Автор: | Шелли П. Б., год: 1817 |
Категории: | Поэма, Историческое произведение |
Песнь шестая
1
По берегу мерцающего моря, |
В узор сплетая нежность ярких слов |
И родственному сердцу сердцем вторя, |
Я с другом шел, а между облаков |
Светили звезды нам; воображенье |
Нам рисовало радостные дни. |
Любви и мира кроткие виденья; |
Погасли бивуачные огни |
Последние, и тьма покрыла волны, |
И тишь была кругом и мрак безмолвный. |
2
Когда мы к городской пришли стене, |
Как, почему, никто не знал причины, |
Возникло беспокойство в тишине |
Среди толпы, идущей от равнины; |
Сперва один, весь бледный, пробежал |
И дико поглядел, не молвив слова; |
И с шумом, как морской вспененный вал, |
Исполненные ужаса слепого, |
Спасаясь от неведомой беды. |
3
Возникли крики в сумраке туманном: |
"К оружию! К оружию! Он тут! |
Тиран меж нас, он с войском чужестранным, |
Чтоб нас поработить. Они идут!" |
Напрасно. Всеми Паника владела, |
Тот дьявол, что и сильных, властью чар, |
Сражает; словно буря налетела, |
Так все бегут, увидевши пожар. |
И я взбежал на башню городскую, |
Я в бешенстве, я в гневе, негодую. |
4
На Севере весь город был в огне, - |
Краснея, рос он каждое мгновенье, |
И все яснее слышалися мне |
Крик торжества и возгласы мученья. |
Внизу, в проходах, между тяжких врат, |
Толпа кипела длинной пеленою, |
Как будто бы вспененный водопад, |
Взлелеянный вершиной снеговою, |
Вонзались в ту живую густоту. |
5
И прискакали всадники - скорее, |
Чем скорость этих слов; я увидал, |
Как меч, в руке у каждого краснея, |
В заре, еще не вспыхнувшей, блистал. |
Я бросился в толпу, и силой взгляда, |
И силою отчаянья и слов |
Была на миг удержана громада, |
Проснулся стыд в сердцах у беглецов, |
Но, стиснутые новою толпою, |
Они неслись, не властны над собою. |
6
Я бился, как захваченный волной, |
Несущийся по зыби водопада |
И слышащий его стозвучный вой; |
Мной овладела быстрая громада, |
Что мчалась все скорее и скорей, |
Меж тем как бомбы, с треском разрываясь, |
Прорывы образовывали в ней; |
Живые, с умерщвленными сливаясь, |
И в смертной ниве меч ходил как жнец. |
7
Собаки кровожадные Тирана |
Предательской толпой примчались к нам, |
Пришли, как духи страха и обмана, |
И всадники носились по полям, |
Звучал их хохот, смех души их низкой, |
Сбирали жатву смерти наглецы, |
А с кораблей, от Пропонтиды близкой, |
Струился дождь огня во все концы: |
Так иногда, во мгле землетрясенья, |
Горят вулканы и в морях - волненье. |
8
Наш праздник был внезапно превращен |
В зловещий пир для хищных птиц, простертых |
Там в Небесах, как саван. Страшный сон! |
В рассвете я ступал по грудам мертвых, |
Стеклянными казались их глаза, |
И я совсем не думал о спасенье, |
В моей душе проснулася гроза, |
Я громко о своем кричал презренье, |
Во многих стыд спасительный блеснул. |
9
Вокруг меня сплотилась кучка смелых, |
И хоть оружья не было у нас, |
В рядах мы прорывались поределых, |
Врагов пугая блеском наших глаз; |
Сомнительным мы сделали сраженье, |
И, сплоченные волею одной, |
Укрылися на холм, под возвышены;, |
Нависшее скалистою стеной; |
Но наших братьев все еще рубили, |
И по кровавой мы ступали пыли. |
10
Недвижно мы стояли. Как я был |
Обрадован, с собой увидев рядом |
Отшельника, которого любил, |
С божественным неукротимым взглядом; |
Он был как бы могучею сосной, |
Упорною среди ветров бегущих, |
И юный друг мой также был со мной, |
Среди борцов, судьбы бесстрашно ждущих; |
Столпились к нам, чтоб умереть любя. |
11
Пока всходило солнце по Лазури, |
Враждебные ряды рубили нас, |
Но сотни наших, точно силой бури. |
Отбросили их тысячи, в тот час, |
Когда, увлечены резней свирепой, |
Они чрезмерно близко подошли; |
И стали нам защитою и скрепой |
