Заговор Фиеско в Генуе.
Третье действие.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Заговор Фиеско в Генуе. Третье действие. (старая орфография)

ТРЕТЬЕ ДЕЙСТВИЕ.

Страшное, пустынное место.

ПЕРВЫЙ ВЫХОД.

Веррина и Бургоньино входят. Ночь.

Бургоньино (останавливается). Но куда ты меня ведешь, отец? Тупое горе, с которым ты отозвал меня еще чувствуется в твоем тяжелом дыханьи. Прерви это грозное молчанье. Говори. Я дальше не пойду.

Веррина. Тут и есть место.

Бургоньино. Самое страшное, какое ты " мог отыскать. Отец, если то, что ты здесь предпримешь, отвечает месту, - у меня волосы станут дыбом.

Веррина. Все таки здесь цветущее место сравнительно с ночью моей души. Следуй за мной туда, где тление разъедает гниль трупов, и где смерть справляет свой ужасный пир; где визг погибших душ веселит дьявола, и где напрасные слезы горя текут сквозь дырявое решето вечности, - туда мой сын, где мир меняет свое решение, и Божество разбивает! свой всемилостивый щит -там,содрагаясь, я буду говорить тебе, и ты станешь слушать меня со скрежетом зубовным.

Бургоньино. Слушать? что? умоляю тебя.

Веррина. Юноша, я боюсь, - юноша, у тебя чистая, алая кровь и нежное гибкое тело: такия природные свойства заставляют чувствовать человечно и мягко; перед этим впечатлительным пламенем тает моя грозная мудрость. Еслибы холод старости или тяжелое, как свинец, горе остановили порывы твоей радостной души, еслиб черная, сгущенная кровь болезни загородила путь к твоему сердцу,-тогда бы ты съумел понять язык моего горя и удивляться моему решению.

Бургоньино

Веррина. Не затем, сын мой, говорю я; от этого Веррина пощадит твое сердце. О, Сципио, тяжелое бремя налегло на моё сердце, мысль ужасная, как черная ночь, - настолько ужасная мысль, что она в состоянии разорвать грудь мужчины. Видишь ли? я ее выполню один, но носить ее один не могу. Еслиб я был горд, Сципио, я бы сказал, о, какая это мука быть единственным великим человеком. Величие было тягостно даже Творцу, и Он доверился духам небесным. Слушай, Сципио.

Бургоньино. Я всей душой жду твоих слов.

Веррина. Слушай,но ничего не возражай. Ничего, юноша, слышишь? ни слова ты на это не должен ответить: - Фиеско должен умереть!

Бургоньино (пораженный). Умереть? Фиеско?

Веррина. Умереть! Благодарю тебя, Боже! Слово сказалось. Фиеско умрет, сын мой, умрет от моей руки! А теперь иди. Бывают деянья, не подлежащия сужденью человека, для них является судьею только небо. Бог это одно из таких. Иди. Мне не нужно ни порицания твоего, ни одобрения. Я знаю, что мне стоит мое решение - и довольно. Но слушай, ты можешь с ума сойти думая об этом; слушай, видел ты, как он вчера любовался собой, когда мы стояли пораженные. Может-ли человек, который своим смехом обманул всю Италию, терпеть в Генуе себе подобного? Да, Фиеско низвергнет тирана, это несомненно! Фиеско сделается опаснейшим тираном Генуи - это еще более несомненно. (Он быстро уходит. Бургоньино смотрит ему вслед безмолвно и удивленно, потом тихо идет за ним).

ВТОРОЙ ВЫХОД.

Зала во дворце Фиеско. В середине, против зрителя, большая стеклянная дверь, в которую видны море и Генуя. Утренняя заря.

