Пикколомини (В пяти действиях). Действие второе. Автор произведения

Слуги расставляют стулья и расстилают ковры. Входит Сэни, астролог, одетый в черное, причудливого покроя платье итальянского ученого. Он выступает на середину зала, держа в руках палочку, которая служит ему для указания стран света.

Живей! Пора кончать! Слышна команда

«На караул!» Они сейчас войдут.

Но почему оставлен красный зал,

Там наверху, где свету много больше?

Да вот наш математик^[233]. Он считает,

Что красный зал бедой грозит нам.

Вздор!

Зачем людей морочить? Зал есть зал.

Ну разве место может много значить?

Знай, в мире все исполнено значенья.

И главное во всех делах земных -

Не связывайся с ним, Натанаэль!

Ему порой сам герцог уступает.

Одиннадцать! Недоброе число.

Двенадцать надо! Так, как в зодиаке.

В нем пять и семь - священных два числа.

Хочу спросить: одиннадцать чем плохо?

Одиннадцать греховно, ибо выше,

Чем десять божьих заповедей.

Вот как!

А почему священна цифра пять?

Пять - символ человеческой души.

В ней смесь добра и зла; так и в пяти -

Впервые чет и нечет видим вместе.

Оставь его! Я рад послушать Сэни.

Иной раз он задуматься заставит.

Идут! Эй, живо, в боковую дверь!

Поспешно уходят. Сэни медленно следует за ними.

Так вы проездом в Вене побывали?

Представились венгерской королеве?^[235]

Императрице также^[236]. Допустили

Они к руке меня и нашу дочь.

Как смотрят там на то, что я зимой

Жену и дочь в свой лагерь вызываю?

Сказала я, как вы мне предписали:

И захотелось вам, чтоб до похода

Ее увидел будущий супруг.

А выбор мой пытались там узнать?

Хотят, чтобы жених не чужеземец

И чтобы он не лютеранин был.

А вы кого желали б?

Я, как всегда, во всем согласна с вами.

Как показался вам прием двора?

Герцогиня молчит, потупившись.

Что б ни было, прошу вас, не скрывайте.

О мой супруг!.. Не все благополучно -

Большая к нам заметна перемена.

Вам отказал в былом почете двор?

Нет, дело не в почете. Весь прием

Достойным был, исполненным приличья.

Но прежние доверие и милость

Сменились церемонным этикетом.

Ах, даже в обходительности их

Сквозила жалость - не благоволенье.

Но мой отец - граф Гаррах благородный,

Супруг мой - герцог Альбрехт Валленштейн,

И не такого я ждала приема!

Бранят, что я не так себя повел?

О, если бы бранили!.. Я привыкла,

Вас защищая, умиротворять

Всех недовольных вами... Но никто

Не порицает вас, - тем отчужденней

Они в своем торжественном молчанье.

Не преходящая обида, нет, -

Непоправимое произошло несчастье...

Звала меня, бывало, королева

Венгерская своей сестрою милой,

Бывало, на прощанье обнимала...

Теперь не то?

Хоть обняла меня,

Но лишь тогда, когда, с ней распростившись,

Я к выходу направилась уже.

Она, как бы опомнясь, торопливо

Меня к груди прижала, но в порыве

Не ласки, не любви, а состраданья.

Мужайтесь!.. Как вас встретил Эггенберг?

А Лихтенштейн?^[237]

Я не видала никого.

А граф,

Посол испанский, давний мой заступник?^[238]

Он в вашу пользу слова не промолвил.

Что ж, если нам светила те не светят,

Пусть озарит нас собственный огонь!

Но если... Герцог мой, ведь при дворе

Друг другу шепчут то, что громогласно

Твердит молва, на что придворный патер

Всем намекал...

А, Ламормен^[239]

Вас обвиняют в дерзком превышенье

Всех высочайше данных полномочий,

В презренье к императорским приказам.

