Феликс Гольт.
Глава XXXI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Феликс Гольт. Глава XXXI. (старая орфография)

XXXI.

Наконец наступила знаменательная эпоха выборов в северном Ломшире. Дороги, ведущия в Треби, были покрыты большим числом повозок, ездоков, простых пешеходов, чем даже это бывало ежегодно в ярмарочную пору. В Треби должны были вноситься в списки многие избиратели, самые физиономии которых были совершенно неизвестны городу; всеобщее внимание до того было обращено на выборы, что те личности, которые хотя и занимались делами, имеющими связь с выборами, но сами не приходили записываться в список избирателей, уже не возбуждали к себе со стороны обитателей Треби ни подозрения, ни особого любопытства. Известно было, что никогда в графстве не помнили такого полного раздробления голосов, какое было теперь, и знали также, что будет жаркая борьба между Гарстином и Трансомом. Главная квартира м-ра Джонсона была в Дуффильде; но несмотря на это, он постоянно повторял правило знаменитого Путти, - что способный избирательный агент должен быть вездесущ; и независимо от всякого соглашения между ним и Джермином, присутствие м-ра Джонсона имело вообще сильное влияние на ход дел в этот декабрский день в большом Треби.

Мелкий дождь, моросивший с ранняго утра и замеченный некоторыми тори, которые выглядывали из окон своих спален еще до шести часов, подавал им надежду, что в конце концов наступающий день, может быть, пройдет благополучнее, чем ожидали пессимисты. Дождь считался, некоторым образом, на стороне спокойствия и консерватизма; но вскоре разсеявшияся облака и мелкие лучи декабрского солнца возобновили прежния опасения. Так как при реформированных выборах уже были примеры безпорядков и как при том прежнее доверие жителей требинского округа к естественному ходу вещей отчасти было потрясено тем, что вновь приехавший сквайр, носящий древнюю фамилию, явился радикальным кандидатом, - то на выборы многие смотрели с неопределенным опасением, в котором сказывалось, - как бы эти выборы не послужили чем нибудь в роде зажженного фитиля, потому что тут соберутся, вероятно, разные вредные личности, произойдут столкновения, а вследствие того - и тревога для людей почтенных, которым ничего более не оставалось, как только принять немного джина, в виде средства предохранительного перед выборами, и укрепляющого - после них. Арендаторы трансомских земель были сравнительно-спокойны: м-р Гофф, из кроличьяго конца, человек бедный, доказывал, что "все один молот" и что выборы были нисколько не хуже падежа овец; между тем м-р Доббс, имевший, в качестве человека богатого, более светлый взгляд на жизнь, разсуждал, что если радикалы опасны, то безопаснее будет взять их сторону. Избиратели Дебари и Гарстина говорили, что одни только они имеют право считать себя щитом против злокозненных людей; а м-р Краудер, так только был в состоянии привести в порядок свои мысли, предлагал собрать всю фермерскую прислугу, вооружив ее вилами. Но люди, более храбрые, даже отчасти радовались тому, что - если будут угрожать насилием, так они и сами могут воздать обидчикам тем же.

М-р Кроу, высшая полицейская особа в Треби, секретно заучивал уже краткое воззвание к мятежной толпе на случай, еслибы оно понадобилось: ректор предупредил его, что первым долгом в подобных обстоятельствах должны быть меры не только против открытого бунта, но и против подстрекательств к нему. Ректор и его товарищ судья думали, что было бы не худо на такой случай увеличить состав полиции несколькими чрезвычайными констеблями, но потом убедились, что присутствие на выборах людей, хотя и не требовавшихся безусловно для самой процедуры выборов, но преданных, не может быть признано возбуждением мятежного духа. Благотворительные клубы из разных концов города прислали своих представителей: одни из них носили на себе оранжевые повязки и шли с знаменем торийского кандидата, другие были украшены вигским цветом. Оранжевые и темно-синия повязки шли с пением, наиболее приличным настоящему случаю и эмблематически выражавшим их убеждения. Не было только ни одного клуба с радикальным голубым цветом: члены спрокстонского клуба надели темно-синий, а м-р Тшуб украсился этим цветом в таких размерах, что издали был очень похож на какой-то огромный синий цветок. Вообще казалось, что "эти славные ребята", представители прекрасного учреждения благотворительных клубов, выставившие девизу "будем продолжать братскую любовь", - составляли гражданское войско, цель которого была воодушевить избирателей двух здравомыслящих партий и поддержать в них мужество. Но с другой стороны значительное число людей, неукрашенных никакими повязками, углекопов и каменьщиков, которые в качестве британских подданных, воспользовались своим правом быть в Треби при настоящем случае - также имело вид силы, только вероятно менее вежливой, чем гражданское войско клубов. Политическия мнения этих людей оставались в неизвестности, до тех пор, пока само собой не уяснилось, кого они хвалили и на кого ворчали.

