Мессинская невеста или Братья враги.
Страница 1

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Мессинская невеста или Братья враги. Страница 1 (старая орфография)

МЕССИНСКАЯ НЕВЕСТА
или
БРАТЬЯ ВРАГИ.

Действующия лица:

Донна Изабелла, Мессинская княгиня.

Дон-Мануил, Дон-Цезарь, её сыновья

Беатриче.

Диего.

Вестники.

Хорь: Каетан, Беренгар. Манфред, Три стан и восемь рыцарей Дон-Мануила; Боэмунд. Рогер, Ипполит и девять рыцарей Дон-Цезаря; Мессинские старейшины - без речей.

Обширная палата на столбах; с обеих сторон входы; в глубине большая створчатая дверь в церковь.

Донна Изабелла в глубоком трауре, вокруг нея Мессинские старейшины.

ИЗАБЕЛЛА.

Необходимости, не своему

Послушная влеченью, к вам, Мессины

Старейшины седые, выхожу

Я из безмолвья женских горниц, лик свой

Вдове, утратившей в лице супруга

И свет, и славу жизни, подобает

В глухих стенах скрывать от светских глаз

Подобный ночи мрачный образ; но

Меня неумолимо и всесильно

Действительности образ-повелитель

Ко свету позабытому влечет.

Еще двух раз не обновился месяц

От той поры, как проводила я

К последнему пристанищу земному

Супруга царственного моего.

Он в городе владычествуя этом,

Вас мощною рукой оберегал

От целого враждебного вам мира.

Скончался он, но дух его живет

Еще в чете двух витязей отважных,

В двух славных сыновьях, красе страны сей.

Вы видели, как в радости и силе

Меж вас они росли, но с ними рос

Удвоиваясь с зрелостью годов

И юности единство разрывая,

Ужасный, неестественный раздор.

Ни дружбой их, ни их единодушьем

Мне радоваться не было дано;

Обоих я равно вскормила грудью,

Обоим попеченье и любовь

Равно я уделяю; и ко мне

Сыновнюю привязанность питая,

Они в едином лишь влеченьи этом

Единомысленны. Во всем ином

Раздор кровавый их разъединяет.

Пока отец еще повелевал,

Он строго, справедливостью ужасной,

Обуздывал враждующих сынов

И под одно железное ярмо

Сломил их дух упорный. При оружьи

Не смели меж собой они сходиться,

Ни под одною кровлей ночевать.

Их дикие порывы обуздать,

Но в их сердцах глубоко затаился

Неизлечимой ненависти дух;--

Могучему не с ручейком бороться,

Когда поток он властен запрудить.

Случилось, что должно было случиться:

Лишь только смерть ему сомкнула очи

И выпали бразды из мощных рук,

Старинная вражда возобновилась.

Так жар глухой сокрытого огня,

Внезапно вспыхнув, рвется на свободу.

Я вам высказываю то, что сами

Вы засвидетельствовать все могли бы:

Разлад в Мессине! - братьев неприязнь

Святые связи естества порвала,

Общественную распрю породив;

Мечи сразились, град стал полем брани

И даже сей чертог обрызган кровью.

Вам государства виден был разрыв,

Одну общественную лишь беду

Вы ощутили, мало вопрошая

О скорби матери. Ко мне пришли вы

И мне жестокое сказали слово;

"Ты видишь, сыновей твоих вражда

"Гражданской распрей возмущает город,

"Что лишь единогласьем устоит

"Противу натиска врагов-соседей!

"Ты мать! смири кровавый спор детей.

"Что нам, миролюбивым до вражды

"Князей? Из-за того ль нам погибать,

"Что сыновья твои враждуют злобно?

"Без них управиться мы сами можем

"И ввериться другому государю,

"Который бы радел о нашем благе!"

Так мне вы говорили безучастно,

Суровые мужи, лишь о себе

И городе заботясь, возлагая

И бедствия общественного тягость

И страх уже довольно удручали.

Несбыточное дело предприняв,

Став меж врагов, я материнским сердцем

О мире к ним взывала; неустанно,

Неустрашимо умоляла их --

И материнской вымолила просьбой

Согласье их, здесь, в городе Мессине,

В отцовском терему, миролюбиво

Сойтись лицом к лицу, чего с тех пор,

Как князь скончался, не бывало. День

Настал! Я посланного жду всечасно,

Который их вступленье возвестит мне.

Готовы будьте с почестью принять

Князей, как подданным пристойно. Долг свой

Исполнить позаботьтесь, предоставив

За остальное поручиться нам.

Раздор меж братьев был самим им гибель

И пагубен для всей страны, но вместе

Соединясь, они довольно сильны

И суд чинить над вами и расправу!

(Старейшины безмолвно удаляются, положа руку на груд. Она подает знак старому слуге, который остается).

Изабелла. Диего.

ИЗАБЕЛЛА.

Диего!

ДИЕГО.

Что, княгиня, повелишь?

ИЗАБЕЛЛА.

О, верный мой слуга! прямое сердце!

Приблизься! Горе ты делил со мною,

Счастливицы дели же ныне счастье.

Я нежную поверила тебе

Священную и горестную тайну;

Разоблачить ее настало время.

Природные порывы слишком долго

Я сдерживала, ибо надо мною

Чужая властвовала воля. Ныне

'Они свободно выразиться могут,

Душа сегодня обретет покой;

Все, что мне дорого, соединит.

И так направься старческой стопою

Туда, к известному монастырю,

Где берегут сокровище мое.

Ты там его на лучшую скрыл пору,

Печальную мне службу сослужив.

Счастливой ныне радостно верни

Залог безценный!

(В отдалении трубят).

О спеши, спеши,

И радость пусть твой шаг омолодит!

Уж труб воинственных я слышу звуки,

Они сынов приход мне возвещают.

(Диего уходит. Музыка слышна и с противоположной стороны, все ближе и ближе).

ИЗАБЕЛЛА.

В волненьи вся Мессина - голосов

Сюда несется смешанный поток --

Они! Они! Вблизи почуяв их,

Забилось сердце матери сильнее.

(Поспешно уходит).

Хор входит. Он состоит из двух полухоров, которые входят одновременно с противоположных сторон, один из глубины, другой с авансцены. Они обходят сцену вокруг и становятся в ряд, каждый на той стороне, с которой вошел. Старшие рыцари составляют один полухор, младшие - другой; каждый носит свои цвета и отличия. Когда хоры останавливаются друг против друга, марш прекращается и оба предводителя хоров говорят ¹).

¹) Посылая театру в Вене рукопись, Шиллер приложил к ней свои предположения относительно того, как распределить речи хора между его представителями. Первый хор должен состоять из Каэтана, Беренгара, Манфреда, Тристана и восьми рыцарей Дон-Мануила, а второй из Боэмунда, Рогера, Ипполита и девяти рыцарей Дон-Цезаря. Что по плану автора говорить каждому из них, означено в тексте.

ПЕРВЫЙ ХОР (КАЕТАН).

Тебе мой привет,

Царственный терем,

Тебе, колыбель

Наших вождей,

Многоколонная, пышная сень.

В ножнах глубоко

Меч отдыхай,

Этою дверью

Изгнан чудовищный братский раздор.

Дома порог

Клятва, Эринний дитя, охраняет,

Всех богов ада ужаснейший бог.

ВТОРОЙ ХОР (БОЭМУНД).

Сердце вскипело в груди моей злобно,

Сжалась в кулак перед боем рука:

Лику зловещей Медузы подобный

Вижу я лик ненавистный врага.

Крови смиряю едва клокотанье.

Речью своей удостою ль его?

Иль повинуюсь отваги призванью?

Но Эвменида меня устрашает

Грозной защитою дома сего,

Мира божественность мне угрожаете.

ПЕРВЫЙ ХОР (КАЭТАН).

Старости боле

Мудрость пристойна;

Я, разсудительный, первый мирюсь!

Тебе мой привет,

Ты, что со мною

Сродные чувства

Братски деля,

Благоговейно

Вечных богов,

Дома сего покровителей, чтишь!

Мирно князья меж собой сговорились,

Так же и нам безобидно, спокойно

Надо мира слова обменять:

В тех целебных словах благодать

Но встречу тебя я на воле, тогда

Кровавая возобновится вражда,

Будем сталью отвагу пытать.

ВЕСЬ ХОР.

Но встречу тебя я на воле, тогда

Кровавая возобновится вражда,

Будем сталью отвагу пытать.

ПЕРВЫЙ ХОР (БЕРЕНГАР).

Мы уроженцы единой отчизны:

Племя князей чуждо наших племен.

Если ж враждуют вожди меж собою,

Слуги должны быть готовыми к бою,

В этом порядок, так хочет закон.

ВТОРОЙ ХОР (Боэмунд).

Пусть повелитель

Брани кровавой

Знает причину! Мне ль думать о мести?

В битвах князей наше дело - рубить:

В том нет ни мужества, в том нет ни чести,

Кто повелителя даст оскорбить!

ВЕСЬ ХОР.

В битвах князей наше дело - рубить:

В том нет ни мужества, в том нет ни чести,

Кто повелителя даст оскорбить!

ОДИН ИЗ ХОРА (БЕРЕНГАР).

Слушайте, други; сюда по дороге

Шел я, не помня забот, ни тревоги.

Нива - что море кругом колыхалась;

Кровь в нас кипела, в пылу боевом

Мы ни опомниться, ни сговориться

Не были властны покойным умом.

Эти посевы, где хлеб колосится,

Эти древа, обвитые лозою,

Нашего солнца живут теплотою.

Дней золотых непрерывную нить

Мы, наслаждаясь, могли бы прожить,

Горя не ведая, ни попеченья.

И для чего нам в безумном смятеньи

Меч чужеземцам во власть отдавать?

Вправе ль они сей землей обладать?

С запада к нам на ладьях быстроходных

В старые годы приплыли они,

Ласковы деды гостей инородных

Приняли здесь в те радушные дни.

Ныне же зрим мы себя покоренными

Теми пришельцами иноплеменными!

ДРУГОЙ (МАНФРЕД).

Радостно греет ее неизменно

Солнце, небесную твердь огибая.

Мы б наслаждались и счастливы были,

Если бы землю свою оградили.

Волны, прибрежья её омывая,

Нас предают грабежу и разбою;

Нам угрожают корсары морей,--

Все, что так щедро дано нам судьбою,

Манит набеги враждебных мечей.

Родине, где мы ничтожней рабов,

Не защитить своих чад от врагов.

Не там, где Церера златая резвится

И Пан миролюбный, лугов покровитель,

Но там, где руда в горных недрах гнездится.

Всесильный земли возстает повелитель.

ПЕРВЫЙ ХОР (КАЕТАН).

Благами жизнь не равно наделила

Весь человеческий род временной;

Нивы зеленые родины милой,

Край изобильный дала нам она;

Им же, пришельцам, могучия силы,

Им непреклонная воля дана.

В яростном власти своей ополченьи

Сердца они исполняют влеченья,

Громом мечей их. весь мир прозвучал;

Но за земной высочайшей вершиной

Бездны глубокой зияет провал.

Счастливы мы, что по воле судьбины

В немощи нам пребывать надлежит.

Яростно бури порыв набежит,

Неба померкнут лазурные своды;

С градом, дождем, грозовой непогоды,

С молнией, громом неистово воды,

Гати, мосты и плотины срывая,

Ринутся, все за собой увлекая;

Не остановит их власть никакая.

В неудержимом теченьи кипучем,

След их в песке исчезает сыпучем,

Лишь разрушенье о них говорит.

Пришлые сгинут владыки, как дым;

Нас покорили, но мы устоим.

(Дверь в глубине растворяется: Донна Изабелла появляется между своими сыновьями - Дон-Мануилом и Дон-Цезарем).

ОБА ХОРА (КАЕТАН).

Честь и хваленье

Ей, что как солнце

Нам возсияла!

В прахе тебе покланяемся мы.

ПЕРВЫЙ ХОР (БЕРЕНГАР).

Месяц прекрасен

В кротком сияньи,

Матерь прекрасна

В нежном величьи,

Между могучих своих сыновей;

В целой вселенной

Образа нету подобного ей!

В мире всех выше

Вознесена,

Мать с сыновьями собой завершила

Все, что прекрасного жизнь сотворила.

Все мирозданье венчает она:

Лучшей красы нет ни в церкви божественной,

Ни над небесным престолом святым:

Нет ни в художестве боле прекрасного,

Высшого матери с сыном своим!

ВТОРОЙ ХОР (БОЭМУНД).

Видит радостно мать, как из лона её

Дерево, каждой весной обновляясь,

В пышном цвету возстает к небесам,

С солнцем, которое, странствуя вечно,

Имя грядущим дает временам.

(РОГЕР).

Пронесутся народы,

Прозвучат времена,

Полночь забвенья

Мрачным крылом осенит безучастно

Царств, и родов, и племен поколенья;

Но самодержцы

Ярко сияют

Венчанной главой,

Гор вековечных подобно вершинам

В утреннем блеске Авроры златой!

ИЗАБЕЛЛА (выступая с сыновьями вперед).

          О, призри с высоты небес царица,

Простри свою над этим сердцем руку,

Дабы его не обуяла гордость.

Легко забыться матери счастливой,

Я в первый раз вполне вкушаю счастье

От той поры, когда родила вас.

Я по сей день должна была насильно

Все излиянья сердца разделять:

При виде сына одного ликуя,

Должна была другого забывать.

О, нераздельна матери любовь,

А сыновей моих все было двое!

Но смею ли безтрепетно предаться

Я упоенью сладкому души?

(Дон-Мануилу).

Сжимая с нежностию руку брата.

Вонзаю ли я жало в грудь твою?

(Дон-Цезарю).

Когда его я видом услаждаюсь,

Не оскорбляю ли тебя, мой сын?

О, даже за любовь свою дрожу я,

Чтоб пламень вашей злобы не возжечь!...

(Взглянув на них вопросительно).

Какое чувство вас сюда влечет?

Все тот же ли раздор непримиримый

Вновь вносите в родительский вы дом?

Все та же ль ждет, там, у преддверья замка,

Со скрежетом кусая удила,

Лишь на мгновенье скованная брань,

Чтоб тотчас же, когда вы отвернетесь,

Неистово воспламениться вновь?

ХОР (БОЭМУНД).

Война или мир - еще жребий таится

Во мраке глубоком грядущей судьбы!

Но все уже скоро должно разрешиться,

К тому и другому готовы рабы.

ИЗАБЕЛЛА (озираясь вокруг).

И что за вид воинственный, зловещий!

Зачем они здесь? Или смертный бой

Готовится в чертогах сих? К чему

Толпа чужих, когда пред сыновьями

Уж даже и в моих объятьях

Страшитесь вы измены и коварства

И тыл заботитесь свой оградить?

О, эти шайки дикия людей,

Что служат вам орудьем вашей злобы,

Они не други вам! не верьте им,

Не доверяйтесь лживым наущеньям!

Не могут вам они добра желать,

Вам, чужеземцам, роду пришлецов,

Что их, из собственного их наследья

Изгнав, себе владычество присвоил.

Поверьте мне, свободно любит каждый

Жить по закону собственных желаний:

Чужое с завистью господство терпят,--

Лишь страхом и могуществом себе вы

Невольную их покорили службу.

Познайте род сей лживый и бездушный,

Злорадно он за ваше вам величье

И счастье отомстит! Владык паденье,

Их песен и речей; от дедов к внукам

Переходя, у них живут оне,

И зимния им ночи сокращают.

О, сыновья мои! враждебен мир,

Лукав! Самих себя лишь люди любят;

Недолговечны, ненадежны узы,

Превратное сплетающия счастье;

Зависит все от прихоти судьбы,--

Безукоризненна одна природа!

Одна, она, как якорь, неподвижна,

Все остальное увлекает прочь

Волна клокочущого моря жизни.

Товарища дает удача; друга

Дарит расположенье сердца. Блого

Тому, кому судьбою послан брат!

Того и счастье не дает. Ему

Дарован друг, удвоенный которым,

ХОР (КАЕТАН).

Твой почитаем мы мудрый, высокий,

Истинно царский, владычица, ум;

Ясный твой взор проницает глубоко

Всю глубину человеческих дум.

Мы же несемся безсмысленно, вечно,

Жизни влекомы струей быстротечной.

ИЗАБЕЛЛА (Дон-Цезарю).

Ты, что на брата меч свой поднимал,

Лишь осмотрися в этой всей толпе:

Его найдется ль образ благородней?

(Дон-Ману илу).

Из тех, кого друзьями ты зовешь,

С твоим кто смеет ли сравниться братом?

Из них вполне безукоризнен каждый,

Ни в чем один другому не уступит

И не сравнится ни один с другим.

Дерзните вы в лицо взглянуть друг другу!

Его бы ты из тысячи других

Себе в друзья избрал и одного

Его к своей груди прижал, а ныне,

Когда тебе священная природа

Его еще послала в колыбели,

Злодействуя против своей ты крови,

Тот дар ногами топчешь своевольно:

Ты чужеземцу вверился, врагу

И худшему предался человеку!

ДОН-МАНУИЛ.

Послушай, мать!

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Мать, выслушай меня!

ИЗАБЕЛЛА.

Не разрешить словами этой распри:

В раздоре так корысть смешалась ваша,

Что мщенье от вины не отделить!

Где старое найти русло потока,

Изливавшагося пламенною серой?

который, словно лавы наслоенье,

Похоронил законы естества,

И каждый шаг гласит о разрушеньи.

Еще одно я выскажу вам, дети:

Я верю: зло, что зрелый человек

Другому причиняет, не легко

Прощается и всякий дорожит

Своею злобой. Никакое время

Раз взятого решенья не изменит;

Но вашей распри первое начало

Восходит к неразумным годам детства,--

Уж долговременность одна должна

Ее обезоружить. Что впервые

Разъединило вас? Известно ль вам?

Не знаете! и если б даже знали,

Стыдилися ребяческой борьбы.

И, несмотря на то, еще доселе,

Рожденная той детской ссорой, длится

Несправедливость цепью злополучной.

Лишь подозрения и мести чада;

И детскую хотите неприязнь

Вы, будучи мужами, продолжать?

(Берет их за руки).

       О, сыновья мои! Решитесь же

Злопамятство оставить обоюдно,--

Равно неправда с каждой стороны:

Великодушны будьте, благородны

И даруйте прощение друг другу

Вы за чудовищную ту вину.

Из всех побед святейшая - прощенье!

С отцовским прахом вы похороните

Глубоко детской распри отомщенье

И в новой жизни вы найдете вновь

Согласье и прекрасную любовь.

(Отступает от них на шаг, как бы же   лая дать им приблизиться друг к другу. Оба смотрят в землю, не глядя друг на друга).

ХОР .

Слушайте матери речь увещанья,

Мудрое слово сказала она!

Кончите, бросьте вражды состязанье;

Если же нет - да продлится война!

Ваше желанье - веленье судьбы,

Вы повелители, мы же - рабы.

ИЗАБЕЛЛА
(немного повременив, и тщетно ожидая какого-нибудь движенья со стороны братьев, с подавленною грустью).

Не знаю больше ничего. Слова

Все истощив, мольбы я исчерпала;

Покоится в могиле тот, кто вас

Насильственно обуздывал доныне;

Безпомощно стоит пред вами мать,--

Так довершите ж! Ваша власть и воля!

Внемлите демону, который вас

Влечет в ожесточении безумном,

Скверните жертвенник святой Пенатов,

И сей чертог, родивший вас обоих,

Междоусобицы да будет полем!

Своими, не чужими, вы руками;

Грудь с грудью вы, как фивские борцы,

Неистово кидаясь друг на друга,-

Железными объятьями схватитесь

И, вырвав друг у друга жизнь ножом,

Противника пусть каждый победит;

Пусть смерть сама ваш спор не разрешить,

И самый пламень, огненным столбом

Раздвоиваясь на две половины,

От вашего костра да возлетит

Подобьем вашей жизни и кончины!

(Уходит. Братья продолжают стоят в прежнем отдалении).

Оба брата. Оба хора,

ХОР (КАЕТАН).

Слово простое она лишь сказала,

Но бодрый дух в зачерствелой груди

Им поколеблен и сердце упало!

В родственной я неповинен крови,

К небу вздеваю я руки свои;

ДОН-ЦЕЗАРЬ (не глядя на Дон-Мануила).

     Ты старший брат, тебе речь уступаю,

Пред первенцом смирюсь я без стыда.

ДОН-МАНУИЛ (в том же положении).

Лишь слово доброе скажи, охотно

Я младшого последую примеру.

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Не потому, что я тебя виновней,

Или себя слабейшим сознаю.

ДОН-МАНУИЛ.

Нет, в малодушии не обвинит

Дон-Цезаря, кто его знает; будь

Он слаб, была бы речь его надменней.

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Ужели ты не ниже ценишь брата?

ДОН-МАНУИЛ.

Чтоб лгать.

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Презрения я не терплю;

Но в бурном озлоблении борьбы

Достойно брата своего ты чтил.

ДОН-МАНУИЛ.

Ты не желал погибели моей,

Есть доказательства: один монах

Меня убить коварно вызывался,--

Ты наказал изменника.

ДОН-ЦЕЗАРЬ (подходя ближе).

О, если б

Твою я ране ведал справедливость,

То многое тогда бы не свершилось.

ДОН-МАНУИЛ.

И ведай я твой дух миролюбивый,

Не причинил бы столько огорчений

Я сердцу матери.

.

Мне описали

Тебя надменным и высокомерным.

ДОН-МАНУИЛ.

Слух высшого всегда во власти низших,--

Таков удел наш.

ДОН-ЦЕЗАРЬ (с живостью).

             Так. Рабы виновны.

ДОН-МАНУИЛ.

Они сердца в нас злобно разлучили.

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

И пересказывали злые речи.

ДОН-МАНУИЛ.

Они деянья наши отравляли,

Им придавая должное значенье.

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Лишь растравляли раны, - не целили.

ДОН-МАНУИЛ.

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Обольщены, обмануты мы ими!

ДОН-МАНУИЛ.

Орудия слепые их страстей.

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Не правда ли, все те, что чужды нам,--

Неверны.

ДОН-МАНУИЛ.

И лукавы! Матерь так

Нам говорила, - ей ты верить можешь!

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Дай братскую твою пожать мне руку.

(Протягивает ему руку).

ДОН-МАНУИЛ (с живостью ее схватывая).

          Она всего дороже мне на свете!

(Оба, молча, стоят, взявшись за руки, и некоторое время смотрят друг на друга).

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Я дорогия матери черты

В тебе встречаю!

ДОН-МАНУИЛ.

Нахожу в тебе

Я сходство некое, что так чудесно

Меня волнует.

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Ты ль меньшому брату

Так ласково и нежно говоришь?

ДОН-МАНУИЛ.

Сей юноша приветливый и кроткий

Ужель тот злобный, ненавистный брат?

(Молчание; оба нежно смотрят друг на друга).

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Коней арабской крови из наследства

Отца ты взял. Я рыцарям твоим,

Тобою посланным, в них отказал.

ДОН-МАНУИЛ.

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Возьми коней, возьми и колесницу

Отцовскую, прошу тебя возьми!

ДОН-МАНУИЛ.

Я соглашаюсь, но если поселишься

На берегу морском ты во дворце,

Из-за которого мы воевали.

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Согласен я, но лишь под тем условьем,

Чтоб вместе мы в нем братски обитали.

ДОН-МАНУИЛ.

Да будет так! Зачем владеть нам порознь,

Когда сердца в нас заодно?

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Зачем

Отныне жить раздельно, коль в единстве

Из нас становится богаче каждый?

ДОН-МАНУИЛ.

Мы неразлучны, нераздельны мы!

(Спѣ

ПЕРВЫЙ ХОР (второму). (КАЕТАН).

Что же стоим мы подобно врагам?

Братски князья обнимают друг друга,

Минуло время раздора недуга,

Мир заключить подобает и нам!

Единой утробой они рождены,

Мы граждане, дети единой страны!

(Оба хора обнимаются).
(Вестник входит).

ВТОРОЙ ХОР (БОЭМУНД) (Дон-Цезарю).

          Тобою посланный вернулся сыщик,

О государь! Возрадуйся Дон-Цезарь!

Тебя благия вести ожидают,

Веселием лицо его сияет,

.

О радость мне! Всему о радость граду,

Свободному от долгого проклятья!

Какое зрелище мой взор пленяет:

Сынов владыки моего, князей,

Коих в пылу сраженья я покинул,

Рука в руке в беседе мирной вижу!

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Вгляни, любовь из пламени раздора,

Как возрожденный феникс, возстает!

ВЕСТНИК.

И счастие мое сугубо; жезл мой

Ростками свежими зазеленел!

дон-цезарь (отводя его в сторону).

Какие вести ты несешь, - поведай!

ВЕСТНИК.

Сей день все радостное съединяет:

И та, которую искали мы,

Нашлася, государь, и не далеко.

.

Она нашлась! О, где она? скажи?

ВЕСТНИК.

В Мессине, здесь, скрывается она.

ДОН-МАНУИЛ (первому полухору).

Как очи брата заблистали! ярким

Румянцем заалелился ланиты,

То краска радости, о чем - не знаю,

Но разделяю радостно ее.

ДОН-ЦЕЗАРЬ (вестнику).

       ;  Веди меня! - прости Дон-Мануил!

В объятьях матери с тобою свижусь;

Теперь же дело спешное отсюда

Меня зовет.

(Хочет итти).

ДОН-МАНУИЛ.

Не отлагай его,

ДОН-ЦЕЗАР (одумавшись возвращается).

          Дон-Мануил, сказать я не умею,

Как вид твой радует меня, - о, да!

Уж я предчувствую, как мы сердечно

И дружески любить друг друга будем!

Влеченье скованное развернется

Могучей, радостней под новым солнцем.

Потраченную даром жизнь верну я!

ДОН-МАНУИЛ.

Цветок уж плод прекрасный обещает.

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Нехорошо, я сознаю, винюсь,

Что из твоих объятий вырываюсь;

Не думай, нет, что менее тебя

Я чувствую, так скоро сокращая

Час праздничный, сей столь прекрасный час.

ДОН-МАНУИЛ (в примееянности).

Лови мгновения! Любви отныне

Вся наша жизнь должна принадлежать!

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Открыть ли, что зовет меня отсюда?

ДОН-МАНУИЛ.

Дай сердце мне! - а тайну соблюди.

ДОН-ЦЕЗАРЬ.

Уж никакая тайна ныне нас

Не разлучит; последняя морщина

Исчезнет скоро.

(Хору).

Объявляю вам:

Окончен спор меж братом дорогим

И мною! Кто дерзнет раздуть вражды

Погаснувшия искры в новый пламень,

Тот мне смертельный враг и оскорбитель,--

Того, как ада дверь, возненавижу!

Никто не помышляй мне угодить,

На брата клеветою, злые стрелы

Слов опрометчивых пересылая

С услужливостью лживой, хлопотливо.

Корней не пустит слово на устах,

Во гневе необдуманно рождаясь;

Но мнительным подслушанное ухом

Ползет подобно вьющимся растеньям,

И в сердце тысячью ростков вростает.

Так напоследок, недоразуменье

Непоправимо - лучших разлучает.

(Обнимает брата еще раз и уходит в сопровождении второго хора).

Дон-Мануил и первый хор.

ХОР (КАЕТАН).

Гляжу, о государь, и изумленный

Почти не узнаю тебя сегодня!

Едва ответствовал ты речью скудной

Словам любовным брата, что так нежно

Чистосердечно так к тебе спешит.

Ты, погруженный в самого себя,

Здесь тело лишь твое, а дух - далеко.

Когда бы кто таким тебя увидел,

Легко бы мог тот о тебе подумать,

Что холоден ты, горд и неприветлив.

Но я тебя в том обвинять не стану:

И радостен, и счастлив так твой взор

И по ланитам крадется улыбка.

ДОН-МАНУИЛ.

Что мне сказать? Что возразить? Пусть брат

Слова находит. Новое нежданно

Его охватывает ощущенье;

Он ощутил, как из груди его

Исчезла старая вражда; дивясь,

Он сердце возрожденное познал.

Я никакой уж злобы не питаю,--

Едва понятно мне из-за чего

Мы так кровопролитно враждовали?

Над всем живым возвышенно парит

Душа моя на радости крылах;

Все мрачные морщины жизни этой

Изгладились и тучи разлетелись.

Чертоги и палаты эти видя,

Я думаю о радостном испуге

Невесты изумленной, пораженной,

Когда ее владычицей, княгиней,

Введу я в двери этого дворца.

Пока она любимого лишь любит:

Чужому, безъимянному отдавшись,

Она не знает, что Дон-Мануил,

Мессины князь, повязку золотую

Ей на прекрасное чело возложит.

Как сладко ту, что любишь, осчастливить

Нежданной славой, блеском и величьем!

Давно уж этого я жду блаженства;

Хоть красота прекрасна красотой,

Но пусть величье красит совершенство --

Алмаз пышней в оправе золотой!

ХОР (КАЕТАН).

Впервые с уст сломил печать молчанья.

Глазами сыщика уже давно

Следил я за тобой, подозревая

Чудесную, загадочную тайну;

Но не дерзал спросить тебя о том,

Что ты во мраке от меня скрывал;

Уж ты не тешишься охот забавой,

Коней ристаньем, ловом соколиным.

Лишь солнце спустится ко грани неба,

От наших ты скрываешься очей.

Никто из нас, сподвижников твоих,

Во всех опасностях войны, охоты,

Тебе в тропе безмолвной не товарищ!

Зачем досель ты прикрывал любви

Твоей восторг завистливым покровом?

Могучого таиться что принудит?

Ничем твой мощный дух не устрашится.

ДОН-МАНУИЛ.

Крылато счастье и неудержимо,

В хранители ему дано молчанье:

В миг улетит оно, когда болтливость

Дерзнет покрышку снять неосторожно.

Но ныне, так недалеко от цели,

Молчанье можно долгое прервать,

И я его нарушу. Ибо с первым

Лучом зари она моею будет,

И демона завистливость уже

Не будет власти надо мной иметь;

Уже не буду я тайком к ней красться

И похищать любви плод золотой;

Не буду лишь урывком наслаждаться,

Все будут сходны дни между собой.

И не как молния, что средь ночей

Сверкнув, мгновенно мраком поглотится,--

Мое польется счастье, как ручей,

И будет, как песок в часах, струиться.

ХОР (КАЕТАН).

Так назови же нам, о государь,

Дабы завидуя, мы жребий твой

Прославили и чествовали бы

Достойно князя нашего невесту!

Где ты нашел ее, в каком ее ты

Безмолвном, потаенном месте прячешь?

Мы исходили вдоль и поперек

Заглохшими тропинками охоты

Весь остров; но ни разу и следа

Не выдало нам счастие твое;

И я готов уже предположить,

Что мгла волшебная ее скрывает.

ДОН-МАНУИЛ.

Я волшебство разсею: уж сегодня

Сокрытое появится на свет.

Итак, узнайте, что со мною было:

Пять месяцев назад страною этой

Могущество отца еще владело,

И непреклонной юности чело

Насильственно сгибало под ярмо.

С оружьем, да воинственной потехи

Охотничьей, - не знал. Мы целый день

Охотились в горах лесистых, - тут

Преследованье белоснежной лани

Меня от вас далеко завлекло;

Непроходимой чащей робкий зверь

Ущельями, изгибами долин,

Кустарником и сквозь терновник несся:

Его перед собой вблизи я видел

И все ж не мог прицелиться, настичь,

Но наконец, за дверью сада одного

Исчез он. Живо соскочив с коня,

Спешу за ним, уж целюся копьем

И в изумлении вдруг вижу зверя

Испуганно трепещущим у ног

Монахини, которая его

Рукою нежной гладит и ласкает.

Недвижно я гляжу на это чудо,

Копье в руке к удару протянув;

Молящими глазами. Так стоим мы

В молчании друг против друга, - долго ль

То длилось, - не измерить, ибо было

Времен забыто всякое мерило.

Мне взор её запал глубоко в душу,

И в миг мое преобразилось сердце.

Не спрашивайте, что я говорил

И что прекрасная мне отвечала.

Как радужный, как лучезарный сон

Полузабытых отроческих дней,

Теперь во мне живет воспоминанье

О тех мгновеньях. У груди моей

Её младая грудь затрепетала,

Лишь только снова я пришел в сознанье.

Тогда раздался колокола звон,--

То верно благовестили к часам --

И в миг из глаз моих она пропала,

Как дух в пространстве, и незрима стала.

ХОР (КАЕТАН).

Греховно посягнув на Божье достоянье,

Обручнице небес твое грозит желанье,--

Обитель долг святой и страшный налагает.

ДОН-МАНУИЛ.

Теперь один лишь путь был у меня,

Определились шаткия желанья

И цель нашлась в моем существованьи.

Как на восток паломник держит путь,

Обетованное где блещет солнце,

Так все мои надежды и влеченья

К одной стремятся лучезарной точке.

Ни разу день из волн не поднимался,

Ни разу в море он не утопал;

Двоих влюбленных не соединив.

В тиши союз сердец сплетался наших

И лишь всевидящий эфир над нами

Наперсником был нашего блаженства;

Оно ни в чьих услугах не нуждалось,

Златые, ясные то были дни!

Небес была любовь моя; еще

Не связано обетами то сердце,

Что мне навек всецело отдалось.

ХОР (КАЕТАН).

Так лишь убежищем была обитель,

А не могилой юности прекрасной?

ДОН-МАНУИЛ.

Она до времени поручена

Священным дому Божию залогом.

ХОР (КАЕТАН).

Какой же кровью славится она?

От знатного лишь знатное родится!

ДОН-МАНУИЛ.

Она взросла себе самой загадкой,

Не ведая ни рода, ни отчизны.

ХОР (КАЕТАН).

И нет следов источника глухого

Её неведомого бытия?

ДОН-МАНУИЛ.

О том свидетельствует человек,

С её происхождением знакомый.

ХОР (КАЕТАН).

Но кто тот человек? О, ничего

Мне не скрывай; лишь зная обо всем,

Совет полезный я тебе подам.

ДОН-МАНУИЛ.

Служитель пожилой, он иногда

Является, меж матерью и ею

Единственным посредником служа.

ХОР (КАЕТАН).

Допрашивал ли старца ты того?

Словоохотлива, пуглива старость!

ДОН-МАНУИЛ.

Не поддавался любопытству я,

Безмолвного чтоб не нарушить счастья.

ХОР (КАЕТАН).

Что было содержанием его

Речей, - когда он деву навещал?

.

Из года в год ее он утешал,

Что близок срок её освобожденья.

ХОР (КАЕТАН).

Не обозначил ли точнее он

Тот близкий срок её освобожденья?

ДОН-МАНУИЛ.

Немного месяцев тому назад

Старик грозил ей близким измененьем

В судьбе её.

ХОР (КАЕТАН).

Грозил, сказал ты? - Значит

Не радостное ты подозреваешь?

ДОН-МАНУИЛ.

Счастливца перемена устрашает,

И угрожает проигрыш тому,

Кто отложил выигрывать надежду.

ХОР (КАЕТАН).

Но, может быть, благоприятно будет

Твоей любви открытье роковое?

.

Но и разрушить счастие мое

Могло б оно, и потому решил я

Его предупредить вернейшим средством.

ХОР (КАЕТАН).

Как, государь? Меня ты устрашаешь,

И дерзкое мне дело предстоит.

ДОН-МАНУИЛ.

Не раз в теченье месяцев последних

Намеками таинственными старец

Давал понять, что недалек уж день,

Который ко своим ее вернет.

Вчера же точно высказался он,

Что уже с первыми лучами солнца,--

И вот он день блистающий сегодня,--

Её судьба решится наконец.

Нельзя было промедлить и минуты;

Мгновенно было принято решенье

И я мгновенно выполнил его.

Я деву в прошлую похитил ночь

ХОР (КАЕТАН).

Какой отважно дерзостный поступок!

Прости, о князь, речь вольную упрека,

Но уж таков разумных лет обычай,

Коль необдуманно забылась юность.

ДОН-МАНУИЛ.

Недавно, по соседству Милосердых

Обители, в тиши безмолвной сада,

Куда не проникает любопытство,

Разстался с нею я, спеша сюда,

Чтобы поспеть на примиренье с братом.

Я в боязливой робости одну

Ее оставил там; не ждет она

Во блеске и сиянии княгини

И на возвышенном подножьи славы

Предстать пред всей Мессиной. Не иначе

Она меня увидит, как в уборе

Величия, в сопровожденьи пышном

Дружины рыцарей. Мне неугодно,

Как беглая, безродная, явилась

Пред матерью, которую я ей

Дарую, но хочу ее княгиней,

По княжески, ввести в жилище предков.

ХОР (КАЕТАН).

Повелевай, о государь! Мы ждем

Лишь мановенья.

ДОН-МАНУИЛ.

Из её объятий

Я вырвался, но занят ей одною.

Во след за мной идите на базар,

Где мавры выставляют на продажу

Изящные художества предметы

И ткани драгоценные востока.

Сперва сандалии вы изберите,

Защиту, украшенье ножки нежной;

Для одеянья выберите после

Ткань Индии, блестящую, как снег

Вершины Этны, самой близкой к солнцу,--

Воздушно облекает юных членов

Строенье нежное. Пурпурный пояс

Полосками протканый золотыми,

Тунику миловидно опояшет

Под целомудренною грудью. Мантью

Светящимися тканую шелками,

С отливом бледно-алым, отберите,--

Пусть на плече застежка золотая

Её придержит складки. И запястья,

Которыми прекрасная рука

Охватится, - не позабудьте; также

Жемчужный и коралловый уборы,

Чудесные дары морской богини;

Пусть кудри обвивает диадема,

Из дорогих составленная камней,

И пусть горит в ней огненный рубин,

Лучами скрещиваясь с изумрудом;

Прозрачным облаком пусть покрывало

Весь лучезарный образ обовьет,

Девичества прекрасный образец.

ХОР (КАЕТАН).

Исполнится, о государь, как ты

Повелеваешь, ибо это все

Готовое найдется на базаре.

ДОН-МАНУИЛ.

И выведите из моих конюшен

Вы лучшого коня; пусть светлой мастью

Равняется он Фебовым коням.

Пурпурная на нем попона будет,

А повода и сбруя изобильно

Украшены каменьем драгоценным,--

Он королеву повезет мою;

Вы сами в блеске рыцарства готовьтесь,

При звуках праздничных рогов, княгиню

Вести домой. О всем распорядиться

Теперь иду я: двое пусть из вас

Последуют за мной, а остальные

Меня дождитесь. - Глубоко сокройте

Доколе уст не развяжу вам я...

(Уходит, за ним двое из хора).

ХОР (КАЕТАН).

Что мы предпримем, скажи? Государи

Мирно покоятся, бросив вражду,

Чем мы заполним досужее время

И бесконечных часов долготу?

Мук и надежд, и забот вереницы,

Мужу нужны для грядущей денницы.

Чтобы обузу сносить бытия

И неизменность докучную дня,

Чтоб в освежающем ветра движеньи

Медленной жизни сносилось томленье.

ОДИН ИЗ ХОРА (МАНФРЕД).

Мир благодатен! Как отрок прекрасный

Он отдыхает над тихим ручьем;

Блещет полдневное солнце над нивой,

Резвые овцы пасутся игриво,

Сладко свирели его льется пенье.

Или задремлет под сумрака тенью

Он, усыпленный журчащим ручьем.

Но и войне подобает хваленье:

Двигают войны судьбою людской;

Надо мне жизни живучей стремленья,

Вечно я должен нестися в смятеньи

В высь или в глубь с шаткой счастья волной;

Ибо мельчает средь мира мужчина;

Отдых досужий - отваги могила;

Только со слабыми дружен закон:

Все совершает один только он,

Сглаженный им целый мир покорен;

Но лишь в войне проявляется сила,

Все возвышает она сверх мерила,--

Даже и трусу отвагу дает.

ДРУГОЙ (БЕРЕНГАР).

Не зрим ли мы в храмах амура кумир?

И не стремится ль к прекрасному мир?

Вот упования! Вот опасения!--

Жизнью земной и любовь обладает,

Мрачные краски при ней выступают.

Сладко обмануты годы счастливые

Милою дочерью пены волны;

Ей во все низкое, в горько правдивое

Образы снов золотых вплетены.

ТРЕТИЙ (КАЕТАН).

Пусть убираются весны цветами,

Пусть увиваются нежно венками

Юношей кудри! Пусть блещет прекрасное!!

Но боле зрелым годам надлежит

Боле степенному богу служить.

ПЕРВЫЙ (МАНФРЕД).

Дружной с охотою, строгой Диане

В дикую чащу спешимте вослед;

Бор словно мраком полночным одет;

Там со скалы обрываются лани:

Ибо охота - подобие брани,

Резвая бога раздора жена.

Звонких рогов голоса веселей

В тихом безмолвьи долины туманной,

Гор и ущелий, лугов и полей.

Вялые члены расправишь живительно

В утренней, свежей струе прохладительной.

ВТОРОЙ (БЕРЕНГАР).

Или же вверимся мы вечно синей,

Вечно тревожной, мятежной богине:

Манит зеркальной она пеленою

Нас на безбрежное лоно свое,

Или построим над зыбкой волною

Мы для себя подвижное жилье.

Бездны хрустальной поверхность зеленую,

Кто корабельным килем бороздит,--

С счастьем сдружится и мир покорит,--

Нива тому без посева плодит.

Море есть поприще для упований,

Царство оно прихотливых удач;

Князем легко там становится бедный,

Как ураган с быстротой помышленья

В миг обегает компаса кружок,

Так там причудлив изменчивый рок,

Так совершает круг счастья вращенье.

На море волны на всем протяженьи,

На море нет никакого владенья.

ТРЕТИЙ (КАЕТАН).

Не над одною лишь бездной морскою,

Где непрестанно мятется волна,--

И на земле, как ни твердо она

На вековечных основах покоится,

Счастье превратно и лживо, как сон.

Сердце за новый сей мир безпокоится,

Мне не внушает доверия он:

Хижины я бы не создал своей,

Огненной лавы где лился ручей.

Слишком глубоко впилось озлобление,

Страшные слишком свершились деяния,

Им ни прощения нет, ни забвения!

Но сновиденья страшат меня вещия.

От предсказания я воздержусь;

Но мне не нравятся тайны зловещия,

Этого брака безбожный союз,

Эти окольные страсти пути,

Это грабительства дерзкое дело.

Доброе действует прямо и смело,

Злое лишь может от злого взойти!

БЕРЕНГАР.

Старого князя, - то каждый слыхал,--

Взята супруга насилием тоже

На беззаконное брачное ложе,--

Ибо отец на нее посягал;

И прародитель на ложе разврата,

С яростью гневной небесного грома,

Страшных проклятий изверг семена.

Всем злодеяниям этого дома

Ужасам всем, - где прибрать имена!

ХОР (КАЕТАН).

Верьте, недобрый конец подойдет:

Всякое бешеной злобы деянье

В мире ярмо искупленья несет.

То не случайность, не жребий слепой,

Что столь неистово борются братья:

Матери чрево постигло проклятье --

Злобой дна разрешилась, враждой;

Но мое слово о том умолчит,

Ибо в безмолвьи бог мщенья творит.

Горе оплакать минута пробьет,

Лишь оно явится и подойдет.

(Хор уходит).

Сцена превращается в сад, с видом на море. Из соседней беседки появляется Беатриче, в безпокойстве ходит взад и вперед, озираясь на все стороны. Внезапно останавливается и прислушивается.

БЕАТРИЧЕ.

Нет, то не он! - То ветер прошумел

И, шелестя, главой сосны играет.

Уж солнцу недалек в пути предел,

Друг друга вяло так часы сменяют.

Невольно мною ужас овладел,

Нет никого, куда я ни взираю,

И без него в боязни изнываю.

И словно слышится плотины вой

Над градом, где кишит толпа народа;

Я слышу, как вдали о брег морской

Неугомонные дробятся воды.

Все ужасы столпились предо мной,

Я так мала пред мощностью природы!

И словно лист оторванный, гонимый,

Теряюсь я в дали необозримой.

Зачем из тихой кельи я бежала,

Где мне жилось без грусти, без тревог!

В весельи сердце ничего не ждало,--

Так полевой струится ручеек.

Теперь объятья мира я познала,

И жизни волн умчал меня поток,

Все узы прежния я разорвала,

Клятв легкомысленных залогу вняла.

Где был мой разсудок?

Слепое ль безумье

Постигло меня?

Сорвав покрывало

Девичества, я

За двери священные кельи ступила!

Иль адова прелесть меня ослепила?

Я с мужем бежала,--

С отважным ушла похитителем я.

Приди, мой желанный!

О где ты, где медлишь? Подай освобожденье

Душе удрученной! Тоска, угрызенье

Снедают меня,--

Мне сердце утешит лишь близость твоя!

Но должно ль было мне тому отдаться,

Кто в мире всем один меня избрал?

Не суждено мне жизнью наслаждаться!

От материнской груди оторвал

Меня злой жребий рано. Не раздаться

Покрову тайны, что меня скрывал.

И словно сон виденье то пропало!

Так в тишине взросла я бледной тенью,

Хоть был во мне пыл жизни молодой!

Вдруг он предстал под монастырской сенью

Красою - бог и мужеством - герой.

Не высказать в словах то впечатленье:

Из мира чуждого пришел чужой,

И в миг, как бы друг друга век любили,--

Союз мы неразрывный заключили.

Прости, о мать прекрасная, родная!

Удел свой самовластно избрала

Я, тайну времени опережая.

Насильственно судьба меня влекла,--

Бог и сквозь замкнутые двери вступит,--

К Персея башне путь он отыскал.

Рок ни единой жертвы не уступит:

Прикована ль она к твердыням скал,

Иль на Атласа вышину подъята,--

Ее и там настигнет конь крылатый.

Душа отчизны боле не зови!

Полна любовью, я любви вверяюсь,--

Где счастие прекраснее любви?

Свой жребий я благословить готова,

Уж мне не надо счастия другого:

Я ни отца, ни матери не знаю,

И если волей их разлучена я

С тобою буду - знать их не желаю!

Пусть тайной вечной буду я себе самой,--

Я для тебя живу, о, милый мой!

(Прислушиваясь).

Чу, то голос дорогой!

Нет, то всплеск волны морской,--

Моря дальний отголосок

И прибоя гул глухой.

Нет, то не был милый мой!

Горе, горе! Где он медлит?

Ужас мной овладевает!

Все садится

Все пустыня! И на сердце

Тяжко так. - Где медлит он?

(В безпокойстве ходит по сцене).

Я за верную ограду

Уж не выступлю из сада.

О! Каков был ужас мой,

В ближнюю когда я церковь

Трепетной вошла стопой;

Но меня с таково силой

И от глубины души

Повлекло, когда в тиши

Благовест к часам раздался,

Пред святыней преклониться

И Пречистой помолиться!

Не могла я устоять.

Если кто меня подслушал?...

Много недругов на свете

И невинного душою,

Всюду ждут коварства сети.

Это все мне уяснилось

С той поры, когда простилась

Я с обителью святой

И преступно породнилась

С человеческой толпой.

Там, где князя погребенья

Совершилось торжество,

Понесла я искупленье

Дерзновенья своего.

Спас меня лишь Бог единый

Там, когда меня подметил

Незнакомец молодой.

Пламенными он очами,

Пронизав меня насквозь,

Глубоко глянул мне в душу:

При одном воспоминаньи

И теперь трепещет грудь,

Как, в вины своей сознаньи,

Я осмелюся взглянуть.

(Прислушиваясь).

В саду голоса!

То он, мой желанный!

Он сам! Не обманет

Уж призрак мой слух.

Все ближе, слышнее!--

В его объятья!

К нему на грудь!

(Спеечу).