Фиеско (у окна). Что это такое? месяц скрылся. Блестящее утро встает из моря. Дикия фантазии разволновали мой сон. Все! мое существо трепетно сосредоточилось на одной мысли. Надо подышать свежим воздухом. (Отворяет стеклянную дверь. Море и город пылают в пурпуре утренней зари. Фиеско ходит взад и вперед твердыми шагами). Я первый человек в Генуе! Как же маленьким душам не собираться под покровительство великой души? - Но я ocкорбляю добродетель! ( Добродетель? У возвышенной души не те испытания, как у обыденной, так должна ли она подчиняться тем же обыденным правилам добродетели? Подойдут-ли к телу великана латы, прикрывающия мелкую фигуру пигмея. (Солнце восходит над Генуей). Этот величественный город (раскрывает объятия по. направлению к Генуе) - мой! И засветиться над ним, как царственный день! О нем заботиться с властью монарха - топить в этом бездонном океане все кипучия стремления, все ненасытные желания? - Конечно, если ловкость обманщика не облагораживает обмана, то достигнутый результат облагораживает обманщика. Вытащить кошелек из чужого кармана - позор; растратить чужой миллионы - дерзость, но безпредельное величие в том, чтобы украсть корону. Стыд уменьшается с возростанием греха (Пауза, потом с ударением). Повиноваться! Властвовать! Какая глубокая, головокружительная пропасть посредине! Бросайте в нее, что есть дорогого у человека, - завоеватели ваши победы, художники ваши безсмертные создания, эпикурейцы ваши любовные наслажденья, кругосветные путешественники ваши моря и острова! Повиноваться и властвовать! Быть и не быть. Только тот может измерить этот полет, кто перенесется через ошеломляющую пропасть, которая отделяет последняго Серафима от Предвечного. (В возвышенном тоне). Стоять на этой страшной, величественной высоте; презрительно смотреть вниз на быстрый водоворот человеческой жизни, где слепая богиня счастья перемешивает судьбы людския; быть первым у кубка радости; глубоко под собой вести на поводу закованного в латы великана - закон; смотреть на его неотомщенные раны, когда его немощная злоба спотыкается о загородки власти монарха; мягким движением поводьев смирять, как неугомонных коней, необузданные страсти народа; единым словом, единым - низвергать во прах гордость вассалов, стремящихся возвыситься, - й в то-же время могучим жезлом властителя вызывать к жизни даже грезы царственных мечтаний. А! мысль об этом кружит вихрем цепенеющий разум. Одна минута высшей власти поглощает всю суть существования. Не толчея жизни; а её содержание определяет её достоинство. Разбей гром на его мелкие составные звуки, и они будут убаюкивать ребенка; слей их в единый, внезапный удар, и властительный раскат потрясет небо. Я решился. (Величественно ходит взад и вперед).

ТРЕТИЙ ВЫХОД.

Фиеско. Леонора (входит видимо боязливая).

Леонора. Простите, граф, я боюсь, что рано тревожу ваш утренний покой.

Фиеско (отступает в крайнем удивлении). Правда, синьора, вы очень меня удивляете.

Леонора

Фиеско. Прелестная графиня, вы предаете вашу красоту враждебному ей утреннему ветерку.

Леонора. Не знаю, зачем мне и беречь её остаток для моего горя.

Фиеско. Горя, моя милая! Неужели я заблуждался: я думал, что где нет желания переворачивать государство, там душевное спокойствие.

Леонора. Может быть. Но я чувствую, что под таким душевным спокойствием разрывается мое женское сердце. Я прихожу, синьор, потревожить вас совсем ничтожной просьбой, если вы захотите пожертвовать мне минуту вашего времени. Семь месяцев бредила я странной мечтой, что я графиня ли Лаванья. Мечта исчезла. Голова моя от этого страдает. Я должна буду призвать назад все радости моего невинного детства, чтоб исцелить душу от этого живого привиденья. Поэтому позвольте мне вернуться в объятия моей доброй матери.

Фиеско (сильно пораженный). Графиня!

Леонора. У меня слабое изнеженное сердце; вы должны быть к нему снисходительны. Малейшия воспоминания о моей мечте могли бы повредить моему больному воображению. Поэтому я отдаю обратно последние оставшиеся у меня залоги их законному владельцу. (Она кладет несколько роскошных безделушек на столик). И этот кинжал, пронзивший мое сердце (его любовное письмо) и этот - и - (с громким плачем, стремясь уйти)

Фиеско (потрясенный спешит за нею и удерживает ее). Леонора! что за выходка! Ради Бога!

Леонора (безсильно падет ему на руки). Я не заслуживаю быть вашей супругой, но ваша супруга заслуживает уважения. Как они шипят теперь, злые языки! Как косятся на меня дамы и девушки Генуи! "Смотрите, она отцветает, самообольщенная женщина, обвенчавшаяся с Фиеско!" Грозное возмездие за мое женское тщеславие! я презрительно смотрела на всех женщин, когда Фиеско повел меня к брачному алтарю.

Фиеско. Нет, право, мадонна, это странная сцена.

Леонора. А! вот что мне и было нужно: он бледнеет и краснеет. Теперь я чувствую мужество.

Фиеско. Только два дня, графиня, и тогда судите меня.

Леонора. Я принесена в жертву! Как мне это высказать перед тобой, утренний, девственный разсвет, - в жертву развратниц. Нет, смотрите на меня, мой супруг. По истине, глаза, повергающие в рабский трепет всю Геную, должны опускаться перед слезами женщины.

Фиеско (сильно смущенный). Довольно! синьора! ни слова больше.