Таким образом дорога до самых шалашей, где совершалось записывание избирателей, была покрыта разнохарактерным народом; люди, которые там были, к какой бы партии ни принадлежали, пользовались привилегией выслушивать от противоположной партии замечания на счет самых крупных недостатков или излишеств в своем костюме; в этот день жители Треби, - не подозревая того, что имели за себя авторитет Цицерона, - придерживались того мнения, что телесные недостатки противника служат законным поводом к насмешке над ним; если притом еще замечали, что избиратель истощал все свое остроумие, чтоб сделать свою наружность более привлекательною, то брань и насмешки сыпавшияся на него, выражались формулой, в которой прилагательным служили слова: тори, виг или радикал, смотря по надобности, а для существительного оставлялся пробел, наполнять который предоставлялось личному вкусу говорившого.

Некоторые из более боязливых людей предпочли вынести это испытание сколько можно раньше утром. Одним из самых ранних был м-р Тимотей Роз, джентльмен фермер из Лик-Мольтона. Выходя из дому, он уже имел некоторые зловещия предчувствия и потому завернул самые нежные части своего тела в фланель и надел два сюртука, в виде брони, хотя и слабой. Но вспомнив с некоторым трепетом, что не было никакого средства защитить, как следует, голову, он еще раз поколебался в своем намерении ехать на выборы; он еще раз заметил м-р Роз, что наступили тяжелые времена, когда человек, владеющий независимым состоянием, должен был подавать голос "волей-неволей"; наконец, побуждаемый тою мыслью, что, в "такия времена", своим непоявлением он может бросить на себя дурной свет, м-р Роз сел в свою одноколку, взяв с собой рослого кучера, которому приказал не терять себя из виду, на пути к избирательным спискам. Едва-ли было более девяти часов, когда м-р Роз, покончив свои обязанности и подвеселив себя глотком вишневой водки в "Маркизе-Гренби", отправился назад уже в гораздо более бодром расположения духа и заехал к м-ру Полэу, жившему при самом выезде из города. "Бывший лондонский житель, думал Роз, человек опытный, он оценит по достоинству разсудительность поступков его, м-ра Роза, и даже может сообщить о том другим." М-р Полэ наблюдал за пересадкой деревьев в своем саду, когда вошел м-р Роз.

- Ну, м-р Полэн, сказал Роз, бросая самодовольный взгляд на свои красные выпуклые щеки, - что, вы ходили уже подавать свой голос?

- Нет; еще будет время, я скоро пойду.

- Я так не потерял ни одного часа, не потерял минуты. Я сказал сам себе, что если ужь делать удовольствие джентльменам, так делать его сразу. Вы знаете, что я живу не у землевладельца, Полэ, - я поставлен в такое общественное положение, что могу считать себя независимым.

- Именно так, мой дорогой сэр, - сказал Полэн, зажав нижнюю губу между большим и указательным пальцами и делая один из тех невыразимых жестов, которыми он, казалось, удерживал свое платье от поползновения разсыпаться.

- Пойдите, повидайтесь с м-сс Полэн.

- Нет, нет, благодарю вас. М-сс Роз ждет меня домой.

- И так, повторяю, я человек независимый и думаю, что не мое дело показывать расположение к одним больше, чем к другим; потому мне, кажется, следует вести дело сколько можно ровнее. Еслибы я был чей-нибудь арендатор, - тогда, конечно, я должен бы был подавать голос за своего землевладельца, - это понятно. Но теперь я всем желаю добра; и если один кандидат в парламент получит в окончательном результате перевес перед другим, то никто не вправе сказать, что этому я причиной; потому что когда вы подаете голос за обоих, вы только уравниваете дело. Так и я дал один голос Дебари и один Трансому, да и Гарстину я вовсе не желаю зла, только не могу пособлять нечетному кандидату; к тому же говорят, что он зависит от Дебари.

- Боже меня сохрани, сэр, от подобного поступка, - сказал м-р Полэн, закашливаясь от смеху, - разве вы не понимаете, что нисколько не хуже бы сделали, оставаясь дома и вовсе не подавая голос, чем посылать в парламент радикала, которого предпочли благоразумному вигу!

со мной, потому что вы человек разсудительный. По моему мнению, самое большее, что может сделать независимый избиратель, - это стараться понравиться всем партиям, а если не удастся, так остается пожелать, чтобы удалось в другой раз, прибавил м-р Роз, торопливо пожимая руку Полэну и садясь опять в свою одноколку.

В то время, когда м-р Тимотей Роз оставил город, - на Королевской улице и на базарной площади, где стояли шалаши со списками избирателей, - волновалась толпа. Избирателей до сих пор еще было мало, и те бравые ребята, которые в это утро пришли издалека или накануне долго просидели за вином, нуждались еще в подкреплении своих физических и нравственных сил. Каждое общественное заведение в Треби, не исключая и почтенного, хотя мрачного "Кривого ключа", кипело многочисленной, безпрестанно приливающей и отливающей толпой посетителей. И не то, чтоб при этом были какие-нибудь кутежи: продолжать их после того как раз уже попали в печать, казалось совестно; впрочем пьянство шло успешно, хотя и под другим названием.

Бедный Томми Траунсем, завтракая здесь громадным количеством хлеба и запивая его какою-то жидкостью, которую только из приличия можно было назвать "вином", более чем когда нибудь пренебрегал житейскими невзгодами и чувствовал себя героем дня. На его шляпе был приколот громадный светло-голубой бант; несколько серебряных денег лежало в грязном маленьком холстяном мешке, который сам казалось, удивлялся такому изобилию. По какой-то причине, непонятной для самого Томми, за наклеивание афиш ему заплатили в конторе Джермина необыкновенно щедро, не смотря даже на то, что поддавшись ловкому обману, он потерял свои афиши и вместо них наклеил принадлежавшия Дебари; впрочем Томми догадался, что такая щедрость, была простым признанием его достоинства, кдк "старшого члена фамилии, лишенного своих прав," а вместе с тем служила и оценкою его помощи, в деле достижения этой фамилией места в парламенте. При таких обстоятельствах Томми, без сомнения, должен был держаться на первом плане всякий раз, как шла речь об этом предмете, и придавать своим присутствием особое значение каждому голосу, который подавался за Трансома. Усвоив себе такой взгляд, он купил полпииты той жидкости, которую мы назвали особого рода "вином," и поспешил опять на площадь, чувствуя себя расположенным благосклонно, и даже несколько в покровительственном тоне, ко всем политическим партиям; - небольшая доля предпочтения партии Трансома не шла далее того, насколько это требовалось от Томми, сознанием его сомойных уз.

Между тем среди постоянно-увеличиваншейся толпы не везде заметно было стремление группироваться на той оконечности Королевской улицы, которая выходит на базарную площадь.

Для некоторых центром притяжения служил другой конец той же улицы, близь гостинницы "Семи звезд". Эта гостинница была местом сбора приверженцев Гарстина и вместе с тем таким пунктом, мимо которого непременно нужно было проходить многим избирателям, входившим в город с восточной стороны. Естественно, здесь виднелся исключительно темно-синий цвет, и Пэк, рослый спрокстоноц, ходил туда и сюда, где только была возможность привлечь избирателей к джентльмену, которому принадлежала главная доля в спрокстонских рудниках. Боковые переулки и выходы из Королевской улицы были достаточно многочисленны, чтобы предотвратить всякую давку, в случае еслибы встретилась надобность очистить дорогу. Переулки эти имели отличную репутацию. Два из них издавали запах вина; из одного был боковой вход в винные и водочные погреба м-ра Тилиота; у другого часто выгружались кипы сыра м-ра Муската, а некоторые из переулков имели тот приятный вид довольства, который составлял одну из характеристических особенностей Треби.

стали подкрепляться более практическими доводами, шутливость которых была уже сомнительна. В толпе заметна была наклонность заграждать дорогу избирателям, в которую бы сторону они ни шли, до тех пор, пока последние не уплачивали чего-то в роде пошлины. Трудно было заметить, кто первый подал примерь перехода от слов к делу. По мнению некоторых, это был Джакоб Куфф, торийский нищий, известный посетитель кабаков, употреблявший свои досуги на изобретение каких нибудь забавных затей; но известно вообще, что во время общого волнения едва-ли можно ставить вопрос кто был зачинщиком движения. Да и притом нет необходимости, чтоб в житейских делах был всегда именно один зачинщик. Верно впрочем одно, что м-р Тшуб, который желал сделать для всех заметным, что он подавал голос только за Гарстина, был в числе первых, сделавшихся заметными даже несколько сверх своего желания: шляпа его была сброшена и измята в интересе Дебари ториями, враждебными коалиции. С другой стороны, некоторые говорили, что в это самое время м-р Цинк, седельник, остановленный на дороге и вынужденный объявить, что шел подавать голоса за Дебари, увидел все свое платье выпачканным мелом, и сам был втиснут в боковой переулок, а так как из него не было задняго выхода, то м-р Пинк и должен быль оставаться там все время пленником, трепеща от страха, и в этот день уже вовсе не ходил подавать голос.

Другая торийская шутка отличалась большим вкусом. Большинство трансомских арендаторов явились все вместе из гостинницы "Барана," имея во главе местного судью, м-ра Бенкса. Бедный Гофф шел самым последним, и его истомленный, меланхолический взор и походка, туловищем вперед, внушили шутнику Куфу мысль, что с фермером можно съиграть штуку. М-ра Гоффа отделили от его товарищей и загородили дорогу; спрашивали у самого его уха, сколько у него лошадей, коров, жирных свиней; потом стали перетаскивать бедняка от одного человека к другому, и, сложив руки в виде трубок, оглушали несчастного криками, чтоб он подавал голос за Дебари. Таким образом меланхолического Гоффа продолжали подгонять, пока он не достиг наконец избирательных списков, окончательно смущенный; непосредственной причиной его тревоги было то, что на обратном пути придется еще больше вытерпеть. Пришедши к избирательным спискам после других фермеров, от которых он отстал, Гофф удивил всех присутствующих, знавших его за фермера Трансомов, сказав: "Дебари" и был вытолкнут назад среди криков и хохота.

не показывала расположения к здоровым политическим мнениям, а скорее предпочитала раздавать по сторонам здоровые удары и пинки. Заметно увеличилось число рабочих, пильщиков и других в домашнем костюме, без сомнения, не принадлежавших к партии порядка. Вскоре они поспешили оказать внимание окружающим лавкам; внимание это выразилось в виде шутливого метания в эти лавки различных предметов; властям, смотревшим на толпу из большого окна "Маркиза Гренби," принесли известие, что у одного джентльмена, ехавшого верхом на другой конец улицы, чтоб вотировать за Гарстина, поворотили лошадь и спугнув ее, пустили галопом опять по прежнему направлению.

М-р Кроу и его подчиненные, а равно и все чрезвычайные констебли чувствовали, что необходимо было принять какую нибудь энергическую меру, что, в противном случае, напугают всех избирателей и подачу голосов придется отложить.

Ректор решился выехать верхом в толпу в сопровождении констеблей, и послал к м-ру Линтону, который находился в гостиннице Барана, приглашение сделать тоже самое. "Джек-охотник" был уверен, что добрые ребята не замышляют ничего дурного, но все-таки имел мужество пойти на встречу всяким телесным неприятностям и выехал в своих черных штиблетах с цветными отворотами, обращаясь к толпе с увещаниями.

лица исчезли или казались исчезнувшими, потому что сделались спокойны; метательные снаряды более не летали, и вдоль Королевской улицы очищен был довольно свободный проход для избирателей. Гражданския начальства вернулись в свои жилища, а констебли заняли приличные наблюдательные посты. М-р Уэс, принадлежавший к партии Дебари, заявил ректору, что было бы благоразумнее послать в Дуффильд за отрядом войска с тем, чтоб оно остановилось в Гэзеркоте, в трех милях от Треби: в городе было так много предметов собственности, что не мешает оградит ее от опасности. Но ректор знал, что к таким средствам осторожный и умный начальник не должен прибегать, пока признаки серьезных безпорядков не возобновились. Он был человек смелый и охотно верил, что его собственного авторитета совершенно достаточно для поддержания повсеместного спокойствия в Треби.