Пикколомини (В пяти действиях). Действие четвертое. Автор произведения

Большой, празднично освещенный зал. В глубине сцены, как раз посередине, роскошно убранный стол, за которым сидят восемь генералов, в том числе: Октавио Пикколомини, Терцки, Марадас. Несколько глубже, справа и слева, два стола, и за каждым - шестеро гостей. Впереди стол с напитками. Вся авансцена свободна, по ней снуют пажи и слуги. Все в движении: полковые музыканты, Терцки проходят по сцене позади столов; они еще не совсем скрылись, как появляется Макс Пикколомини, к которому подходят Терцки с бумагой и Изолани, с бокалом вина.

Эх, братец! Где же ты запропастился?

Живей на место! Свой фамильный погреб

Сегодня Терцки распахнул пред нами

И все вверх дном, как в гейдельбергском замке^[254].

Но лучшее ты прозевал, мой Макс.

Здесь за столом произошел дележ

Богемских ленов, княжеских корон.

Разобраны поместья Эггенберга

И Штернберга, Славаты, Лихтенштейна.

Поторопись хоть что-нибудь урвать.

Ступай же! Марш!

Граф Пикколомини!

Сейчас придет!.. Вот прочитай присягу.

Понравится ли, как мы написали?

Ее все по порядку здесь прочли

И как один подпишутся под нею.

«Ingratis servire nefas...»

Да это, вероятно, по-латыни...

А как по-нашему?

«Неблагодарному порядочный не служит!»

«Так как наш высокопоставленный полководец, светлейший герцог Фридланд, намерен был из-за неоднократно нанесенных ему оскорблений оставить имперскую службу и только по нашему единодушному настоянию остался при войске и впредь не покинет нас без нашего согласия, то мы, все сообща и каждый в отдельности, клятвенно обязуемся, как под присягой, служить ему верой и правдой, не покидать его и жертвовать ради него всем, вплоть до последней капли крови, - конечно, постольку, поскольку это позволит присяга, данная нами императору.

Равным образом, если кто-либо из нас, вопреки настоящему обязательству, отступится от общего дела, мы объявим его клятвопреступником и предателем и будем ему мстить, не щадя ни добра его, ни жизни. В подтверждение всего вышесказанного ставим свои подписи.»

Согласен ты бумагу подписать?

Еще бы нет! Как честный офицер,

И может он и должен... Эй, чернил!

Нет, раньше ужин!

Ну, пойдем, пойдем!

Терцки (делает знак Нейману, стоящему у стола с напитками, и выходит с ним вперед)

Ты копию принес? Давай скорее!

Достаточно ль сходна, чтоб подменить?

Я слово в слово все переписал.

Лишь оговорку пропустил, как ваше

Сиятельство мне утром приказали.

Ты копию подсунь, а ту бумагу

Скорей в огонь! Она ведь отслужила.

Нейман кладет копию па стол и снова направляется к напиткам.

Ну что, как с Пикколомини?

Пожалуй,

Неплохо. Макс не сделал возражений.

Лишь он один доверья не внушает.

Да и отец!.. Следить за ними в оба!

Терцки.

Как за столом у вас? Я полагаю,

Разгорячить гостей вы постарались?

О да! Они совсем как будто с нами.

И стало все по-моему: уже

Им мало, чтобы герцог возглавлял нас.

Нет, думает Монтекукули^[255], раз уж

Мы собрались тут все, то отослать

Условия должны мы государю,

Не церемонясь, в Вену. И, поверьте,

Что, если бы не эти Пикколомини,

Вполне б мы обошлись и без обмана.

Тсс... Бутлер к нам идет!

Не беспокойтесь!

Фельдмаршал, я вас понял превосходно.

Желаю вам удачи... На меня

Вы положиться можете.

Без оговорки, с нею ль - все равно!

Понятно вам? И герцогу скажите,

Пусть испытает преданность мою!

Я офицер имперский до тех пор,

Пока наш герцог-генерал имперский.

Но и тогда я Фридланда слуга,

Обмен пойдет на пользу вам. Не скряга,

Не Фердинанд в долгу пред вами будет.

Я верностью, граф Терцки, не торгую.

И я не посоветовал бы вам

Назад полгода предлагать мне то,

К чему сейчас пришел я добровольно.

Я герцогу себя и весь мой полк

Вручаю твердо, - и не без последствий

Окажется, поверьте, мой пример.

Все войско знает, что полковник Бутлер

Ему всегда - блестящий образец!

Фельдмаршал, вы так думаете? Значит,

Не зря я верность сорок лет хранил,

Когда мне имя доброе мое

Для полной мести в шестьдесят послужит!..

Не безразлично ль, как пришел я к вам?

Хоть вы-то вряд ли ждали, что легко вам

Мой нрав прямой удастся обойти...

Тем более что ни горячность крови,

Ни ветреность не могут старика

С дороги чести сбить, ему привычной.

И все ж я тверд в раз принятом решенье,

Хоть ясно вижу, с чем я расстаюсь.

Кем вас считать, вы нам скажите прямо.

Считайте другом! Вот моя рука.

Я ваш вполне, со всем, чем я владею:

Не только люди - деньги вам нужны.

Я герцогу обязан состояньем.

Так все ссужу ему; а если он

Меня переживет - он мой наследник.

Я одинок на свете и не знаю

Ни чувств супруга к дорогой жене,

Ни чувств отца к своим любимым детям.

Но дело не в деньгах - такое сердце

Дороже всех сокровищ на земле!

Я в Прагу из Ирландии попал.

Но господин мой умер, и высоко

Из конюхов простых я вознесен,

Чинами и деньгами одаренный

Фортуны прихотливою игрою.

Наш Валленштейн - дитя удачи тоже,

И мил мне путь, подобный моему.

Родные - все, кто силой духа схож.

Великое пришло, фельдмаршал, время.

Оно благоприятствует отважным.

Как мелкая монета, переходят

От одного к другому города

И замки разбежавшихся владельцев.

Старинные гербы и имена

Сменяются неведомыми прежде.

В Германии обосноваться хочет;

Принц Веймарский могучую державу

Создать на Майне силою стремится;

А Мансфельд с Христианом не успели -

За смертью только - стать у нас князьями.

Но кто ж из них сравнится с Валленштейном?..

Нет крепостной стены, куда б не мог

Отважный воин лестницу приставить.

Вот доблести прекрасные слова!

Согласьем итальянцев и испанцев

Вы заручитесь. А шотландца Лесли

Я на себя беру. Пойдем.

Где кравчий?..

Эй, настежь погреба! Сегодня праздник!

Отборных вин! Дела идут отлично.

Кравчий и Нейман выходят вперед. По сцене снуют слуги.

Отборных вин!.. Когда б графиня-мать

Покойная на эту жизнь взглянула,

Она перевернулась бы в гробу!..

Да, погибает Терцких славный род...

Все вкривь и вкось идет! И благодати

Не видно в том, что этот герцог нам

Роднею стал.

Да что ты, бог с тобой!

Как раз теперь наступит процветанье.

Ну нет. Я с этим мненьем не согласен.

Бургундского на тот, четвертый, стол!

Семидесятая бутылка, ротмистр!

Там этот немец, Тифенбах, сидит,

Кравчий (продолжает, обращаясь к Нейману)

Слишком высоко

Хотят они забраться, с королями,

С курфюрстами сравняться в мотовстве.

Чуть герцог что завел, туда же графы.

Подслушивать? Вот я вам по шеям!

К столам, к бутылкам - марш! Пред графом Пальфи^[256]

Уже давно стоит пустой стакан!

Там спрашивают кубок золотой

С фигурами и чешскими гербами.

Вы знаете какой, - так граф сказал.

Наверно, тот, что мастер Вильгельм сделал

Ко дню, когда был коронован Фридрих^[257]?

Да, да! Его хотят пустить по кругу...

Кравчий (качая головой, достает кубок и ополаскивает его)

Чтоб в Вену было доносить о чем!

Вот это кубок! Ах, какая роскошь!

Тяжелый и работы преотменной,

И как хитро фигурами украшен!

Ах, дайте-ка поближе рассмотреть!

Вот амазонка на коне сидит.

Копытами конь попирает посох,

Епископские митры топчет он;

У девы - трость, на трость надета шляпа,

И рядом знамя, с чашею на нем.

Что ж это означает?

В гордой деве,

В ее коне неукротимом, в шляпе

На вольное избранье королей.

Того, кто шляпу вынужден снимать

Пред императором иль королем,

Не назовешь свободным человеком.

А чаша на хоругви девы?

В ней

Воплощена свобода чешской церкви, -

У чехов церковь некогда была

Отдельной. Наши прадеды-гуситы -

Оружием завоевали право^[258]

У пап на причащение из чаши

Для всех мирян, - им пользовались прежде

Священники одни. Для утраквистов

Всех благ других превыше это право^[259], -

Они его своей добыли кровью.

А этот свиток, что вверху парит?

У Рудольфа вооруженной силой

Сей драгоценный вырван маестат^[260];

Он подтверждает право новой церкви

На звон свободный и на песнопенья.

Но с той поры, как правит Фердинанд,

Всему конец; а после Пражской битвы,

Когда наш чешский трон утратил Фридрих,

Мы кафедры и алтаря лишились,

И многие из чехов повернулись

Спиной к своей отчизне, а пергамент

Собственноручно Фердинанд изрезал.

Вам все известно. Да, родной страны

Вся летопись отлично вам знакома.

Ведь я прямой потомок таборитов.

Прокоп и Жижка были их вождями^[261];

За правое они боролись дело!

Мир их костям!.. Ну, а теперь несите!

Позвольте на другой щиток взглянуть!

Не правда ли, ведь это Пражский замок?

Вот головами вниз летят из окон

Наместники Мартиниц и Славата^[262].

А вот граф Турн, виновник этой сцены.

Слуга уносит кубок.

Ни слова мне о двадцать третьем мая!

То было в восемнадцатом году

Столетия, в котором мы живем,

Но в памяти все живо так, как если б

Беда стряслась лишь нынче над страной.

А между тем уже шестнадцать лёт

Земля не знает мира и покоя...

За вторым столом возгласы: «Принц Веймарский!» За третьим и четвертым столами: «Да здравствует принц Бернгард!» Музыка.

Как там шумят!

Враг Австрии.

Ну да, и лютеранин!

Когда за императора здоровье

Пил Деодати, все окаменели.

Ну, мало ль что бывает за вином.

Слуге но след все это замечать.

Ты, Иоганн, мотай на ус! Потом

Мы патеру Квироге всё доложим:

Он обещал нам отпустить грехи.

Я для отвода глаз за стулом Илло

Как только можно дольше хлопотал.

Чудные речи произносит он.

А кто тот черный генерал с крестом,

Что с графом Пальфи дружески болтает?

Один из тех, кому они сверх меры

Доверились, - испанец дон Марадас.

По-моему, не только от испанцев -

От всех южан не жди добра.

Ай, ай!

Не грех ли, кравчий, вам так говорить?

Нет генералов лучших в нашем войске.

Наш герцог их пред всеми отличает.

Терцки подходит к столу и берет бумагу.

За столом движение.

И все встают. Отодвигайте стулья!

Слуги спешат вглубь сцепы. Часть гостей выходит вперед.

Октавио Пикколомини идет, разговаривая, с Марадасом; оба останавливаются на одной из сторон просцениума. На противоположную сторону выходит Макс Пикколомини, один; он задумался и не обращает внимания на то, что происходит вокруг. Между ними, в глубине сцены, - Бутлер, Изолани, Гёц, Тифенбах и Колальто, к которым вскоре присоединяется граф Терцки.

Изолани (в то время как все подвигаются вперед)

Колальто, доброй ночи!..

Генерал,

И вам желаю доброй ночи!.. Или,

Вернее, с добрым утром!

Пир на славу!

Пир королевский!

Да! Графиня Терцки

Отлично все устроила. Свекровь

Ее учила. Вот была хозяйка!

Свечей! Свечей!

Еще минутку, братец!

Вот подпиши-ка это.

Подписать?

Охотно! Лишь увольте от прочтенья!

Не стану затруднять - ведь это клятва,

Она известна вам. Один лишь росчерк!

(Видя, что Изолани, не подписывая, передает бумагу Октавио.)

Ну, все равно, кто прежде! Ранг неважен!

Октавио пробегает бумагу с притворным равнодушием. Терцки издали наблюдает за ним.

Позвольте попрощаться с вами, граф!

Постойте-ка... еще глоточек!..

Наперсточек!

Простите, господа! Не держат ноги.

Прошу вас, не стесняйтесь, генерал!

И голова свежа, совсем здоров,

А ноги отказались вот служить.

Да, вы их чересчур перегрузили!

Октавио, подписав присягу, возвращает ее Терцки, а тот передает Изолани, который направляется к столу подписывать.

Нет, это с померанского похода^[263].

По снегу и по льду мы пробивались...

Теперь мне с ними мучиться весь век.

Терцки передает бумагу Марадасу, и тот идет с нею к столу.

Сдается мне, что оба мы, полковник,

К вакхическим пирушкам не склонны.

Шум битвы вам, я думаю, приятней,

Чем шум попоек?

Правду говоря,

Мне не по нраву сборища такие.

Октавио (подходит еще ближе с дружелюбным видом)

Я тоже их не жалую, поверьте...

Почтеннейший полковник Бутлер! Право,

Приятно мне, что мы сошлись во взглядах.

Полдюжины друзей, никак не больше,

За круглым небольшим столом... Стаканчик

Токайского... разумная беседа

С открытым сердцем - это вот по мне!

И я не прочь так время провести.

Бумага доходит до Бутлера, который идет к столу подписать ее. На просцениуме становится пусто; здесь остаются только оба Пикколомини, каждый на своей стороне.

Октавио (некоторое время молча наблюдавший за сыном, немного приближается к нему)

Ты, друг мой, где-то долго задержался.

Я... делом неотложным занят был.

Ты и теперь отсутствуешь, не правда ль?

Ты знаешь, как в толпе я молчалив.

Я знать не должен, где ты был, мой Макс?

Однако Терцки знает.

Что ж он знает?

Лишь он один не спрашивал, где ты.

Так, старина! Стремительней в атаку,

Чтоб не замел следов! Тут неспроста!

Все подписали? Все до одного?

Как видно, все.

Ну, кто не подписал?

Всех подписей должно быть ровно тридцать.

Проверь.

Тут крест стоит.

Крест этот - я!

Неграмотен он. Крест его, однако,

Равно евреи чтут и христиане.

Пойдем, полковник, вместе! Поздний час.

Один лишь Пикколомини стоит здесь.

Гость каменный еще не подписался, -

Он за вечер двух слов не проронил.

Макс берет бумагу из рук Терцки и рассеянно смотрит на нее.

Те же. Из задней комнаты выходит Илло. В руках у него золотой бокал, он очень пьян; за ним следуют Гёц и Бутлер, стараясь его удержать.

Чего вам? Прочь!

Не пейте больше, Илло!

Илло (подходит к Октавио, обнимает его и продолжает пить)

Октавио, я и тебе принес!

Ты не любил меня... черт побери!..

А я тебя. Но прошлое забудем!

Безмерно ты мне люб, ты лучший друг мой!

Пусть это знают все! И кто тебя

Лисою назовет, тому придется

Иметь со мною дело.

Ты рехнулся!

Опомнись, Илло. Посмотри вокруг!

А что ж такое? Здесь кругом друзья.

Я радуюсь, тут вовсе нет каналий.

Прошу вас, Бутлер, уведите Илло!

Бутлер уводит Илло к столу с напитками.

Ну, братец, как? Ты изучил бумагу?

Что ж с этим делать?

Терцки и Изолани

Подписать - и все!

Октавио напряженно, с тревогой смотрит на сына.

До завтра подождем! Ведь это дело.