Леонора (печально и с некоторой горечью). мужчина дарит его какой-то...

Фиеско (резко перебивая ее). Нет, моя Леонора!

Леонора. Моя Леонора! благодарю тебя небо! Это был снова яркий, чистый возглас любви. Я бы должна ненавидеть тебя, изменник, но жадно бросаюсь на крохи твоей нежности. Ненавидеть? я сказала ненавидеть, Фиеско? О, не верь этому, твое клятвопреступление зовет меня к смерти, а не к ненависти. Мое сердце обмануто. (Слышны шаги мавра).

Фиеско. Леонора,исполните мою маленькую, ребяческую просьбу.

Леонора. Все, Фиеско, только не требуй равнодушия.

Фиеско. Что хотите, что хотите (значительно). Пока Генуя не будет старше на два дня, не спрашивайте ничего и не проклинайте. (Он медленно, с достоинством ведет ее в другую комнату).

ЧЕТВЕРТЫЙ ВЫХОД.

Мавр, задыхаясь.

Фиеско. Откуда так впопыхах?

Мавр. Скорей, милостивый господин...

Фиеско. Что-нибудь в сеть попалось?

Мавр. Прочтите это письмо. Неужели я в самом деле уж тут? Мне показалось, что Генуя на двенадцать улиц стала короче или мои ноги настолько же длиннее. Да, они играют головами и ваша козырная. Как вам это нравится?

Фиеско (потрясенный бросает письмо на стол). Десять чертей! как к тебе попало это письмо, курчавая голова?

Мавр. Почти так же, как к вам республика. С ним был послан нарочный в Леванто. Я почуял жатву, подстерег его в пустынном месте - паф! куница пала, и курица в наших руках.

Фиеско. На тебя падет его кровь! Это письмо золотом не оплатишь.

Мавр. Но я благодарю и за серебро. (Серьезно и важно). Граф ди Лаванья, на днях я добивался до вашей головы (показывает на письмо). Здесь я ее возвращаю. Теперь я думаю: милостивый господин и бездельник - расквитались. За дальнейшее вы можете отблагодарить доброго друга (подает ему другую бумагу). Номер второй.

(берет бумагу с удивлением). Ты с ума сошел?

Мавр. Номер второй. (Он дерзко становится подле него и подбоченивается). Лев не очень таки глупо поступил, что простил мышь (лукаво) - не правда-ли? Он поступил хитро? Иначе-то кто-ж бы выгрыз его из сетей? Ну? как вам это по вкусу?

Фиеско. Шельма! скольких чертей ты содержишь?

Мавр. К вашим услугам - одного только, и он на графском иждивении.

Фиеско. Собственноручная подпись Дориа! Откуда ты достал этот лист?

Мавр. Тепленьким из ручек моей Бонони. Я пробрался туда еще прошлой ночью, зазвенел вашими прекрасными словами и вашими еще более прекрасными цехинами. Эти подействовали. Мне приказано было снова толкнуться утром в шесть часов. Граф Ломеллино, действительно, был там, как говорили, и уплатил предательством за вход к контрабандному небу.

Фиеско (вспылив). О, бабьи прислужники! Хотят низвергать республику и не могут ничего скрыть от продажной девки. Я вижу из этих бумаг, что Дориа и его приверженцы сговорились убить меня и одиннадцать сенаторов и провозгласить Джанеттино герцогом.

Мавр. Не иначе, и это в самое утро выборов дожа, третьяго числа месяца.

Фиеско (быстро).

Мавр. Мне еще надо выпотрошить вам мой карман новостей. Две тысячи человек благополучно пробрались. Я их устроил в монастыре капуцинов, где их не выследит никакой нескромный солнечный луч. Они сгорают любопытством увидеть своего господина, и это все.отличные ребята.

Фиеско. Из каждой головы разцветет для тебя один скуди. Что говорит Генуя про мои галеры?

Мавр. Это особенно потешно, синьор. Более четырехсот искателей приключений, севших на мель после мира между Францией и Испанией, пристали к моим ребятам с усиленной просьбой, замолвить за них доброе словечко у вас, чтоб вы их послали сражаться с неверными. Я велел им к вечеру собраться, на дворе вашего дворца.

Фиеско (радостно). Мне скоро прядется броситься тебе на шею, негодяй! Мастерское дело! Ты говоришь четыреста? Теперь Генуе не спастись. Четыреста скуди - твои.

