторону).

Король Джон.

Тебе обязан я. Здесь, в теле этом,

Живет душа, которая тебя

Зовет всегда своим заимодавцем

И выплатит весь долг любви твоей.

Да, добрый друг мой, преданность твою

Душа моя сокровищем считает.

Дай руку мне. Есть дело до тебя;

Но про него скажу в другое время.

Клянуся Богом, Губерт, даже стыдно

Признаться в том, как я тебя ценю!

Губерт.

За честь благодарю вас, государь.

Король Джон.

Мой добрый друг, покуда нет причины

Благодарить меня; но день придет -

Хоть тянется медлительное время -

Когда и я взыщу тебя добром.

Вот что сказать хочу я. Нет, не нужно!

На небе солнце светит; гордый день,

Так полон искушения и блеска,

Что говорить нет силы. Если б здесь

Железным языком и медной пастью

Ко сну позвал нас колокол полночный,

Иль если б на кладбище я стоял

С тобою, полным горя и обиды,

Которая б тоску тебе внушала

И в жилах бы сгущала кровь твою,-

Тогда б я мог заговорить. Но нет:

В тебе ключом играет кровь живая,

Что весело горит в людских глазах

И щеки их колышет глупым смехом,

Так гибельным для помыслов моих.

Когда б меня без глаз ты видеть мог,

Без слуха - слышать и без языка

Ответ мне дать единым помышленьем.

Без глаз, ушей, без вредных слов и звука -

Тогда, пожалуй, и при свете дня

Я б мысль свою тебе на душу пролил.

Хоть и тебе я, кажется, любезен.

Губерт.

Любезен так, что если ты прикажешь

Итти на смерть для выгоды твоей -

Я все исполню: небо мой свидетель.

Король Джон.

Исполнишь все? Я это знаю, Губерт.

Мой Губерт, добрый Губерт, кинь свой взгляд

На этого ребенка; верный друг мой,

Скажу тебе, ребенок тот - змея:

Где б на пути я ногу ни поставил,

Везде он змеем ляжет предо мной.

Ты понял ли меня? Ведь, ты к нему

Приставлен стражем?

Губерт.

И стеречь я стану

Так, что беды он вам не принесет.

Король Джон.

Смерть!

.

Государь?

Король Джон.

Могила.

Губерт.

Он умрет.

Король Джон.

Молчи. Довольно. Весел я теперь.

Тебя люблю я, Губерт. Хоть пока

Награды для тебя не называю,

Но помни. Королеве мой привет.

Я к вам войска мои сейчас отправлю.

Элеонора.

Благослови Господь тебя!

Король Джон. (Артуру).

Племянник,

Ты едешь в Англию, с тобою Губерт:

Ты в нем найдешь усердного слугу.

Теперь и мы в Калэ. Скорей в дорогу.

СЦЕНА IV.

Там же. Палатка французского короля.

Входят король Филипп, Людовик, Пандольф и свита.

Король Филипп.

Итак, ревущей бурей в океане

Раскидан и рассеян безнадежно

Согласный флот спопутных кораблей.

Пандольф.

Мужайся же. Все кончится добром!

Король Филипп.

Не быть добру, где было бегство злое!

Иль наш Анжер? иль не разбиты мы?

Артур не взят, друзья не пали наши,

И не ушел кровавый англичанин

К себе домой, француза не страшась?

Людовик.

Он укрепил отнятые владенья:

Уход свой быстрый он прикрыл разумно.

Он сохранил в борьбе ожесточенной

Неслыханным и беспримерным чудом.

Король Филипп.

Мне не горька твоя хвала британцу:

Через нее наш срам не так тяжел.

Входит Констанция.

Король Филипп.

Смотри, кто к нам идет. Могила скрыта

В душе ея, но вечный дух живет,

Против её желания и воли,

В темнице тяжкой горестного тела.

Констанция, молю, уйдем отсюда.

Констанция.

Гляди теперь, к чему твой мир привел?

Король Филипп.

О, успокойся, добрая принцесса!

Вооружись терпеньем!

Констанция.

Мне не надо

Твоих советов и успокоений;

Мне нужно то, что рушит все советы:

Смерть, смерть нужна мне. Радостная смерть!

Твой сладок смрад, твое гниенье вечно!

Ты счастью ненавистна и страшна!

О, встань скорей с постели вечной ночи -

И к гнусным я костям прильну губами,

Мои глаза в твой череп я вложу,

Увью персты могильными червями,

Мое дыханье прахом затушу,

И чудищем истлевшим в гроб я лягу

Таким, как ты сама! Иди ж ко мне!

Твой дикий смех улыбкою мне будет.

Я, как жена, возьму тебя в объятья.

Не медли же, утеха всех страдальцев:

Иди ко мне!

Король Филипп.

Страдалица моя,

О, замолчи!

Констанция.

Пока дыханье есть для слез и стонов!

О, если б громом голос мой гремел,

Я потрясла бы мир моим рыданьем;

Я подняла б от сна ту злую смерть,

Что не спешит на женский слабый голос

И тешится отчаянной мольбою!

Пандольф.

Принцесса, то безумье, а не скорбь!

Констанция.

Твой сан святой в твоей не виден речи.

Я не безумна: волоса вот эти

Я рву с своей несчастной головы.

Зовут меня Констанцией; Готфриду

Была женою я; Артур - мой сын,

Артур - мой сын, и я его лишилась!

Я не безумна. О, пошли Господь,

Чтоб я была безумна в самом деле!

Тогда б себя скорей забыла я

И все свои безмерные страданья.

И будешь ты за то к святым причислен.

Я не безумна, горе помню я,

И разум мой, изыскивая средства

Меня избавит от тоски жестокой,

Ведет меня к самоубийству, к петле.

С безумием - забыла б сына я

Иль видела б его во всякой кукле.

Я не безумна: слишком, слишком больно

Я чувствую страданья каждой язвы.

(Рвет на себе волосы).

Король Филипп.

Закрой свои ты косы. Как сказалась

Ея любовь в кудрях её роскошных!

Там, где запало каплей серебро,

К той седине прижались в общем горе

Безчисленными прядями друзья,

Подобно душам, преданным и верным,

Сцепившимся навеки в общей скорби.

Констанция.

Король Филипп.

Закрой же прежде

Ты волоса себе.

Констанция.

Я их закрою,

Я их свяжу охотно. Волоса

На голове рвала я и кричала:

"О, еслиб б сына мне освободить,

Как волоса пускаю я на волю!"

Теперь их воля тяготит меня:

Я их свяжу, я их от всех прикрою,

Затем что в узах бедный мой ребенок.

(Кардиналу).

Отец святой, ты говорил не раз,

Что близких нам узнаем мы на небе.

То правда ли? увижусь ли я с сыном?

Прекраснее ребенка не бывало

От Каина, что первым был младенцем,

До тех детей, что родились вчера.

Прогонит с щек пленительную прелесть -

И будет сын мой мертвеца бледнее

И худ, и слаб, как после лихорадки -

И так умрет он; и когда воскреснет,

Когда сойдемся мы на небесах -

Его я не узнаю. Вечно, вечно

Мне милаго ребенка не видать!

Пандольф.

Великий грех служить безмерно скорби.

Констанция.

О, вижу я, ты сына не имел!

Король Филипп.

Ты к скорби привязалась, будто к сыну.

Констанция.

Да, место сына скорбь моя взяла:

Дитятею лежит в его постеле,

Со мною ходит, говорит как он,

В лицо глядит мне светлым детским взглядом,

На мысль приводит милые движенья

И платье то глядит моим ребенком!

Вот почему я так отдалась скорби.

Прощайте! Если б равная моей

Потеря вас обоих поразила,

Я б утешать умела лучше вас.

(Срывает свой головной убор).

Долой повязки! Мне убор не нужен,

Когда мой разум меркнет в голове.

Господь! Мой сын! Артур, ребенок милый!

Мой хлеб, мой день, мой мальчик - весь мой мир!

Вдовицы радость и скорбям утеха!

(Уходит).

Король Филипп.

Пойду за ней, чтоб не было беды.

(Уходит).

Людовик.

И для меня нет счастья в этом мире,

И жизнь так утомительно скучна,

Как два раза рассказанная сказка,

Всю сладость света горький стыд сгубил,

Оставив мне один позор и горечь.

Пандольф.

Пред исцеленьем тяжкого недуга,

При самом возрожденьи жизни сил -

Припадок злей, затем что злость болезни

Перед уходом взять свое должна.

Что потерял ты, проиграв сраженье?

Людовик.

И счастие, и славу целой жизни.

Пандольф.

С победою лишился б ты всего!

Когда судьба готовит благо смертным,

Суровее глядит на них она.

Хоть мысль странна, но нету в том сомненья,

Что Джон британский, средь удач своих,

Не зная сам, во всем понес потерю.

Артур в плену - тоскуешь ты о том?

Людовик.

Пандольф.

Да, юн твой ум, как кровь твоя юна.

Склони ж твой слух к пророческому слову

И помни, что дано моим словам,

Как вихрю, до соломенки последней,

Весь прах и сор смести с дороги той,

Что под твоею стелется стопою

К подножию британского престола.

Так слушай же. Увез Артура Джон,

Но верно, что пока младая кровь

Играет в жилах этого ребенка,

Не будет знать престола похититель

Ни часа, ни мгновения покоя.

Тот скиптр, что взят неверною рукой,

Держаться в ней не может без усилий,

А кто стоит средь скользкого пути,

Тому красна и гнусная опора.

Чтоб Джон не пал, Артуру пасть должно;

И будет так - и нет пути другого.

.

Чего ж мне ждать от гибели Артура?

Пандольф.

Как лэди Бланки муж, предъявишь ты

То право, что считалось за Артуром.

Людовик.

Чтоб, как Артур, погибнуть вместе с правом!

Пандольф.

Как молод ты, как нов ты в свете дряхлом!

Пусть Джон хитрит - тебе помощник время:

Кто должен кровь в свою защиту лить,

Того покой кровавый ненадежен.

Убив ребенка, этим делом зла

Он охладит сердца в своем народе

И преданность подвластных остудит.

Пусть выступит малейший из врагов

На короля - народу мил он будет,

И всякое небесное явленье,

И каждый бурный день, и вихорь сильный,

Игра природы, небывалый случай -

Как знаки Неба; чудо, метеор -

Как божий голос, вызов, предсказанье,

Пророчащее Джону злую месть.

Людовик.

Но, может быть, не сгубит он Артура:

В темнице он не страшен королю.

Пандольф.

О, принц, коли ребенок не погиб,

То весть о том, что ты идешь на Джона,

Решит убийство; и тогда сердца

Его народа от него отпрянут,

Лобзаний перемены захотят -

И даст предлог на гневное возстанье

Кровавая рука их государя.

Я все сказал - и не видать тебе

Удобнейшего случая. Безстыдный

И незаконный родом Фальконбридж

В Британию ушел, чтоб церкви грабить

Явилась дюжина бойцов французских,

На зов их десять тысяч англичан

Примкнуло б к ним и стало под знамена.

Так снега ком, катясь по крутизне,

Отыщем короля. Подумать чудно

О том, как много выгод нам дадут

Сердца народа, полного обидой.

Все в Англию! Склоню я короля.

.

Где мысль сильна - там дело полно силы.

Идем. С тобой король не станет спорить.

(Уходят).



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница