Вильгельм Телль.
Действие второе

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Вильгельм Телль. Действие второе (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

ПЕРВАЯ СЦЕНА.

(Замок барона Аттингаузена).

Готическая зала, украшенная трофеями и шлемами. Барон, восьмидесятипятилетний старец, высокого роста и благородной осанки, одетый в теплую одежду на меху, опирается на посох, с рогом серны, вместо набалдашника. Куони и шесть работников стоят вокруг с граблями и косами. Ульрих фон-Руденц входит в рыцарском одеянии.

РУДЕНЦ.

Что вам угодно, дядюшка? я здесь.

АТТИНГАУЗЕН.

Позволь сперва по древнему обычью

С рабочими напиток разделить.

(Он пьет из кубка и потом передает его другим).

Бывало, в поле сам ходил я с ними

И сам за их работами смотрел,

Со знаменем на брань летал я с ними;

И если солнце не придет ко мне,

То не могу итти за ним на горы.

И так, что день, то круг теснее мой,

Я движусь в нем все медленней и тише.

Теперь я тенью стал своей, а скоро

От тени той останется лишь имя.

КУОНИ (подавая Руденцу кубок).

Возьмите, рыцарь.

(Руденц медлит).

Пейте! Пусть у нас

Один сосуд, одно и сердце будет

АТТИНГАУЗЕН.

Ступайте, дети; вечером придете --

О родины делах поговорим мы.

(Вассалы уходят).

АТТИНГАУЗЕН.

Я вижу, ты совсем уж снарядился:

В Альторфский ты желаешь ехать замок?

РУДЕНЦ.

АТТИНГАУЗЕН (садясь).

Куда же ты спешишь? Ужели юность

Твоя так временем скудна, что дяде

Не можешь ты минуты уделить?

РУДЕНЦ.

Я вижу, что вам нужды нет во мне,

Что в этом доме я, как отчужденный.

АТТИНГАУЗЕН
(пристально смотрит на него несколько времени).

Да, к сожаленью, правда! Край родной

Тебе давно стал чуждым! Ульрих! Ульрих!

Не узнаю тебя я. Весь в шелку,

На голове павлиньи веют перья,

Пурпурный плащ накинут на плечо;

А на крестьянина глядишь с презреньем,

Тебя стыдит его привет радушный.

РУДЕНЦ.

Почет, которого достоин он,

аю

Я ни за что и никогда за ним

Тех прав, что он себе присвоить хочет.

АТТИНГАУЗЕН.

Вся сторона теперь под королевским

Тяжким гневом; у всех сердца печалью

Исполнены от злобного тиранства,

Что мы несем - тебя лишь одного

Не трогает общественное горе,

Лишь ты один чуждаешься своих,

На стороне врагов земли родимой

Смеешься над несчастием народа.

Ты ищешь только легких наслаждений,

Да милость короля, тогда как здесь

Твоя отчизна страждет под ярмом.

РУДЕНЦ.

Отчизна под ярмом? Но отчего же?

Кто вверг ее в подобное несчастье?

Одно лишь слово стоило сказать,

И гнев монарха изменить на милость.

Но горе тем, кто ослепил народ

И отвратил его от лучшей доли!

Из собственной лишь выгоды своей,

Когда вокруг все земли присягнули,

Лесным кантонам не дают они

На верность Австрии принесть присягу.

Им хорошо теперь, здесь наравне

Они с дворянством... Признают своим

Лишь императора здесь государем,

Чтоб государя не иметь совсем.

АТТИНГАУЗЕН.

И от тебя ль я должен это слышать?

РУДЕНЦ.

Вы начали - позвольте кончить мне.

Какую ж роль играете вы сами?

Ужели в вас нет гордости, что вы

Хотите здесь владетельным бароном

Сидеть и пастухами управлять?

Державному властителю служить

И при его дворе блестящем жить,

Чем заседать в совете и в суде

С своим крестьянином, как пэр, как равный?

АТТИНГАУЗЕН.

Ах, Ульрих, Ульрих! Голос искушенья,

Уж вижу я, твой слух обворожил,

Твое он -сердце ядом отравил.

РУДЕНЦ.

Да, я не скрою: горько было мне

Сносить насмешки гордых чужеземцев,

Дворянами мужицкими прозвавших

По праву нас. Мне видеть тяжело,

Как юноши со всех сторон стремятся

За славою к габсбургским знаменам,

Я-ж, праздный, здесь сижу в своем наследьи,

В занятиях простых теряю дни

Моей весны.. В других местах дела

Великия свершаются; мир славы

А у меня заржавел шлем и щит.

Ни стук мечей, ни звук трубы военной,

Ни зов герольдов на турнир блестящий

Не долетают к нам в долины! Здесь

Я слышу лишь пастушечьи напевы,

Да стад однообразные звонки.

АТТИНГАУЗЕН.

Так! презирай отчизну, презирай,

Слепец, мишурным блеском увлеченный!

Стыдись её обычаев священных!

Но будет время - с горькими слезами

К родным горам стремиться будешь ты,

И самые напевы пастухов,

Которыми теперь пренебрегаешь,

Твой гордый дух страданьем возмутят,

Когда ты их услышишь на чужбине.

О, в нас сильна любовь к родному краю!

Не для тебя обманчивый тот мир!

Там, при дворе блестящем государя,

В том мире нужны доблести не те,

Какими здесь в горах ты отличался.

Иди туда, продай свою свободу,

Возьми поместье в лен и стань рабом,

Когда не хочешь сам быть господином

И собственным наследьем управлять!

Ах, Ульрих! нет! останься лучше с нами

И не ходи в Альторф! Не покидай

Отечества в опасности его!

Бездетен я, со мною пресечется

Мой древний род. Вот этот шлем и щит

Вы положить должны ко мне в могилу..

Ужели думать мне в последний час,

Что ты лишь только ждешь моей кончины,

Чтоб все мои свободные поместья,

Что Бог мне дал, от Австрии принять?

РУДЕНЦ.

Мы королю противимся напрасно!

Ему покорен свет: ужели мы

Возможем перервать ту цепь земель,

Которую вкруг нас обвел могучий?

Суды, дороги, рынки - все ему

Принадлежит, и даже табуны

Готтардские - и с тех берет он подать"

Мы заперты, опутаны, как сетью,

Со всех сторон владеньями его.

И защитит империя-ли нас?

Сама себя оборонить не может

Она от Австрии. Когда сам Бог

Нам помощь не пошлет, тогда, поверь,

И император никакой не в силах

Помочь нам. Разве можно полагаться

На императорское слово нам,

Когда, мы видим, каждый император

И при безденежьи, и для войны

Достать чтоб денег, может прибегать

К залогу и продаже городов,

Что покровительства себе искали

Во времена тяжелых смут, раздоров,

Благоразумие велит искать

Защиты нам у сильного владыки.

Имперская корона переходит

От дома к дому, и для службы верной

Нет памяти у ней. Когда-ж монарху

Наследственному станем мы служить,

Для будущности семена посеем.

АТТИНГАУЗЕН,

Разсудил!

Ты хочешь быть умней своих отцов,

Которые свободу дорогую

Готовы были кровью искупить.

Ступай-ка в Люцерн, разспроси-ка там,

Как тягостно владычество австрийцев!

Они к нам придут; овец и скот

Пересчитают, Альпы размежуют,

В лесах свободных запретят охоту,

К воротам нашим и к мостам приставят

Обогащаться нашей нищетой,

И покупать сраженья нашей кровью.

Нет! если кровь свою нам проливать,

Так лучше за себя: сходней тогда

Придется нам свобода, чем неволя.

РУДЕНЦ.

Но что ж мы, пастухи, что можем сделать

Альбертовым войскам?

АТТИНГАУЗЕН.

Дитя, узнай сперва

Ты этих пастухов, тогда суди!

Я знаю их: я их водил на битвы,

Они при мне сражались под Фавенцем.

Пусть их придут, на нас ярмо наложат --

Увидишь, как его мы понесем!

О, научись свой род и племя чтить!

Не отдавай за блеск пустой, мишурный

Своей неложной, драгоценной чести --

Главою быть свободного народа,

Доверчиво с тобой пойдет на смерть.

Вот чем гордись! Вот истинная слава!

Не расторгай родных, священных уз;

Не оставляй своей отчизны милой:

Всем сердцем, всей душой к ней прилепись!

В ней твердый корень сил твоих хранится;

Но там, в стране чужой, ты одинок,

Как тонкий прут, сломаешься от бури.

О, возвратись в объятия своих!

Один лишь день нам подари, лишь нынче

Не езди в Альторф! слышишь? Только нынче,

Останься с нами только в этот день!

(Берет его за руку).

РУДЕНЦ.

Я слово дал... пустите... я им связан.

АТТИНГАУЗЕН (оставляет его руку).

Ты связан? Да, ты связан, злополучный!

Не словом данным и не клятвой - нет!

(Руденц отворачивается).

Скрывай свое лицо. Я знаю все:

Тебя пленила Берта фон-Брунек;

Она тебя влечет к имперской службе.

Достать себе невесту хочешь ты

Изменою отчизне? Ты обманут;

Невестою они тебя желают

Лишь приманить; она ж не для тебя.

РУДЕНЦ.

Я слышал уж довольно. До свиданья!

(Уходит).

АТТИНГАУЗЕН.

Остановись, безумец! Он ушел!

И удержать, спасти его нельзя мне!

Вот так отпал от нас и Вольфеншисен;

Так и другие отпадут: их всех

Могучее влечет очарованье --

Туда, за горы, в незнакомый край.

О, злополучный час, когда чужие

Нарушить мирных нравов простоту!

Все новое втесняется сильней,

Все древнее, почтенное отходит:

И времени, и мысли - все другое!

Зачем же я живу? Давно в могиле

Все те, с которыми я вместе жил.

Мой век земля покрыла; счастлив тот,

Кто жить не должен с новым поколеньем!

(Уходит).

ВТОРАЯ СЦЕНА.

Долина, окруженная высокими скалами и лесом.

По скалам проложены тропинки со ступенями, по которым сходят поселяне. В глубине сцены видно озеро, над ним лунная радуга. Дал представляет перспективу высоких гор, из-за которых видны еще более высокия снежные горы. Темная ночь; только озеро и ледники блестят, освещенные луною Мельхталь, Баумгартен, Винкельрид, Мейер из Сарнена, Бургард-ам-Бюхель, Арнольд Сева, Клаус Фон-дер-Флюе и еще четыре поселянина; все вооружены.

МЕЛЬХТАЛЬ (за сценой).

Вот горная тропа! за мной ступаете!

На месте мы; здесь Рютли.

(Входят с факелами).

ВИНКЕЛЬРИД.

Чу! послушай!

СЕВА.

Все тихо.

МЕЙЕР.

Ни души. Мы прежде всех

Сюда пришли - мы, унтервальденцы.

МЕЛЬХТАЛЬ.

Что, чай уж поздно?

БАУМГАРТЕН,

Сторож в Селисберге

Два прокричал еще не так давно.

(Вдали слышен звон).

МЕЙЕР.

Чу! слышите?

АМ-БЮХЕЛЬ.

В лесной часовне в Швице,

За озером, к заутрени звонят.

ФОН-ДЕР-ФЛ ЮЕ.

Да, воздух чист - и звук несет далеко.

.

Подите кто-нибудь зажгите хворост,

Чтоб он горел, когда придут друзья.

(Двое поселян уходят).

СЕВА.

Ночь лунная прекрасна; неподвижно,

Как зеркало, там озеро лежит.

АМ-БЮХЕЛЬ.

Тем легче будет плыть им.

ВИНКЕЛЬРИД (показывая на озеро).

                                                  Ах, смотрите!

Смотрите-ка туда!

МЕЙЕР.

Ну, что же там?

Ах, в самом деле, радуга! - и ночью!

МЕЛЬХТАЛЬ.

Свет месяца ее образовал.

ФОН-ДЕР-ФЛЮЕ.

Вот редкое чудесное явленье!

Иной умрет, такого не видав.

СЕВА.

Над ней еще другая, побледнее.

.

Но вот теперь вдали видна ладья.

МЕЛЬХТАЛЬ.

То Штауффахер плывет. Старик почтенный,

Он не заставил долго ждать себя!

(Идет с Баумиартеном к берегу).

МЕЙЕР.

Да вот из Ури только что-то медлят.

АМ-БЮХЕЛЬ.

Чтоб не сойтись с разъездами ландфогта

Им обходить далеко по горам.

(Между тем два поселянина разложили посредине места действия огонь).

МЕЛЬХТАЛЬ (у берега).

Кто там? Скажите!

ШТАУФФАХЕР (снизу).

Все друзья страны.

(Все идут навстречу прибывшим).

Из лодки выходят: Штауффахер, Итель Рединг, Ганс Мауер, Иорг Гоф, Конрад Хун, Ульрих Шмид, Иост Вейлер поселянина, также вооруженные.

ВСЕ (громко).

Привет всем!

(Между тем как другие остаются в глубине сцены и приветствуют друг друга, Мельхталь и Штауффахер выходят вперед).

.

О, Штауффахер! я видел

Того, кто на меня глядеть не может!

К его очам прикладывал я руку --

И из его лишенных света взоров

Я жгучей мести жажду почерпнул.

ШТАУФФАХЕР.

Не говори о мщеньи. Не отмщать,

Но встретить зло грозящее должны мы.

Скажи теперь, как в Унтервальдне ты

Устроил все? Нашел ли там друзей?

Что думают об этом поселяне?

Как сам предательства сетей избег ты?

МЕЛЬХТАЛЬ.

Через Суренна грозные вершины

Где только слышен хриплый крик орлов,

Дошел я до альпийских паств, куда

Из Ури пастухи и с Энгельберта

Свои стада гоняют совокупно.

Я жажду утолял свою водой,

Струящейся из ледников в лощины;

Я в хижины пустые заходил

Хозяином и гостем; наконец,

Достиг жилищ людей гостеприимных.

Уж разнеслась в долинах этих весть

О новом здесь свершившемся злодействе.

Мое несчастье доставляло мне

У всех дверей привет и состраданье;

И я нашел, что все и здесь равно

На новое правленье негодуют.

Как Альпы их всегда, из года в год,

Одни и те ж растения питают,

Как их ручьи текут однообразно,

Как облака и даже ветры их

Так неизменно нравы старины

От предков здесь к потомкам перешли.

Они не терпят дерзкой новизны

В ходу своей однообразной жизни.

Они с радушием мне жали руки,

Со стен снимали ржавые мечи,

И в их глазах горел огонь отваги,

Когда я произнес им имена,

Священные для наших поселян,

Твое и Вальтер Фюрста; и они

Клялись исполнить все, что вы велите:

Клялись за вами следовать на смерть.

Так я, из дома в дом, ходил под кровом

Священного гостеприимства прав,

И так пришел в родимую долину,

Где много у меня живет родных;

Нашел отца, слепого, в нищете

И на чужой соломе, что ему

Из состраданья подослали...

.

Боже!

МЕЛЬХТАЛЬ.

Но я не плакал; не хотел в ничтожных

Слезах излить тоски моей ужасной;

Ее в груди своей, как драгоценность,

Я схоронил, и думал лишь о деле.

Я проникал во все ущелья гор,

Я проходил все скрытые долины,

И у подошвы вечных ледников

Я посетил смиренные жилища.

Куда свои стопы ни направлял,

Везде я видел ненависть к тиранству;

Ведь даже там, где край жилья людей,

Где ничего земля не производит,

Ведь даже там царит грабеж ландфогтов...

Я возбудил к возстанию народ.

Он наш теперь и сердцем, и душою.

ШТАУФФАХЕР.

Ты много сделал в столь короткий срок.

МЕЛЬХТАЛЬ.

Росберг и Сарнен, страшные для всех,

Где, скрытые за стенами, враги

Сидят, для нас выдумывая ковы,

Хотел своими видеть я глазами:

И в Сарнен удалося мне проникнуть

И замок этот весь я осмотрел.

ШТАУФФАХЕР.

И ты посмел войти в пещеру тигра?

МЕЛЬХТАЛЬ.

В одежде пилигрима я там был;

Я видел там ландфогта за пирушкой.

Судите же, могу ль собой владеть я:

Врага я видел там - и не убил!

ШТАУФФАХЕР.

Ну, счастье помогло твоей отваге!

(Между тем прочие поселяне приближаются).

Теперь скажи мне, кто твои друзья,

Которых ты сюда привел с собою?

Дай их узнать, чтоб мы могли друг другу

МЕЙЕР.

Кто вас не знает в наших трех кантонах?

Я называюсь Мейером из Сарна,

А вот племянник мой, Струт Винкельрид.

.

Ты имя мне знакомое сказал:

Был Винкельрид, который умертвил

Дракона в вейлерских болотах - и

Сам пал в бою.

ВИНКЕЛЬРИД.

То был мой предок, Вернер.

МЕЛЬХТАЛЬ (показывая на двух поселян).

          Вот эти унтервальденцы живут

За лесом при аббатстве Энгельберга;

Хотя они крестьяне крепостные,

А не свободные землевладельцы,

Но вы не презирайте их за то,

Они отчизну любят.

ШТАУФФАХЕР (обоим).

Счастлив, что независим от другого,

Свободен на своей земле; но честность

Во всяком звании имеет цену.

КОНРАД ХУН.

Вот Рединг, наш старинный ландамманн.

МЕЙЕР.

Его я знаю. Он противник мой:

У нас с ним тяжба об одном участке.

Да, Рединг, мы враги перед судом.

Но здесь друзья.

Жмет его руку).

ШТАУФФАХЕР.

Отлично сказано!

ВИНКЕЛЬРИД.

Они идут! Чу! слышите рог Ури?

(Справа и слева по скалам входят вооруженные люди, с факелами в руках).

МЕЙЕР.

Вон с ними и служитель алтаря,

Почтенный их священник; несмотря

На трудный путь и ночи мрак, идет он,

Как верный пастырь, стадо сохранять.

.

С ним Петерман идет и Вальтер Фюрст;

Но Телля я не вижу между ними.

Вальтер Фюрст; Рессельман, священник, Петерман, кистеру, Куони, пастух, Верни, охотник, Руоди, рыбак и еще пятеро поселян. Все числом тридцать три, становятся вокруг огня.

ВАЛЬТЕР ФЮРСТ.

Итак на собственном своем наследьи,

На отческой земле должны мы тайно

Сходиться здесь, как-будто бы убийцы,

И в ночь, под черной мрака пеленой,

Который лишь преступникам приятен,

Когда они и чисты, и светлы,

Как солнца свет в безоблачной лазури.

МЕЛЬХТАЛЬ.

О, нужды нет! Что ночи мрак посеет,

То днем к свободе, к радости созреет.

РЕССЕЛЬМАН.

Послушайте, что мне внушил Господь:

Мы общины собой здесь представляем

И можем говорить за весь народ.

Приступим же теперь мы к совещанью,

По древнему обычаю земли;

А если в чем отступим от законов,

То обстоятельства нам извинят.

Господь везде, где защищают право!

Не под его ли небом мы стоим?

ШТАУФФАХЕР.

Так мы поступим, как велит обычай:

Хоть ночь теперь, но светло наше право.

МЕЛЬХТАЛЬ.

Всего народа: лучшие при нас.

КОНРАД ХУН.

Хоть нет при нас старинных наших книг,

Но мы в сердцах храним их начертанье.

РЕССЕЛЬМАН.

Итак, друзья, составим круг теперь.

Вонзите в землю меч - орудье власти!

МАУЕР.

Пусть ландамман займет в средине место,

А по бокам товарищи его.

ПЕТЕРМАН.

Здесь три народа; так кого ж из них

Мы изберем главоию быть над нами?

МЕЙЕР.

Пусть с Ури Швиц об этом соревнует:

Им Унтервальден уступить готов.

МЕЛЬХТАЛЬ.

Да, он готов им уступить: он просит

О помощи друзей своих могучих.

ШТАУФФАХЕР.

Так пусть же Ури меч возьмет: в походах

ВАЛЬТЕР ФЮРСТ.

Нет, этой чести Швиц один достоин:

Мы все гордимся племенем его.

РЕССЕЛЬМАН.

Я разрешу ваш благородный спор:

В совете Швиц, в войне пусть Ури правит.

ВАЛЬТЕР ФЮРСТ
(подает Штауффахеру меч).

Возьмите!

ШТАУФФАХЕР.

Нет! здесь старше есть меня.

ГОФ.

Здесь старше всех годами Ульрих Шмид.

МАУЕР.

Достойный муж, но крепостной и в Швице

Поэтому не может быть судьей.

ШТАУФФАХЕР.

Но вот наш Рединг, ландамманн старинный:

Кого же лучше нам еще искать?

ФЮРСТ.

Пусть будет он амманном, главой совета!

Согласен кто, тот руку подыми.

(Все подымают правую руку).

РЕДИНГ.

Нельзя руки мне положить на книги,

Но вечными светилами-клянусь,

Что никогда не удалюсь от правды!

(Перед ним вонзают два меча, все составляют круг, Швиц занимает средину, Ури правую, а Унтерваледен - левую сторону. Он стоит, оперились на меч).

Скажите мне, зачем, покинув горы,

Три племени в полночный час пришли

Сюда, на берег озера пустынный?

В чем содержанье нового союза,

Под этим звездным небом заключают?

ШТАУФФАХЕР (входит в круг).

Союз не новый заключаем мы,

Но древний, наших предков, мы теперь

Возобновить желаем. Знайте, братья,

оды нас и горы разделяют,

И хоть у нас и разное правленье,

Но род у нас один и кровь одна,

И нас одно отечество вскормило.

ВИНКЕЛЬРИД.

Так правда, что поется в наших песнях,

Что мы сюда издалека пришли?

О, разскажите нам, как это было,

Чтоб старым новый подкрепить союз.

ШТАУФФАХЕР.

Вот как о том рассказывают старцы:

Жил некогда на севере далеком

Большой народ; настал тяжелый год,

Все вздорожало, и решились люди.

Чтобы из них, по жребию десятый

Оставил край родной. Так и сбылось.

И вот печально побрела толпа

Мужчин и жен на полдень, пробивая

Себе мечом средь землю немцев путь,

Все шли они вперед и, наконец,

Пришли к долине дикой, где теперь

Течет Муотта в берегах зеленых.

Тут не было и следа человека,

Лишь хижина у берега стояла,

Да лодочник сидел для перевоза.

Но озеро так сильно волновалось,

Что плыть нельзя им было. Осмотрев

Весь этот край, заметили они,

Что он богат и лесом и водою,

И им казалось, что они нашли

Опять свою отчизну дорогую.

Тогда решились здесь они остаться.

Построили селенье Швиц, и много

Тяжелых дней трудились, вырывая

Деревья с их ветвистыми корнями.

Потом, когда размножилось число их,

И тесно стало им, тогда они

Подвинулись до Черных гор и даже

Живет другой народ с другою речью.

Местечко Станц построили в Керивальде,

Местечко Альторф на долине Рейс.

Но памятен их род навек остался;

От всех чужих племен,-которым после

Пришлось у них в долинах поселиться,

Мужей из Швица можно отличить как раз:

В них благородны и сердца, и кровь!

(Подает руку направо и налево).

МАУЕР.

Да, в нас одна и кровь, одно и сердце!

ВСЕ
(подавая друг другу руки).

Мы, как один народ, согласны будем!

ШТАУФФАХЕР.

Другие чуждое несут ярмо;

Они все сами сильным покорились

Таких рабов и в нашей стороне

Найдется много: все они в неволе,

И рабство их наследуют их дети.

Но мы, потомки славного народа,

Ни перед кем колен мы не склонили,

А добровольно стали под покров

Империи.

РЕССЕЛЬМАН.

Да, сами мы себе

Её покров избрали. Так в грамоте

Стоит, что дал нам император Фридрих.

ШТАУФФАХЕР.

Но и свободные не безначальны.

Начальник должен быть, судья верховный,

К кому б мы в распрях прибегать могли;

И потому-то предки наши сами

За землю, на которой поселились,

Просили цезаря, как властелина

Всех италийских и германских стран,

Чтобы он их под свой покров принял,

И обещались быть ему за то

Союзниками в войнах: это долг

Единственный свободных - защищать

МЕЛЬХТАЛЬ.

Другое все уж будет признак рабства.

ШТАУФФАХЕР.

Когда к ним приходил призыв к войне,

Под знаменем империи сражались;

В Италию ходили добывать

Для императора корону Рима;

А дома сами правили собой

По собственным законам и обрядам.

Сам император лишь убийц судил;

И для того назначен был им граф,

Который жил однако ж не у нас:

Он приезжал лишь в случае убийства --

И просто, ясно, под открытым небом,

Суд изрекал правдивый, без боязни.

Ну, есть ли тут следы какого рабства?

Кто думает иначе, тот скажи!

ГОФ.

Нет, все то правда, что сказали вы:

Мы никогда насилия не знали.

.

Мы и монарху даже отказали

В правах, им данных в пользу духовенства,

Когда Эйнзидельн овладеть задумал

Горами, на которых мы издавна

Пасем свои стада, когда аббат

Прислал сюда имперское письмо,

По коему ему дарились земли,

Где не было владетелей (как-будто

Никто не знал, что мы здесь обитаем) --

Тогда сказали мы: "Путем подлога

Добыта грамота. Не может кесарь

Дарить того, что наше издавна,

А если нам в признанье наших прав

Империя откажет, мы тогда

И без нея в горах прожить съумеем".

Вот как сказали предки наши! Нам ли

Терпеть безчестье нового ярма?

От чуждого вассала то сносить,

К чему не принудил сам император?

Своей рукой мы древния дубравы,

С пустынными берлогами зверей,

В жилища человека превратили;

Мы извели драконов хищных племя,

Которых яд болота заражал;

Мы разогнали облака туманов,

Висевшия над этою пустыней,

Разбили скалы, провели над бездной

Для путников удобные дороги...

Наш этот край. Мы им века владеем --

И чтоб посмел чужой вассал явиться

Сюда и нам оковами грозить,

И нас позорить на родной земле!

Да разве мы не можем защищаться?

(Сильное волнение между поселянами).

Нет, есть граница и тиранов силе!

Коль угнетенный права не находит,

Коль для него несносно стало бремя,

Тогда он смело к небу обратись:

Там все они, как вечные светила,

Ненарушимы, тверды, неизменны!

Вернется первобытная пора,

Пора борьбы людей между собой.

Когда ничто помочь ему не может,

Тогда ему остался острый меч.

Свое добро должны мы защищать;

Мы возстаем за милую отчизну,

Мы возстаем за жен и за детей!

ВСЕ (ударяя по мечам).

Мы возстаем за жен и за детей!

РЕССЕЛЬМАН (входит в круг).

Но прежде, чем возьметесь за мечи,

Подумайте, быть может, мирно можно

Нам с императором окончить дело.

Одно лишь слово, - нас не притеснять,

А угождать уж станут нам тираны,

Исполните, что требуют от вас,

Главенство Австрии признайте вы...

МАУЕР.

Что говорить он? Австрии присягу?...

АМ-БЮХЕЛЬ.

Не слушайте его!

ВИНКЕЛЬРИД.

Так говорит

Изменник, враг страны!

РЕДИНГ.

Спокойнее,

Друзья мои!...

СЕВА.

Чтоб мы, за весь позор,

Австрийцам присягнули? Никогда!

ФОН-ДЕР-ФЛЮЕ.

Ужели мы насилью то уступим,

В чем ласке отказали?

МЕЙЕР.

О, тогда

Нам поделом рабами быть навеки!

МАУЕР.

Пусть потеряет все права швейцарца

Кто подчиниться Австрии предложит!

Законом первым было между нами.

МЕЛЬХТАЛЬ.

Да будет так. Пусть кто заговорит

О подчиненьи Австрии, лишится

Всех прав и почестей, и пусть никто

Ему в дому своем не даст приюта.

ВСЕ (подымая правую руку).

Да! мы хотим, чтоб было то законом!

РЕДИНГ (после краткого молчания)

Да будет так!

РЕСCЕЛЬМАН

И вот, друзья, теперь

Свободны вы - чрез этот лишь закон.

Да не получит Австрия то силой,

Чего не получила дружелюбно!

ИОСТ ВЕЙЛЕР.

Теперь приступим к делу!

РЕДИНГ.

Союзники, испытаны ль все средства?

Быть может, сам король того не знает,

Что терпим мы от имени его!

Мы все должны узнать и испытать.

Сперва пошлем мы жалобу к нему:

Откажет он - тогда за меч возьмемся.

Хоть право наше дело, но всегда

Насилие ужасно, и Господь

Тогда лишь нам защиту посылает,

Когда защиты нет от человека.

ШТАУФФАХЕР (Конраду Хуму).

          Теперь скажи нам; что тебе известно.

КОНРАД ХУН.

Я ездил в Рейнфельд, в замок королевский,

Чтоб на ланфогтов жалобу принесть

И испросить у нового монарха

Возобновленья древних наших льгот.

Там депутатов много я увидел

И все они свои добыли льготы,

И весело в отчизну возвратились.

А я, ваш депутат, в совет был призван,

И там сказали мне: "Наш император

Теперь делами занят: но он вспомнит

Об вас когда-нибудь, в другое время",

Тогда печальный, я пошел от них,

И, проходя по залам королевским,

Вдруг вижу: герцог Иоанн стоит --

И слезы на глазах его. При нем

Тут были Варт и Тегерфельд. Они,

Позвав меня, сказали мне: "Надейтесь

Лишь сами на себя, а от монарха

Не ждите справедливости: не он ли

У своего племянника родного

Отцовское наследье отнимает?

Вот герцог уж теперь в годах, и сам

Своей землей законно может править.

Он стал просить родительских владений

Он на него венок надел, сказав:

"Пусть будет это юности убором".

МАУЕР.

Слыхали? Прав своих не отыскать вам

У короля. Надейтесь на себя!

РЕДИНГ.

Нам больше ничего не остается.

Решим теперь, как дело нам вести.

ВАЛЬТЕР ФЮРСТ (входит в круг).

          Мы наше иго сбросить лишь хотим

И сохранить старинные права,

Которые нам предки завещали;

Но новых прав искать мы не должны.

Вы кесарево кесарю воздайте,

Пусть каждый обязательства свои

И впредь пред сюзереном исполняет.

МЕЙЕР.

От Австрии свой лен я получил.

ВАЛЬТЕР .

Так продолжай платить ей, что обязан.

ИОСТ ВЕЙЛЕР.

Я Рапперсвейлю подати плачу.

ВАЛЬТЕР ФЮРСТ.

Так продолжай платить их, как и прежде.

РЕССЕЛЬМАН.

Обители я цюрихской был ленник.

ВАЛЬТЕР ФЮРСТ.

Церковное ты церкви отдавай.

ШТАУФФАХЕР.

Свой лен я от империи имею.

ВАЛЬТЕР ФЮРСТ.

Все делайте, что должно, но не больше.

Ландфогтов только мы хотим изгнать

И замки их разрушить; однакоже,

Без крови, если можно. Пусть увидит

Заставила к насилию прибегнуть,

И если мы останемся в границах --

Он укротит свой гнев благоразумно:

Тот страшен более народ, который

Смиряется с оружием в руках.

РЕДИНГ.

Но как же мы начатое покончим?

Враги не безоружны, и наверно

Не захотят без боя уступить.

ШТАУФФАХЕР.

Они уступят, если нас увидят

С оружием: мы их врасплох застанем.

МЕЙЕР.

Сказать легко, да сделать это трудно.

У нас в земле две крепости стоят:

В них безопасен враг, и нам не взять их,

Когда король сюда прибудет с войском.

Росберг и Сарнен взять нам должно прежде,

Пока нигде мечей не обнажили.

ШТАУФФАХЕР.

Участников так много в нашей тайне.

МЕЙЕР.

Предателей в лесных кантонах нет.

РЕССЕЛЬМАН.

Но и усердье лишнее вредит.

ВАЛЬТЕР ФЮРСТ.

Но если будем медлить, то в Альторфе

Отстроится твердыня и ландфогт наш

В ней укрепится.

МЕЙЕР.

Вы лишь о себе

Хотите думать.

ПЕТЕРМАН.

Вы не справедливы.

МЕЙЕР (вспыльчиво).

          Несправедливы? мы? и Ури ль может

Так говорить нам!

РЕДИНГ.

Тише, замолчите,

Во имя вашей клятвы!

МЕЙЕР.

Нам замолчать, когда и Швиц за Ури!

РЕДИНГ.

Тебя я должен обвинить пред всеми.

Ты вспыльчивостью нарушаешь мир.

Мы разве все не за одно стоим?

ВИНКЕЛЬРИД.

Не отложить ли нам до Рождества,

Когда мы по обычаю должны все

К ландфогту отнести подарки в замок?

Так десять иль двенадцать человек

Могли-бы, не внушая подозрений,

Туда пройти. А так как в замок вход

С оружьем воспрещен, они могли-бы

С собою тайно острия пронесть,

И к посохам затем уж их приладить.

Другой отряд в лесу засаду-б сделал.

Когда же первым завладеть удастся

Воротами, тогда затрубят в рог,

И эти к ним нахлынут из засады,

МЕЛЬХТАЛЬ.

А в Росберг я могу проникнуть; там

Есть девушка, которая со мною

Дружна и согласится без хлопот

Мне для свиданья лестницу спустить;

Взберусь по ней - друзья во след за мною!

РЕДИНГ.

Что, все ль хотят отстрочки - отвечайте?

(Большая часть поднимает руки).

ШТАУФФАХЕР (считая голоса).

Двенадцать-против, двадцать - за отсрочку

ВАЛЬТЕР ФЮРСТ.

И если в день назначенный падут

Все замки - мы огнями на горах

К возстанию сигналы подадим --

И вся страна возьмется за оружье.

Тогда ландфогты, видя, что взялись

И сами в бой вступить не захотят,

А поспешат отсюда удалиться.

ШТАУФФАХЕР.

Меня страшит лишь Геслера упорство:

Он окружен своим отрядом грозным,

И не уступит без кровопролитья.

Он даже изгнанный ужасен будет.

Щадить его и трудно и опасно.

БАУМГАРТЕН.

Где более опасности - там я!

Я жизнь свою, спасенную мне Теллем,

С охотою за родину отдам,

За честь я отомстил и сердце успокоил.

РЕДИНГ.

Что быть должно, то будет непременно.

Но вот, меж тем как ночь мы здесь проводим,

На высотах уж утро занялось

Блестящее. Теперь мы разойдемся,

ВАЛЬТЕР ФЮРСТ.

Нет, изть долин ночь медленно уходит.

(Все невольно снимают шляпы и в молчаливом волнении смотрят на зарю).

.

Теперь, друзья, при первом свете дня,

Который нас приветствует, когда

Еще во мраке дремлют горожане,

Мы клятвою наш, подтвердим союз.

Ни в горе, ни в беде не разлучимся.

(Все повторяют подняв три перста).

          Свободны будем мы, как наши деды!

Уж лучше умереть, чем жить в неволе!

На Господа возложим упованье --

И силы мы людей не убоимся.

(Все повторяют. Поселяне обнимаются).

ШТАУФФАХЕР.

Своей дорогой к ближним и друзьям.

Пастух свои стада пусть выгоняет

И в тишине для нашего союза

Товарищей сбирает. Мы потерпим

Разсчет с тираном; но настанет день,

И мы за-раз весь долг ему отплатим.

Смиряйте же правдивый гнев в себе,

Для главного свое храните мщенье:

Кто о своем заботится лишь деле.

(Между тем, как они тихо расходятся в разные стороны, торжественно играет оркестр: пустая сцена остается несколько времени открытою; видны первые лучи солнца, позлащающие снежные вершины гор).