Феликс Гольт.
Глава XXIV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Феликс Гольт. Глава XXIV. (старая орфография)

ГЛАВА XXIV.

Руфус Лаон чувствовал себя очень счастливым в то ясное ноябрское утро, когда в просторной комнате училища для бедных, было назначено знаменитое прение между ним самим и достопочтенным Теодором Шерлоком. Горечь обманутой надежды на состязание с самим ректором, - которая сначала была очень сильна - постепенно распускалась в положительном наслаждении, что представился случай к диспуту на каких бы то ни было условиях. В подобных случаях, у м-ра Лайона были два главные повода к удовольствию: уверенность в правоте своего дела и уверенность в своих собственных адвокатских способностях. Нельзя сказать, - употребляя собственное выражение пастора, - чтобы он тщеславился этим; самая речь и изложение пояснительных доводов были для него легки, а если нападения его на противника и отличались резкостью, то, по его мнению, причиною было то, что и самая истина отличалась теми же свойствами. Он вовсе не гордился способностью легко двигаться в своей сфере. Человек, свободно действуя в воде своими членами, считает себя искусным пловцом; но рыба плавает гораздо лучше его, и за всем тем для нея это дело не особенно-важное.

Был-ли м-р Шерлок подобен такому человеку, который может держаться на воде и поздравлять самого себя с этим успехом, это осталось тайной. Филип Дебари, сильно занятый своими избирательными делами, только раз имел случай спросить у дяди, хорошо-ли приготовляется Шерлок. Ректор отвечал на это коротко: "я думаю, что хорошо. Я снабдил его достаточным количеством пособий. Я советую ему на диспуте только читать, отклоняя от себя все другия формы состязания как выходящия из программы. Лайон договорит до известного пункта, а потом Шерлок прочтет: будет что слушать; вместе с тем это будет разнообразнее." Но в самое утро диспута безотлагательные дела, относящияся к судейским обязанностям, заставили ректора отлучиться. Были разосланы надлежащия повестки, и женская половина населения Большого Треби гораздо более волновалась вследствие ожидании предстоявшого диспута, чем по поводу речи какого бы то ни было кандидата. М-сс Пендрелль, м-сс Тилиот и вообще леди, принадлежащия к господствующей церкви, считали своею обязанностию послушать викария, который был известен, - по аналогии, конечно с качествами викариев вообще, - за весьма сведущого молодого человека; он покажет им, какою ученостью располагает правая сторона. Одна или две диссентерские леди не могли удержать своего волнения при мысли, что сидя на передних скамейках, оне будут слишком близко к старинным своим приятельницам по церкви, и что должны будут оказывать им более продолжительные приветствия при встрече, чем какие делались во взаимных сношениях этих особ со времени эмансипации католиков. М-сс Мускат, которая была красавицей и казалась столь же милою в своем модном наряде, как каждая леди в Треби, из числа принадлежащих к господствующей церкви, - разсудила, что ей должно надеть самый лучший большой вышитый воротничок и спросить м-сс Тилиот, где именно в Дуффильде она приобрела свои постельные занавесы, так превосходно выкрашенные. Когда м-сс Тилиот называлась еще просто Мери Сальт, обе лэди были закадычными друзьями; но м-р Тилиот смотрел все надменнее и надменнее, с тех пор, как его можжевеловая водка получила громкую известность; а в 29 году он, в присутствии м-ра Муската, отзывался о диссентерах, как о подлецах, - дерзость, которую нельзя было оставить без внимания.

Диспут должен был начаться в одинадцать часов, ректор не согласился, чтобы для этой цели был избран вечер, потому что тогда пришлось бы допустить на него лиц из нисшого класса народа, а также детей. Уже по одной этой причине женская половина публики значительно превосходила численностью мужскую. При всем том на диспуте были некоторые первенствующия лица из жителей Треби; были даже люди, подобные м-ру Пендреллю и м-ру Уэсу, средства которых делали их независимыми от всяких теоретических взглядов. Эти лица ободряли себя тою мыслью, что они присутствовали не при богослужении и не были обязаны, поэтому, оставаться там дольше, чем сколько хотели. Тут было полное собрание всех диссентеров, которые только могли располагать своим утренним временем, а на задних скамьях видны были все пожилые прихожанки, смиренно заботившияся, чтобы не пропустить ничего церковного или имеющого отношение к стремлению к лучшему.

В одинадцать часов прилив слушателей, казалась прекратился. М-р Лайон сидел на училищной кафедре за особым круглым столом; другой круглый стол с креслом ожидал викария, с высоким положением которого было совершенно сообразно - не приходить первым на состязание. Далее позади поставлена была пара кресел, и уже не одну важную особу просили быть президентом прений; но никто из прихожан не хотел поставить себя в положение столь двусмысленное по отношению к своему внешнему достоинству и столь недвусмысленное в отношении обязанности высидеть весь диспут; между тем ректор заблаговременно запретил быть председателем кому бы то ни было из диссентеров. М-р Лайон терпеливо сидел, погруженный в размышления, смотря, казалось, на публику, но не видя ее; его заметки лежали перед ним в мелко исписанной рукописи. Все были довольны этим промежутком времени, в которое можно было немного поболтать с соседями.

Эстер в особенности была счастлива, она сидела на боковой скамье, близь отцовской каффедры, а Феликс находился непосредственно позади её, так что ей стоило только повернуть голову, чтобы говорить с ним. С того утра, в которое она была в его доме, он сделался очень добр к ней, стал более расположен снисходительно слушать её слова и менее нечувствителен к её взорам и движениям. Еслибы он никогда не относился к ней жестко или объявил бы, что не имеет и повода к её обвинению, то она мало придавала бы значения тому вниманию, которое он ей оказывал, но теперь надежда видеть его, казалось, освещала её жизнь и разсеивала прежнюю печаль. Сегодня Эстер была особенно очаровательна, уже вследствие того, что не имела живого сознания ни о чем другом, кроме сознания близости к себе существа, которое требовало, чтобы она сделалась лучшею, чем была в действительности. Отпечаток чувства собственного превосходства по отношению к людям, окружавшим ее, исчез и втечение немногих последних недель глазам её сообщилось кроткое выражение, а всем манерам - более женственной нерешительности и сдержанности. Быть-может, на месте прежнего презрения к окружающим - возник новый вид его - презрение к взгляду жителей Треби на Феликса Гольта.

- Какая прелестная молодая девушка дочь вашего священника! сказала м-сс Тилиот вполголоса, обращаясь к м-сс Мускат, отыскавшей, как она и ожидала, место близь своей бывшей подруги, - она настоящая леди.

- Даже ужь слишком прелестна для своего положения, отвечала м-сс Мускат. - Она считается гордою, а это нехорошо в девушке, даже еслибы и в самом деле было чем гордиться. Теперь она, кажется, занята ободрением этого молодого Гольта, который все осмеивает, как видно но ею лицу. До сих пор она пренебрегала его достоинствами; но я предоставляю вам самим судить, - может-ли молодой человек, достающий себе пропитание такими незавидными способами, - может-ли он платить за тонкие кембриковые платки и изящные лайковые перчатки.

М-сс Мускат опустила свои белокурые ресницы и покачала красивой головкой, едва заметно, из стороны в сторону, - выражая тем искреннее желание быть умеренной в выражениях, несмотря на неприятное ощущение, какое производят на нее окружающия явления.

- Милочка, милочка, - сказала м-сс Тилиот. - Как! этот молодой Гольт, что наклонился вперед, без галстука? До сих пор я никогда его не видала, но слышала, как говорил об нем Тилиот. Говорят, что это опасный человек, что он волнует спрокстонских рабочих. И ужь конечно, такие огромные глаза и большая косматая голова могут испугать каждого. Что она в нем находит? Он гораздо ниже её.

- Да, тем больше, что она приготовлялась быть гувернанткой, сказала м-сс Мускат, - вы не сомневаетесь, конечно, что она лучше знает кого избрать себе. Но очень жаль, что пастор дал ей возможность забрать верх. Это достойно сожаления в служителе божием, - я не отрицаю, что он действительно таков.

- Ну, жаль, сказала м-сс Тилиот, - я хотела было пригласить ее давать уроки моим дочорям, когда они возвращаются из школы.

Между тем м-р Уэс и м-р Пендрелль стояли и обозревали публику, кивая головою своим согражданам с приветливостью, какая прилична людям их положения в свете.

- Однакожь ему уже время бы придти, сказал м-р Уэс, смотря на свои часы и сравнивая с класными. - Этот диспут - новоизобретенная штука, ректор ни за что не согласился бы на него, еслибы тут не было основательных причин. Нолен говорил, что он не придет. По его словам, этот диспут - безбожное дело, атеисты охотники до подобных вещей. Как бы то ни было, но от м-ра Шерлока мы услышим только хорошее. Он скажет славную проповедь - такой ужь молодой человек.

- Да, наш долг - поддержать его, не оставлять его одного среди диссентеров, скатал м-р Пендрелль. - Однакож, не все сознают это. Если Люкин не пришел, то Лаброн должен бы был показаться. Я сам мог бы, пожалуй, сослаться на занятия, еслибы счел это приличным.

- Вот, кажется, он идет, сказал м-р Уэс, заметив движение близь маленькой двери на одном уровне с платформой.

- Клянусь св. Георгием! это м-р Дебари. Вот отлично!

М-р Уэс и м-р Пендрелль подали знак к аплодисментам и этому примеру последовала даже большая часть диссентеров. Филипп знал, что он совершал популярное дело, являясь на диспут, и притом дело такого рода, к которому старшие Дебари не приучили жителей Треби; впрочем, его появление не было заранее приготовлено. Он ездил из города на некоторое разстояние по делу, но посетив контору Лаброна, нашел, что дело, которое требовало его присутствия, было отложено, тогда он отправился в школу. Христиан сопровождал его.

М-р Лайон пробудился от своих размышлений, и сойдя с небольшого возвышения, на котором сидел, просил м-ра Дебари принять на себя роль руководителя нрений или президента.

- Он слишком уже медлит, сказал м-р Лайон. - Но, конечно, этому есть причина, которой мы не знаем. А между тем не лучше-ли будет мне подготовить внимание собрании к предстоящей беседе посредством краткого вступительного приветствия?

- Нет, нет, нет, сказал м-р Уэс, терпение которого готово было лопнуть. - М-р Шерлок наверно будет здесь чрез минуту или две.

- Христиан, сказал Филипп Дебари, которого брало уже легкое предчувствие чего-то недоброго, - будьте так добры останьтесь здесь, я отправлюсь сам. Извините меня, джентльмены, я съезжу на квартиру к м-ру Шерлоку. Может быть, он ошибся во времени. Люди занимающиеся бывают иногда несколько разсеянны. Вам не нужно идти со мной, Христиан.

По уходе м-ра Дебари, Руфус Лайон опять взошел на кафедру в несколько безпокойном расположении духа. Ему приходили на ум мысли о том, как хорошо было бы с пользою занять публику, чтоб из непредвиденной отсрочки прений извлечь какое-нибудь назидание. Но по своей врожденной деликатности он понял, что в этом собрании прихожане господствующей церкви могли с полным основанием отклонить всякое такое утешение с его стороны, выходившее за пределы программы сегодняшних прений, - тем более, что и отрицание м-ра Уэса было очень энергично. Маленький человек страдал от накопления невысказанных идей, испытывая такое же безпокойство, как скаковая лошадь, находящаяся в заключении.

- Ваш отец чем-то озабочен, сказал Феликс, обращаясь к Эстер.

- Да, и теперь, я думаю, ему нужны очки. Я надеюсь, что он не оставил их дома: без них он не в состоянии будет разсмотреть что бы то ни было на разстоянии двух аршин перед собою, это, кроме того, отнимает у него возможность знать, чего другие желают или ожидают.

- Я пойду, спрошу - взял-ли он их с собой, сказал Феликс, перешагивая через переднюю скамейку и приближаясь к м-ру Лайону, на лице которого блеснуло удовольствие при виде возможности выйти из прежнего созерцательного уединения.

- Мисс Лайон боится, что вы потеряли свои очки, сэр, сказал Феликс.

настоящей минуты, несколько и тягостная, но за то служащая как бы противовесом краткости нашей земной жизни (в этой жизни, как я понимаю, мы развиваем свои способности не только для передачи их нашим наследникам в усовершенствованном виде, как вы доказываете, но также и для того, чтобы иметь доступ к высшему посвящению в божественные предначертания), - эта великая истина, я говорю, заключается в том, что даже в так называемые безплодные минуты нашей жизни, - как, например, в минуты ожидания, - дух может воспарять и витать подобно тому, как он витает в некоторых наших сновидениях, которые столь же скоротечны, как изломанная радуга, а между тем совмещают в себе, повидимому, долгую историю ужаса или радости. И сверх того, каждая минута может служить источником новой духовной энергии; наш пульс служит, без сомнения, лишь грубым выражением перехода от того, чего не было, к тому, что существует, даже в самых утонченных процесах вещественного мира, - и насколько более...

Эстер наблюдала за своим отцом и Феликсом, и хотя она не слышала того, что говорилось, но догадывалась о действительном положении дела, - догадывалась, что вопрос об очках оставлен без внимания, и что её отец углубился сам и запутал Феликса в ученые разсуждения. Так как кругом нея не было такой тишины, которая сделала бы слишком заметным всякое движение с её стороны, то Эстер, под влиянием волновавшей ее тревоги, решилась приблизиться к кафедре и подошла к отцу, который остановился, несколько испуганный.

- Посмотрите, пожалуйста, папа, не забыли-ли вы взять свои очки. Если забыли, - так я сейчас же пойду домой и поищу их.

М-р Лайоп машинально повиновался дочери и стал торопливо ощупывать свои карманы.

- Отчего это мисс Джермин в таких дружеских отношениях с диссентерским пастором? спросил Христиан у своего задушевного друга, Кворлена, торийского типографщика. - Ведь не может же быть, чтоб это гордое семейство Джерманов принадлежало к числу диссентеров?

- Какая

- Разве вы не видите, - эта прекрасная девушка, которая говорит с ним.

- Мисс Джермин! Какое, это дочь маленького пастора.

- Его дочь! - Христиан легонько свиснул, чем естественно выражалось удивление, что у ржавого старого ритора есть такая красавица-дочь.

Между тем поиски очков оказались тщетны. "Это все от моей прискорбной небрежности, моя милая", сказал смиренно маленький человечек; - я чрез это становлюсь для тебя неприятным бременем.

подождать. Поговорив вполголоса с м-ром Пендреллем и м-ром Уэсом, Филипп Дебари подошел к кафедре и, держа в руках шляпу, сказал с печальным и встревоженным видом.

- Мне очень неприятно объявить вам, леди и джентльмены, что м-р Шерлок отлучился из своего дома, и до сих пор не отыскан. Без всякого сомнения, это произошло по какой-нибудь случайной причине, которая я уверен, скоро разъяснится и не будет заключать в себе ничего серьезного. Он вышел, как объяснила мне его хозяйка, рано, чтоб освежиться прогулкой в это прекрасное утро, - что, по её словам, он всегда делал, когда приходилось долго заниматься, - и не возвратился. Но не будем слишком тревожиться. Я распоряжусь, чтоб произведены были розыски в том направлении, в котором он пошел. Легко можно себе представить много неимеющих важного характера случайностей, которыми он мог быть задержан против своей воли. По этим обстоятельствам, м-р Лайон, - продолжал Филипп, обращаясь к пастору, - мне кажется, что диспут должен быть отложев.

- Диспут, без сомнения, должно отложить, - начал м-р Лайон; но дальнейшия его слова были заглушены шумом встававших с своих мест прихожан; многие из них притом подумали, что если причина отсрочки диспута и была плачевна, то самая отсрочка уже вовсе не может быть названа неприятною.

- Боже милостивый! - сказала м-сс Тилиот, взяв под руку своего супруга, - я надеюсь, что бедный молодой человек не упал в реку и не сломал себе ногу.

Некоторые из более желчных диссентеров, которых нрав не был сдерживаем привычкою вести дела по мелочи, начали свистать, давая тем понять, что по их мнению отсутствие викария не имело никакого отношения к опасности его жизни или здоровья.

смотрел на дело с совершенно светской точки зрения.

М-сс Мускат думала, что было бы вполне справедливо прочистить дно всех окрестных рек и ручьев чтоб отыскать викария; и в этом отношении с ней соглашалось большинство леди, принадлежавших к господствующей церкви.

- Я искренно сожалею, м-р Лайон, сказал Филипп Дебари, вежливо обращаясь к пастору, - что должен проститься с вами, не будучи в состоянии теперь же сделать вам угодное, как я желал.

- Зачем извинения, сэр, отвечал пастор унылым голосом. - Я не сомневаюсь, что вы сами вполне добросовестно действовали. Равным образом я не допускаю и таких толкований, которые, под влиянием гнева, могут иметь вид основательности, но при раскрытии истины, окажутся ошибочными и злобными выдумками. Желаю вам доброго утра, сэр.

Когда приверженцы господствующей церкви оставили комнату, м-р Лайон пожелал укрепить свой собственный дух, а также и дух своей паствы несколькими разсуждениями, которые должны были предшествовать прощальной молитве. Но эта попытка встречена была общим сопротивлением. Слушатели собрались вокруг пастора и объявили, что, по их мнению, все это дело наносило безчестие церкви. Одни из них говорили, что отсутствие викария было заранее придумано. Другие делали слишком прозрачные намеки, что со стороны м-ра Лайона было глупо приниматься за какое бы-то-ни было дело сообща с ториями и местным духовенством, которые, если бы хотя сколько-нибудь подражали в важности диссентерам, то никогда не позволили бы себе смеяться над ними из-под руки. Брат Кемп своим густым басом настаивал, чтобы м-р Лайон, не теряя времени, послал отчет обо всем этом деле в "Патриот", а брат Гаукинс высоким тенором заметил, что при настоящем случае очень кстати можно бы было высказать высокоцерковникам несколько язвительных вещей. Выслушивание разноголосного выговора от членов своей церкви уже не было новостью для м-ра Лайона; но теперь он чувствовал себя утомленным, обманутым и отчаивался в собственных силах. Феликс, стоявший подле него и видевший страдания этого впечатлительного человека от крика говорунов, которым ничего не стоили их шумные поверхностные суждения, пришел в раздражение. "Мне кажется, господа, разразился он, покрывая всех своим голосом, что до сих пор на долю м-ра Лайона выпадала самая трудная часть дела, тогда как вашему собранию оставалась одна только легкая. Бичуйте духовенство прихода, если вам это нравится, - оно само о себе может заботиться. Но не карайте вашего собственного пастора. Быть может, это не мое дело, - по крайней мере, но более того, на сколько честный поступок есть дело каждого; но мне кажется, что уже время попросить м-ра Лайона отдохнуть немного, вместо того, чтоб бросаться на него, подобно стае ос".

говоруны отхлынули, и м-р Лайон оставил поле несостоявшагося сражения, сопровождаемый маленькой кучкой менее повелительных из числа своих друзей, которым сообщил свое намерение изложить вполне свои доводы письменно и послать к какому нибудь безпристрастному издателю.

- Но по отношению к личностям, прибавил он, - я не намерен делать того-же. Сказать, что этот молодой человек струсил? Но плохи были бы мои доводы, когда бы я хотя на минуту принял за точку опоры такой скудный и несообразный с здравым смыслом силлогизм, что если один викарий неудовлетворителен, то лжив и весь епископат. Если кого и следовало бы выставить на заслуженный позор, то это именно хороню известного главу нашего прихода, который, именуя себя одним из борцов церкви, посылает вместо себя на борьбу молодого, слабосильного человека.

М-р Филипп Дебари действительно произвел тщательное разследование обстоятельств, задержавших достопочтенного Теодора Шерлока на его утренней прогулке. Этого благонамеренного молодого богослова более не видали в большом Треби. Но в реке не делали поисков, потому что с вечерним дилижансом ректор получил объяснительное письмо. Волнение достопочтенного Теодора возрасло до такой степени в течение его прогулки, что ехавший мимо дилижанс послужил заманчивым средством спасения, которому невозможно было противиться; и именно в одинадцатом часу (время прения) молодой человек радостно укатил, увозя с собою в кармане и честь своего диспута.

Вслед за тем ректор имел удовольствие получить тщательно обдуманное произведение м-ра Шерлока в напечатанном виде, с посвящением достопочтенному Аугустусу Дебари, с девизом и с другими приложениями, плодом зрелого размышления в досужее время. Ректор был "опечален за бедного Шерлока, у которого не хватило смелости", но сохранил убеждение, что с своей стороны, дал делу такой оборот, который при настоящих обстоятельствах наименее был неблагоприятен для церкви. А сэр Максим замечал брату и сыну, что он был прав, а они неправы относительно опасности, какую представляют чрезмерные выражения благодарности диссентерскому проповеднику, и потом, при всяком разногласии с ними в мнениях, он редко упускал случай напомнить им об этом обстоятельстве.