Феликс Гольт.
Глава XXII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Феликс Гольт. Глава XXII. (старая орфография)

ГЛАВА XXII.

Вечер базарного дня прошел, но Феликс не приходил в Солодовенное подворье, чтобы поговорить с м-ром Лайоном об общественных делах. Когда Эстер одевалась на следующее утро, желание видеть Феликса достигло в ней степени нервного раздражения, под влиянием которого она стала строить различные планы достижения этой цели каким-нибудь до того мудреным способом, чтобы он казался совершенно натуральным. Часы её давно уже испортились; вероятно, их нужно почистить. Феликс может сейчас же сказать ей, нужно-ли их исправить или только почистить, тогда как м-р Прауд только продержит часы у себя без всякой надобности, и тем заставит ее, Эстер, пробыть долгое время без часов. Или разве ей не надобно посоветоваться с м-сс Гольт относительно приготовления домашняго хлеба, который у них дома почти столько же "неудовлетворителен", как сама Лидди? Или, например, когда она будет возвращаться домой в двенадцать часов, - Феликс в тоже время может также выйти из дома, она его встретит и тогда ей не будет надобности заходить к ним самой. Или - но все подобные поступки были бы слишком недостойны её. Часы её испортились уже два месяца назад - почему бы им не остаться в таком виде еще несколько времени? Ей не следовало и думать о каких бы то ни было подобных планах, прозрачных до того, что они становились уже неблаговидными. Тем более, что сам Феликс избрал образ жизни, не допускающий никого смотреть на него так, как бы следовало по его воспитанию и умственным способностям, - "которые, наверно, очень высоки", говорила Эстер сама себе, краснея, как бы в ответ на какой-то противоположный довод, - "иначе я не придавала бы его мнениям никакой важности". Но все-таки она пришла к тому заключению, что ей, по всей вероятности, нельзя будет зайти к м-сс Гольт.

Случилось однако не совсем так как предполагала Эстер. Она повернула за угол чтобы идти домой, но не прошло минуты и она стучалась уже у двери жилища м-сс Гольт.

- Вы ли это, мисс Лайон! Кто бы мог ожидать вас в такое время? Не болен-ли пастор? Мне казалось, что он смотрит таким хилым. Если нужна моя помощь, я сейчас оденусь.

- Не держите же мисс Лайон в дверях, мать; попросите ее войти, - произнес звучный голос Феликса, покрывая собою слышавшийся извнутри шум и лепет нескольких голосов.

- Разумеется, я того и желаю, чтобы она вошла, - сказала м-сс Гольт посторонясь; - но ведь что же она у нас найдет? Пол в нашем доме грязнее, чем в любой харчевне. Тем не менее прошу вас войдти мисс. Если мне пришлось снять коврики и заменить стулья, скамейками, то я все-же не вижу причины, почему я не могу принимать у себя добрых гостей?

- Я пришла только попросить м-ра Гольта поправить мои часы, сказала Эстер, входя и сильно краснея.

- Это он скоро сделает, - сказала м-сс Гольт выразительно. Это дело из числа таких, которыми он любит заниматься.

- Извините, что я не встал, мисс Лайон, сказал Феликс; я перевязываю палец у Джоба.

Джоб был маленькое пятилетнее существо, с длинным носом, большими круглыми голубыми глазами и красными волосами, которые курчавились у самой его головы, как шерсть на спине маленького ягненка. Видно было, что он только что кричал; углы его рта еще сохраняли плачевное выражение. Феликс держал малютку на коленях и очень искусно перевязывал его крошечный пальчик. Прямо перед Феликсом, близь окна стоял стол, на котором были разложены принадлежности часового мастерства и несколько раскрытых книг. На усыпанном песком полу стояли под прямым углом две скамейки, - и шесть или семь мальчиков, - различного возраста до двенадцати лет включительно, - взявшись за шапки, собирались идти домой. Шумная толпа эта затихла при входе Эстер. Феликс не мог поднять головы, пока не кончил свою операцию, но все-таки продолжал говорить.

- Это герой, мисс Лайон. Это Джоб Хедж, отважный британец, который хотя и терпит боль в пальце, но вовсе не намерен кричать. До свидания, дети. Не теряйте времени. Ступайте на воздух.

Эстер села на край скамейки близь Феликса, очень довольная тем, что Джоб служил непосредственным предметом его внимания; между тем другие мальчики бросились из комнаты с криком: "до свидания!"

- Видели-ли вы когда нибудь сказала м-сс Гольт, разглядывая занятие сына, - как удивительно Феликс своими огромными пальцами делает такую мелкую работу? Не по недостатку умения он смотрит таким бедняком, мисс Лайон. Я ужь решилась больше не говорить об этом, а то сказала бы, что держать себя так - и грешно и стыдно.

- Мать, сказал Феликс, который часто забавлялся и поддерживал в себе хорошее расположение духа, давая матери ответы, ей непонятные, - ваша ловкость в цицероновских антифразах изумительна, особенно если принять в соображение, что вы никогда не изучали ораторского искусства. Ну, Джоб, - истинно терпеливый человек, - сиди смирно если хочешь, а мы теперь можем взглянуть на мисс Лайон.

Эстер вынула свои часы и держала их в руке. Он смотрел ей в лицо или, лучше сказать, - в глаза, говоря: - вы желаете, чтоб я починил ваши часы?

Выражение лица Эстер было сначала умоляющее и боязливое, какого у нея никогда не бывало прежде в присутствии Феликса; но когда она заметила в его светло-серых глазах полное спокойствие, показавшееся ей холодностью, - спокойствие, из которого можно было заключить, что он не видит причины придавать какое бы-то ни было значение этому выражению, - мгновенное ощущение тоски, как электрический удар, прошло по ной. С её стороны было глупо думать так много об этом свидании. Ей казалось, что самое превосходство Феликса над нею создавало между ними пропасть. Она не могла сразу вооружиться своею прежнею гордостью, самообладанием, но потом, бросив взор на часы, сказала несколько дрожащим голосом: "Они неверно ходят. Это очень досадно. Они испортились уже давно".

Феликс взял часы из её рук; потом, увидя, что мать вышла из комнаты, сказал с нежностью:

- Вы, кажется, чем-то встревожены, мисс Лайон. Надеюсь, что у вас дома ничего дурного не случилось. (Феликс думал о взволнованном состоянии пастора в прошедшее воскресенье). Но, быть может, я виноват, что сказал так много.

облегчения. Глаза её внезапно сделались влажны; уронив крупную слезу, Эстер произнесла громким шопотом, столь же невольным, как и самые слезы:

- Я хотела сказать вам, что тогда я нисколько не была обижена, и что я не лишена вовсе великодушия; мне казалось, что вы могли подумать так, но я надеюсь вы не думали об этом?

Были-ли сказаны когда нибудь слова, более неловкия? Можно-ли было вообразить себе поступок, менее похожий на ту грациозную, полную самообладания мисс Лайон, фразы которой обыкновенно были так изящно составлены, а ответы так быстры?

С минуту продолжалось молчание. Эстер положила на стол свои две маленькия ручки, сложенные вместе и изящно обутые в перчатки. Через минуту она почувствовала, что обе эти руки накрыты и крепко сжаты рукою Феликса; но он ничего не говорил. Слезы показались теперь на обеих её щеках, и она могла уже взглянуть на него. В его глазах видно было выражение грусти, совершенно дли нея новое. Вдруг маленький Джоб, который при этом случае пустил в ход свои умственные способности, воскликнул нетерпеливо:

- Она тоже порезала себе палец!

Феликс и Эстер улыбнулись и розняли свои руки. Эстер, взяв, платок чтоб отереть слезы на щеках, сказала:

- Видишь, Джоб, какая я упрямая трусиха. Я не могу удержаться, чтобы не плакать, когда ушиблась.

- Плакать не надо, произнес энергично Джоб, под сильным впечатлением этого нравственного правила, усвоенного, впрочем, уже после продолжительного нарушения его.

- Джоб похож на меня, сказал Феликс, больше любит проповедывать другим, чем сам исполнять свои поучения. Но посмотрим эти часы, - продолжал он, открывая и разсматривая их. - Эти маленькия женевския игрушки имеют такую прекрасную конструкцию, что мало подвержены повреждению. Но если вы будете их заводить аккуратно и устанавливать как следует, то будете знать, по крайней мере, что когда стрелка показывает вот сюда, тогда не может быть полдень.

Феликс нарочно болтал для того, чтоб дать Эстер время оправиться; но тут вернулась м-сс Гольт и начала извиняться.

- Я знаю, что вы простите мою отлучку, мисс Лайон. Нужно было присмотреть за яблочными тортами: я люблю делать исправно каждую малость, которая лежит на моей обязанности. К тому же мне теперь больше приходится хлопотать о чистоте, чем прежде, как вы сами можете согласиться, взглянув на этот пол. Но если человек привык заниматься известным делом, и вдруг оно оказалось ненужным, то подобная перемена для этого человека будет столь же тяжела, как еслибы у него отрубили руки, которыми он работал; он точно также почувствует, что пальцы на них не приносят уже больше никакой пользы.

- Славная картина, мать, сказал Феликс, закрывая часы и передавая их Эстер, - я еще никогда не слыхал, чтобы вы прежде так живописно говорили.

- Да, я знаю, что ты всегда найдешь что нибудь по так в словах своей матери. Но если когда нибудь была женщина, которая могла бы безстрашно говорить пред раскрытой Библией, так это именно я. Я никогда не говорила неправду, и никогда не буду говорить, хотя и знаю, что это делается, мисс Лайон, - и делается даже членами церкви, когда им нужно, например, продавать свечи, - этому я могу привести вам доказательство. Но я никогда не была из таких: пусть Феликс говорит, что хочет о моих врачебных средствах. Отец его искренно верил в их правдивость, и было бы слишком заносчиво утверждать противное. В деле лечения, может-ли ктобы-то ни было знать достоверно, которое лучше? Физического лечения не может быть без благодати, а с помощью этой благодати, я сама видела, как например, горчичник оказывал действие, когда в самой горчице не столько было запаха и остроты, сколько муки. Какая причина этого? ведь никто не знает, сколько времени горчица лежала в бумаге; - предоставляю вам самим догадаться.

М-сс Гольт с силою открыла окно и издала небольшой, невнятный звук презрения.

Феликс прислонился к стенке своего стула с сдержанной улыбкой и теребил Джоба за уши.

Эстер же машинально произнесла: "я думаю, что теперь мне можно идти." Она не знала что сказать другое, но и не хотела уходить тотчас же, чтобы не показать вида, что бежит от м-сс Гольт. Она хорошо поняла, какое мучение тут должно быть для Феликса. А еще она сама часто была недовольна своим отцом и называла его скучным.

- Где живет Джоб Тоддс? спросила она, все еще сидя и смотря на смешную маленькую фигурку, облеченную в оборванную курточку, зад которой дюйма на два выдавался к верху.

- У Джоба два жилища, сказал Феликс. - Большею частию он обитает здесь, но у него есть и другой дом, где живет его дед, м-р Тодж каменщик. Моя мать очень добра к Джобу, мисс Лайон. Она сделала ему маленькую постель у шкафа и дает ему сладкий суп.

из глаз последней исчезло прежнее холодное выражение, и что они смотрели с какою-то мягкостью на маленького Джоба, который повернулся к ней, опираясь своей головкой на Феликса.

- Ну, почему бы я не должна быть нежной к ребенку, мисс Лайон, - сказала м-сс Гольт, сильно развитые состязательные способности которой искали хотя бы даже воображаемого противоречия, за неимением под рукой действительного. - Я никогда не была жестокосердою и никогда не буду такою. Конечно, сам Феликс призрел ребенка и взял его к себе, потому что он всегда сам господин в своем доме, но из-за этогь не стану же я дурно с ним обращаться, к тому же я очень люблю детей, а между тем из моих только один остался жив. У меня было трое малюток, мисс Лайон, и Богу угодно было сохранить из них только одною Феликса, самого непокорного и угрюмого. Но я исполнила свою обязанность в отношении к нему; я говорила ему, что он должен учиться больше своего отца, должен сделаться доктором и взять себе жену с деньгами, как я сама была, со всяким обзаведением, - а у меня на руках были бы внучата и я стала бы ездить иногда в кабриолете, как старая м-сс Люкин. Между тем вы видите мисс Лайон, что из всего этого вышло! Феликс сделал из себя простолюдина и говорит, что никогда не женится; это самое безразсудное дело и для него самого вовсе не легкое, но когда у него на коленях будет ребенок, или когда...

- Постойте, постойте мать; вскричал Феликс, - пожалуйста не приводите более своего прежнего избитого довода, что человек должен вступать в брак потому, что любит детей. Это скорее может заставить человека не жениться. У холостяка тоже есть дети: они всегда малолетны; они не могут вымирать, как дети обыкновенные; они постоянно только лепечут, они совершенно безпомощны и легко могут сбиться с доброго пути.

- Один только Бог знает что ты хочешь сказать! А разве всякия другия дети не имеют также возможности сбиться с доброго пути.

- О, они сбиваются тотчас же, как только выростають. Вот хотя бы и Джоб Тодж, сказал Феликс, поворачивая малютку на своих коленях, и придерживая его затылок, - все члены Джоба сделаются тощими; этот маленький кулак, похожий теперь с виду на гриб и не вмещающий в себе больше одной ягоды крыжовника, сделается большим, костистым и, может быть вздумает захватывать себе больше, чем следует. Эти широкие голубые глаза, которые говорят мне теперь больше правды, чем сколько её известно самому Джобу, - будут делаться все уже и уже и постараются скрыть ту истину, что Джоб был лучше во время своей невинности; этот маленький, отрицающий нос сделается длинным и самоуверенным, а этот крошечный язык - высунь твой язык, Джоб, (Джоб, пораженный страхом при такой церемонии, высунул боязливо маленький красный язычек), этот язык, - который теперь едва-ли больше лепестка розы, сделается широким и толстым, будет болтать не во время, делать зло, - будет хвастаться и лицемерить из-за прибыли или тщеславия, и язвить так жестоко за всякую неловкость, как будто бы он был наточенным клинком. Толстый Джоб будет может быть упрямым... Когда Феликс, говоря по своему обычаю громко и выразительно произнес это страшное и вместе с тем знакомое Джобу слово, мистификация сделалась ужн слишком тягостной для малютки: он скорчил губки и разразился плачем.

- Ну посмотри, - сказала м-сс Гольт, - ты пугаешь невинного ребенка таким разговором, - а немудрено напугать тех, кто считает себя в полной безопасности.

- Посмотри сюда, Джоб, мой мальчик, сказал Феликс, ставя ребенка на пол и поворачивая его к Эстер, - иди к мисс Лайон, попроси ее улыбнуться тебе, и эта улыбка, подобно солнечному лучу, осушит твои слезы.

Джоб положил свои оба смуглые кулачка на колени Эстер, которая нагнулась, чтобы поцаловать его. Потом, держа его личико в своих руках, она сказала: - Скажи м-ру Гольту, Джоб, что мы вовсе не намерены быть упрямыми. Он должен лучше думать о нас. Однакожь теперь мне в самом деле пора домой.

Эстер встала и протянула руку м-сс Гольт, которая, отвечая, держала ее все время в своей руке, что несколько смутило Эстер.

- Я очень рада, если вам иногда вздумается зайти сюда, мисс Лайон. Я знаю, что вас считают гордой, но я говорю о людях так, как сама нахожу их. А я уверена, кто действительно скромен, тот приходит и туда, где пол подобен нашему, я даже спрятала мои лучшие чайные подносы, - они теперь слишком несоответствуют общему виду целого, - мне остается теперь ожидать утешения разве только от Неба, но все-таки не говорю, чтоб я уже была недостойна лучшей участи.

- Прощайте, м-р Гольт.

- Как вы думаете, будет-ли приятно м-ру Лайону, если я приду посидеть с ним с час времени вечером?

- Отчего же нет? Он всегда рад вас видеть.

- Так я приду. Прощайте.

тем лучше для него. Кто женится на ней, - у того должен быть толстый карман.

- Это правда, мать, - сказал Феликс, садясь и проворно подхватывая маленького Джоба, чтобы дать исход какому-то невыразимому чувству которое начинало его мучить.

Возвращаясь домой, Эстер была отчасти задумчива, но вместе с тем чувствовала себя счастливее, чем за несколько дней пред тем. "Меня вовсе не безпокоит", думала она, что я выказала такую тревогу из-за его мнения обо мне. Он слишком проницателен, чтоб ошибаться в нашем взаимном положении; он стоит так высоко, что не может ложно истолковать мой поступок; сверх того, он совсем обо мне не думает - я это видела очень ясно. Однакож он был очень добр. В нем есть что-то более высокое и честное, чем я предполагала. Его поведение сегодня - и в отношении к матери и ко мне - я назвала бы высшей степенью порядочности, только, кажется, в нем это не то, а что-то высшее. Он себе избрал невыносимую жизнь, хотя мне кажется, что еслибы по уму я была ему равна, и еслибы он меня сильно любил, то я выбрала бы себе туже самую жизнь."

Эстер чувствовала, что предпосланное ею такому результату "если" было невозможностью. Но теперь, когда она узнала Феликса, прежния понятия её о том, чем должна быть счастливая любовь, сделались как бы туманной картиной фантасмагории, в которой фигуры, еще за минуту перед тем ясные, постепенно приняли новые формы и новые краски. Её любимые байронические герои предстали перед ней почти в том же самом виде, в каком вечерния фейерверочные декорации являются при отрезвляющем дневном свете. Так быстро овладевает нами незначительная, повидимому, закваска новых взглядов - так неизмеримо влияние одной личности на другую. Исходной точкой всех мыслей Эстер было предположение, что если Феликс Гольт полюбит ее, её жизнь дополнится чем-то совершенно новым и высоким, каким-то трудно понимаемым блаженством; подобное блаженство можно себе представить только в тех людях, которые обладают сознанием, что неутомимо стремившись к развитию, они наконец усовершенствовали свои способности.

потому что считал пастора озабоченным каким-то частным делом. Феликс много размышлял об Эстер, - и при этом сильное порицание ее соединялось с сильным влечением к ней же; результатом таких ощущений было чувство, совершенно противоположное равнодушию; но он не дошел еще до того, чтобы допустить какое бы ни было влияние с её стороны на свою жизнь. Еслибы у него и не было твердо определенной решимости, то он все-таки остался бы при мнении, что она будет питать к нему полное пренебрежение в других отношениях, кроме простого знакомства; и сомнение, высказанное ею сегодня, не изменило такого убеждения. Но все-таки Феликс был глубоко тронут этим проявлением её лучших качеств и чувствовал, что к связывавшей их дружбе прибавилась новая нить. Вот что в кратких словах мог сказать сам он о своих отношениях к Эстер, а он привык наблюдать за собой.

Феликс застал м-ра Лайона в полном ударе поговорить. Пастор еще не облегчил себя откровенным рассказом о последнем своем письме к м-ру Филиппу Дебари, почему он очень обрадовался посещению Феликса и немедленно сообщил ему о своей попытке.

- Я не вижу, каким образом он может исполнить вашу просьбу, если сам ректор откажется, сказал Феликс, считая за лучшее несколько умерить твердую уверенность маленького человечка.

- Ректор такой человек, который не любит вообще возбуждать какие бы то ни было затруднения в светских делах, он не может отказать в том, что необходимо для честного исполнения обязательства его племянника, сказал м-р Лайон. - Молодой друг мой в настоящем случае дело направляется к желанному мною исходу, таким прекрасным, удобным путем, что я считал бы себя окончательно изменившим своей обязанности, еслибы оставил без внимания это очевидное указание свыше.