Феликс Гольт.
Глава XXI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Феликс Гольт. Глава XXI. (старая орфография)

XXI.

Красивый дом м-ра Джермина, находившийся почти за городом, был окружен садом, лужайкой и рощей тенистых деревьев. Христиан, приближаясь к этому домику, был совершенно спокоен: дело, по которому он шел, - не входило, правда, в круг его обязанностей, но он вообще был рад каждому случаю показать себя м-ру Филипу Дебари человеком необходимым. Взглянув на длинную стену и на железную решетку дома Джермина, он сказал: "эти стряпчие умеют пробивать себе дорогу в свете, почти не расходуясь на вежливость. Обладая этим своим ловким заколдованным секретарем, называемым "закон", они думают, что каждый их боится. У милорда Джермина, кажется, и дерзости и сладкия речи одинаково всегда на гогове. Он сладок с виду, как крыса, и подобно крысе же, обладает злыми зубами. Я хорошо знаю эту сволочь. С моею помощью откормились один или двое подобных людей." Сохраняя такое самоуверенно-презрительное расположение духа, Христиан был введен лакеем в кабинет Джермина, где стряпчий сидел, окруженный массивными дубовыми книжными шкафами и соответственной этому мебелью, от толстоногого стола для книг до ручного календаря и бумажного станка. Это была такого рода комната, какую человек устраивает себе, когда уверен, что ему предстоит будущность долгая и уважаемая. Он сидел, опершись на спинку своего кожаного кресла, у широкого окна, которое выходило на луг, и только что снял очки, спустив вместе с тем на колени газету, так как за наступавшим мраком читать уже было нельзя.

Когда лакей отворил дверь и произнес: "м-р Христиан", Джермин сказал: "добрый вечер, м-р Христиан; садитесь", и указал ему на кресло, стоявшее против себя и против окна. "Зажгите свечи на полке, Джон, не трогайте только экрана".

Больше Джермин ничего не говорил до ухода слуги; он, казалось, разсматривал какую-то бумагу, лежавшую перед ним на столе. Когда дверь за вышедшим слугой затворилась, он встал, потирая руки, и обратился к посетителю, который, казалось, не обращал внимания на то, что весь свет падал на него, между тем как стряпчий оставался в тени. - Э - ваше имя - э - Генри Скаддон?

По всему телу Христиана пробежал трепет, который он быстро, почти в тоже мгновение, постарался скрыть, показав вид, что переменяет свою позицию на кресле. Он выпрямил ноги и растегнул сюртук. Но прежде, чем он успел что-нибудь вымолвить, Джермин продолжал медленно и выразительно.

- Вы родились 16 декабря 1782 г. в Блэкгете. Отец ваш торговал сукном в Лондоне: он умер, когда вы только что достигли совершеннолетия, и оставил после себя обширное заведение, вы промотали большую часть состояния, не достигнув еще и 28-летняго возраста и сверх того, вследствие попытки обмануть кредиторов, даже ваша личная неприкосновенность подверглась опасности. Потом вы сделали подложную чеку на имя старшого брата вашего отца, предполагавшого сделать вас своим наследником.

Тут Джермин остановился на минуту и взялся за документ, который лежал на столе. Христиан молчал.

- В 1808 г. вы признали за лучшее оставить эту страну, переодевшись военным, и были взяты в плен французами. При размене пленных, вам представлялся случай вернуться в отечество и даже в недра вашего собственного семейства. Вы были, однакож, так великодушны, что пожертвовали этою возможностью в пользу одного своего товарища по плену, человека одинаковых с вами лет и наружности, который имел более настоятельные, чем вы, причины домогаться возвращения на эту сторону пролива. Вы обменялись друг с другом платьем, поклажей и именами, и он явился, вместо вас, в Англию, под именем Генри Скаддона. Почти сейчас нее после того, вы убежали из заточения, притворившись сначала больным, чем и удержали в тайне размен имен; носился слух, что вы, т. е. вы, под именем своего товарища, потонули в маленькой лодке, стараясь догнать неаполитанский корабль, ехавший в Мальту. И за всем тем я могу вас поздравить, что этот слух ложен, а достоверно лишь то, что теперь, по истечении более двадцати лет с того времени, вы находитесь здесь в совершенной безопасности.

Здесь Джермин сделал длинную паузу, очевидно ожидая ответа. Наконец Христиан угрюмо возразил:

- Э, сэр, слыхал я истории, еще более длинные и еще торжественнее рассказанные, хотя при всем том в них не было ни слова правды. Предположите, что я отвергаю ту подпорку на которой вы строите весь ваш рассказ. Положим, я говорю, что я вовсе не Гонри Скаддон.

- Э - в таком случае - э, сказал Джермин безстрастно, - вы потеряли бы те выгоды, которые - э - могут соединяться с именем Генри Скаддона. Вместе с тем, еслибы для вас было - э - неудобно допустить в вашем лице признание Генри Скаддона, то все-таки, несмотря на ваше отрицание, я удержу при себе все сведения и документы, какие уже собраны мною; ваше отрицание может только прекратить настоящий наш разговор.

- Хорошо, сэр, еслибы мы допустили на минуту, что сделанное вами изложение дела верно, какую выгоду может из этого извлечь человек, называемый Генри Скаддон?

- Выгода эта - э - существует еще только в предположении, но она может быть значительна. Она может избавить вас от необходимости быть курьером, или - э - лакеем, или вообще занимать такую должность, которая лишает вас возможности быть самому себе господином. С другой стороны, тот факт, что я обладаю вашей тайной, вовсе не составляет неизбежного зла для вас. Говоря проще, я не намерен, э - не имея в виду никакой выгоды, - наносить вам вред, а могу еще оказать значительную услугу.

- За которую я должен заплатить тем или другим способом? - сказал Христиан. - Вы предлагаете мне билет в лотерею?

- Именно. Дело, о котором идет речь, не имеет для вас никакого интереса, кроме - э - того только, что оно может доставить вам выгоду. Нам, адвокатам, приходится иметь дело с запутанными вопросами, с такими - э - юридическими тонкостями, которые никогда - э - вполне не бывают известны даже сторонам, непосредственно заинтересованным в деле, а тем менее посторонним. Еслибы мы условились, например, чтобы вы продолжали удерживать две трети имени, приобретенного по размену, и что вместе с тем согласились бы сделать мне одолжение, дав ответ на некоторые вопросы по предметам, известным Генри Скаддону?

- Очень хорошо. Продолжайте.

- Какие вещи, из числа принадлежавших вашему товарищу по плену, Морицу Христиану Байклифу, находятся еще у вас?

- Вот это кольцо, сказал Христиан, вертя около пальца изящный перстень с печатью, - его часы вместе с висевшими на них безделками, и ящик с бумагами. Золотую табакерку я сбыл, когда находился в трудных обстоятельствах. Платье все пошло в ход, разумеется. Мы обменялись решительно всем, к тому же, нужно было делать это на-скоро. Байклиф думал, что мы вскоре опять встретимся в Англии, он до неистовства хотел туда попасть. Но это было невозможно, - я хочу сказать - невозможно, чтобы мы скоро увиделись. Я не знаю, что с ним потом сделалось, а то я бы ему возвратил его бумаги, часы и прочее, - хотя, вы знаете, - я ему оказал услугу, и он это чувствовал.

- Вы были вместе в Весуле до отправления в Бердюнь?..

- Да.

- Что еще вы знаете о Байклифе?

- О, ничего особенного, сказал Христиан, после минутного молчания, постукивая тростью по своим сапогам. - Он служил в ганноверской армии, - был человек с характером, все принимал к сердцу, хорошим здоровьем не отличался. Он сделал глупость, женившись в Весуле; еще была чертовская возня с родственниками девушки; а когда пленников отправили, - им нужно было разстаться. Встречались-ли они еще когда-нибудь, - этого я не знаю.

- Так брак был законный?

- О, все - как следует - гражданское бракосочетание, церковное, - все было. Байклиф был глупец, - добродушный, гордый, упрямый человек.

- Долго-ли продолжался их брак до вашего отъезда из Весуля.

- Около трех месяцев. Я был свидетелем на свадьбе.

- После отъезда ничего. Я хорошо знал ее прежде; хорошенькая Анета! - имя её было Анета Лодрю. Она происходила из хорошого семейства, и родные готовили ей прекрасную партию. Но она была из числа тех кротких, но дьявольски-упорных созданий, которые поставят на своем хотя раз в жизни - в выборе своего обладателя.

- Байклиф не был с вами откровенен относительно других своих дел?

- О, нет, это был человек, которому вы не решились бы сделать лишний вопрос. Другие ему все рассказывали, но он не платил за это взаимностью. Еслибы мадам Анета когда-нибудь нашла его опять, она нашла бы своего мужа и господина; но она сама была, что называется, порядочная болонка. Как бы то ни было, семейство Анеты заперло ее, как пленницу, чтобы не допустить ее до побега.

- А, хорошо. Многое из того, что вы так обязательно рассказали, ненужно для моих целей; я, собственно говоря, имею дело только с заплесневелым юридическим казусом, который, быть-может, придется когда-нибудь проветрить. Без сомнения вы, в своих собственных интересах, будете сохранять полное молчание о том, что произошло между нами, а при надлежащем соблюдении этого условия - э - возможно, что - э - лотерея, в которой, по вашему же выражению, вы приняли участие, - может доставить вам выиграш.

- И так, в этом состоит все дело, которое вы имели до меня? спросил Христиан, вставая.

- Все. Вы, разумеется, тщательно сохраните все бумаги и другие предметы, с которыми связано так много - э - воспоминаний.

- О да. Еслибы была какая-нибудь вероятность, что Байклиф вернется, то мне было бы очень жаль, что я разстался с табакеркой, но в Неаполе обстоятельства были очень трудны. Как видите, я должен был наконец сделаться курьером.

- Чрезвычайно приятная жизнь для человека, обладающого - э - дарованиями и - э - не имеющого дохода, сказал Джермин, вставая и доставая свечу, поставленную на бюро.

- Я думаю, вы достаточно проницательны, м-р Джормин, чтобы понять, что из меня нельзя делать дурака?

- Ну-э - еще лучшей гарантией для вас может быть, сказал Джермин, улыбаясь, - что я не вижу пользы в посягательстве на эту - э - метаморфозу.

- Старый джентльмен, который никогда не должен был чувствовать себя оскорбленным мною, теперь умер, и я не боюсь кредиторов по истечении более 20 лет.

- Конечно нет; - э - могут только быть притязания, не подкрепляемые - э - юридическими доказательствами, но безпокойные для человека, дорожащого своей репутацией. Но быть-может вы, по счастию, свободны от подобных опасений.

"прощайте", и вышел из комнаты.

Джермин несколько минут размышлял, опершись на спинку кресла, потом написал следующее письмо:

"Любезный Джонсон! Из письма вашего, полученного сегодня утром, я узнал, что вы намерены в субботу возвратиться в город.

"Пока вы еще там, будьте так добры, повидайтесь с Медвином, который обыкновенно вел дела с Баттом и Коулеем, и между разговором о других предметах, косвенным путем, разузнайте от него, относительно того старого дела 1810--11 г., подавал-ли Скаддон-alias Байклйф, или Байклиф-alias Скаддон, до своего заключения в тюрьму, - Батту и Коулею какого-нибудь повода думать, что он был женат и ожидал ребенка. Вопрос, как вы знаете, не имеет никакой практической важности, но я желаю написать извлечение из дела Байклифа; мне нужно знать точное положение, в каком оно находилось пред прекращением тяжбы вследствие смерти истца, с тою целью, чтоб м-р Гарольд Трансом мот, если желает, убедиться, в какой степени права Дурфи Трансома упрочены вследствие неудачи последняго иска, а также и в том, остается-ли хотя тень вероятности на предъявление другого иска.

"Разумеется, подобной вероятности нет и тени. Потому что еслибы даже Батт и Коулей и предполагали, что нашли какого-нибудь остающагося еще в живых представителя Байклифов, то им не пришло бы в голову предъявлять новый иск, с тех пор, как они представили доказательство, что последняя жизнь, сохранявшаяся в потомке Байклифов, угасла до прекращения иска, добрых двадцать лет назад.

"Но все-таки, я считаю нужным показать настоящему наследнику Дурфи-Трансомов точное положение фамильных прав на поместья. Поэтому, доставьте мне ответ Медвина по вышеприведенному пункту.

"Я увижу вас на будущей неделе в Дуффильде. К тому времени Трансом должен вернуться. Не обращая внимания на то, что он был несколько груб на днях, продолжайте делать, что признаете нужным для его интересов. Его интерес - вместе с тем и мой, - а мой, - нет надобности повторять, - неразделен с интересом Джона Джонсона.

Запечатав это письмо и откинувшись опять на спинку своего кресла, стряпчий сказал сам себе:

власти. Никто, кроме старого Лайона, не знает тайны рождения девушки. Никто, кроме Скаддона, не может привести сведения относительно Байклифа, а Скаддона я держу в руках. Ни одна душа, кроме меня самого и Джонсона, который составляет часть меня самого, не знает, что есть еще одно полумертвое существо, которое может вскоре оставить девушке новые права на наследство Байклифа. Чрез Метурста я удостоверюсь, знал-ли Батт Коулей от Байклифа о прибытии этой женщины в Англию. Все нити будут соединены в моих руках. В моей власти употребить факты в дело или не дать им никакого хода.

- И так, если м-р Гарольд доведет меня до крайности и станет угрожать мне судом и раззорением, у меня будет на готове другая угроза, которая или спасет меня или обратится в орудие кары для него самого.

пять лет, наполненные планами, более или менее искусными, более или менее пригодными к обнаружению. Даже те из этих проектов, которые не боялись света, не всегда можно было назвать невинными; каковы же были те, которые признавалось более благоразумным скрыть. Может-ли совесть человека не нуждаться в бальзаме утешения, когда человек этот принадлежит к такой профессии, в которой многия дела, сами-по-себе вредные, могут совершаться без опасения безчестия; и когда обстоятельства заставили этого человека переступить ту черту, за которой с открытием его поступков, готово начаться даже безчестие, - что не безъизвестно ему самому, благодаря специальным его познаниям.

Что касается до дел Трансомов, то это семейство крайне нуждалось в деньгах, и на него, Джермина, возложена была обязанность доставать их. Можно-ли было ожидать, что он не примет в соображение своей собственной выгоды, когда он уже оказал услуги, никогда вполне невознаградимые? Еслибы дело пришло к вопросу не о законе, а просто о правде и неправде, то наименее подлежащия оправданию дела совершены были им для тех же Трансомов. Чертовски неприятным для него делом было - арестовать и заключить в тюрьму Байклифа, под именем Генри Скаддона, может быть таким путем ускорилась и самая смерть этого человека. Но еслиб это не было сделано, благодаря усилиям и ловкости его, Джермина, - он хотел бы знать, в каком положении находились бы теперь Дурфи-Трансомы. А что касается до правды или неправды, то истина могла бы обнаружить, что и самым поместьем Дурфи, Трансомы обладали по милости юридической уловки, имевшей место сто лет назад, когда предок их, старый Дурфи приобрел свое неважное поместье.

Но сокровенный довод этого рода теперь, как и постоянно, соединялся у Джермина с гневом, с раздражением по поводу того, что Гарольд, именно Гарольд Трансом, являлся вероятным орудием грядущого испытания, которое можно было считать неудачей, несчастием, но никак не правосудием, какое же правосудие может быть там, где девяносто девять человек из сотни от него ускользают? Стряпчий чувствокал, что начинает ненавидеть Гарольда, как никогда еще не ненавидел.

поражен страхом, не различив пробежавшей фигуры или, лучше сказать, смешав ее невольно с другой, тоже высокой и закутанной в белое, которая иногда заставляла сильно биться его сердце более тридцати лет тому назад. На мгновение он всецело вернулся к тем отдаленным годам, когда сам он и другая особа, с сияющим взором, не видели причин, почему бы им не дать волю своей страсти и своему тщеславию, и составляли планы жизни, полной наслаждения, вопреки всем неизменным внешним условиям. Причины те постепенно раскрывались с того времени в течение всех этих лет, превративших красивого, стройного молодого Джермина, (обладавшого долей чувства) в толстого шестидесятилетняго стряпчого, для которого жизнь обратилась в средство поддерживать себя среди своих собратий по профессии и вести, как должно, дела, - которые его обратили в седовласого супруга и отца.