Феликс Гольт.
Глава II.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Элиот Д., год: 1866
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Феликс Гольт. Глава II. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

II.

Гарольд Трансом не захотел провести целого вечера с матерью, он имел привычку разговаривать очень коротко и сжато, быстро задавая вопросы, на которые он желал получать ответы и никогда не разводя свои речи излишними повторениями, или ни к чему ненужными длиннотами. Так и теперь он сам не вызывался рассказывать различные подробности о себе и о своем житье в Смирне, но отвечал очень любезно, хотя и коротко, на те вопросы, которые ему задавала мать. Обедом он очевидно был недоволен, прибавлял ко всякому кушанью красного перцу и спрашивал: нет ли в доме каких нибудь сой? Когда же Гикс подал несколько домашних изготовлений, то Гарольд, попробовав их, должен был с отчаянием отказаться вовсе от еды. Однако он сохранил свое хорошее расположение духа, заговаривая по временам с отцом и смотря на него с сожалением, когда Гикс резала ему подаваемые кушанья. Мистрисс Трансом думала с горечью, что Гарольд выказывал более сочувствия её слабому мужу, который никогда не заботился о нем, чем ей, которая всегда окружала его самой пламенной материнской любовью. Через час после обеда Гарольд, перелистывая счетные книжки матери, вдруг сказал:

- Я пойду теперь в пасторский дом к дяде Линтону.

- Хорошо. Он лучше меня ответит на все твои вопросы.

- Да, отвечал Гарольд, не замечая колкости, заключавшейся в словах его матери и принимая их за простое заявление факта, - я хочу узнать, какая здесь водится дичь и все подробности о северо-ломширской охоте. Я очень люблю охоту и много охотился в Смирне; это мне очень полезно, как средство против тучности.

Достопочтенный Джон Линтон охотно разговорился после второй бутылки портвейна, осушенной в честь приезда племянника. Он не любопытствовал узнать подробности об обычаях в Смирне или о прошедшей жизни самого Гарольда, но сам откровенно излил свою душу перед племянником: объяснил, что он любит и не любит охоту, назвал по имени тех фермеров, каких он подозревал в стреляньи лисиц в заповедных лесах; пересчитал дичь, застреленную им в то утро, указал на самое удобное место для охоты и наконец распространился о недостатке интереса всех современных охот в сравнении с петушиным боем, при существовании которого Англия пользовалась таким благоденствием и славой, тогда как, по его мнению, она ничего не выиграла, уничтожив обычай, который развивал способности человека, удовлетворял инстинктам животного и способствовал видам самого провидения, давая работу петушиным бойцам, столь предусмотрительно созданным небом. От этих главных предметов разговора, к которым он безпрестанно возвращался, пастор при всяком замечании или вопросе племянника легко переходил и к другим; так что Гарольд хотя и возвратился домой поздно, но был очень доволен своим визитом, ибо из торжественной и пустой болтовни дяди, он почерпнул много практических важных для него сведений. Между предметами, к которым питал нерасположение пастор, был мистер Матью Джермин.

- Это толсторукий, говорливый болтун с надушенным кембриковым платком, один из образованных грубых простолюдинов, найденыш, даром обученный латыни в воспитательном доме, один из тех выскочек средняго класса, которые хотя и считаются джентельменами, полагают, что для этого достаточно надеть лайковые перчатки и завести модную мебель.

Однако, так как Гарольд желал быть избранным в члены парламента от своего графства, то мистер Линтон также торжественно настаивал на необходимости быть в хороших отношениях и не ссориться с Джермином до окончания выборов. Джермин должен быть агентом Гарольда и последнему необходимо потворствовать во всем хитрому стряпчему, пока он не будет выбран; и тогда даже было бы лучше отделаться от Джермина мирно, без всякого скандала. Он сам, Линтон, никогда не ссорился с этим человеком, так как духовному лицу не подобает враждовать, почему он поставил себе за правило быть всегда в состоянии чокнуться стаканом вина со всеми, с кем он встречался за обедами в обществе. Что же касается до трансомских поместий и излишней доверенности его сестры к Джермину, то он ни во что не вмешивался.

Неожиданное открытие, что Гарольд намерен стать на сторону либералов, мало того, он смело объявлял себя радикалом, поразило несколько старика, но его веселое настроение, поддерживаемое портвейном, не могло быть нарушено ничем, что прямо не препятствовало его приятному препровождению времени. Вскоре, не более как через полчаса, он уже дошел до торжественного заявления, что торизм в Англии, т. е. достойный этого названия, совершенно исчез со времени эмансипации католиков Велингтоном и сэр Робертом Пилем; что вигизм с его теорией прав человека, ограниченных десяти фунтовым цензом и его политикой, воображающей укротить дикого зверя, дав ему только понюхать пищу - просто безсмысленная нелепость; что наконец, так как честный человек не может себя назвать тори, ибо это было бы все равно, что теперь вооружиться за права старого претендента, тем менее сделаться вигом, этим отвратительным чудовищем, то ему оставался открытым только один путь: "вот видишь, любезный, еслиб вся земля вдруг превратилась в болото, то и думаю, мы сняли бы чулки и башмаки и стали бы ходить как журавли." Отсюда ясно вытекало, что в настоящее несчастное время, ничего другого не оставалось людям умным, наследникам древних родов, как удержать нацию от погибели, объявив себя радикалами. Таким путем они вырывали из рук нищих демагогов и богатых лавочников возможность изменить по своему все в стране. Составить это убеждение конечно помогли ректору слова и замечания Гарольда, но, однажды признав эту цепь доводов, старик с жаром стал проповедывать вытекающия из них заключения.

- Если чернь нельзя разогнать, то наследник древняго рода должен стараться стать в её голове, спасти хоть несколько семейств от раззорении и держать сколь возможно далее свое отечество от погибели. А ты принадлежишь к древнему роду, мой милый! ты, Линтон, чтобы там не говорили, и я всегда поддержу тебя. Я не имею большого влияния, я бедный пастор. Я даже принужден был отказаться от охоты за зверем; лягавые собаки и стакан хорошого вина, вот вся роскошь, которую я могу себе позволить. Мне не надо изменять свои убеждения и переходить со стороны на сторону. Я родился тори и никогда не буду епископом. Но если кто мне скажет, что ты поступаешь дурно, я ему отвечу: - Мой племянник прав, он сделался радикалом, чтоб спасти отечество. Еслиб Вильям Питт дожил до нашего времени, он бы сделал тоже, потому что он сказал умирая: не - "о Боже спаси мою партию," но: - "о Боже спаси мое отечество!" Вот чем прожужжали нам все уши, а теперь я обращу эти слова против них же самих. Я поражу их их же собственным орулсием. Да, да, я тебя поддержу.

Гарольд ни мало не был уверен, чтоб его дядя также благоразумно разсуждал въневдохновенные часы утра, но во всяком случае очевидно было, что старик легко помирится с совершившимся фактом и с этой стороны нечего было бояться семейных раздоров. Гарольд был этому очень рад. Его нельзя было совратить с пути, который он однажды себе избрал, но он очень не любил ссор, как неприятную трату энергии, неприносящую никакого практического результата. Он в одно и тоже время был деятелен и любил чтобы ему оказывали сочувствие; он хотел господствовать над всеми, но добродушно желал, чтоб это господство нравилось; не обращая большого внимания на мнения других и готовый презирать их, как дураков, если они думали не так как он, Гарольд очень заботился о том, чтоб они не имели причины дурно думать о нем. И дураков необходимо заставить уважать себя. Поэтому, предвидя, что все его соседи в графстве возстанут против него за его политическия мнения, он желал выказаться им с хорошей стороны, во всех других отношениях. Он поведет хозяйство самым благоразумным образом, роскошно устроит свой дом, будет уважительно обходиться со всеми родственниками, избегая всяких скандалов. Он знал, что во время его юности в семействе было много неприятностей, что у них были неблаговидные процессы, что его брат, своей развратной жизнию, много способствовал унижению честного имени их семейства. Все это надо было загладить теперь, когда события сделали его, Гарольда, главою рода Трансомов.

Содействие Джермина в деле выборов было необходимо, а после того надо будет от него отделаться, как можно более мирно, тихо, так, как советовал старик Линтон. Но предчувствие Гарольда, что он впоследствии захочет отделаться от Джермина, было основано на других причинах, а не на кембриковом платке стряпчого и его даровой латыни.

Если Джермин разсчитывал на неведенье мистрисс Трансом, как женщины, и на развратную жизнь старшого её сына, то Гарольд докажет ему, что его разсчеты были слишком смелы. Кроме этого, Гарольд ничего не имел против него. В юности он часто видал Джермина в Трансом-Корте, но смотрел на него с тем невниманием, с которым все дети смотрят на тех, кто не доставляет им ни удовольствия, ни неприятностей. Джермин всегда ему улыбался и разговаривал с ним очень милостиво; но Гарольд частью из гордости, частью из застенчивости избегал сколько мог подобного покровительства; он знал, что Джермин был стряпчий, и что его отец, дядя и сэр Максим Дебари не считали Джермина джентельменом и равным себе. Гарольд ничего не знал дурного об этом человеке, но он теперь видел, что если Джермин был действительно корыстолюбивой выскочкой, то управление трансомскими делами представляло для неоо великий соблазн. А поместья очевидно находились к очень дурном положении.

Когда на другое утро мистер Джермин пошел в столовую, Гарольд с удивлением увидел, что он почти не изменился в эти последние пятнадцать лет. Он поседел, но все еще был замечательно хорош собой; он очень потолстел, но его высокий рост скрывал тучность столь унизительную для человеческого достоинства. Одет он был так изысканно, как будто ему было двадцать пять лет, а не шестьдесят. Он всегда одевался в черное и оказывал особенное предпочтение черным атласным жилетам, которые как нельзя лучше подходили к его гладкой, блестящей наружности; его одежда вместе с белыми пухлыми, но изящными руками, которые, входя в комнату, он обыкновенно потирал - придавала ему вид дамского доктора. Гарольд вспомнил с улыбкой неприязнь своего дяди к замечательным рукам стряпчого; но так как его собственные руки были тоже нежны и пухлы и он тоже имел невинную привычку их потирать, то наружность мистера Джермина еще ни в чем не подкрепила подозрения Гарольда.

- Поздравляю вас, мистрисс Трансом, сказал он с нежной и почтительной улыбкой, - тем более, прибавил он обращаясь к Гарольду, - что я имею теперь удовольствие видеть в очию вашего сына. Я очень рад, что климат востока не имел на него дурного влияния.

- Нет, сказал Гарольд, небрежно пожимая руку Джермина и говоря, более чем с обыкновенной быстротой и резкостью: - вопрос в том, уживусь ли я в английском климате? Тут чертовски холодно и ветрено; чтож касается до пищи, то право было бы величайшим счастием для Англии, еслиб южные повара переменили веру, подверглись бы за это гонению и бежали бы к нам сюда, как в стариру ткачи.

- Здесь много иностранных поваров для тех, кто довольно богат, чтоб им платить, но они народ очень безпокойный и их неприятно держать в доме.

- Пустяки, сказал Гарольд.

- Старые слуги всегда с ними ссорятся.

- Это до меня не касается. Старые слуги должны будут поладить с моим человеком Домиником, который научит их стряпать и многому чему другому, что им покажется скачала очень удивительным.

- Старые люди не так легко изменяют свои привычки, Гарольд.

- Ну так они должны уступить место молодым и смотреть, как те будут действовать, сказал Гарольд, думая в эту минуту только о старой мистрисс Гикс и Доминике; но его мать думала не о них одних.

- У вас должно быть отличный слуга, сказал Джермин, который понимал мистрисс Трансом лучше, чем её сын и желал изменить разговор.