Мавр (чистосердечно). Не правда-ли, Фиеско? Мы двое так разнесем 'Геную, что законы её придется подметать метлой. Вот чего еще я вам никогда не. говорил: у меня и среди здешняго гарнизона есть гуляки, на которых я могу разсчитывать, как на то, что буду в аду. Ну, я устроил так, чтоб у каждых ворот было в карауле, по крайней мере по шести моих креатур, которые-бы могли других заговорить и залить вином их пять чувств. Так если вам будет угодно нынешней ночью отважиться на какую нибудь штуку, вы найдете караульных пьяными.

Фиеско. Не говори больше ничего. До сих пор я без посторонней помощи тащил эту громадную плиту. Теперь, подойдя близко к цели, я должен стыдиться: меня перегнал самый негодный парень в округе. Твою руку, малый! что граф тебе задолжал, уплатит герцог.

Мавр. Сверх того еще письмецо от графини Империали. Она меня поманила к себе с улицы и насмешливо спросила: не случилось-ли с графиней ли Ливанья желчного припадка? Ваша милость, сказал я, - вы спрашиваете только насчет одного здоровья? сказал я...

Фиеско (прочитав письмо, бросает его). Прекрасно сказано. Она ответила?

Мавр. Ответила, что все таки она опечалена участью бедной вдовы; а еще, что постарается дать ей удовлетворение и впредь запретит вашей милости любезничания.

Фиеско (ядовито). Которые, конечно, еще до светопреставления должны прекратиться. Тут все твои новости, Гассан?

Мавр Есть еще дамския дела, синьор, важнейшия после политических...

Фиеско. О, разумеется, и эти во всяком случае. Но что там у тебя за бумажка?

Мавр. Это чтобы выскоблить одну чертовщину - другой. Синьора дала мне порошок, чтоб ежедневно подмешивать его в шоколад вашей супруги.

Фиеско (бледнея отступает). Дала! тебе?

Мавр. Донна Джулия, графиня Империали.!

Фиеско (вырывая у него из рук бумажку, резко). Если ты лжешь, каналья, я велю тебя живым приковать к флюгеру, башни святого Лоренцо, где ветром тебя в одно мгновение повернет раз девять. - Ну, и порошок?...

Мавр (нетерпеливо). Должен я дать проглотить вашей супруге в шоколаде, вот что приказала донна Джулия Империали.

Фиеско (вне себя). Чудовище! чудовище! такому прелестному созданью? Неужели в женской душе так просторно для адских замыслов? Но я забыл благодарить тебя, небесное Провидение, уничтожающее их, уничтожающее помощью сквернейшого дьявола. Твои пути неисповедимы. (Мавру). Ты графине обещаешь исполнить и будешь молчать.

Мавр Молчать я могу, она заплатила мне чистоганом.

Фиеско. Её записка приглашает меня к ней. Я приду, madame! Я вас заговорю так, чтоб вы сюда за мной последовали. Хорошо. Теперь беги, спеши, насколько можешь, созови всех заговорщиков.

Мавр. Я предчувствовал этот приказ и потому самовольно пригласил каждого ровно к десяти часам.

Фiecко. Я слышу шаги. Это они. Шельма, ты заслуживаешь совсем особенную виселицу, на которой еще не корчился ни единый потомок Адама. Ступай, будь в прихожей, пока я не позвоню.

Мавр (уходя). Мавр сделал свое дело, мавр может идти.

ПЯТЫЙ ВЫХОД

Все заговорщики.

Фиеско (им навстречу). Гроза приближается, Тучи набегают. Входите тихо. Заприте замок на оба поворота.

Beррина. Восемь комнат запер я за нами. Подозрение не может подойти на сто мужских шагов,

Бургоньино. Здесь нет предателей, если страх нас не выдаст.

Фиеско. Страх не переступит моего порога. Милости просим всякого, кто не изменился со вчерашняго дня. Садитесь.

Бургоньино (ходит по комнате). Я не люблю сидеть, когда готовлю разрушение.

Фиеско. Генуэзцы, это замечательный час.

Веррина. Ты призвал нас обдумать план убийства тирана: спрашивай нас. Мы собрались, чтоб высказаться.

Фиеско. Итак, сперва вопрос довольно поздний, оттого он и странно звучит: кто должен пасть?

(Все молчат).

Бургоньино (опираясь на кресло Фиеско, с ударением). Тираны.

Фиеско. Хорошо сказано - тираны. Прошу вас очень внимательно поразмыслить обо всей важности этого слова. Один имеет вид губителя свободы, другой гнетет; кто из них больше тиран?

Веррина. Я ненавижу первого и страшусь второго. Андреа Дориа падет.

Кальканьо (оживленно),

Сакко. Андреа, кроткий старик?

Фиеско. Ужасна кротость этого старика, мой Сакко! Безумная наглость Джанеттино только смешна. Андреа Дориа падет! Это сказала твоя мудрость, Веррина.

Бургоньино. Цепи из стали или из шелка, все равно - цепи, и Андреа Дориа падет.

Фиеско (идя к столу). Стало быть, и дядя и племянник приговорены к смерти! подпишитесь (все подписываются). Кто падет - постановлено. Перейдем к вопросу столько-же важному: как это сделать? Говорите вы сперва, друг Кальканьо.

Кальканьо. Мы можем сделать это как солдаты или как убийцы. Первое опасно, потому что заставляет посвятить в тайну многих; рискованно, потому что еще не все сердца народа на нашей стороне, - для второго достаточно пяти хороших кинжалов. Через три дня - торжественная обедня в церкви святого Лоренцо. Оба Дориа приходят туда молиться. Вблизи Всевышняго засыпает и боязнь тиранов. Я все сказал.

Фиеско (отвернувшись). Кальканьо, ваше разумное мнение - отвратительно. Рафаэль Сакко?

Сакко. С доводами Кальканьо я согласен, но его средство меня возмущает. Лучше пускай Фиеско пригласит дядю и племянника на обед, где они под давлением гнева республики могут сами избрать себе смерть или от наших кинжалов, или в хорошем Кипрском вине. По крайней мере, это удобный способ.

Фиеско (с ужасом). Сакко, а если на их коснеющем языке капля вина превратится в кипучую смолу, как предвкушение ада? - что тогда, Сакко? Прочь, этот совет! говори, Веррина.

. Открытое сердце идет с открытым челом. Убийство братается с разбойниками. Меч в руках обличает героя. Мое мнение:мы громко дадим сигнал к возстанию и стремительно призовем патриотов Генуи к мщению! (вскакивает со стула. Остальные тоже. Бургоньино кидается ему на шею).

Бургоньино. И вооруженной рукой заставим счастье быть к нам благосклонным. Это голос чести - и мой.

Фиеско. И мой. Стыдитесь, генуэзцы! (К Кальканьо и Сакко). Счастье и так уж слишком много для нас сделало, мы еще должны и себе задать работу - стало быть возстание и даже в эту ночь, генуэзцы! (Веррина и Бургоньино удивляются. Остальные пугаются).

Кальканьо. Что? в эту ночь? еще тираны слишком сильны, и наша партия слишком мала.

Сакко. Уж в эту ночь? еще ничего не сделано, а уж солнце начинает заходить.

Фиеско. Ваша нерешительность основательна, но прочтите эти листки. (Он подает им список, подписанный Джанеттино,и с лукавым видом ходит взад и вперед, пока они читают с жадным любопытством). Теперь, доброго пути, Дориа, звезда прекрасная! Ты стояла гордо и победоносно, словно завладела всем горизонтом Генуи, - а, ведь, все таки видела, что и солнце покидает небо и делит с месяцем владычество над миром. Доброго пути, Дориа, звезда прекрасная! И Патрокл скончался тоже, а он больше был,чем ты.

Бургоньино (прочив листки). Это ужасно!

. Двенадцать - одним залпом!

Веррина. Завтра в синьории.

Бургоньино. Дайте мне список. Я поскачу во весь опор через Геную и буду так держать его, что камни побегут вслед за мной, и собаки завоют о разбое.

Все. Мщение! Мщение! мщение! и в эту же ночь!

Фиеско. Теперь вы таковы, какими я вас желал. Как только наступит вечер, я приглашу знатнейших недовольных к себе на пир; именно всех, стоящих в списке Джанеттино - и сверх того дворян Саули, Джентили, Вивальди и Везодимари, всех непримиримых врагов дома Дориа, которых убийца забыл опасаться. Они с открытыми объятьями примут мое предложение. Я в этом не сомневаюсь.

Бургоньино. Я в этом не сомневаюсь.

Фиеско. Прежде всего мы должны обезпечить себя со стороны моря. Галеры и моряки у меня есть. Двадцать кораблей Дориа не оснащены, не готовы к бою, на них легко напасть врасплох. Мы загородим устье Дарсены; всякая надежда на бегство будет преграждена. Если гавань в наших руках - Генуя на привязи.

Веррина. Несомненно.

Фиеско. Тогда будут взяты и заняты все укрепленные места города. Самое главное из них - ворота Фомы подле гавани, оне соединят нашу власть на море и на суше. Мы нападем на обоих Дориа и убьем их в их дворцах. По всем улицам станем бить тревогу; ударим в набат, будем призывать граждан, чтобы они примкнули к нашей партии и шли сражаться за свободу Генуи. Будет счастье к нам благосклонно, тогда остальное узнаете в синьории.

