Феликс Гольт.
Глава XVI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Феликс Гольт. Глава XVI. (старая орфография)

XVI.

Ожидаемый удар в дверь послышался около полудня, и Эстер догадалась, что явилось двое посетителей. Дверь в гостиную тотчас же отворилась и вместо косматой фигуры Феликса Гольта без галстуха, показалась совершенно противоположная ему личность, имя которой она угадала прежде, чем произнес его Джермин. Безукоризненный утренний костюм того времени много отличался от нашего современного идеала; воротнички, высоко подпиравшие подбородок, шикарный жилет, особенное расположение пуговиц, которое вызвало бы теперь всеобщую улыбку прозрения, - считались тогда необходимыми принадлежностями модного туалета.

Как бы то ни было, но Гарольд Трансом в тридцать четыре года был замечательно красивый джентльмен. Он принадлежал к числу тех людей, как заметила Деннер, к присутствию которых вы не можете оставаться равнодушны; если вы не ненавидите или не боитесь их, то должны находить приятным хоть прикосновение их рук.

Эстер почувствовала совершенно нового рода удовольствие при виде его прекрасного смуглого лица и больших блестящих глаз, обращенных к ней с тем видом уважения, который нравится светской женщине, не совершенно чуждой тщеславия. Гарольд Трансом смотрел на женщин как на легкое развлечение, которому любил предаваться только в минуту, свободную от занятий и одним из главных правил жизни считал искусство отводить этим приятным развлечениям такия границы, чтобы оне не мешали серьезному честолюбию. Эстер ясно почувствовала, что он был удивлен и восхищен её наружностью и манерами. Да и как могло быть иначе? Она была убеждена, что в глазах хорошо образованного человека ни одна леди в Треби не могла соперничать с нею; она чувствовала необыкновенное удовольствие при мысли, что он смотрит на нее.

- Папа вас ждал, сказала она м-ру Джермину. - Я вчера передала ему ваше письмо. Он сейчас сойдет вниз.

Она встала и свернула свою работу.

- Надеюсь, что мы не помешали вам, сказал Гарольд, заметив её движение. - Мы пришли потолковать о выборах, и особенно желаем заинтересовать в этом вопросе и дам.

- Я не интересуюсь теми, кто не принадлежит к правой стороне, сказала Эстер, улыбаясь.

- Я счастлив по крайней мере тем, что вижу на вас либеральные цвета,

- К сожалению я должна сознаться, что ношу их скорее из любви к голубому цвету, чем к либерализму. Эстер говорила с обыкновенною приятною плавностию, но едва она произнесла эти слова, как подумала, какое неприятное впечатление оне должны были произвести на Феликса.

- Если мое дело должно искать адвоката в моем цвете, то я уверен, что нося его на себе, вы действуете в моих интересах.

Эстер встала, чтобы выйдти из комнаты.

- Вы в самом деле хотите удалиться? сказал Гарольд, готовясь отворить ей дверь.

- Да, у меня есть урок в половине двенадцатого, отвечала Эстер, кланяясь и ускользая из комнаты, подобно Наяде в голубой одежде. Проходя в дверь она сильно покраснела.

"Как жаль, думал Гарольд Трансом, что комната так мала: этой девушке нужны большие залы и корридоры". Но вскоре он оставил свое минутное увлечение. Вошел м-р Лайон и Гарольд все свое внимание сосредоточил на предмете своего визита. Пастор, хотя не был сам избирателем, но имел значительное влияние на либеральных избирателей и приобрести сочувствие такого лица было нелишним для кандидата в депутаты. Гарстин был грубый господин и вполне оправдывал прозвище, данное вигам (слово виг по шотландски значит сыворотка); а потому интересы радикализма могли значительно выиграть, если представитель их был личностию более обходительною. Для Гарольда был любопытной загадкой вопрос: чем приобрести к себе расположение человечка, вошедшого теперь в комнату. Но при собирании голосов джентльмену приходится знакомиться со многими странными животными, а следовательно и приобретается искусство ловить их и делать ручными. Таким-то путем распространяются в нашей аристократии и богатой буржуазии естественно-научные познания.

- Я очень рад случаю лично с вами познакомиться, м-р Лайон, сказал Гарольд, пожимая руку пастору. - Я должен завтра обратиться с речью к здешним избирателям, и очень жалел бы, еслибы мне не представился случай видеться наедине с моими главными друзьями, так как могут быть вещи, относительно которых они желали бы получить от меня личные объяснения.

- Это очень любезно и благоразумно с вашей стороны, отвечал м-р Лайон, окидывая его неопределенным близоруким взглядом, которым не мог, разумеется, хорошенько разсмотреть посетителя. - Пожалуйста, садитесь, господа. У меня же привычка говорить стоя.

Он поместился с своими посетителями в правом углу гостинной; его усталый взгляд - результат умственной тревоги, слабое телосложение и поношенный наряд, составляли странный контраст с их цветущими лицами, безукоризненным костюмом и комфортабельною свободою движений, доказывавшею спокойствие духа и полное самообладание. Они представляли прекрасную типическую картину, выражавшую различие между людьми, одушевленными идеями, и людьми, думавшими о применении этих идей. М-р Лайон вынул очки и начал протирать их фалдой своего сюртука. Внутренно он заботился о самообладании - об устранении мысли о личных нуждах, о которых напоминало присутствие Джермина; самообладание было необходимо для выполнения важных обязанностей, налагавшихся на него настоящим случаем.

- Я знаю, м-р Джермин говорил мне, начал Гарольд, - что вы, м-р Лайон, оказали уже мне большую услугу. Дело в том, что я особенно нуждаюсь в человеке с вашим умом. Я веду борьбу собственно только с Гарстином, который называет себя либералом, но не понимает ничего и не заботится ни о чем, разве только об интересах богатых торговцев. Вы съумели объяснить различие между таким либералом и настоящим либералом, которое, сколько я знаю, бывает также значительно как между одной рыбой и другой рыбой.

- Ваше сравнение удачно, сэр, отвечал м-р Лайон, все еще держа в руке очки, - в настоящую эпоху, когда все внимание нации устремлено на один предмет; когда требуется сдвинуть с места большую тяжесть, лошадиные силы нужнее, чем какие либо отборные изящные инструменты. Но неизбежное зло этих огромных подвигов состоит в том, что они поощряют в людях грубую неразборчивость, препятствующую достижению более совершенных результатов и порождают преувеличенные ожидания, несообразные с нашим затруднительным положением. Я не говорю, что компромисс вовсе излишен; я говорю только, что он составляет зло, неизбежное при наших недостатках, и я убедительно просил бы каждого заметить, что чем более дается простора подобным сделкам, тем менее места остается для разума и совести. Поэтому я поставил себе целью показать нашему народу, что многие из тех людей, которые помогали везти колесницу реформы, преследуют в этом деле только свои личные виды и не покидают нечестивого принципа своекорыстных связей; они готовы, еслибы было нужно, поставить Сирию на место Египта, лишь бы только не пропала их собственная доля в ожидаемой выгоде.

если только могут втереться в плутократию, и накупив себе земель, прицепить старинные гербы к новым воротам своих домов. Практический способ для защиты от этих фальшивых либералов состоит теперь в том, чтобы наши избиратели не разделяли своих голосов. Если, как кажется с виду, многие избиратели Дебари готовы разделить свои голоса в пользу Гарегина, то ближайшим следствием этого будет то, что мои избиратели меня надуют. Если голоса таким образом разделятся, то Дебари все-таки удержится, а я буду выключен. Я беру смелость просить вас, м-р Лайон, употребить в виду этого свое влияние в мою пользу. Мы, кандидаты, должны выхвалять себя больше, чем следует обыкновенно; вы знаете, что хотя я по рождению и принадлежу к тем классам, которые придерживаются прежних правил старого времени, но опытность заставила меня следовать за теми, кто сам себе составляет карьеру, - и надеяться более на людей молодых, чем на старых. На моей стороне то преимущество, что я наблюдал народный быт при различных обстоятельствах; мои взгляды более широки, чем взгляды хлопчато-бумажного фабриканта. По вопросам, относящимся к религиозной свободе, я нс остановлюсь ни на какой другой мере, кроме радикальной.

- Надеюсь, что нет, сэр, надеюсь, что нет, сказал м-р Лайон с важностью, окончательно надев очки и разсматривая физиономию кандидата, которого он намеревался подвергнуть надлежащему экзамену. Добрый Руфус, сознавая свою политическую важность, как органа убеждения, считал своим долгом прочесть кандидату несколько наставлений, чтобы с своей стороны запечатлеть в будущем законодателе чувство его ответственности. Но последняя часть этой обязанности отчасти препятствовала назиданию, потому что ум пастора был так занят соображениями, которые он считал опасным упустить из виду, что слова его не соответствовали первоначальному широкому плану этого назидания. Так невозможно было пропустить вопрос о церковной подати, не указав причин её несправедливости и не перечислив вкратце также и тех оснований, по которым м-р Лайон, с своей стороны, не выказывал того пассивного сопротивления установленному налогу, какое было усвоено так называемыми "друзьями" (героизм которых в этом отношении был однакоже достоин всякого уважения).

Люди догадливые, видя, что слушатели не выказывают к ним особого внимания, обыкновенно умеют прекращать разговор под благовидным предлогом, но, говоря искренно, мы должны признаться, что наибольшая сдержанность в разговорю по большей части происходит от недостатка материала для него. Разговор часто бывает безплоден, но и молчание также не изобильно результатами.

Гарольд Трансом не обладал особым терпением, но в делах имевших особый интерес, он умел поступать, как требовали обстоятельства, а в настоящем случае, быть может, даже легче было слушать, чем отвечать на вопросы. Но Джермин, у которого было еще много дела на руках, воспользовался случаем, чтоб встать и сказал, смотря на часы:

- Через пять минут я должен быть в конторе. Вы найдете меня там м-р Трансом; вам, вероятно, еще многое нужно сказать м-ру Лайону.

- Я убедительно прошу вас, сэр, - сказал пастор, переменяя тон и быстро взяв за руку Джермина, - прошу вас почтить меня свиданием для переговоров по некоторым частным делам, - если можно сегодня вечером.

М-р Лайон, как и вообще люди, имеющие более дела с неодушевленными и отвлеченными предметами, чем с живыми существами, имел склонность к подобному порывистому образу действий. Он брался за встречавшияся в жизни мелочи так горячо, как будто бы боялся, что в противном случае совершенно упустит их из виду. Вследствие этих судорожных скачков из области абстрактной в область действительной жизни, постоянно случалось, что пастор внезапно принимал такое решение, которое всегда было для него предметом сомнения и на которое он не отважился бы иначе, как после продолжительного размышления. Так и в настоящем случае, если бы Джермин не испугал его угрозой уйти именно в то время, когда он погрузился в политическия разсуждения, то он никак не мог бы себя заставить довериться в своем деле стряпчему.

Джермин был удивлен такою горячностью маленького человечка. - С полною готовностью, отвечал он, вежливо кланяясь. - Можете-ли вы придти в мою контору часов в восемь?

- По разным причинам, и просил бы вас придти ко мне.

- О, очень хорошо. Я пойду гулять и увижусь с вами нынче вечером, если будет можно. Мне доставит большое удовольствие быть вам полезным в чем бы то ни было. Джермин знал, что посредством такого спроса на его услуги, он будет иметь более цены в глазах Гарольда. По уходе его, м-р Лайон опять углубился в политику; это было тем легче, что он попал на свой любимый конек, который составлял предмет постоянных споров пастора с единомыслящими ему либералами.

подобно тому, как это бывает в виду ожидаемого наследства. Нужно было вести борьбу и низложить различные вопиющия злоупотребления, препятствовавшия людям быть мудрыми и счастливыми. Такое время есть время надежды. Потом уже, когда трупы этих чудовищ будут выставлены на всеобщее удивление и отвращение, а мудрость и благополучие все-таки не появятся, а напротив глупость и несчастия примут еще большие размеры, тогда наступит время сомнения и уныния. Но в великую эпоху реформы надежда была сильна; перспектива этой реформы производила на избирателей опьяняющее действие. Ораторы на реформистских банкетах сыпали поздравлениями и обещаниями. Либеральные духовные лица господствующей церкви пили за здоровье либералов из среды католического духовенства, забыв о своей вражде к их пурпуровым мантиям; последние отвечали подобною же предупредительностью. Некоторые настаивали на уничтожении всех злоупотреблений и вообще домогались вечного (мирского) блаженства, другие, которых воображение было менее воспламенено зарей реформы, настаивали преимущественно на закрытой баллотировке.

Вот относительно этого вопроса о баллотировке пастор горячо придерживался противного взгляда. Нашими любимыми мнениями обыкновенно бывают те, которые ставят нас в меньшинство из меньшинства среди нашей собственной партии, - и это еще хорошо, иначе как могли бы продлить свое существование эти несчастные мнения, зародившияся при таких неблагоприятных обстоятельствах? Так было и с м-ром Лайоном и с его сопротивлением закрытой баллотировке. Но он произнес замечание по этому предмету, не совсем ясное его собеседнику, который истолковал его сообразно тому, что, по его разсчетам, казалось более вероятным.

- Я не имею возражений против баллотировки, сказал Гарольд, но думаю, что теперь нам нужно заниматься не ею. Мы не должны браться за нее, потому что есть другие вопросы, не терпящие отлагательства.

- Так вы, сэр, подали бы голос за баллотировку? сказал м-р Лайон, поглаживая свой подбородок.

- Конечно, если бы дело коснулось этого предмета. Я питаю слишком большое уважение к свободе избирателей, чтобы противиться какому бы то ни было случаю сделать эту свободу более полною.

"гм", которое Гарольд принял за знак одобрения. Он скоро должен был разочароваться.

- Вы огорчаете меня, сэр, вы меня сильно огорчаете. Я прошу вас вновь обсудить этот вопрос, потому что он приведет вас, но моему мнению, к самому основанию политической нравственности. Я берусь доказать каждому безпристрастному человеку, должным образом вооруженному принципами публичной и частной честности, что баллотировка гибельна, и что еслибы она не была гибельна, то по меньшей мере была бы безплодна. Я доказал бы, во-первых, что, как предохранительное средство против подкупа и разных незаконных влиянии, она не достигает цели, - и во-вторых, что она в высшей степени вредна, потому что преграждает путь тем влияниям, посредством которых дух человека и характер гражданина должным образом приготовляются к своим высоким обязанностям. Извините, что я вас задерживаю, сэр. Дело само по себе стоит, чтобы на него потратить время.

- Чорт бы побрал этого старика, подумал Гарольд. Я никогда больше не явлюсь с подобным визитом, если только он по какому нибудь случаю не охрипнет. Он намеревался извиниться пред пастором, насколько мог приличнее, и отложить разговор до завтра, пригласив м-ра Лайона зайти в залу коммиссии, пред тем временем, когда кандидату нужно будет произносить публичную речь, но Гарольда выручила Лидди, явившаяся в комнату.

- С вашего позволения сэр, сказала она, м-р Гольт спрашивает, может ли он войти и поговорить с этим джентльменом. Он просит у вас извинения, и если вы этого не желаете, то можно отказать.

- Нет, попроси его войти сейчас же, Лиддн. - Это такого рода молодой человек, продолжал м-р Лайон, обращаясь к Гарольду, - которого представителю непременно нужно знать; он не избиратель, но человек мыслящий и развитой.

разговора о баллотировке.

- М-р Гольт, сэр, - мой юный друг, сказал пастор, при входе Феликса, - и хотя по некоторым предметам мне желательно бы было видеть мнения его измененными, но то рвение к общественной правде, которое в нем проявляется, надеюсь, никогда не исчезнет.

- Я рад видеть м-ра Гольта, сказал Гарольд, кланяясь. Из того выражения, с каким Феликс поклонился ему и потом отошел в самый дальний угол комнаты, Гарольд понял, что пожатие кандидатской руки будет здесь принято не особенно любезно.

- Это ужасный господин, подумал он, - это человек, способный завтра же взойти на трибуну и подвергнуть меня перекрестному допросу, если в моих словах что нибудь ему не понравится.

- М-р Лайон, сказал Феликс, - я позволил себе спросить м-ра Трансома в то время, когда он быль занят с вами. Но мне нужно говорить с ним о таком предмете, который и не намерен теперь разглашать, и в котором, и уверен, вы окажете мне поддержку. Я узнал, что м-р Трансом здесь и потому решился придти. Надеюсь, что вы оба извините меня, так как мое дело касается некоторых избирательных действий, предпринятых агентами м-ра Трансома.

- Я не имею намерения говорить против угощения избирателей, сказал Феликс, - по моему мнению, такое угощение является необходимым злом при выборе наших представителей. Но я хочу спросить вас, м-р Трансом, с вашего ли ведома, агенты ваши подкупают простых, грубых людей, неимеющих голоса, спроктонских рудокопов, спаивая их, - для того, чтобы они могли произвести демонстрацию в вашу пользу при подаче голосов?

- Разумеется нет, - отвечал Гарольд. - Вы знаете, мой дорогой сэр, что кандидат находится в большой зависимости от своих агентов в отношении средств, которыми нужно действовать, особенно когда многолетнее отсутствие сделало его незнакомым с теми людьми, которые заправляют делом. Но уверены ли вы в справедливости тех фактов, о которых говорите?

- Настолько же, насколько могут доставить мне такую уверенность мои собственные чувства, сказал Феликс и затем в кратких словах рассказал случившееся в воскресенье. - Я предполагал, что вы не знали этого ничего, м-р Трансом, заключил он, - и потому-то подумал, что лучше будет сказать об этом вам. В противном случае я был бы того мнения, что подобные поступки наносят безчестие радикальной партии. Я сам радикал и намерен всю жизнь бороться против привиллегий, монополий и притеснений всякого рода. Но я лучше соглашусь быть ливрейным лакеем, гордым знатностью своего господина, нежели делать общее с виду дело с подлецами, которые обращают лучшия человеческия надежды в посмешище для лицемерия и безчестия.

- Ваш энергический протест здесь неуместен, сэр, - сказал Гарольд, оскорбленный тоном, в котором звучала угроза. На самом деле, такое поведение Феликса проистекало из антипатии, - которая была взаимною. Постоянным источником раздражения для него служило то обстоятельство, что общественные деятели его партии, говоря вообще, но были лучше людей противной стороны; что дух нововведений, который для него самого составлял как бы часть религии, - для многих имел такое значение, но в большей мере, как и вера в гнилые местечки; таким образом, Феликс был уже расположен не доверять Гарольду Трансому. Гарольду, в свою очередь не нравились непрактичные понятия о возвышенном и чистом, не нравился всякий энтузиазм, и ему казалось, что наиболее безпокойное, наиболее сильное олицетворение этого безсмыслия он нашел в Феликсе. Но все таки с его стороны было бы неблагоразумно раздражать последняго каким бы то ни было образом.

- Без сомнения, - сказал пастор, который очень полюбил кандидата, - и я хотел бы предостеречь моего юного друга против слишком большой поспешности в словах и действиях. Борьба Давида против Саула была правою, но не смотря на то, не все последователи Давида были сами людьми благочестивыми.

- Тем более это было достойно сожаления, сэр, сказал Феликс. - особенно, еслибы он потакал их беззаконным делам.

М-р Лайон улыбнулся, покачал головой и с умоляющим взором взял за руку своего любимца.

- Было бы слишком много для одного человека брать на себя нравственную ответственность за всю свою партию, - сказал Гарольд. - Если бы вы пожили на востоке, как я, в вас было бы более терпимости. Более терпимости, например, по отношению к деятельному трудолюбивому эгоизму, - подобный которому мы видим здесь, - хотя он бывает и не всегда особенно разборчив на средства: вы увидели бы тогда, насколько он выше простого праздного эгоизма. Так, например, мост вещь хорошая, стоит того, чтоб его починяли, а между тем половина людей, работавших его, могут быть мошенники.

а теперь идет вопрос не о всевозможных злоупотреблениях в мире, а об особенном злоупотреблении, которое у нас под носом.

- В таком случае лучше всего, по моему мнению, прекратить спор, и отправиться теперь же к Джермину, сказал Гарольд, - Позвольте мне теперь проститься с вами, м-р Лайон.

- Я желал бы, отвечал пастор с видимым безпокойством, - я желал бы еще раз поговорить с вами о баллотировке. Вопрос этот необходимо разсмотреть обстоятельнее, чтобы избежать пробелов.

- Не безпокойтесь, сэр, мы еще увидимся с вами, сказал Гарольд, пожимая руку пастора. - Не встречу ли я вас завтра в комитете.

- Едва ли, отвечал м-р Лаойн, потирая лоб, и безпокоясь печальным воспоминанием о своем собственном деле.

- И прекрасно. До свидания.

Гарольд и Феликс вышли вместе; а пастор, отправившись наверх, задал самому себе вопрос, выполнил-ли он добросовестно в настоящем случае свои обязанности!

Найдутся люди, которые станут смеяться над иллюзиями маленького пастора, придававшого такое огромное значение своим словам, между тем как на деле оне не произвели никакого впечатления. Но я должен сознаться, что, не смотря на мой скептицизм относительно возможности произвести впечатление на кандидата в депутаты горячею и честною речью, если я и смеялся иногда над увлечениями энергического м-ра Лайона, то я всегда потом раскаявался и тотчас же проникался уважением к нему. То, что мы называем иллюзиями, часто ничто иное, в сущности, как большой кругозор относительно прошедшого и настоящого, стремление к более верной цели, чем случайности нашей настоящей жизни. Мы видим, что героизм, проявляясь в единице, дает незначительный результат, и говорим - эта единица сделала очень немного; лучше бы было и не приниматься за дело. Но мы можем разбить и большую армию на единицы и солнечный свет разделить на бесконечно-малые величины, и на этом основании думать, что и большая армия и солнце не имеют никакого значения. Лучше воздвигнем памятник воинам, которые не уступили неприятелю ни шагу и пали славной смертию, - воздвигнем памятник честным, хотя и не знаменитым людям, которые столь же драгоценны, как и солнечные лучи, хотя существование многих из них незаметно и безследно.

Припоминая теперь этот день в Треби, мне кажется, что Гарольд Трансом питал более грустную иллюзию, полагаясь с такою уверенностию на свое искусство устроить себе будущее.