Не место тут делам. Пришлите завтра!

Опомнись, Макс...

Подписывай!.. Скорей!

Ты всех моложе на пирушке этой -

И хочешь быть умнее всех, как видно.

Вот погляди, отец твой подписался,

И все до одного уж подписались.

Прошу вас, повлияйте! Образумьте!

Он совершеннолетний.

Илло (поставив бокал на стол с напитками)

В чем тут дело?

Он отказался клятву подписать.

Я лишь сказал: до завтра, дело терпит.

Не терпит, нет! Мы подписались все.

Ты тоже должен, должен подписать.

Спокойной ночи, Илло!

Что? Ни шагу!

Кто друг ему, желает герцог знать.

Вокруг обоих собираются все гости.

О, герцог знает, как он дорог мне!

И знают все. К чему кривлянья эти?

Вот благодарность Фридланду за то,

Что он южан другим предпочитает!

Не слушайте, он это спьяну, так!

Что на уме у трезвого, то часто

Выбалтывает пьяного язык.

Кто не со мной, тот, значит, мой противник.

Спасают совесть! Чем же - оговоркой!..

Он вне себя, его не стоит слушать.

Они спасают совесть оговоркой.

Что оговорка? К черту оговорку...

Макс (становится внимательней и снова смотрит па бумагу)

Да что же тут опасного? Позвольте

Внимательней бумагу прочитать.

Что ты наделал, Илло? Ты нас губишь!

Пред ужином читали нам другое.

И я заметил.

Мне какое дело!

Все подписались. Чем я хуже прочих?

Пред ужином условие как будто

О службе императору там было.

Стыдитесь, господа! Не забывайте:

Вопрос ведь в том, удастся ль удержать

Нам герцога, иль мы его отпустим!

А к мелочам не стоит придираться.

А разве герцог сделал оговорку,

Когда тебе он вверил целый полк?

Или когда устроил вам подряд,

Что в год приносит тысячу пистолей?

Плуты хотят плутами нас представить!

Кто недоволен, прямо говори!

Ну, это только разговор!

Илло (в бешенстве топает ногами и, не владея больше собой, кричит, держа бумагу в одной руке, а шпагу в другой)

Подписывай, Иуда!

Шпагу прочь!

Макс (бросается к Илло и, обезоружив его, говорит графу Терцки)

Пускай проспится!

Уходит. Командиры удерживают Илло, разразившегося руганью и проклятиями. Среди общего смятения занавес падает.

. - Намек на расточительный образ жизни курфюрста Пфальцского - Фридриха V (Гейдельберг был его резиденцией).

Монтекукули - один из генералов Валленштейна.

Граф Пальфи - фельдмаршал и видный венгерский сановник.

Ко дню, когда был коронован Фридрих. - Курфюрст Пфальцский, Фридрих V, был возведен на чешский престол после низложения Фердинанда.

Наши прадеды - гуситы // Оружием завоевали право. - Война чехов-гуситов, последователей Яна Гуса, против сторонников католической церкви продолжалась.-С' 1419 по 1434 год.

... - Утраквистами или каликстинцами (от лат. «чаша») называли гуситов потому, что они требовали причащения «под обоими видами» не только священников, но и мирян; «оба вида» - причащение хлебом и вином (символ плоти и крови Христа). Утраквисты добились «права чаши» в 1433 году.

У Рудольфа вооруженной силой // Сей драгоценный вырван маестат. - Император Рудольф II (1576-1612) вынужден был предоставить протестантам некоторые вольности. Императорский маестат (державная грамота, пергамент), о котором здесь идет речь, был подписан Рудольфом И июля 1609 года.

Ведь я прямой потомок таборитов, // Прокоп и Жижка были их вождями полководец (убит в 1434 году).

Мартиниц и Славата - императорские наместники в Чехии (см. историческую справку).

Нет, это с померанского похода - с 1628 года, когда Валленштейн решил предпринять осаду Штральзунда, крепости в Померании.

Автор:	Шиллер Ф. И.
Категория:	Трагедия


Предыдущая страница	Оглавление	Следующая страница