- О! да, это один из тех удивительных южных жителей, которые право делают вам жизнь легче. Он, собственно, не принадлежит ни к какому народу. Я не знаю, что он больше жид или грек, итальянец или испанец. Он говорит хорошо и свободно на пяти или шести языках; он повар, камердинер, лакей, секретарь, маиордом, все, что вы хотите - и что важнее всего, он очень преданный мне человек. Я могу вполне довериться его привязанности. Подобный вид человеческого рода не встречается в Англии, я полагаю. Скверно было бы мне, еслиб я не мог с собою привезти Доминика.

в делах, благодаря управлению Джермина, и сколько понадобится ему силы воли, чтоб удержаться от всякого разрыва с этим человеком, покуда он будет ему необходим. Джермин очень пристально разсматривал Гарольда и с неудовольствием замечал в его лице выражение ума и твердости, которое могло сделать его опасным врагом. Он теперь конечно желал бы, чтобы не было второго наследника рода Трансомов и чтоб он не возвращался неожиданно с востока.

Мистрисс Трансом не смотрела на обоих мужчин, их присутствие заставляло ее внутренно содрагаться и руки её холодели; она, казалось, слышала и видела в одно и то же время, что говорилось и делалось много лет тому назад. К этому еще примешивался мрачный страх будущого. Жалко чувствительна была порою эта поблекшая красавица, которая тридцать четыре года тому назад во всем блеске своей красоты, гордо, свысока обходилась с одним из присутствующих здесь мужчин и пламенно прижимала к груди другого, тогда еще ребенка. Теперь же она знала, что и тот и другой одинаково о ней мало думают и заботятся.

- Ну, а что слышно о выборах? спросил Гарольд к концу завтрака: - кандидатами ведь явятся два вига и один консерватор. Как ваше мнение, кто из них имеет более надежды на успех?

Мистер Джермин, разговаривая, никогда не искал слов и напротив часто перефразировал свои речи, но он имел привычку часто останавливаться как бы заикаясь, что вместе с постоянно неподвижным, почти безчувственным выражением лица, изменявшимся только когда он улыбался женщине, или когда были возбуждены его дикия страсти, - приносило, но его мнению, много ему пользы, особливо в деловых сношениях. Благодаря этой привычке, никто никогда не мог заметить, что он был озабочен или чего нибудь боялся.

- Мое мнение, отвечал он, - в настоящую минуту еще не сформировалось. Этот округ нашего графства заключает в себе один большой мануфактурный город и несколько меньших. Влияние мануфактурных центров широко распространено по всей окрестности и... и можно предположить, можно склониться в пользу успеха либеральных кандидатов. Однако, с другой стороны, при благоразумно веденном избирательном движении в селах, окружающих Треби-Магна... я полагаю... что нечего отчаиваться в успехе консерватору. Если же явится четвертый кандидат с хорошим именем и вступит в союз с мистером Дебари... то... то...

Тут мистер Джермин остановился немного долее и Гарольд воскликнул:

- Я так не поступлю, поэтому нечего об этом и говорить. Если я выступлю на арену, то не иначе, как радикалом; и я полагаю, что там, где намерены избирать вигов, найдется много людей, которых может переманить на свою сторону радикал, подающий надежды, что он будет им полезен.

Лицо Джермина слегка изменилось; какая-то едва заметная тень пробежала по нем. Однако он продолжал сидеть в том же положении как и прежде, устремив глаза на бумажное украшение окорока и играя вилкой. Он не тотчас ответил, но когда отвечал, то спокойно взглянул прямо в глаза Гарольда.

- Я очень рад видеть, что вы так хорошо следили из дали за внутренней английской политикой.

- Еще бы! возразил Гарольд с нетерпением, я очень хорошо знаю все, что делалось в это время в Англии, ибо всегда расчитывал возвратиться. Я конечно знаю положение дел в Европе не хуже, чем, если бы жил последние пятнадцать лет в Малом-Треби. Здесь полагают, что человек, уехавший на восток, обращается в нечто похожее на одноглазого Календаря тысячи одной ночи.