Веррина. План хорош. Скажи, как, мы распределим роли?

Фиеско Генуэзцы, вы добровольно ставите меня во главе заговора. Будете-ли вы послушны и дальнейшим моим приказаниям?

Веррина. Насколько они будут наилучшими.

Фиеско. Веррина, знаешь-ли ты словечко, скрепляющее людей под одним знаменем? - скажите ему про это словечко, генуэзцы! оно называется; субординация. Если я не могу повертывать эти головы, как я хочу, - поймите меня хорошенько, - если я не властелин заговора, то он потеряет одного из своих участников.

Веррина. Ради свободной жизни можно потерпеть несколько часов рабства. Мы повинуемся.

Фиеско. Так оставьте меня теперь. Один из вас осмотрит город и донесет мне о том, насколько сильны или слабы укрепленные места. Другой разузнает пароль. Третий позаботится о приведении галер в боевой порядок. Четвертый соберет две тысячи человек во дворе моего дворца. Я сам вечером приведу все в порядок, да еще сверх того, если счастью будет угодно, сорву банк за игрой в фараон. Ровно в девять часов все должны быть во дворце, чтобы принять мои последния приказания. (Звонит).

Веррина. Я беру на себя гавань. (Уходит).

Бургоньино. Я - солдат. (Тоже уходит).

Кальканьо. Я подслушаю пароль. (Уходит).

Сакко(Уходит).

ШЕСТОЙ ВЫХОД.

Фиеско, потом мавр.

Фиеско (садится за стол и пишет). Уж как-же подергивало их от словечка "субординация", точно гусеницу от укола булавки! Но теперь уж поздно, республиканцы!

Мавр (входит). Синьор...

Фиеско (встает и дает ему записку). Всех, кто состоит в этом списке, ты пригласишь сегодняшней ночью на представление комедии.

Мавр. Вероятно, чтоб принять участие в её исполнении. Цена входного билета - глотка.

Фиеско (не слушая его, презрительно). Когда это будет исполнено, я тебя больше не стану удерживать в Генуе. ( и бросает, не глядя, кошелек с золотом). Пусть это будет твоя последняя работа (уходит).

Мавр медленно поднимает с полу кошелек и с изумлением глядит вслед Фиеско.

Мавр. Так-то мы относимся друг к другу? Не стану тебя больше удерживать в Генуе! Это, в переводе с христианской речи на языческую, значит: когда я буду герцогом, я прикажу повесить доброго друга на Генуэзской виселице. Хорошо.

Я знаю его плутни, так он заботится, чтобы его честь не соскочила с моей морды, когда он будет герцогом. Полегче, господин граф! последние шаги еще надо обдумать. Теперь, старый Дориа, твоя шкура к моим услугам. Если я тебя не остерегу, ты пропал. Если я теперь пойду к нему и донесу про заговор, я спасу Генуэзскому герцогу не меньше, как жизнь и герцогство, и его благодарность должна быть не меньше, как груда золота, верхом насыпанная в эту шляпу. (Хочет идти, но внезапно останавливается). Не торопись, друг Гассан! ты, пожалуй, на пути к глупому делу. Что, если бы вся эта резня теперь была бы отменена - и вышло бы из этого что-нибудь хорошее. Фуй! фуй! какую дьявольскую штуку хочет разыграть со мной моя жадность. Где будет больше зла? Когда я надую этого Фиеско? Когда я Дориа подведу под нож? Дайте-ка мне на это ответ, мои хитрые дьяволы! Выдержит Фиеско, - Генуя может подняться. Прочь! это невозможно. Ускользнет этот Дориа, - все останется попрежнему и, в Генуе будет мир, - это было-бы еще сквернее! Но какое зрелище, когда головы мятежников полетят в харчевню палача! (Переходит на другую сторону). А забавная резня этой ночи, когда задушат их светлости по лукавству мавра? Нет, нет, из этого сумбура пускай выворачивается христианин, язычнику такая загадка слишком мудрена. Пойду спросить одного ученого. (Уходит).

ВОСЬМОЙ ВЫХОД.

Зала у графини Империали.

Джулия в négligé. Джанеттино входит очень взволнованный.

Джанеттино. Доброго вечера, сестра.

Джулия (встает). Должно быть, что нибудь особенное приводит наследника Генуэзского престола к его сестре.

. Около тебя-то, сестрица, роятся все мотыльки, а около меня все осы. Как тут быть? Сядем.

Джулия. Ты скоро выведешь меня из терпения.

Джанеттино. Сестра, когда в последний раз посетил тебя Фиеско?

Джулия. Еще что? Стану я помнить такие пустяки!

Джанеттино. Я это должен знать непременно.

Джулия. Ну, он вчера был здесь.

Джанеттино. И откровенно высказывался?

Джулия. По обыкновению.

Джанеттино. И все еще фантазирует по прежнему?

Джулия (оскорбленная).

Джанеттино (громче). Отвечай. Все еще по прежнему фантазирует?

Джулия (встает, выведенная из себя). За кого вы меня считаете, брат?

Джанеттино (остается сидеть, насмешливо). За кусок женского тела, завернутого в большой, в огромный дворянский патент. Говорю так между нами, сестра - ведь, никто не подслушивает.

Джулия (вспылив). Между нами, - вы полоумная, дерзкая обезьяна, и вы выезжаете на кредите своего дяди. - Говорю так, потому что, ведь, никто нас не подслушивает.

Джанеттино. Сестрица, сестрица, зачем так зло, - я только весел, потому что Фиеско еще по прежнему фантазер. Я хотел в этом убедиться. Прощай (хочет уходить).

ДЕВЯТЫЙ ВЫХОД.

Входит Ломеллино.

Ломеллино Простите мою смелость, синьора. (К Джанеттино). Некоторые дела, не терпящия отлагательства.

Джанеттино (отводит его в сторону, Джулия сердитая отходит кг клавесину и играет бурное Allegro),Все приготовлено к завтрашнему дню?

Ломеллино. Все, принц. Но курьер, отправленный сегодня рано утром в Леванто, не вернулся и Спидолы тоже нет. Что если курьера поймали? Я в величайшем смущении.

Джанеттино. Не заботься ни о чем. Список, ведь, у тебя в руках?

Ломеллино (в замешательстве). Синьор, этот список... Я не знаю... Он верно остался в кармане моего вчерашняго платья.

Джанеттино. Ладно. Только-бы Спинола вернулся. Завтра утром найдут Фиеско мертвым в постели, - я сделал распоряжение.

Ломеллино. Но это произведет ужасное впечатление!

Джанеттино тебе сказка про голову Медузы? Один взгляд превращает все в камень - чего только не успеешь сделать, мой любезный, пока камни разогреются!

Ломеллино. Сделали вы синьоре какой нибудь намек?

Джанеттино. Вот еще, с ней надо обращаться осторожней, когда дело идет о Фиеско. Но, когда она войдет во вкус плодов, ей стерпятся и все издержки. Пойдем! я сегодня вечером жду еще подкреплений из Милана и должен дать приказания страже у ворот. Ну, сестра, скоро ты выбренчишь твой гнев?

Джулия. Уходите, вы грубый гость. (Джанеттино хочет уйти и сталкивается с Фиеско).

ДЕСЯТЫЙ ВЫХОД.

Входит Фиеско.

Джанеттино (отшатнувшись). А!

Фиеско (предупредительно и любезно). Принц, вы освобождаете меня от посещения, которое я только что намеревался сделать.

Джанеттино. И мне, граф, тоже ничего не могло быть так желательно, как встреча с вами.

Фиеско (подходит к Джулии и почтительно целует её руку).

Джулия. Полноте! в доме другой это звучало-бы двусмысленно.. Но я пугаюсь, что еще в таком négligé простите, граф. (Хочет уйти в свой кабинет).

Фиеско. О,останьтесь, прелестная синьора! женщина никогда не бывает так прекрасна, как в ночной одежде (усмехнувшись), - это наряд её ремесла. Эти подхваченные кверху волосы - позвольте мне их совсем распустить.

Джулия. Как вы, мужчины, любите приводить в безпорядок!

Фиеско (невинно к Джанеттино). Волосы и республики! не правда-ли? это для нас одно и тоже... И ваша лента неправильно приколота. Садитесь, прелестная графиня. Ваша Лаура умеет обманывать глаза, но не сердца. Позвольте мне быть вашей горничной. (Она садится, он поправляет её туалет).

Джанеттино (дернув Ломеллино). Несчастный, беззаботный бедняк!

Фиеско (приводит в порядок платье на груди Джулии). Видите, это я мудро прячу. Чувства должны быть всегда слепыми курьерами - они не должны знать о сделке фантазии с природой.

. Это легкомысленно сказано.

Фиеско. Нисколько, - потому что видите ли, самая лучшая новость теряет интерес, когда делается сказкой города - наши чувства это только сидящая на дне гуща нашей внутренней республики. Дворянство ими питается, но возносится над их плоским вкусом. (Он кончил её туалет и подводит ее к зеркалу). Ну, клянусь честью! этот наряд будет завтра модным в Генуе. (Хитро). Позволите мне пройти с вами по городу, графиня?

