Феликс Гольт.
Глава VII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Феликс Гольт. Глава VII. (старая орфография)

VII.

Кроме достопочтенного Руфуса Лайона, так мало интересовавшагося возвращением богатого наследника Трансомов и пребыванием его в Треби, были другие люди, которые имели причины принять это событие близко к сердцу. Вероятно, благодаря этому обстоятельству в один прекрасный день, в три часа по полудни, к Трансом-Корту подъезжала великолепная карета нарой с кучером и лакеем одетыми в красные ливреи. Внутри сидел здоровый старик лет шестидесяти, опиравшийся с весьма добродушным видом на толстую сучковатую палку; подле него помещалась полная дама средних лет с правильными чертами и голубыми глазами, представлявшая собою целую гору атласа, кружев и батистовых вышивок. Они оба имели весьма обыкновенную наружность, но большинству жителей Треби казались людьми необыкновенными и были известны всем и каждому. При встрече с ними, если с вами идет требиец, он наверно снимет шляпу и скажет: - "Видели, сэр Максим и его жена". Он ни за что не прибавит фамилии, находя это совершенно излишним.

- Полагаю, она теперь сияет от восторга, говорила леди Дебари, подъезжая к Трансом-Корту: - она так долго была в тени.

- Ах! бедная, сказал сэр Максим, - а какая она была красавица в свое время. Я помню, как на первом бале, на котором она появилась, мы все готовы были драться из за чести танцовать с нею. С тех пор, я почувствовал к ней слабость и никогда не верил её скандальной истории.

- Если нам нужно быть коротко с ней знакомым, отвечала леди Дебари, то пожалуйста не делайте подобных намеков, сэр Максим. Я бы не желала, чтоб Селина и Гариет их слышали.

- Да я бы давно забыл об этом скандале, еслиб вы не напоминали мне о нем так часто, ответил баронет с улыбкой, вынимая табакерку.

- Подобное неожиданное счастье часто бывает очень вредно нервным людям, сказала лэди Дебари, не желая обращать внимание на колкое замечание своего мужа. - Помните, у бедной леди Алиции Метзерст сделалась болезнь сердца от неожиданного счастья, - получения наследства после дяди. Еслиб м-с Трансом была действительно умной и разсудительной женщиной, то она отправилась бы в город, - теперь ей средства позволяют - и посоветовалась бы с доктором Трунчоном. Я уверена, что он прописал бы ей digitalis; я часто отгадываю докторские рецепты. Но, конечно она этого не сделает, она всегда думала, что знает медицину лучше всех докторов.

- Да то она очень здоровая женщина; посмотрите, как она держится, и верхом ездит точно молоденькая девушка.

- Она так худощава, что нельзя смотреть на нее без содрагания.

- Нет; она статна; она жива во всех движениях, и я смею думать, что женщин ценят вовсе не по весу.

- Пожалуйста, не выражайтесь так грубо.

Сэр Максим засмеялся и выказал ряд отлично сохранившихся зубов, что очень шло к нему. Между тем экипаж остановился и они вошли в гостиную м-с Трансом, которая сидела за пяльцами. Вышиванье было одним из постоянных элементов жизни м-с Трансом: это мирное, приятное занятие работать вещи, которые никому не нужны, было в то время большим утешением для знатных, но несчастных женщин.

Очень спокойно выслушала она горячия поздравления гостей и пожала протянутые руки; но она побледнела и руки её похолодели: Дебари еще не знала, какой партии в политике намерен был придерживаться Гарольд.

- Наш молодчик приехал как раз кстати, сказал сэр Максим, - если он выйдет на арену, то, конечно, вместе с Филиппом они забьют обоих вигов-кандидатов.

- Это просто счастие, что он теперь возвратился, сказала леди Дебари, - однако я всегда, надеялась, что случится нечто такое, что помешает моему сыну иметь своим товарищем Гарстина.

- Я называю моего друга Гарольда молодчиком, сказал сэр Максим: - потому что я его помню таким мальчуганом, каким он представлен на этом портрете.

- Это счастливое время уже далеко, отвечала м-с Трансом, - мой сын очень изменился, как вы это можете легко себе представить.

Во время этого разговора в соседней библиотеке смутно слышались какие-то голоса. М-с Трансом но видимому не хотела обращать внимания на этот шум, но её бледное лице снова покрылось ярким румянцем.

- Да, да, разумеется по наружности, продолжал сэр Максим: - но он был молодец и я всегда его любил. Еслиб кто нибудь спросил меня, чего я больше всего желаю для блага моей страны, то я право не мог бы придумать лучшого, как пожелать, чтобы молодой Трансом сделался нашим соседом и принял деятельное участие в политике. Трансом и Дебари всегда ратовали под одними знаменами. Конечно он явится кандидатом. Неправда ли, это уже решено?

Необходимость отвечать на такой затруднительный вопрос была отсрочена неопределенными звуками, неожиданно раздавшимися в библиотеке, - лаем собаки, - и появлением в дверях старого мистера Трансома, разыгрывавшого роль собачки для маленького черноглазого мальчика лет трех, который подгонял его громкими криками и ударами палки.

вреда; а маленький мальчик, увидя новые лица, бросил веревку, накинутую на шею старика и, выйдя вперед, остановился в воинственной позе, устремив свои чорные глаза на леди Дебари.

- Ах! какой прелестный ребенок, мисс Трансом! ведь это - Не может быть, неужели вы имеете счастие быть бабушкой?

- Да, это ребенок моего сына.

- Неужели! сказала леди Дебари с удивлением! Я никогда не слыхала, чтобы он был женат. Так он привез вам невестку?

- Нет, сказала м-с Трансом холодно, - она умерла.

- А... а... а... сказала леди Дебари тоном, колебавшимся между сочувствием и удовольствием. - Как странно однако, что я никогда не слыхала о женитьбе м-ра Гарольда. Но, что за прелестный ребенок! Поди ко мне краснощекий херувим.

Черные глаза ребенка были но прежнему устремлены, как-бы очарованные, на лицо леди Дебари и он не обратил никакого внимания на её любезное приглашение. Наконец, вытянув шею и надув губки, херувим пробормотал что-то непонятное, быть может, какое-нибудь неприятное замечание на счет леди Дебари. Потом он обернулся и дернул за хвост старую болонку; та со злости завизжала.

- Полно Гарри, оставь старого Пуфа, он тебя укусит, сказала м-с Трансом, чтобы защитить свою любимую собачку.

Слова её были слишком внушительны для маленького Гарри и он захотел их тотчас же применить: нагнувшись к руке м-с Трансом, он впился в нее зубами. По счастию рукав послужил не малым препятствием, но все же м-с Трансом вскрикнула от боли, а сэр Максим, возвращавшийся теперь к своему месту, оторвал плутишку от своей жертвы, после чего тот поспешно убежал в библиотеку.

- Вы вероятно ранены, сказала леди Дебари с сочувствием. - Ах! какой дикий мальчишка! Дайте я перевяжу вам руку... Пожалуйста, не церемоньтесь и не обращайте на нас никакого внимания.

- Благодарю, это пустяки, сказала м-с Трансом, кусая губы и через силу улыбаясь: - это скоро пройдет. Вот вы видите, какое удовольствие быть бабушкой. Ребенок просто меня возненавидел, но за то он возродил к новой жизни м-ра Трансома; они как будто вечно были товарищами.

- Однако, как хотите, трудно думать, что Гарольд так давно женат, сказал сэр Максим; я был уверен, что он холостяк. Какой же я после этого, старик! А на ком он женат? Я надеюсь, что мы скоро будем иметь удовольствие познакомиться с м-с Гарольд Трансом.

Сэр Максим, разговаривая с стариком Трансомом, не слыхал предъидущого разговора о том же предмете.

- Она умерла, поспешно заметила леди Дебари, - но мы не должны мешать м-с Трансом перевязывать её рану. Я уверена, что ей очень больно. Ну, ну, не возражайте, милая м-с Трансом.... мы с вами скоро увидимся... Приезжайте в четверг к нам обедать с мистером Гарольдом. Сэр Максим очень желает его видеть и Филипп тоже приедет.

- Да, да, сказал сэр Максим: - он должен поскорее познакомиться с Филиппом. Скажите ему, что Филипп отличный малый; он получил все награды в Оксфорде. И ваш сын должен быть избран депутатом северного Ломшира вместе с ним. Вы, кажется, сказали, что он решился явиться на выборы?

- Я вам напишу, если Гарольд может приехать в четверг, сказала м-с Трансом, уклоняясь от прямого ответа.

- Если не в четверг, то в какой угодно день, только поскорее.

Гости уехали и м-с Трансом была почти рада тому, что маленький Гарри ее укусил; этим она избавилась от дальнейших распросов о политических мнениях Гарольда. - "Это последний их визит, они больше ко мне не приедут," подумала она, когда дверь за ними затворилась.

- Бедная женщина! она несчастлива, сказала леди Дебари, садясь в карсту, - она вероятно безпокоится о своем сыне. Я надеюсь, что у них нет никакой беды. Я уверена что или он до сих пор скрывал свою женитьбу, или она стыдилась своей невестки. Ему однако должно быть тридцать четыре года. Он так долго жил на востоке, что может быть стал человеком, с которым порядочным людям не следует и знаться. Этот дикий ребенок не похож на сына порядочной женщины.

- Фуй, моя милая, сказал сэр Максим, - только женщины всегда заботятся о таких мелочах. В теперешнем состоянии страны наша обязанность обращать внимание только на положение человека и на его политическия мнения. И Филипп, и мой брат держатся одинаково этого мнения, а я полагаю, что они должны знать дело. Мы обязаны смотреть на каждого человека нашей партии, как на общественное орудие и тянуть все в одну сторону. Трансомы всегда были хорошим торийским семейством. А этот молодой человек, возвратившийся домой с большим состоянием, чистая прибыль для графства; он конечно нуждается в руководстве; он так давно не был в Англии; пусть Филипп приберет его к рукам. Все, что мы должны спрашивать человека, это - тори-ли он и намерен ли стоять за пользу родины? И потому я прошу вас отложить все глупые предразсудки и стараться, как следует умной женщине, свести людей, которые могут быть полезны друг для друга.

его родины. А сделанное им определение обязанностей тори было для него вопросом чести, голосом совести. Мало ли что писал естественный враг их партии "Дуффильдский-Страж", говоря о заговоре ториев, будто бы имевших в виду только себялюбивые безнравственные цели, о заговоре, против которого должны были вооружиться все друзья истины и свободы, под знаменами тогдашняго правительства! Лорд Дебари хорошо знал свои обязанности!

- Конечно сэр Максим, отвечала леди Дебари, - вы не заметили, чтобы я холодно обходилась с м-с Трансом.

- Нет, моя милая, но я это говорю для того, чтобы вы остерегались. Все равно, чтобы он там не делал в Смирне, и какое нам дело, сидит ли Трансом как все люди или по турецки скрестив ноги. Мы конечно можем смотреть сквозь пальцы на некоторые вещи ради общественного блага. Еслиб мы этого не делали, то я право не знаю, чтобы сталось с нашей страной - никакое правительство не удержалось бы и много славных битв было бы проиграно. Вот благоразумный философский взгляд на этот вопрос.

Добрый сэр Максим снова кашлянул и понюхал табаку, подумав притом, что если бы он не был так ленив, то наверное имел бы такое же значение, как его сын Филипп.

В эту самую минуту экипаж, направлявшийся в Большое Треби, поравнялся с хорошо одетым человеком, который, сняв шляпу перед сэром Максимом, крикнул кучеру, чтоб тот остановился.

- Извините, сэр Максим, сказал он, подходя с открытой головой к дверце кареты, - но я узнал в Треби такую новость, с которою полагаю вам будет полезно познакомиться, как можно скорее.

- Что такое? опять что нибудь о Гарстине или Клементе, сказал сэр Максим, видя, что говоривший с ним вынимает из кармана большое объявление.

- Нет, похуже. Явился новый кандидат - радикал. Я достал это объявление хитростию от наборщиков. Оно еще нигде не вывешено.

- Радикал! сказал сэр Максим тоном недоверчивого презрения, - вот дурак-то, у него нет никаких шансов.

- Говорят, что он богаче Гарстина.

- Гарольд Трансом! воскликнул сэр Максим, развернув объявление и прочитав это имя, напечатанное крупными буквами; - я не верю... это шутка... это подлог. Как же... мы только-что были у него... это невозможно! Говорите скорее все, что вы знаете.

- Не горячитесь так сэр Максим, сказала леди Дебари.

- Я боюсь, что в этом нет никакого сомнения сэр, сказал Христиан. - Достав это объявление, я встретил клерка от м-ра Лаброна и он мне сказал, что слышал всю историю от клерка м-ра Джермина. Уже нанят трактир "Баран" и составляется комитет. Клерк говорит, что Джермин, когда захочет, работает, как паровая машина, не смотря на то, что говорит очень длинные речи.

- Проклятый, двуличный мерзавец этот Джермин! Скажите Митчелю, чтоб он ехал, а сами садитесь на козлы. Нечего тут больше толковать, а дома вы мне понадобитесь.

- Вы видите, я была права, сэр Максим, сказала жена баронета. - Я инстинктивно чувствовала, что он окажется неприятным человеком.

- Пустяки! Если у вас такое тонкое чутье, так зачем же вы позволили нам ехать в Трансом-Корт и играть роль дураков?

- А разве бы вы меня послушали? Но конечно вы теперь не пустите его к себе обедать?

- Обедать! еще бы. Я теперь вижу в чем дело. Он пожил с магометанами и сделался совершенной скотиной. У него нет ни религии, ни нравственности. Но он совсем не знает Англии и скоро сломит себе шею. Во всяком случае в парламент ему не попасть; он только даром просадит деньги.

- Экая гадость, что мы не встретили Христиана на дороге туда; но все таки лучше теперь, чем позже. Этот factotum Филиппа удивительно ловкий и полезный человек. Я бы желал чтобы Филь взял моего поверенного, а отдал бы мне Христиана. Я бы сделал его управителем; и он посократил бы мне расходы.

Быть может, сэр Максим не был бы такого хорошого мнения об экономических способностях м-ра Христиана, если бы он видел этого джентельмена в тот же день вечером в блестящем обществе слуг замка и гостей управляющого. Но человек с таким положением в свете, как сэр Максим походит на допотопных зверей, которым было суждено влачить такое громадное тело, что им не было возможности видеть свой хвост; их паразиты, конечно, были этим очень довольны и часто благоденствовали в то время, как их кормилец чувствовал себя очень дурно. Замок Треби, если считать от парадной залы до самого отдаленного чердака, равнялся по величине посредственному селению, и конечно в нем по вечерам горело более свечей, выпивалось более вина, пива и водки, было более веселья и шума, чем в некоторых больших селах. Был шумный пир в комнате управителя и тихая попойка в комнате шотландца-конторщика; были вист, наряды и комплименты в комнате экономки и тоже самое, но в нисшей степени, в общей людской; был изящный олимпийский банкет в собственной комнате кухарки, которая была более важная особа, чем сама миледи и носила множество драгоценных украшений, представлявших цену проданного ею сала; в конюшне шла крупная игра, а в сбруйном чулане, кучер, самый невинный член всего учреждения, предавался чарочке в торжественном уединении. Сэр Максим по общему мнению был настоящий джентельмен, не унижался до мелких распросов; встречаясь с своими старшими слугами, всегда им говорил: здраствуйте, господа; и только смиренно ворчал себе под нос, разсматривая счеты. Он был готов перенести много личных неудовольствий, лишь бы только поддержать старинные учреждения страны, свой прародительский дом и тем исполнить свою обязанность.

Самое блестящее средоточие в замке Треби было в тот вечер, не в столовой, где сэр Максим угрюмо попивал свой портвейн, разговаривая с своим братом, достопочтенным Августом о том, что наследник одного из стариннейших родов графства перешел на сторону врагов отечества; не было оно и в гостинной где обе мисс Дебари, блестя в своих роскошных платьях, зевали от скуки, окончив только-что роман Бульвера Евгений Арам, а сама леди Дебари дремала на диване. Нет, центр шумных разговоров, центр веселья был в комнате управителя, где сам м-р Скэльс, исправлявший должность и управителя и дворецкого, джентельмен с безукоризненными бакенбардами, воротничками и галстуком, подчивал сигарами, коньяком и водкой своих товарищей и гостей, громко разговаривающих о разных предположениях и политических мнениях, и, как истые британцы, гордящихся своею свободою, как исключительною привилегиею их расы, недоступною другим народам. Впрочем разговор больше вертелся на тему о вероятной цифре громадного состояния Гарольда Трансома, достигшого неимоверных размеров в устах молвы.

Главной особой в этом собрании был без сомнения м-р Христиан, хотя он до сих пор больше молчал; но он с такой грацией занимал два стула, сидя на одном и положив ноги на другой; он с такой небрежностью держал сигару и поседевшие волосы его были так изящно прекрасны, что всякий опытный наблюдатель признал бы его за первое лице, а самого великого Скэльса за второстепенную особу.

- Ну, сказал м-р Краудер, старый почтенный арендатор, - хотя никогда неплатящий во время свою ренту, - который часто удостаивал управителя своим посещением ради веселого разговора и дружеской попойки, - надо думать, на востоке шибко наживают деньги; ведь этот Трансом пожалуй имеет сотенку тысяч.

- Сотенку тысяч, сэр! как бы не так, без числа сотенка тысяч, сказал м-р Скэльз с презрением, которое было очень трудно перенести скромному человеку.

- Ну ужь, может быть, и не столько, отвечал Краудер испытывая жестокия страдания от надменных взглядов всезнающого управителя.

- Не столько, сэр! я вам говорю, что сотня тысяч, - это просто bagatelle.

- Я знаю, что это большая сумма, отвечал Краудер с отчаянием. Так чтож из этого?

Слова эти - возбудили громкий смех.

- Багатель, по французски значит безделица, сказал м-р Христиан, - вам не следует так выражаться Скэльс. Я скоро и сам перестану вас понимать.

- Ужь это слишком, произнес старший садовник, большой поклонник Христиана, я бы желал знать, чего бы вы не поняли?

- Он молодец на колкости, сказал м-р Скэльс несколько обиженным тоном.

- Не ворчите. Я позвоню и прикажу подать лимонов, чтобы сделать пунш. Вот лучшее средство заставить людей говорить на неизвестных языках, сказал м-р Христиан вставая и ударяя Скэльса по плечу.

- Я хочу сказать, м-р Краудер, вот что... Тут м-р Скэльс остановился, обдернул свой жилет и глотнул вина. Он имел привычку давать своим слушателям время на размышление.

- Ну так говорите просто по-английски, я не прочь поучиться, отвечал разсудительный Краудер.

- Конечно; редкие люди знают столько, заметил садовник.

- Не то, чтобы я имел какие нибудь дела с купеческими семействами. Нет, ужь у меня такия чувства, что я забочусь не об одних выгодах. Но, я не стану утверждать, чтобы я не был хорошо знаком с людьми, которые не так совестливы, как я. И зная то, что я знаю, я бы нисколько не удивился, если б у Трансома было пятьсот тысячь. Помилуйте, сэр, люди наживающие деньги земледелием, выработают пять фунтов в то время, как купец сто.

- Это однако не хорошее дело, сказал м-р Краудер задумчиво. - Впрочем, продолжал он удаляясь от трудного вопроса, - так или не так, но Трансомы довольно долго бедствовали. Мой брат арендатором у них и я должен кое-что знать.

- Они совсем не поддерживали дома, все пришло в упадок, сказал м-р Скэльс с презрением, они отдавали в аренду даже свой огород. Я полагаю всему этому причиной страсть к игре старшого сына. Я видывал кое-что в этом роде. Человек, который всегда жил в знатных семействах, должен знать это хорошо.

- Э! главная причина была не игра, сказал м-р Краудер с улыбкой, чувствуя, что пришла его очередь торжествовать, - новые пришельцы не знают, что делалось в этой стране, лет двадцать или тридцать тому назад. Мне ужь стукнуло пятьдесят лет, а отец мой жил еще при отце сэра Максима. Но если кто нибудь из лондонских может рассказать более, чем я знаю, то я очень рад послушать.

- Так чтожь, если не игра, возразил м-р Скэльс с нетерпением, - я и не претендую на всезнание.

- Процессы... процессы - вот что, хотя Трансомы всегда выигрывали.

- И вместе с тем всегда теряли, отвечал поспешно Скэльс, - да, да, мы все знаем, что такое процесс.

- Всего более шуму наделал последний из их процессов, продолжал м-р Краудер, но он не здесь разбирался. Тогда говорили, что много было ложных свидетельств и показаний. Какой-то молодой человек представлял свои притязания на наследство... Позвольте... как бишь его звали... у него было два имени. Он клялся, что он один человек, а они клялись, что другой. Однако стряпчий Джермин выиграл дело, он, говорят, обдует самого черта - и молодец оказался бродягой. Погодите, его звали Скадон... Да. Генри Скадон.

Тут м-р Христиан уронил кусок лимона в чашку с пуншем и лица окружающих были вспрыснуты драгоценным нектаром.

- Ай, ай! какой я неловкий! воскликнул он, стараясь показаться очень удивленным, ну, продолжайте ваш рассказ, м-р Краудер; - так он оказался бродягой, по имени Генри Скадон?

- Вот в чем дело. Его с тех пор никто и не видывал. В то время об нем очень много говорили; я не раз слышал об этом происшествии, причем мой отец всегда качал головой; тоже он делал, когда упоминали о м-с Трансом, и всегда говорил, что эта барыня некогда держала всех в ежевых рукавицах и гордо задирала нос. Но, Господи! это ведь все было до Ватерлооского сражения... и я притом плохо рассказывало. Я не вижу впрочем большой пользы в болтовне... вот еслиб кто нибудь указал мне средство для излечения овечьих шелудей, то я бы его поблагодарил.

Тут м-р Краудер снова предался молчанию несколько обиженный, что сведения, от которых он разрешился с таким трудом, оказались не важными и нисколько не интересными.

- Что прошло, то прошло; почти во всех семействах есть какая нибудь тайна, заметил м-р Скэльс, подмигивая, - и если бы молодой Трансом, возвратившийся домой с большим состоянием, повел дела, как следует джентльмену, то все было бы отлично. Но теперь, сделавшись безумным радикалом, он совсем погубил себя. Я слышал, как сэр Максим говорил за обедом, что его экскомунитируют; а это сильное слово, я полагаю.

- А что оно значит Скэльсс? сказал м-р Христиан, очень любивший помучить людей.

- Да, что оно значит? повторил м-р Краудер, поощренный незнанием Христиана.

- Ну, это юридический термин... это фигуральное выражение, а значит оно, что радикал не джентльмен.

Сирком был достаточный мельник, имевший большие дела с замком и постоянно плативший мистеру Скэльссу хороший процент с годовых счетов. Он был весьма почтенный и честный торговец, но как в этом, так и в других отношениях слепо подчинялся старине; ибо, как замечал он, знатные дома должны иметь знатных дворецких. Он отвечал своему другу Краудеру торжественным тоном:

- Я ничего не говорю. Прежде чем выносить слова на рынок, я бы желал, чтобы оне ценились дороже. У нас есть земля и торговля - вот я и стою за них. Я плыву по течению.

- Ого! м-р Сирком, это радикальный принцип, сказал м-р Христиан, который знал, что последния слова м-ра Сиркома были любимой его формулой: - я бы вам советовал бросить подобные идеи, а то оне испортят добрые качества вашего мучного товара.

- Радикальный принцип! сказал м-р Сирком с удивлением и гневом, - я бы желал слышать, как вы это докажете. впрочем, что не говорите, а принцип этот также стар, как мой дед.

- Я докажу это в одну минуту, отвечал ловкий Христиан, - вы знаете, что реформа введена волею большинства, то есть черни; а все разумные и почтенные люди страны, составляющие однако меньшинство, боятся, чтобы реформа не пошла слишком шибко. Таким образом течение стремится к реформе и к радикализму; и если вы плывете с течением, м-р Сирком, то вы реформатор и радикал. А из этого прямо следует, что ваша мука неблаговидная и что в ней нет настоящого веса, как тотчас и найдет при проверке Скэльс.

Слова эти были встречены общим хохотом. Колкость на счет Скэльса была вполне оценена всеми, исключая его самого и мельника. Оскорбленный дворецкий задергал свою жилетку и широко раскрыл глаза, как бы от удивления; он вообще считал остроты м-ра Христиана очень плоскими.

- Что вы за человек, Христиан? заметил садовник, - я полагаю, что нет на свете ничего такого, чего вы помогли бы осмеять.

- Этот комплимент вы бы могли сделать самому черту, сказал м-р Сирком, который чувствовал себя в горьком положении человека, лишенного своей формулы.

- Да, да, сказал м-р Скэльс, я сам не дурак и мог бы срезать за колкость колкостью, но я бы не хотел, чтоб обо мне говорили, как о человеке ветронном. Я придерживаюсь некоторых принципов, если позволите.

- Конечно, сказал Христиан, разливая пунш, - что было бы с справедливостью без весов {Скэльс по английски весы.}.

Смех, возбужденный этой выходкой, был не так оживлен как прежде. Эта слишком умная острота казалась немного сатанинской.

- Шутка шутке рознь, возразил дворецкий, выходя из себя, - я думаю ужь довольно острили над моим именем. Но если уже пошел разговор об именах, то я знаю людей, которых зовут христианами, а они далеко не христиане.

- Ну, ужь это не шутка, сказал помощник фельдшера; перестаньте, Скэльс.

- Конечно, это не шутка. Я не паяц, чтоб все шутить. Я оставляю это другим христианам, которые могут сделать все, и бывали везде, быть может и в рабочих домах, которые пришли бог знает откуда и стараются вкрасться в милость господ, помимо людей, гораздо более достойных.

речах. Все общество с нетерпением ожидало развязки этой стычки. Очевидно, должно было случиться нечто вполне достойное общого внимания. При совершенном упадке старых британских боев, ссора между двумя джентльменами была тем любопытнее, и хотя никто не желал бы сам вступить в драку с Скэльсом, но все охотно присутствовали бы при его поражении. Но к общему удивлению, Христиан не был нисколько затронут дерзостью Скэльса. Он прехладнокровно вынул платок, вытер себе губы и после минутного молчания, спокойно сказал:

- Я не хочу ссориться с вами, Скэльсс. Подобные разговоры не приносят никакой пользы. От них у вас лицо багровеет, а вы и то склонны к удару. При том, это совершенно уничтожает всякое веселье. Поэтому, лучше поносите меня за глаза, это и нас не так разстроит, да и мне сделает более вреда. Прощайте, предоставляю вам полную свободу, а я пойду поиграть с дамами в вист.

Когда дверь затворилась за Христианом, м-р Скэльс был так разстроен, что не мог сказать ни слова. Все остальные были также более или менее смущены.

- Удивительный человек! сказал м-р Краудер в полголоса своему соседу, садовнику. М-р Филипп, кажется, взял его из чужих краев. Не так ли?

дуэли.

- Ага, вот отчего он такой хладнокровный, заметил м-р Краудер.

- Он то, что я называю нахалом, сказал м-р Сирком, в полголоса м-ру Фильмору, помощнику фельдшера, - он всегда готов вас заговорить всякими пустяками, не имеющими смысла; по моему он уж слишком речист.

- Я знаю только одно, что он отлично играет в карты, сказал м-р Фильмор, у которого особенно выдавались изящные бакенбарды и драгоценная булавка в галстуке: - я бы желал играть так в экарте, как он; просто приятно смотреть издали. Только с ним беда, он слишком скоро выворачивает карманы.

- Это не говорит в его пользу, заметил м-р Сирком.

ête à tête и прежняя веселость совершенно исчезла. Все же пуншу было выпито значительное количество и счеты по дому сэра Максима Дебари увеличились на большую сумму. За то этот дом содержался, не смотря на реформу нового времени, в старинном наследственном духе гордых Британцев.