Тела убитых; но, гремя вдали, |
Не спали пушки, и враги смеялись, |
Когда по ветру стоны раздавались. |
12
Холм защищал со стороны одной |
Фалангу тех мужей неукротимых, |
С другой же - трупы наросли стеной, |
Теряли мы товарищей любимых, |
Ручьями кровь на зелень трав лилась, |
Как бы болото было под ногами, |
Но мужество не погасало в нас; |
Когда ж на запад, между облаками, |
Сомнительной сменился он борьбой. |
13
В пещере, на холме, нашли мы груду |
Тяжелых деревенских грубых пик, |
Как некому обрадовавшись чуду. |
Воинственный мы испустили крик, |
Не всем из нас оружия хватило, |
Был из Шести вооружен один, |
Но нашу бодрость это пробудило, |
И с длинной цепью вражеских дружин |
С удвоенною силой мы схватились, |
Бесстрашно с наступавшими мы бились. |
14
Враги почти готовы были прочь |
Бежать от нас; но вот сплотились снова; |
Поняв, что наступающая ночь |
Победу нам отдаст, - полны двойного. |
Усиленного бешенства, они, |
Сойдя с коней, ряды свои сомкнули, |
И началось неравенство резни, |
И все смешалось в ропоте и гуле, |
Они фалангу тесную громят. |
15
О, ужас, о, позор - глядеть, как братья |
Друг с другом сочетаются резней, |
Звереют, на устах у них проклятья, |
А сам виновник там, за их спиной! - |
Мой юный друг, как молодость, прекрасный, |
Заколот был! - хранитель мой, старик, |
Мечом разрублен в схватке был ужасной, |
На землю он у ног моих поник! - |
Сознанье закружилось, улетело, |
Я был как все, мной бешенство владело. |
16
И все сильней был бой, и все страшней; |
Среди бойцов замедлив, я увидел, |
Как ты гнусна, о, Ненависть, в своей |
Свирепости, - хотя б, кто ненавидел, |
Неустрашимо бился за любовь. |
Земля кругом как бы была изрыта, |
Менялся жребий схватки вновь и вновь, |
И с грудью грудь была враждебно слита, |
Глаза их выходили из орбит. |
17
Язык их, как у бешеной собаки, |
Болтался, мягкий, пеной осквернен; |
Нужда, Чума, таящийся во мраке |
Безумный Лунатизм, Кошмарный Сон - |
Все собственной отмечено печатью, |
И в том была твоя печать, Война, |
Наемник жадный, служащий проклятью, |
Всю пропасть смерти видел я до дна, |
Все образы ее, она богата, |
Я видел смерть с рассвета до заката. |
18
Немного оставалося бойцов, |
Но длился бой. В лазури небосклона, |
Превыше гор, на фоне их снегов, |
Еще возникли новые знамена: |
Они дрожали в тающих лучах |
Исчезнувшего между гор светила; |
Все чаще, чаще смерть у нас в рядах, |
И вот для всех раскрылася могила; |
И вижу смерть - ко мне спешит прилив. |
19
Вдруг страх среди врагов, их разгоняя, |
Возник, - как будто с неба пал огонь; |
Топча убитых и живых роняя, - |
Гляжу, - бежит Татарский черный конь |
Гигантский; стук копыт его ужасен, |
И некто светлый, в белом, на коне, |
С мечом, и лик сидящего Прекрасен; |
Войска бегут, смешались, как во сне, |
Сквозь их ряды, с чудовищною силой, |
Летит как будто Ангел белокрылый, |
20
Бежали все испуганные прочь. |
Я встал; сдержалось Призрака стремленье; |
И ветер наступающую ночь |
Наполнил как бы ласковостью пенья; |
Остановился конь передо мной, |
Мне женский лик предстал, как лик святыни, |
И прозвучал мне зов души родной, |
Пленительный, как звонкий ключ в пустыне: |
"Лаон, садись!" - звала она меня, |
И рядом с нею сел я на коня. |
21
"Вперед! Вперед!" - тогда она вскричала, |
Взмахнув мечом над головой коня, |
Как будто это бич был. Ночь молчала. |
Как буря мчит туман, его гоня, |
Так мчался конь, и были мы безмолвны, |
Неслись, неслись, бесстрашно, как гроза; |
Ее волос темнеющие волны, |
Развеявшись, слепили мне глаза, |
Мы миновали дол и гладь потока, |
Тень от коня в ней зыблилась широко. |
22
Он высекал огонь из камня скал, |
Копытами гремя по мертвым скатам, |
Поток под ним весь брызгами сверкал, |
И в беге, точно бурею объятом, |
Он мчал нас, мчал вперед и все вперед, |
Сквозь ночь, к горе, чья гордая вершина |
Светилась: там виднелся некий свод, |
Мерцала там под звездами руина; |
И наконец окончили мы путь. |
23
Утес стоял в выси над Океаном, |
И можно было слышать с вышины, |
Как, скрытая нависнувшим туманом, |
Живет вода, и внятен звук волны, |
Такие звуки слышатся порою |
Там, где вздыхают ветры не спеша, |
Где в чарах, порожденных Тишиною, |
Как будто что поет, едва дыша; |
И можно было видеть, там далеко, |
Шатры и Море, спавшее широко. |
24
Глядеть, внимать - то был единый миг, |
Он промелькнул - два существа родные |
Один в другом нашли всего родник, |
Всю глубь Небес, все радости земные; |
Во взорах Цитны - то была она - |
Такое было нежное сиянье, |
Такой бездонной грусти глубина, |
Что силою волшебного влиянья |
Невольно слезы льются из очей. |
25
И скрыла омоченное слезами |
Она на грудь ко мне лицо свое, |
И обнял я усталыми руками |
Все тело истомленное ее; |
И вот, не то скорбя, не то в покое, |
Она сказал мне: "Минувшим днем |
Ты потерял сраженье в тяжком бое, |
А я была в цепях перед Царем. |
Разбив их, меч Татарский я схватила |
И на коня могучего вскочила. |
26
И вот я здесь с тобою речь веду, |
Свободны мы". Она коня ласкала |
И белую на лбу его звезду |
С признательностью нежной целовала, |
И множество благоуханных трав |
Рвала ему вокруг руины сонной, |
Но я, ее усталость увидав, |
На камень усадил ее, склоненный |
Коню я груду положил цветов. |
27
Был обращен к созвездиям востока |
В руине той разрушенный портал, |
Там только духи жили одиноко, |
Которым человек приют здесь дал, |
Оставив им в наследство то строенье, |
Над кровлею его переплелись |
Вокруг плюща ползучие растенья |
И свешивались в зал, с карниза вниз, |
Цеплялись вдоль седых его расщелин, |
И плотный их узор бел нежно-зелен. |
28
Осенние здесь ветры из листов |
Сложили даже, силой дуновений, |
Как бы приют для бестревожных снов, |
Под нежной тенью вьющихся растений. |
И каждый год, в блаженном забытьи, |
Над этими умершими листами, |
Лелеяла весна цветы свои. |
Звездясь по ним цветными огоньками, |
Переплетали тонкие персты. |
29
Не знаем мы, какое сновиденье |
В пещерах нежной страсти нас ведет, |
В какое попадаем мы теченье, |
Когда плывем во мгле безвестных вод, |
В потоке жизни, между тем как нами |
Владеют крылья ветра, - и зачем |
Нам знать, что там сокрыто за мечтами? |
Любовь сильней, когда рассудок нем. |
Нежней мечта, когда душою пленной |
Мы в Океане, в музыке Вселенной. |
30
Для чистых чисто все. Мои мечты, |
Ее мечты - окутало Забвенье: |
Забыли мы, под чарой красоты, |
Всех чаяний общественных крушенье, |
Хоть с ними мы связали столько лет; |
На нас нашла та власть, та жажда, знанье, |
Что мысли все живит, как яркий свет, |
Всем облакам дает свое сиянье: |
На нас глядя с лазурной вышины. |
31
То сладкое в нас было упоенье, |
Когда в молчанье каждый вздох и взгляд, |
Исполненные страсти и смущенья, |
О счастье безглагольном говорят - |
Все грезы юных дней, их благородство, |
Кровь общая, что в нас, кипя, текла, |
И самых черт нам дорогое сходство, |
И все, чем наша жизнь была светла. |
Вплоть до имен, - все, что в душе боролось, |
Нашло для нас безмолвный властный голос. |
32
И прежде чем тот голос миновал. |
Ночь сделалась холодной и туманной, |
С болота, что лежало между скал, |
Сквозь щель в руину гость пришел нежданный - |
Бродячий Метеор; и поднялось |
До потолка то бледное сиянье, |
И пряди голубых его волос |
От ветра приходили в колебанье, |
Как будто дух шептал нам и блестел. |
33
Тот Метеор облек в свое сиянье |
Листы, на ложе чьем я с Цитной был, |
И обнаженных рук ее мерцанье, |
И взор ее, что нежил и любил, - |
Одной звезды двойное отраженье, |
На влаге переменчивой волны, - |
Ее волос роскошное сплетенье, |
Мы оба были им окружены. |
И нежность губ я видел, побледневших, |
Как лепестки двух роз, едва зардевших. |
34
К болоту Метеор ушел, во тьму; |
В нас кровь как бы на миг остановилась, |
И ясно стало сердцу моему, |
Что вот она одним огнем забилась |
В обоих; кровь ее и кровь моя |
Смешалась, в чувстве все слилось туманном, |
В нас был восторг немого бытия |
С недугом, упоительно-желанным; |
Покинув темный тусклый сон земли. |
35
То было ли мгновением услады, |
Смешавшим чувства, мысли в зыбях тьмы |
И даже погасившим наши взгляды, |
Чтобы друг друга не пугали мы, |
И ринувшим нас в вольное забвенье, |
Где встретили мы страстность, как весну? |
Иль было это тех времен теченье, |
Что создали и солнце, и луну, |
И всех людей, что умерли, но были, |
Пока мы здесь о времени забыли? |
36
Не знаю. Как назвать, мечтой какой, |
Те полные забвенья поцелуи, |
Когда рука сплетается с рукой |
И с жизнью жизнь сливается, как струи? |
Как взор назвать, что потонул в огне, |
И что это за властное хотенье, |
Что сердце по-обрывной крутизне |
Ведет вперед, за грани отдаленья, |
Два существа сливаются в одно? |
37
То тень, что между смертными незрима, |
Хотя слепые чувствуют ее; |
И власть ее божественного дыма |
Здесь знать дала присутствие свое, |
Где нежною четой, в любви сплетенной, |
Мы пребывали до тех пор, когда |
Ночь минула и новый день зажженный |
Погас, - и я почувствовал тогда, |
Луна была в выси над облаками, |
Сбиралась буря с громкими ветрами. |
38
Казались побледневшими уста |
У Цитны, под холодною луною |
Ее волос роскошных красота |
На грудь струилась темною волною; |
А там, в груди, царила тишина, |
В ее глазах, в их глубине бездонной, |
Была услада радости видна; |
Пусть за стеною ветер возмущенный |
Мы были тихи, ясен был наш взор. |
39
Любовь горела в нас безгрешным светом, |
И подтверждал безмолвно каждый взгляд, |
Что слиты мы негаснущим обетом, |
Что совершен таинственный обряд. |
Немногим был восторг такой прозрачный |
Дарован, - к нам пришел он вновь и вновь: |
Мы праздновали в этой ночи брачной |
Созвучность дум и первую любовь, - |
И все мечты, с их вешним ароматом, |
Пленительно сестру венчали с братом. |
40
Природы целомудренный закон |
Любовь влагает в тех, что вместе были |
В младенчестве, - когда свой первый сон |
Они под властью новых не забыли, |
И если их обычай не стеснил, |
И рабство не связало роковое. |
Там, где течет Эфиопийский Нил, |
В священной роще дерево живое, |
Падет, - сжимает, дрогнувши, листы, - |
41
Но родственные листья обнимает - |
И в час, когда ему сияет день, |
И в час, когда листы разъединяет |
У всех других растений ночи тень. |
Так мы сливались в ласке неизменной, |
Любовь питала юные сердца |
Той мудростью святой и сокровенной. |
Чья музыка струится без конца; |
Так мощный Нил дарит обогащеньем, - |
Египет весь живет его теченьем. |
42
Как отклик тех журчавших родников |
Был голос Цитны, нежно-переменный, |
Мой голос слит был с ним, созвучьем слов, |
Мы были двое в пропастях вселенной; |
И между тем как буря в облаках |
Гремела, говорили мы о грозном |
Крушенье всех надежд, - о семенах. |
Что скрыты все же в воздухе морозном |
Не поглотил нас в жадной бездне мрак. |
43
Но Цитна третий день уже не ела; |
Я разбудил Татарского коня |
И обнуздал его рукой умелой, |
Доверчиво смотрел он на меня; |
Скорбя о неизбежности разлуки, |
Хотя и на недолгий, быстрый срок. |
Был полон я такой глубокой муки, |
Что уст от уст я оторвать не мог, - |
В таких прощальных ласках есть безбрежность: |
Еще, еще, растет и жаждет нежность. |
44
В последний раз поцеловать, взглянуть, - |
И Цитна смотрит, как я уезжаю; |
Гроза и ночь не закрывали путь |
Среди стремнин ближайших; дальше, с краю. |
Ползли туманы, ветер мглу принес, |
Но все еще сквозь сеть дождя виднелась |
На белой ткани темнота волос, |
Разлившаяся их волна чернелась, |
И вот уже равнины я достиг. |
45
Я не боялся бури: не был страшен |
Ее порыв и гордому коню, |
Когда срывался гром с небесных башен. |
Он радовался синему огню. |
Широкие глаза налились кровью, |
И ржаньем откликался он громам, |
Как будто был охвачен он любовью, |
И ноздри раздувал в ответ ветрам; |
И вскоре пепелище я заметил, |
Там, где Огонь Резню приветом встретил. |
46
Достиг я разоренного села, |
С деревьев листья в буре облетали, |
Там кровь людская пролита была. |
Стояли груды стен, как знак печали, |
Теперь огонь в жилищах тех потух, |
Бежала жизнь, и смерть в права вступила, |
Отшел от тел их согревавший дух, |
Чернелись в блесках молнии стропила. |
Тела мужчин, и женщин, и детей. |
47
На площади был ключ, и были трупы; |
Чтоб жажду утолить, я слез с коня, |
Глаза усопших, стекловидны, тупы, |
Глядели друг на друга, на меня. |
На землю и на воздух безучастный; |
Склонясь к ключу, отпрянул в страхе я: |
Вкус крови был в нем, горький и ужасный; |
На привязи коня я у ручья |
Оставил, и в пустыне той гнетущей |
Искать стал, есть ли в ней еще живущий. |
48
Но были мертвы все, и лишь одна |
Там женщина по улицам бродила, |
Какой-то странной скорбью сражена, |
Она на духа ада походила: |
Заслышав шум шагов, она сейчас |
К моим губам горячий рот прижала, |
И, в диком долгом смехе веселясь, |
С безумным взглядом, громко закричала: |
"Ты пил напиток Язвы моровой, |
Мильоны скоро чокнутся с тобой". |
49
"Меня зовут Чума, сестру и брата - |
Малюток двух - кормила грудью я; |
Пришла домой: одна огнем объята, |
Другой лежит разрублен, кровь струя. |
И с той поры уж я не мать, живая, |
Но я Чума - летаю здесь и там, |
Блуждая и живущих убивая: |
Чуть только прикоснусь я к чьим губам, |
Они увянут, как и ты увянешь, |
Но раз ты Смерть, ты помогать мне станешь. |
50
"Что ищешь ты? Сбирается туман, |
Горит луна, и росы холодеют; |
Мой мальчик спит, глубоки язвы ран, |
И черви в нем теперь кишат, густеют. |
Но что ты ищешь?" - "Пищи". - "Ты ее |
Получишь; Голод - мой любовник жадный, |
Но он удержит бешенство свое; |
Тебя во мрак не бросит непроглядный: |
Придет на пир, в отворенную дверь". |
51
И с силой сумасшедшего схватила |
Она меня и повела с собой; |
Все мимо трупов, каждый шаг, - могила, |
Из всех домов, теперь опустошенных, |
К себе она собрала хлебы в дом |
И в виде трех столбов нагроможденных |
Меж мертвецов поставила кругом. |
Как бы на пир, и рядом посадила. |
52
Грозясь рукою на гремевший гром, |
Она вскричала, с сумасшедшим взглядом: |
"Пируйте, ешьте - завтра мы умрем!" |
Толкнув ногой, разрушила она, |
Как бы гостям бескровным предлагая; |
Я был в сетях чудовищного сна, |
И, если б не ждала меня родная, |
От состраданья я б сошел с ума. |
53
Теперь же, взявши три-четыре хлеба, |
Уехал я - безумную с собой |
Не мог увлечь. Уже с востока Небо |
Гроза притихла; по прибрежью моря |
Могучий конь проворно нес меня, |
Седые скалы показались вскоре, |
И гул пошел от топота коня, |
Сидела Цитна и ждала с тревогой. |
54
Как радостно мы встретились! Она, |
Вся бледная, покрытая росою, |
Истомлена была, почти больна, |
Обнявши нежно; мнилось мне, что в ней |
От этого такое было счастье, |
Какое неизвестно для людей; |
Наш конь, как бы исполненный участья, |
Окончили мы путь наш по скале. |
55
Мы ласками друг друга отогрели, |
Был поцелуем встречен поцелуй. |
Потом мы наши яства мирно ели; |
Цветок, совсем иззябший под дождями, |
Вдруг радугой распустится в лучах, - |
Жизнь юная, улыбкой и огнями, |
Сверкнула на щеках ее, в глазах. |
И озарилась вся она любовью. |