Испания, баварский гордый герцог

Уже готовят жалобы, и. скоро

Гроза над вами может разразиться

Куда сильней, чем та, что в Регенсбурге^[240]

Обрушилась на вас. Он говорит...

Н повторить не смею... ах!

Ах, вот как?

О, тогда

Меня толкнут на страшное решенье!

Герцогиня (умоляющим тоном, с лаской приникая к нему)

О, если время не ушло... и если

Покорностью, супруг мой милый, можно

Предотвратить несчастие - смиритесь,

Сдержите сердца гордые порывы,

Он император - надо уступить!

И пусть людская злоба никогда

Коварной, ядовитой клеветою

Стремлений ваших чистых не чернит.

Скорей же, силой правды облеченный,

Клеветников бесстыдных посрамите!

У нас так мало истинных друзей.

Но ненависть подстерегает нас.

Не вся ль опора наша - император?

Те же. Графиня Терцки^[241] вводит за руку принцессу Тэклу.

Ты о делах беседуешь, сестра,

И, кажется, не очень-то веселых?

Порадовался б он сперва на дочь!

Не для печали - первый миг свиданья.

Отец, любуйся дочерью своей!

Тэкла робко приближается к отцу и хочет склониться к его руке; он заключает ее в объятия и несколько мгновений всматривается в нее.

О да, моих надежд прекрасны всходы!

Я вижу в них залог большого счастья.

Она была еще совсем ребенком,

Когда войска пошли вы собирать.

Потом, из Померании вернувшись,

Уж отдали ее на воспитанье.

И вот пока мы для нее мечом

Величие земное добывали,

Природа-мать средь монастырских стен

Свои дары божественные щедро

Ей расточала и, ее украсив,

Блистательной судьбе ведет навстречу,

С надеждами моими заодно.

Нe правда ли, отца ты не узнала б?

Ребенком, лет* не более восьми,

В последний раз ты видела его.

И все ж узнала сразу... Мой отец

Не постарел - он жил в моей душе

Таким цветущим, как сейчас пред нами.

А я еще винил свою судьбу,

Что сына мне она не подарила,

Наследника по имени, по счастью,

Что славной, гордой линией князей

Я быстротечной жизни не продлю.

Как видно, я винил мой рок напрасно...

Я на ее цветущую головку

Венок победной славы возложу

С надеждой, что когда-нибудь его

Корона королевская заменит

И чистое украсит ей чело.

Держит ее в объятиях. Входит Макс Пикколомини.

Те же. Макс Пикколомини и вскоре вслед за ним граф Торцки.

Вот паладин, защитник наш в пути.

Привет тебе! Ты приходил всегда

Ко мне как вестник радости прекрасной.

Всегда о солнце жизни возвещал мне.

Мой генерал!..

Тебе давал награды

Моей рукой доныне император.

Отец счастливый пред тобой в долгу, -

И Фридланд сам тот долг тебе уплатит.

О герцог! Ты торопишься с уплатой.

Неловко мне; я, право, огорчен.

Лишь только я вернулся, мать и дочь

Тебе в объятья только передал я -

Уже ведут мне из твоей конюшни

В богатой сбруе кровных скакунов

В уплату за труды мои и службу.

Да, да, в уплату. Значит, то, что я

Считал великой милостью и счастьем,

Простым трудом, простою службой было.

Нет, я не ждал, что счастие мое

Окажется одним служебным долгом!

Какая ж это плата? Награждает

За радость он - вот как смотреть вам надо.

А он, как герцог и как Валленштейн,

Быть щедрым должен и великодушным.

И я могла б его любви не верить, ->

Он щедро одарил меня; а сердце

Отцовское лишь нынче я узнала.

Его призванье - счастьем одарять!

(Берет герцогиню за руку и продолжает со все возрастающим ока ром.)

Я всем ему обязан, для меня

Так много значит это имя - Фридланд!

Оно меня пленило навсегда!

Все счастье, весь расцвет моих надежд

Я с Фридландом навек соединил.