- Однако, я думаю, есть вещи, которым могли бы тебя научить люди вечно жившие в Малом-Треби, сказала мистрисс Трансом, - не велика важность, что ты был радикалом в Смирне, но ты, кажется, не понимаешь, как твои радикальные убеждения унизят здесь как твое собственное положение, так и всего твоего семейства. никто не станет с тобой знаться. И потом, подумай, какой народ тебя будет поддерживать! Ты не можешь себе представить, какое грустное впечатление производят твои слова: "я радикал!" Нет ни одного человека равного нам по положению в свете, который бы не сказал, что ты унизил себя.

- Фуй! воскликнул Гарольд, и встав начал ходить взад и вперед по комнате.

Но мистрисс Трансом продолжала с большим и большим раздражением в голосе, - мне кажется, что рождение и положение в свете налагают на человека некоторые обязанности и он не имеет права провозглашать те или другия мнения, как ему вздумается; тем менее содействовать падению того класса, к которому он принадлежит. Вот что все говорили о лорде Грее, а мой род кажется не менее знатен, чем род лорда Грея. Ты теперь богат и мог бы достичь великих почестей в стране, и еслиб ты был верен своему званию джентельмена, то тем легче достиг бы этого в настоящее время, столь несчастное для нас. Все Дебари и лорд Штерн тем горячее бы взялись за твое дело и поддержали бы тебя. Что касается до меня, то я решительно не могу понять, какую пользу ты ожидаешь от перемены твоих мнений. Я прошу тебя серьезно подумать прежде, чем сделать такой решительный шаг.

- Матушка, сказал Гарольд без всякой злобы и не возвышая голос, но поспешно, нетерпеливо, словно он хотел поскорее отделаться от неприятной сцены, - очень естественно что вы так думаете. Женщины, и это очень похвально, не переменяют своих мнений, но держатся тех, в которых оне воспитаны. Все равно - что бы оне не думали, оне не призваны решать и действовать. Вы должны оставить меня поступать так, как я хочу в этих делах, ибо это чисто мужское дело. Во всех других отношениях, я исполню каждое ваше малейшее желание, извольте только выразить. У вас будет, собственно для вас, новый экипаж и пара гнедых лошадей; я отделаю дом самым изящным образом и все это для вас, ибо и не намерен жениться. Но знайте однажды навсегда, что я не желаю иметь более столкновений с вами по поводу тех дел, в которых я хочу быть и буду полным господином своих действий.

- И ты этим переполнишь чашу горя, которое я перенесла в своей жизни, Гарольд. Я право не знаю, какая бы женщина захотела быть матерью, еслиб она знала, что под старость сын не будет считать ее ни в грош.

С этими словами мистрисс Трансом вышла из комнаты. Мистер Джермин также поднялся с места и стоял облокотившись на спинку стула. Он был совершенно спокоен; не впервые приходилось ему видеть вспышки гнева; но теперь он впервые думал, что подобная вспышка будет ему полезна. Она же, бедная женщина, знала очень хорошо, что поступила неблагоразумно и совершенно напрасно вооружила против себя Гарольда. Но женщины избегли бы половины горя, испытываемого ими в жизни, еслиб оне могли удержаться от слов, в неблагоразумии которых оне вполне уверены, мало того, которых оне решались ни за что на произносить. Гарольд продолжал ходить по комнате еще несколько минут, потом обратился к Джермину:

- Вы курите?

- Нет. Я всегда сообразуюсь со вкусами дам, а мистрисс Джермин очень нежная особа и не может выносить запаха табаку.

Гарольд не смотря на свои либеральные тенденции, был чрезвычайно горд и надменен: - Чорт бы его побрал с мистрисс Джермин! неужели он думает, что мы на такой дружеской с ним ноге, что я стану слушать его болтовню о жене.

- Ну, я уже выкурил свой кальян перед завтраком, сказал он вслух, - и потому если вам все равно, мы бы пошли в библиотеку. Мой отец только встает в полдень и там мы будем наедине.