Джулия. Вот хитрец! как он искусно постарался ложью затянуть меня в свои желанья. Но у меня голова болит, и я останусь дома.

. Простите, графиня, вы можете поступить, как вам угодно, но вам это не будет угодно. Сегодня в полдень приехало сюда целое общество флорентинских актеров и вызвалось играть в моем дворце. Ну, я не мог помешать, чтоб большинство благородных дам - явилось зрительницами, и это меня ставит в большое затруднение. Я не знаю, кого посадить в главную ложу, не обижая никого из моих щепетильных гостей. Только один исход возможен (с глубоким поклоном) - если-бы вы были так милостивы, синьора.

Джулия Лаура!

Джанеттино (подходя к Фиеско). Граф, вы помните о неприятной истории, случившейся на-днях между нами?

. Я бы желал, принц, чтобы мы оба о ней позабыли. Люди относятся друг к другу, как кто кого знает, - и чья-же вина, если, не моя, что мой друг Дориа не вполне меня знал?

Джанеттино. По крайней мере я никогда об этом не буду думать без того, чтоб от всего сердца не просить у вас прощенья.

Фиеско

(Джулия возвращается несколько переодетая).

Джанеттино. Мне сейчас приходит на ум, граф: вы собираетесь крейсировать против турок?

Фиеско

Джанеттино (крайне вежливо). С большим удовольствием. Повелевайте всем моим влиянием.

Фиеско

Джанеттино (искренно). В этом деле положитесь на меня. Действуйте с Богом, и я желаю вам много удачи в предприятии.

Фиеско Я вам очень обязан.

ОДИННАДЦАТЫЙ ВЫХОД.

Те-же и солдат немецкой стражи телохранителей.

Джанеттино

Немец. Я проходил в ворота Фомы и видел там множество вооруженных солдат, они спешили к Дарсене и приготовляли к отплытию галеры графа ли Лаванья.

Джанеттино. Ничего более важного нет? Дальше докладывать не нужно.

Немец. Слушаю. Тоже из монастырей капуцинов толпой выходит подозрительный сброд - и крадется через рынок; их вид и походка заставляют предполагать, что это солдаты.

(сердито). Ах, уж мне это дурацкое усердие! (К Ломеллино уверенно) это мои миланцы.

Немец

Джанеттино (громко к Ломеллино). Осмотрите их, Ломеллино. (Резко немцу). (К Ломеллино). Объясните немецкому быку, чтоб он держал язык за зубами (Ломеллино уходит с немцем).

Фиеско Наш друг чем-то недоволен? Смею я узнать причину?

Джанеттино. Не удивительно. Вечные дела и доклады (стремительно уходит).

. И нас ждет спектакль. Позвольте предложить вам руку, синьора.

Джулия. Не торопитесь. Я должна еще надеть накидку. Но, ведь, не трагедию вы мне покажете, граф? печальное я вижу и во сне.

Фиеско О, тут, можно будет умереть со смеху, графиня.

Занавес падает.

Примечания

ТРЕТЬЕ ДЕЙСТВИЕ.

Стр. 300. Фиеско: Но безпредельное величие в том, чтобы украсть корону. У Реца, служившого материалом для Шиллера, Веррина говорит: "Украсть корону - такое замечательное преступление, что оно может сойти за добродетель. Жалкий пират, кравший маленькия лодки во времена Александра, был сочтен гнусным вором, а великий завоеватель, опустошавший целые государства, до сих пор считается героем".

ТРЕТИЙ ВЫХОД.

"Юлие Цезаре" Шекспира (II, 2).

ПЯТЫЙ ВЫХОД.

Стр. 301. У Реца и Робертсона также говорится о двух предложенных заговорщиками и отвергнутых Фиеско способах убить обоих Дориа. Слова Фиеско - И Патрокл скончался тоже - стих из Илиады (XXI, 107).

Рец рассказывает: "В условленный день он, чтобы отклонит от себя всякое подозрение, посетил нескольких лиц, был во дворце Дориа, где, встретив детей Джанеттино, ласкал и целовал их в его присутствии. Затем он попросил его приказать командирам галер пропустить безпрепятственно его суда, которые через несколько часов отправляются против туров. Майльи прибавляет, что Фиеско просил еще Джанеттино передать об этом его дяде, чтобы ме возбудить в герцоге какого-либо подозрения, когда он об этом узнает. Поздно вечером комендант Генуи явился к герцогу с докладом, что большинство караульных покинуло свои посты, а в дом Фиеско со всех сторон стекаются вооруженные люди. Джанеттино назвал его обманщиком и успокоить дядю, рассказав ему свой разговор с Фиеско".