Меня судьба, как бы в волшебном круге,

Во власти держит имени его.

Зять хочет быть один, пойдем отсюда!

Валленштейн (быстро повернувшись, принимает спокойный вид и весело говорит герцогине)

Мой вам привет еще раз, герцогиня.

Прошу возглавить наш походный двор.

Ты, Макс, пока при них еще останься.

А мы сейчас займемся тут делами.

Макс Пикколомини подает руку герцогине, графиня уводит принцессу.

Я о собранье вам напоминаю!

Валленштейн (в глубокой задумчивости, про себя)

Она права: другие сообщенья

Вполне с ее словами совпадают...

На этот раз решенье Вены твердо,

И мне уже преемник там назначен;

Сын императора - вот их спаситель,

Вот новое светило! А со мной,

Там думают, покончено, и мне,

Опальному вождю, наследник найден.

А потому терять не будем время!

(Оборачивается и, заметив Терцки, дает ему письмо.)

Граф Альтрингер приносит извиненья,

И Галлас тоже. Это неспроста.

Еще помедли - все тебя покинут.

В Тироле граф, на горных перевалах.

Отдать ему приказ, чтоб из Милана

На север он испанцев не пускал...^[242]

Сезин, моим доверьем облеченный,

От графа Турна в лагерь возвратился,

С чем прибыл он?

Граф Турн^[243]

Что с шведским канцлером он в Гальберштадте^[244]

Свидание имел, и Оксенштирн

Открыто заявил, что он устал

И больше дел вести с тобой не хочет.

Он словам твоим не доверяет,

И будто цель твоя - морочить шведов,

За их спиной с Саксонцем сговориться

И, денежной отделавшись подачкой,

Вон выпроводить.

Канцлер ждал, что я

Им целый край отдам на разграбленье!^[245]

Выходит, мы уже не господа

На собственной земле? Нет, шведы, прочь!

Прочь, прочь! Таких соседей нам не надо.

Ты хоть клочок земли им уступи.

А кто заплатит - не твоя забота!

Пусть прочь уйдут!;. Никто сказать не смей,

Что продал я Германию пришельцам,

Что раздробил ее, врагам в угоду,

Себе кусок изрядный оторвав.

Пусть чтут во мне защитника страны,

Имперским князем назовут, чтоб был я

В достоинстве князьям имперским равен.

И никакой сторонней силе я

В Германии не дам укорениться.

Особенно же им, бродягам-готам^[246]

Завистливым, что хищно жаждут благ,

Которыми богаты наши земли.

С их помощью я своего добьюсь,

Но ничего они тут не добьются.

А честно ль ты с саксонцами поступишь?

Они терпенье могут потерять -

К чему все эти маски? Объясни!

Друзья в сомненье. Оксенштирн и Арнгейм

Не понимают, почему ты медлишь.

В конце концов я прослыву лжецом, -

Ведь я посредник меж тобой и ими,

Хоть подписи ты не дал мне своей.

Я подписи, ты знаешь, не даю.

Как отнестись к намереньям твоим,

Когда дела не следуют за словом?

Ведь все твои сношения с врагом

Ты так повел, что оправдать их можешь

Намереньем, достойным одобренья:

Обманывать врага.

Валленштейн (после продолжительного молчания, когда он пристально смотрел на графа)

А если я и впрямь решил врага

Обманывать? И не его лишь - всех вас

А я тебе еще не поверял

Всех тайн моих!.. Да, император дурно

Со мною обошелся!.. И ему

Жестоко я сумел бы отомстить.

Как радостно такое чувство силы!

Прибегну ли я к ней, об этом ты

Не больше остальных осведомлен.

Вот вечно так - знакомая игра!

Ну, что?.. Сумел ты их уговорить?

Они стоят всецело за тебя.

Известны им все требованья Вены,

И ропщут все.

А что граф Изолани?

Душой и телом твой с тех пор, как ты

Но Тифенбах, Колальто, Деодат?

Вполне ль на них мы можем положиться?

Как Пикколомини, так и они.

И я могу дерзнуть на дело с ними?

Да, если Пикколомини поддержат.

Я убежден - они со мной всегда.

Быть начеку с Октавио-лисицей

Я, как всегда, советую тебе.

Мне ль их не знать! Ведь я шестнадцать раз

Со стариком предпринимал походы.

К тому ж я гороскоп его составил:

Мы под одной звездой с ним родились,

И быть со мной... (таинственно

Так если ты уверен в остальных...

Они в одном вполне единодушны:

Главою войск ты должен быть, как прежде, -

И с тем к тебе направят депутатов.

Но если я условья их приму -

Пусть примут и мои.

О да, конечно.

Я слова жду, я жду от них подписки,

Что мне служить клянутся безусловно.

А почему бы нет?

Как, безусловно?

Ведь Австрия и клятва государю -

Вот оговорки их.'

Нет, безусловно.

Мне мысль пришла... Ведь, кажется, сегодня

Граф Терцки нам дает банкет, не правда ль?

Все генералы мной приглашены.

Ты можешь мне свободу действий дать?

Я клятву генералов раздобуду,

Как ты хотел.

Лишь подписи доставь!

А как добиться их - твоя забота.

Но если я тебе доставлю клятву

Собравшихся в наш лагерь командиров

В слепом повиновении тебе -

Что ж, ты решишься счастья попытать?

Отважишься ль, скажи!

Доставь присягу!

Обдумай все и взвесь перед началом!

И войско разделить, чтоб часть полков

Отдать испанцам, ты никак не можешь,

Иначе - с властью распростись навек!

А все ж нельзя и пренебречь приказом, -

Приказ от императора исходит;

Нельзя искать лазеек, проволочек, -

Ведь это будет означать разрыв!

Решайся же! Опережать ли двор,

Отважившись на дело, иль, промедлив,

Дождаться крайних мер?

Помедлить надо,

Когда ты сам готов пойти на все!

Не упусти решительной минуты!

Так редко в жизни наступает миг

Значительный и истинно великий.

Чтоб вызрело решенье, много нужно

Порою самых редких совпадений

И обстоятельств, что, разрозненны,

И жизненный вмиг образуют узел, -

В нем завязь плодоноснейших начал.

Событья властно, будто некий рок,

Тебя принять решение толкают.

Все лучшие собрались командиры

Вокруг тебя, высокого вождя,

И твоего все ожидают знака.

О, не давай им снова разойтись!

Пока идет война, ты не увидишь

Всех вместе их и столь единодушных.

Морской прилив снимает с берегов

Тяжелые суда, - так и в потоке

Людской толпы у многих крепнет дух.

Пока они еще твои, но вскоре

Война их по Европе разбросает,

И в мелочных заботах, интересах

Рассеется единодушье их.

Кто нынче, увлекаемый потоком,

Готов на все, самозабвенья полн, -

На путь привычный трезво повернет

И, в колее обыденного долга,

Скорей к надежной кровле поспешит.

Еще не время.

Вечный твой ответ.

Когда ж оно настанет?

Пока ты часа звездного дождешься,

Земное время ускользнет. Поверь мне,

В твоей груди - твоей судьбы звезда!

Решимость, вера в собственные силы -

Твоя Венера! Противостоит ей

Сомнение - зловещее светило.^[247]

Так понимаешь ты? Но сколько раз

Я объяснял... Юпитер, светлый бог,

Проникнуть в эти тайны ты не можешь.

Ты мрачно, слепо роешься в земле,

Как бог подземный, что свинцовым светом

Твой час рожденья тускло озарял.

Ты видишь только пошлое, земное,

Умно связуешь близкое с ближайшим, -

Тут на тебя я смело положусь.

Но все, что в недрах, в тайниках природы

Упорно для величья создается,

Та лестница из сей земной юдоли,

Что тысячью ступеней в звездный мир

Устремлена, - и сонмы горних сил

По ней снуют, творя неутомимо, -

И те круги в кругах, что, все сужаясь,

Собой объемлют главное светило, -

Все незапечатленными очами

Зрят светлые Юпитера сыны.

(Пройдясь по залу, останавливается и продолжает.)

Небесные светила вызывают

Не только указуют срок посева

И жатвы срок. Деянья человека -

Ведь тоже некий роковой посев,

Они - в земле грядущего - зерно,

Что мы судьбе с надеждою вверяем.

Здесь тоже надо знать и час посева

И выбрать положение светил,

Обследовать небесные чертоги,

Не притаился ль где-нибудь в углу

Враг роста и губитель процветанья...

Мне нужно время! Делайте свое!

А я на что решусь, еще не знаю.

Но уступать я не хочу. Нет, нет!

Сместить меня им тоже не удастся,

Ручаюсь вам!

Здесь генералы.

Присутствовать ты приглашаешь всех?

Пусть оба Пикколомини войдут,

Марадас, Бутлер, Форгач, Деодати,

Караффа, Изолани - и довольно.

Терцки выходит вместе с камердинером.

Ты приказал следить за Квестенбергом?

Он тайно не беседовал ни с кем?

За ним следили зорко. Он с одним лишь

Октавио наедине был.

Те же. Входят Квестенберг, оба Пикколомини, Бутлер, Изолани, Марадас и еще три генерала. По знаку Валленштейна, против него садится Квестенберг, остальные занимают места по чинам. Минута молчания.

Мне хорошо известно, Квестенберг,

Зачем вы в ставку прибыли. Все взвесив,

Я к твердому решению пришел.

Но пусть от вас услышат командиры

Высокому собранью доложить,

В чем состоит цель вашего посольства!

Охотно. Только попрошу всех помнить,

Что воля императора моими

Гласит устами, я - его посол.

Ненужное вступленье!

Император

В тот день, как дал он доблестным войскам

Испытанного славного вождя, -

Я герцога особу разумею, -

Был радостно уверен в том, что скоро

К нам возвратится счастье на войне.

Вначале так и было. От саксонцев

Богемия очищена была,

Победный натиск шведов остановлен,

И ряд земель свободнее вздохнул.

Стянул врага рассеянные силы;

И выступили против наших войск

Все - Рейнграф^[248], Бернгард^[249], Баннер^[250], Оксенштирн

И сам король, не знавший поражений,

Чтоб под зубчатой нюрнбергской стеной

Решить исход войны великой битвой.

Прошу вас, ближе к делу!

Новым духом

Прониклось все при новом полководце.

Он с яростью слепой не отражал

Слепую ярость: в правильном сраженье

Он хитрости противоставил твердость,

Он истощал отвагу мастерством.

Напрасно враг выманивает в поле -

Как будто в нем навеки поселился.

В отчаянье король идет на штурм,

В кровавую резню бросает войско,

Которое и голод и чума

С неистовством ужасным истребляют.

За частокол, где поджидает смерть,

Грозя ему несчетными стволами,

Король стремится путь себе пробить.

Штурм был неистов - стоек был отпор,

Подобных битв на свете не знавали.

И что ж, король уводит с места боя

Разбитые войска, - земли ни пяди

Ценой кровавых жертв он не добыл.

К чему сейчас реляции о том,

Что сами мы так тяжко пережили?

Я послан был сюда для обвинений,

Но по сердцу мне больше похвалы.

Под Люценом - простился с жизнью он.

Но, к удивленью всех, как побежденный,

Театр военных действий бросил герцог,

В Богемию поспешно отступив;

А Бершард, юный веймарский герой,

Франконию прошел и до Дуная

Легко дорогу проложил себе,

Чтоб, к ужасу католиков примерных,

Остановиться лишь под Регенсбургом.

Тогда, бедою страшною теснимый,

Баварский герцог стал просить подмоги.

Семь верховых гонцов шлет император,

И подданного молит повелитель,

Чтоб тот скорей Баварию спасал.

Все тщетно! Только застарелой злобе,

Да ненависти к давнему врагу,

Да чувству мести внемлет герцог Фридланд,

И только в этом он находит радость, -

Так Регенсбург был сдан!

Скажи мне, Макс, когда все это было?

Я что-то не припомню.

Мы в то время

В Силезию отправились в поход.

Какая ж цель была того похода?

Изгнать оттуда шведов и саксонцев.

Ах, так! Я ход войны совсем забыл,

Внимая Квестенбергу.

Продолжайте!

На Одере могли б мы возместить

Позорные потери при Дунае.

Все ждали удивительных событий

На этом новом поприще войны -

Сам герцог Фридланд вел войска в поход!

Искусный вождь, соперник короля,

Вояк неважных. Что ж, войска сошлись.

Для битвы? Нет, для дружеских пирушек!

Когда все изнывало от войны -

Мир воцарился в стане Валленштейна.

Кровавых схваток ищет юный вождь,

Чтобы свои победы приумножить,

Но опытный вождь может пренебречь

Тем иль другим ударом, - всем известно,

Что он умеет в битвах побеждать.

В бою с каким-то Арнгеймом удача

Не изменила б мне, но я сдержался -

Другая цель для нас куда важней:

Союз расстроить шведов и саксонцев,

Германии он гибелью грозит.

Не вышло, и опять возобновилась

Кровавая игра. Тут герцог Фридланд

Себе былую славу возвратил.

Пред нашим войском шведские войска.

В числе других, по воле провиденья,

Мятежник давний в руки нам попался,

Проклятый факел нынешней войны -

Маттиас Турн, достойный лютой кары.

Но герцог поступил великодушно:

Дарами был осыпан и отпущен

Заклятый враг страны и государя.

Я помню, помню - в Вене нанимали,

Где только можно, окна и балконы,

Смотреть, как Турна повезут на казнь.

Я битву мог бы проиграть позорно,

Но никогда мне венцы не простят,

Что я лишил их зрелища такого.

Силезию очистил враг. Теперь

Спасать в беде баварцев надлежало.

По самому далекому маршруту.

Но, не дойдя, вдруг повернул обратно,

В Богемию, на зимние квартиры -

Имперский край постоем разорять.

До жалости войска во всем нуждались.

Солдат разут, раздет; пришла зима.

Как государь заботится о войске!

Что ж, мы не люди? Как любой из смертных,

Мы не страдаем в стужу или в дождь?

Проклятая солдатская судьбина!

Солдат приходит - от него бегут.

Уходит - проклинают! Отнимать

Он вынужден. Ему по доброй воле

Никто не даст. Он - пугало для всех.

Вот генералы войск моих. Караффа,

Граф Деодати, Бутлер - говорите,

Как велика задолженность полкам?

А солдату надо

Платить. На то зовется он: солдат!^[251]

Совсем другое приходилось слышать

Тому назад лет восемь или девять.

Да, сознаюсь, что тут моя вина.

Я императора избаловал. Лет девять

Тому назад я, в датскую войну,

Дал войско государю в сорок тысяч

И даже больше, и оно ему

Не стоило гроша. Война топтала

Саксонию; до скандинавских шхер

Я имени его пронес грозу.

В те дни во всей империи меня

Едва ль не до небес превозносили,

И Альбрехт Валленштейн в ее короне

Алмазом третьим был в те времена!^[252]

И разразилась буря! Стало ясным,

Чьим кошельком распоряжался я.

И, верный императора слуга,

Проклятием народов заклейменный,

Какую заслужил я благодарность

За то, что вел войну за счет князей,

Когда лишь он был возвеличен ею?

Я жертвой стал их жалоб и наветов

И был смещен.

На том злосчастном сейме

Он в действиях стеснен был.

Черт возьми!

Я в силах был ему свободу дать.

С тех пор, как дурно обошлись со мною

За то, что я служил усердно трону

За счет империи, я думаю о ней

Иначе. Император дал мне жезл,

Для блага всех, во имя общей пользы,

А не для славы только одного!..

Но к делу, что вам нужно от меня?

Угодно государю, чтоб войска

Богемию очистили немедля.

Как, в это время года? А куда

Хотят направить нас?

Туда, где враг.

Угодно государю, чтоб до пасхи

Был Регенсбург свободен от врага,

Чтоб лютеран изгнали из собора

И светлое святое торжество

Нечистая не осквернила ересь.

Возможно ль это, генералы?

Нет,

Немыслимо.

Нет, это невозможно.

Полковнику Сюису император

Отдал приказ в Баварию идти.

Как поступил Сюис?

Да так, как должно:

Пошел.

Пошел! А я, его начальник,

Строжайший дал ему приказ, чтоб он

Не двигался. Так чтут мою команду?

И это - дисциплина, без которой

Нельзя вести войну? Вас, генералы,

Быть судьями прошу. Что заслужил

Тот офицер, что, позабыв присягу,

Начальника приказом пренебрег?

(видя, что остальные смущенно молчат, возвышает голос)

Вы, граф Пикколомини, скажите,

Что заслужил он?

По закону - смерть!.,

По уставу - заслужил он смерть!

Квестенберг встает, за ним Валленштейн и все остальные.

Не я - закон его приговорил!

И лишь из уваженья к государю

Я милую полковника Сюиса.

Коль так, мне больше нечего сказать.

Когда я вновь командованье принял,

Моим условьем было, что никто,

Распоряжаться войском. Если я

И головой и честью поручился

Победоносно завершить войну,

То дайте власть. Скажите, отчего

Неодолим, непобедим был Густав?

Он в войске у себя был королем!

Такого короля осилить мог бы

Лишь только тот, кто равен был ему.

Но к делу. Это все еще цветочки.

С испанским войском кардинал-инфант

Путь из Милана держит в Нидерланды.

И чтоб он мог спокойно пересечь

Германию, монарх повелевает

В прикрытье марша восемь дать полков

Из конницы, вам подчиненной, герцог.

Ах, вот как! Восемь дать полков? Недурно,

Недурно патер Ламормен придумал!

Глупейшим я назвать бы мог его!

Лишь восемь тысяч всадников! Да, да!

Мне ясно все.

Напрасны подозренья!

Так долг и мудрость требуют - и только!

Как, господин посол! И замечать

Не должен я, что там устали видеть

Всю власть меча у Фридланда в руках?

Что под предлогом помощи испанцам

Мощь войск моих ослабить хочет двор,

Введя к нам неподвластную мне силу?

Ведь просто так меня нельзя отбросить -

Для этого я чересчур могуч!..

По договору все войска монарха

Подчинены мне одному повсюду,

Где только речь немецкая звучит.

О корпусах испанских да инфантах,

Нет в договоре ровно ничего.

И что ж, его обходят втихомолку:

Ослабив нас, считаться перестанут,

А там со мной покончат без. труда.

К чему все околичности, министр?

Скажите прямо: государю в тягость

Наш договор, и лучше мне уйти.

Обрадовать его своей отставкой

Я до приезда вашего решил.

Волнение среди генералов, постепенно возрастающее.

Но, правда, жаль мне наших командиров.

Не знаю, кто вернет им их затраты

И кто за службу их вознаградит.

Другой начальник - с ним другие люди,

Он может не признать былых заслуг.

В имперском войске много чужестранцев.

По мне бы, только воин был хороший,.

А до того, как молится он богу,

До древа родословного его

Пойдет. Но мне все это безразлично.

Спаси нас бог, чтоб до того дошло!..

Мятеж вдруг может в войске разразиться.

Я убежден - обманут император!

Нет, так нельзя! Нет, прахом все пойдет!

Да, верный Изолан, конечно прахом

Пойдет все то, что мы тут создавали.

Зато найдется новый полководец

И соберутся новые войска, -

Ударить только стоит в барабан.

Макс (озабоченный и сильно взволнованный, переходит от одного генерала к другому и успокаивает их)

Нет, выслушай, наш вождь! Нет, командиры*

Мы заклинаем, герцог! Не решай,

Пока мы не обсудим и тебе

Соображений наших не представим...

Идем! Не все потеряно, друзья!

Идем! Нас ждут в приемной остальные.

Уходят.

Послушайтесь-ка доброго совета:

Не попадайтесь на глаза солдат.

Иначе - от тяжелых оскорблений

И золотой ваш ключ вас не спасет.

Сильный шум за сценой.

Совет хорош. За безопасность гостя,

Октавио, ты предо мной в ответе.

Вам здравия желаю, Квестенберг.

Ни слова больше о проклятом деле!

Вы долг свой исполняли; я умею

От службы человека отличать.

Квестенберг и Октавио хотят уйти, но в эту минуту в зал врываются Гёц, Тифенбах, Колальто, за которыми следуют другие командиры.

Где тот, который герцога от нас...

Не может быть! Ты хочешь, генерал...

С тобою - жить, с тобою - умереть!

Валленштейн (указывая с достоинством на Илло)

Фельдмаршалу моя известна воля.

Да вот наш математик... - Слово «математик», помимо основного значения, употреблялось еще вместо «астролог», «звездочет».

Герцогиня - Екатерина-Изабелла фон Гаррах, вторая жена Валленштейна.

Представились венгерской королеве? - Речь идет о жене венгерского короля Марии-Анне, невестке императора.

Императрице также - Леоноре Гонзаго Мантуанской, второй жене императора Фердинанда II.

Посол испанский, давний мой заступник? - Граф Оньяте, дружески относившийся к Валленштейну, а потом отвернувшийся от него.

Ламормен (Лемморман) - патер-иезуит, духовник императора, заклятый враг Валленштейна.

Регенсбург - баварский город; здесь в 1630 году заседал имперский сейм, сместивший Валленштейна.

Графиня Терцки - Максимилиана, третья дочь графа фон Гарраха, сестра герцогини Фридланд.

Отдать ему приказ, чтобы из Милана // На север он испанцев не пускал... - Речь идет о дон Фернандо, брате испанского короля, которому предстояло двинуться с войсками в свое новое наместничество - Нидерланды.

Граф Турн - вождь восставшего в 1618 году чешского дворянства. Позднее, разбитый и помилованный Валленштейном, он (в период, изображаемый в трилогии, 1634) способствовал Валленштейну в его переговорах со шведами.

Что с шведским канцлером он в Гальберштадте... - В феврале 4634 года шведский канцлер Оксеншерна присутствовал на нижнесаксонском сейме, собравшемся в городе Гальберштадте.

Им целый край отдам на разграбленье! - Намек на Померанию, которую и в самом деле шведы получили по Вестфальскому миру.

Особенно же им, бродягам-готам... - Шведы считали себя потомками готов; южная часть Швеции носила название «страны готов», Готланд.

Решимость, вера в собственные силы - // Твоя Венера! Противостоит ей // Сомнение - зловещее светило

Рейнграф (граф из Прирейнского края) - Отто Людвиг фон Зальм, упоминаемый также и в «Смерти Валленштейна».

Бернгард - принц Веймарский («юный веймарский герой»).

А солдату надо // Платить. На то зовется он: солдат! - Намек на происхождение слова «солдат» (нем. «зольдат» - от «зольд» - жалованье).

И Альбрехт Валленштейн в ее короне // Алмазом третьим был в те времена! - В венских придворных кругах в ходу был каламбур, что Лихтенштейн, Дитрихштейн и Валленштейн (нем. «штейн» - камень) - три драгоценных камня имперской короны.

Автор:	Шиллер Ф. И.
Категория:	Трагедия


Предыдущая страница	Оглавление	Следующая страница