- Сделайте одолжение садитесь, сказал Гарольд, когда они вошли в красивую, просторную библиотеку. Но он сам остался стоя и сняв с полки карту графства развернул ее на столе. - Во первых м. Джермин позвольте мне вас спросить теперь, когда вы знаете мои намерения, возьметесь ли вы быть моим агентом в деле выборов, чтоб оказать мне всяческое содействие? Времени нечего терять, я не хочу пропустить случая, который, может быть, не представится мне прежде семи лет. - Мне известно, продолжал он, бросив проницательный взгляд на Джермина, что вы не заявили публично ни каких определенных политических мнений; я также знаю, что Лаброн агент Дебари...

- О... любезный сэр, каждый человек имеет свои политическия убеждения, но какая польза стряпчему... с некоторым образованием... толковать о своих убеждениях в маленьком провинциальном городке. В подобных городках не имеют никакого понятия об общественных вопросах. Здесь, например, вовсе не было ни каких партий и все спали до движения к пользу эмансипации католиков. Правда, я вместе с нашим пастором, хлопотал о составлении петиции против биля о реформе, но и не объяснил причин, почему я так поступил. Слабые стороны в биле... гм... слишком очевидны и я полагаю, что в этом отношении мы не разойдемся с вами во мнениях. Дело в том, что когда я узнал о вашем возвращении, я решился держать себя в резерве, хотя меня очень уговаривали друзья сэра Джемса Клемента, министерского кандидата, который...

- Ну, как бы то ни было, вы будете действовать в мою пользу. Это решено? сказал Гарольд.

- Конечно, отвечал Джермин, внутренно недовольный тем, что Гарольд его так дерзко перебил.

- Я только-что хотел заметить, что сэр Джемс Клемент не имеет столько надежд на успех как мистер Гарегин, если предположить, что явится еще третий либеральный кандидат. Для кандидата на выборах мало быть либеральным, надо быть еще щедрым (тут мистер Джермин улыбнулся). А сэр Джемс Клемент бедный баронет, надеющийся получить правительственное место и потому нельзя ожидать, чтоб он был щедр; а без этого нельзя снискать расположения большинства.

- Да, милости просим.

- Вы потрудитесь приготовить к тому времени все нужные бумаги и собрать сведения. Мне нужно будет дать обед своим арендаторам, и мы можем пригласить еще кого нибудь кроме них. Теперь же я сейчас отправляюсь на одну из ферм, которая у нас на руках. Да, кстати, какое несчастье иметь три фермы, не отданные в аренду. Отчего это произошло, а?

- Я именно и хотел поговорить с вами об этом. Мы уже заметили, как близко к сердцу принимает иные вещи мистрисс Трансом. Вы знаете сколько горьких испытаний она перенесла в жизни. Слабое здоровье мистера Трансома, поведение мистера Дурфи... и...

- Да, да.

переменам; она не хочет иметь новых арендаторов, а любит фермеров старого покроя, которые сами доят коров и отдают дочерей в услужение. Все это мешает планам извлекать из поместий те выгоды, которые оне могли бы дать. Я очень хорошо знаю, что дела не идут как бы следовало; я сам принимаю большое участие в новейших усовершенствованиях сельского хозяйства и ферма, которую я у вас арендую, находится в гораздо лучшем состоянии, чем все остальные земли. Но так как мистрисс Трансом женщина очень чувствительная, то я советовал бы вам, любезный сэр, сделать как можно менее для нея неприятными те перемены, настоять на которых вы имеете право, чего я не имел.

- Я знаю, что делать, не безпокойтесь; сказал Гарольд, сильно оскорбленный словами стряпчого.

- Вы я надеюсь извините меня за мою, быть может, излишнюю смелость давать вам советы, но я старик и так долго и близко знаком со всеми вашими семейными делами... и... я никогда не считал свои отношения к вашему семейству чисто служебными.

