Паутина жизни.
Глава XXII

XXII

В Лондоне Смит подготовил все необходимое для путешествия в Гаварден. Эмма не принимала в сборах никакого участия. Если он обращался к ней с вопросами, она отвечала ему, но через минуту уже забывала обо всем. Она чувствовала себя так, как если бы ее мозг высох, а жилы потеряли всю кровь. Она мерзла в душной жаре города, молчаливо сидела в гостинице перед нетронутыми кушаньями, устало тащилась по улицам, словно разбитая параличом. Она чувствовала себя более опозоренной, чем в то время, когда таскалась по этим же улицам ради того, чтобы удовлетворить мужскую похоть из-за куска черствого хлеба. Она была теперь презреннее, чем тогда. Гренвилль презирал ее.

Ромни!.. Не пойти ли ей к Ромни?

Эмма остановилась около его дома на Кавендиш-сквер. Ромни, наверное, принял бы ее с распростертыми объятиями, жадно впивая взором художника ее красоту. Быть может, он открыл бы новое очарование в ее душевном состоянии. Разве не зарисовал он ее тайно в виде Марии Магдалины, когда она вернулась от Шеридана, разочарованная и подавленная? Из всего, что волновало ее сердце, он черпал мотивы для своего искусства. Натурщицей была она ему, только натурщицей, как бы ни утверждал он другое. А потом он начнет расспрашивать... бередить ее рану...

Дрожа от холода, пошла Эмма далее... без желания, без цели.

Вдруг она увидела, что находится на Портман-сквер. Как она попала сюда? Что было ей нужно здесь?

Вот в этом доме живет Гренвилль. Это был аристократический дом, расположенный в саду, из которого веял нежный аромат роз и левкоев.

Еще одна ночь. Потом - родина, потом - сэр Гарри, потом...

Пора было вернуться в гостиницу... слушать равнодушные речи Смита, лечь спать...

Он! Он вернулся... Вот он стоял у открытого окна. Он посмотрел на улицу и сейчас же ушел в комнату. Там засверкал огонек лампы...

Кто-то открыл ей дверь, кто-то указал, как пройти. Лакей или служанка? Она не видела: она думала только о том, что она у него.

У него...

Гренвилль не слыхал, как вошла Эмма. Читая, сидел он у стола, свет лампы ярко освещал его красивое лицо.

Она остановилась у двери как вкопанная и молча смотрела на него. Вдруг он вздрогнул, обернулся и с криком бросился к ней:

-- Мисс Харт! Что случилось? Как вы попали сюда?

Что могла она сказать? Там, на улице, она еще знала, но теперь все слова вылетели у нее из головы... Только бы посмотреть на него!.. Как он красив! И как она любила его!..

Но в его взоре блеснул гнев. Вдруг он выгонит ее? Ее объял смертельный страх, она бросилась на пол и обняла колени Гренвилля.

-- За что вы ненавидите меня? Почему вы так дурно думаете обо мне? Ведь вам я никогда не причиняла зла! О вас я всегда думала как о чем-то высоком, святом! Если вы не простите меня, если вы оттолкнете... Я не могу жить под гнетом вашего презрения!

Изумленный Гренвилль отскочил от нее в сторону:

-- Простить вас? Я не понимаю! Что мне вам прощать? Но прежде всего встаньте! Вы стоите предо мной на коленях, как Мария Магдалина пред Спасителем.

От строгого тона его голоса Эмма опустила руки, но с колен не встала.

Она овладела моей волей. Когда я заговорила о вас, она высмеяла меня... Если бы вы назвались настоящим именем, я уж пробралась бы как-нибудь к вам... Нет, не сердитесь! Я ведь не упрекаю вас, вся вина на мне. Почему я ушла, почему я перестала верить в вас?! Я была малодушна, впала в сомнения. И это была моя вина, из которой и возникло все остальное...

Она смолкла, но ее взоры продолжали говорить. Лицо Гренвилля смягчилось.

-- Как вы могли возлагать на меня такие надежды? Ведь вы видели меня один-единственный раз и обменялись со мной лишь самыми незначительными фразами!

-- Это правда, - пробормотала Эмма, покраснев. - Я ничего не знала о вас. Только... вы ведь поцеловали меня...

Он с изумлением посмотрел на нее:

-- Не хотите же вы сказать, что этот единственный не умышленный поцелуй...

-- Меня до того не целовал еще ни один мужчина... Я была неопытна... думала, что это любовь... - Она устало улыбнулась и продолжала, вставая с пола: - Ну а теперь я пойду. Простите, что я ворвалась к вам, и если когда-нибудь вспомните обо мне, то не поминайте меня лихом. Я заслужила это...

Эмма сказала эту фразу тихим, дрожащим голосом и повернулась к выходу. В несколько прыжков Гренвилль догнал ее.

-- Мисс Эмма! После того, что вы мне сказали... Неужели вы думаете, что теперь я могу отпустить вас так?

Его глаза сверкали, губы подергивались; все его лицо внезапно загорелось страстью. Она испуганно отскочила:

-- Нет, сэр Гренвилль! Разойдемся мирно друг с другом! Я ведь знаю: вы думаете, что можете взять меня, как уличную... Я не жалуюсь на это, я заслужила... Но клянусь всем, что мне свято: когда я шла к вам, я сама не знала, что делаю. Я была так несчастна... я хотела повидать вас еще раз перед тем, как...

-- Перед тем, как?.. - настойчиво спросил он. - Перед тем, как...

-- Я не хочу думать об этом! - крикнула Эмма, а затем, опуская голову на грудь, беззвучно пробормотала: - Зачем я так люблю вас! Зачем я так люблю вас!

Гренвилль целовал ее как безумный, целовал в губы, в глаза, осыпал поцелуями руки, волосы. Палящим зноем веяло от его поцелуев. Безмолвно лежала Эмма в его объятиях, готовая отдаться его желаниям. Вдруг в самом апогее урагана страсти он выпустил ее из объятий.

-- Окно! - испуганно крикнул он. - Открытое окно! Нас могли увидеть с улицы! Я должен соблюдать осторожность... мое доброе имя... положение... - Он торопливо закрыл окно, задернул занавеси и осторожно заглянул в щелочку на улицу. Успокоившись, он вернулся к ней. - И вы тоже должны соблюдать осторожность, Эмили! Этот камердинер... он мог последовать за вами, чтобы выследить вас по приказанию сэра Гарри! - Он натянуто засмеялся. - Я, по крайней мере, был бы очень недоверчив, если бы обладал такой красавицей возлюбленной.

Эмма посмотрела на него с удивлением. Он был так холоден, так рассудителен...

-- Пусть следит за мной! Мне нет дела до этого!

-- Вы не можете говорить это серьезно, Эмили! Если сэр Гарри узнает, что вы были у меня... - Гренвилль запнулся и покраснел. - Конечно, я говорю так не из-за себя самого. Я-то не боюсь его, но вы... вы ставите на карту всю свою будущность. Ведь он хочет жениться на вас!

-- Да, он хочет сделать меня своей женой! - ответила Эмма, довольная, что может дать ему доказательство того, что она уже не так презираема. - Он даже дал мне формальное обязательство.

Эмма отвернулась, расстегнула платье на груди, достала бумагу и подала ее Гренвиллю.

-- Что за легкомыслие! - воскликнул он, прочитав документ. - Да ведь он отдался на вашу волю, связав себя по рукам и ногам! Теперь я понимаю, что вы не боитесь его: он обеспечен для вас!

-- Что вы хотите сказать этим? Ведь не думаете же вы, что я могу стать женой Фэншо?

-- А почему бы и нет?

-- После того, что произошло между нами?

-- А что произошло между нами? Ровно ничего!

Эмма грустно посмотрела на него:

-- Вы правы! Я могла бы уйти отсюда безупречной в глазах всех, только не в своих собственных. Когда сэр Гарри предлагал мне свою руку, я сказала ему, что совершенно свободна и ничем не связана. Я не лгала, мне так казалось. Но теперь, когда я знаю... я стала бы очень плохой, совсем плохой...

-- Будем разумны, Эмили! - сказал он затем совершенно спокойно и, подведя ее к дивану, усадил рядом с собой. - Прежде всего, я должен сказать вам одно: я не могу жениться на вас. Никогда! Слышите? Никогда!

Она улыбнулась ему и сказала:

-- Если бы я только смела любить вас!

-- Да, но... как вы представляете себе это? Я беден и могу предложить вам только самое необходимое для существования. Ни нарядных туалетов, ни экипажа, ни драгоценностей, ни пышных пиров...

Она опять улыбнулась:

-- Только бы я смела быть возле вас!

-- А потом... я люблю науку, не могу жить без умственного труда. Если же вы будете жить около меня без интереса к тому, что волнует меня, без духовного общения со мной... Вы не виноваты в этом, Эмили, но ведь это так! Вы мало учились. Вы должны будете постараться понять меня, сравняться со мной! Ну а ваш характер? Вы страстны, стремительны, легко вскипаете. Если вы останетесь такой, я должен буду вечно беспокоиться за вас. Вы должны будете работать над собой, Эмили, непрестанно работать.

Он поднял ей голову и снова пытливо заглянул в глаза. Глаза Эммы были полны слез. Как могла она не понять его, приписать ему дурные мотивы? И как добр он, как добр!

-- Делайте со мной все, что хотите... что хотите! - прошептала она, робко прижавшись к любимому и мечтательно глядя на него.

Теперь он снова обнимет ее, поцелует... Вот он уже наклонился к ней, его уста тянутся к ее...

Вдруг Гренвилль отодвинулся от нее и встал.

-- Значит, мы согласны во всем, Эмили? В таком случае... простите, но... теперь поздно... вам нужно... лакей будет ждать вас...

Эмма испуганно вскочила:

-- Я должна... должна вернуться? Это невозможно! Этого вы не можете хотеть!

-- Как вы легко вскипаете! Не можете же вы оставаться здесь! Ведь я говорил вам, что мне надо соблюдать осторожность.

Она взволнованно заходила по комнате. Ей казалось совершенно невозможным еще раз встретиться с пытливым взглядом Смита. Но когда она попыталась сказать Гренвиллю об этом, он сейчас же перебил ее. С силой схватив ее за руку, он заставил ее остановиться и в кратких словах высказал, как он представлял себе их ближайшее будущее.

В поездке Эммы в Гаварден ничто не должно быть изменено, но оттуда она должна вернуть сэру Фэншо документ и попросить его вернуть ей слово. Хотя она и не давала ему никакого обязательства, но внутренне она все же связывала себя с ним, и, пока над ней тяготеет это нравственное обязательство, не может быть и речи о совместной жизни с другим. По крайней мере, он, Гренвилль, не протянет руки за чужим добром. Причину разрыва он предоставляет придумать ей самой. Только имя его, Гренвилля, не должно быть названо. Какого бы то ни было скандала необходимо избежать в любом случае. Поэтому-то она и должна на первое время остаться в Гавардене и принять прежнее имя. Чиновник министерства иностранных дел, потомок Уорвика, родственник Гамильтонов не имел права брать возлюбленную из "Храма Здоровья" доктора Грейема. Только тогда, когда все это будет предано забвению, она сможет вернуться в Лондон. Это время укажет ей он сам. В изменчивом потоке столичной жизни все быстро забывается, и потому изгнание не будет долгим. Но зато оно должно быть полным. Она не смела вступать в общение ни с одним из прежних друзей - ни с Ромни, ни с кем, и ни от кого не должна была принимать денег. Он обещал обеспечить ее всем необходимым.

Короткие, отрывистые фразы Гренвилля действовали на Эмму, как удары молота. Она была совершенно оглушена услышанным и не могла вымолвить ни слова. Но когда он кончил, в ней вспыхнула вся ее гордость, и она, резко оттолкнув его, воскликнула:

-- В Гаварден? Туда, где ребенок? Где каждому известен мой позор? Да, если бы я приехала туда в качестве невесты сэра Гарри, все было бы сглажено. Но жить отверженной среди этих людей, стать в тягость матери... Если вы этого требуете от меня, то вы жестоки, бесчеловечны! Вам безразлично, что станет со мной! Вы не любите меня, я вижу это! Вы не любите меня!

-- И все-таки я требую этого, и именно потому, что я люблю вас! Я хочу так, Эмили! Вы слышите? Я хочу этого!

Гренвилль пошел прямо к ней большими, уверенными шагами. Его глаза сверкали из-под густых бровей. Эмма хотела отвернуться, но не могла и чувствовала себя вынужденной повиноваться.

Так стояли они друг против друга. Вдруг Эмма почувствовала, что ей делается дурно, что она упадет сейчас. Тихое, сдавленное рыдание вырвалось у нее, она хваталась руками за воздух. Но Гренвилль уже подскочил к ней и поддержал ее.

-- Ты сделаешь это, Эмили? - ласково сказал он, улыбаясь и склоняясь к ней. - Ты сделаешь это?

Как нежно звучал его голос! Как красивы были его губы! Все стихло, смирилось в ней.

-- Я сделаю это, Чарльз. Я сделаю это...

-- И не вернешься, пока я не позову тебя?

-- И не вернусь, пока ты не позовешь меня.

Он кивнул с довольным видом:

-- Благодарю тебя, Эмили! А теперь... теперь можно поцеловать меня!

Как силен был он! Ах, как сладко было повиноваться ему...

Из Гавардена Эмма вернула сэру Гарри документ. Она написала ему, что, принимая его предложение, была ослеплена блестящей будущностью в качестве леди Фэншо, но теперь обдумала все наедине. Она высоко ценила его как человека и друга, но не чувствовала в себе достаточно любви, чтобы стать его женой. Поэтому пусть он освободит ее от данного слова и не сердится. Она страстно надеется на несколько строк прощения и согласия и вечно будет думать о нем с благодарностью и дружеской симпатией.

Она стала ждать ответа от сэра Гарри, но не получила его. Через две недели она повторила письмо, еще через неделю написала третье. Затем она переждала, написала в Ап-парк, еще раз в Лестер. От сэра Гарри не было ответа.

Беспокойство Эммы все росло. Если сэр Гарри не вернет ее слова, а Гренвилль останется при решении оставить их союз в зависимости от этого, им никогда не быть вместе.

Гренвилль тоже писал не часто. Он лишь отвечал на ее письма, но никогда не писал по собственному побуждению.

Очевидно, ее отношения с сэром Гарри были далеко не такими, какими она изображала их. Раз Фэншо не отвечает ей, значит, его страсть к ней была далеко не так глубока, как можно было думать, и он, очевидно, просто рад, что так дешево отделался от нее.

После подобных писем Эмма целыми днями находилась в тревоге. Было ли возможно, что Гренвилль любит ее и рвется к ней с такой же страстью, как она к нему?

Но приходило несколько ласковых строк, и она облегченно переводила дух. Она называла себя дурочкой за сомнения в Гренвилле. Разве он не сказал ей заранее, что ей придется сильно поработать над собой? Теперь он перевоспитывал ее по обычной суровой манере мужчин. Но он делал это лишь потому, что хотел приблизить ее к идеалу женщины, какой создало ему его сердце. Значит, он любил ее, любил по-иному, чем все те бессовестные, которые видели в ее красоте лишь объект наслаждения.

Кроме того, Эмму немало тревожили житейские заботы. Чтобы не возбуждать подозрений, она должна была взять с собой камеристку, которую нанял для нее в Лондоне Смит. Точно так же она не могла отказаться принять от Смита деньги, врученные ей по поручению сэра Гарри.

Но уже начинала чувствоваться нужда. Быстро иссякли и те деньги, которые Эмма прежде посылала матери на черный день. В те времена Эмма настояла, чтобы мать оставила свой тяжелый труд, сняла квартиру и без забот зажила с бабушкой и ребенком. Разве она сама не зарабатывала достаточно хорошо у Грейема и Ромни? Разве сэр Гарри позволял ей нуждаться в чем-нибудь? В то время ее будущность казалась ей совершенно обеспеченной.

Всем этим пожертвовала она для Гренвилля. И не раскаивалась в этом, так как любила его и была уверена, что настанет день, когда будет бесконечно счастлива возле него.

Но домовладелец напоминал о плате за квартиру, камеристка требовала жалованье, и, несмотря на все ограничения, с каждым днем становилось все труднее сводить концы с концами. Забота о завтрашнем дне угнетала ее. Преступая запрещение Гренвилля, она написала Ромни и описала ему свою нужду. Он всегда был так добр к ней, столько раз предлагал ей свой кошелек; он наверняка поможет ей.

Письмо к Ромни Эмма отослала перед самым Рождеством, а в то же время еще раз написала сэру Гарри, рассчитывая на то, что праздник любви, наверное, настроит их сердца на мягкий тон.

Но к Новому году ответа все еще не было...

"Гаварден, 3 января 1782 г.

Гренвилль! Возлюбленный! Я в отчаянии. От сэра Гарри я до сих пор еще не имею ответа. Я убеждена, что его нет уже в Лестере. Что мне делать? Что мне делать?

думать так? Что мне делать? Что мне делать?

Как тронуло меня письмо, в котором ты желаешь мне счастья к Новому году! Ах, Гренвилль, если бы я была в твоем положении или в положении сэра Гарри, какой счастливой девушкой была бы я! А теперь я несчастна...

Бога ради, Гренвилль, напиши мне сейчас же, как только получишь это письмо. Посоветуй, что мне делать. Как ты скажешь, так и будет. Я почти помешалась. Что будет со мной? Пиши, Гренвилль! Пиши!

Будь здоров, возлюбленный!

"Если ты любишь сэра Гарри, ты не должна порывать с ним".

Он мог написать это? Была ли это насмешка? Ревность? Истолковал ли он во зло то, что она так часто писала к сэру Гарри? Может быть, он думал, что она хочет опять возобновить отношения с сэром Фэншо?

И вдруг:

"Теперь я могу осушить слезы моей милой Эмили, могу утешить ее. Если она не обманет моего доверия, то моя Эмили может быть еще счастливой!

Если мое доверие будет обмануто, то наши отношения не продлятся ни на секунду долее. Если ты приедешь в Лондон и последуешь моему совету, ты отпустишь горничную и примешь другую фамилию, чтобы я мог с течением времени создать тебе новый круг друзей. Поэтому береги свою тайну, чтобы ее никто не узнал! Тогда я рассчитываю видеть тебя окруженной всеобщим поклонением.

Вот и все о тебе. Что касается крошки, то мать может рассчитывать на мое благоволение к ее ребенку. Ребенок не должен терпеть нужду ни в. чем.

Прилагаю при сем немного денег. Не трать их легкомысленно. Когда ты приедешь в Лондон..."

"Когда ты приедешь в Лондон!"

Эмма не стала читать далее. Он призывал ее! Она могла ехать к нему! Все, все было хорошо!