- Чорт возьми! я скоро ему покажу, за кого я его считаю, подумал Гарольд. Но чем неприятнее находил он обращение Джермина, тем более он чувствовал необходимость сдерживать себя. Он презирал всех людей, которые губили свое дело, поддаваясь минутному увлечению.

- Я понимаю, понимаю, сказал он вслух, - вам пришлось иметь более неприятных дел, чем обыкновенно выпадает на долю семейного стряпчого. Мы все поправим мало по малу. Теперь возвратимся к выборам. Я вошел в сношение с одним человеком в Лондоне, который отлично понимает эти дела; он конечно стряпчий и говорят провел множество людей в парламент. Я приглашу его в Дуфильд для встречи с вами. Какой день вам удобнее?

собаками, тот спросил его:

- Ну, малый, как идут дела с Джермином?

- О! я не думаю, чтоб я его очень полюбил. Это нечто в роде старого кляузника по семейным делам. Но я должен воспользоваться его услугами и сколько бы пользы я из него не извлек, все же мы никогда не будем квиты: так много он поживился на наш счот.

- Да, да, убей птицу его ружьем, а потом пришиби вора прикладом, сказал Линтон, которого рослая, мускулистая фигура с красным орлиным лицом, еще резче обрисовывалась плисовой курткой и кожаными щиблетами, - это будет, и умно, и справедливо, и приятно, я говорю это между нами, как дядя племяннику. Но знаешь, Гарольд, я хотел тебе сказать, что, обдумав хорошенько, я полагаю ты затеял очень скверную штуку, объявив себя радикалом. Я серьезно обдумывал послеобеденные речи, в которых мне придется говорить об этом, но как то все не клеется. У нас к подобным вещам не привыкли, и надо пустить в ход очень много латинских фраз, чтоб сделать сносной такую речь. А во время сессий меня совершенно закидают вопросами и доводами, ловкого ответа на которые я никак не могу придумать, вот во все эти дни.

- Пустяки, дядя, я очень хорошо помню, какие вы говорите отличные речи, вы никогда не полезете за словом в карман. Вам надо только еще подумать несколько вечеров и все пойдет прекрасно.

- Да, и не буду возставать против церкви, но против громадных доходов епископов, для того, может быть, чтоб сократив их, увеличили скудное содержание бедных пасторов.

- Ну, ну против этого я ничего не имею сказать. Никто здесь не любит нашего епископа; он знает только две вещи на свете: греческий язык, да хороший обед; он до того горд и надменен, что не позволяет родному отцу обедать с собой. Да, ты можешь свободно нападать на епископов, но ты будешь уважать конституцию, будешь поддерживать престол короля, да благословит его Бог, не так ли?

- Конечно, конечно. Я радикал только в том отношении, что хочу истребить все злоупотребления.

- Вот оно слово, то, которого я добивался! воскликнул пастор, ударяя Гарольда по коленке. - Вот блистательное окончание для речи. Злоупотребления, - лучше нет слова... и если кто нибудь обидится, то на воре и шапка горит.

- Хорошо, мальчик! клянусь великим Георгом, ты будешь великим оратором. По помни одно, что без латыни нельзя сделать и шагу. Я надеюсь, что ты помнишь кое-что из того, чему учился. Вот молодой Дебари так собаку съел в классиках; это его конек. Он один из новых консерваторов и сэр Максим даже не понимает его.

- Боже мой! Право удивительно, как ты хорошо знаешь наше дело. Но все же заучи несколько фраз, чтоб показать Дебари, каким хорошим классиком ты мог бы быть, еслиб захотел. Однако ты едешь куда то?

- Да, меня ждут в Треби. Прощайте.

и посмотреть, как она переносит то, что её сын радикал. Все это дело ставит меня в неловкое положение; но пастор должен поддерживать мир в семействах. Чорт возьми! Ведь я необязался любить ториев больше своей собственной плоти и крови. Я не язычник, не Брут и разве Провидение не может спасти мое отечество без того, чтобы я ссорился с сыном моей сестры.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница