Феликс Гольт.
Глава XLI.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Элиот Д., год: 1866
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Феликс Гольт. Глава XLI. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XLI.

Эстер не въехала в экипаже в Солодовенную улицу, но оставила его за городом; войдя в дом она сделала рукою знак Лиди и быстро побежала по лестнице, желая сделать сюрприз своему отцу. В эту минуту маленькая фигурка пастора была почти закрыта грудами книг, из-за которых виднелась только его голова. М-р Лайон старательно изучал по всем этим книгам, многочисленные коментарии на книгу Даниила, которые уже теперь давно сданы в архив заблуждавшейся критики; и когда Эстер тихонько отворила дверь, то услышала, как он читал вслух отрывок из своей туманной проповеди.

- Вы не захотите, чтоб я вас перебила, батюшка, произнесла Эстер с лукавой улыбкой.

- Ах дитя мое милое, воскликнул Лайон, опрокидывая целую груду книг и таким образом делая бреш в окружившей его стене, через которую Эстер могла достичь до него и поцеловать, - твое посещение такая для меня радость. Я думал о тебе, как слепые думают о свете, о котором конечно можно радоваться, как о всяком добре, хотя мы и не видим его.

- Правда-ли, что вы так хорошо и покойно живете, как вы писали в письмах, сказала Эстер, усаживаясь против отца и положив ему руку на плечо.

- Я писал, моя милая, то, что чувствовал в то время. Но для такой старой памяти, как моя, настоящие дни, все равно, что капля воды для океана. Мне кажется, что все в моей жизни было как прежде, исключая моих занятий, которые довольно странно сосредоточились на пророчествах. Но я боюсь, ты побранишь меня за мою небрежную одежду, прибавил он, чувствуя себя перед блестящей Эстер, в положении летучей мыши, застигнутой светлым утром.

- Это вина Лиди; она целый день плачет о недостатке в себе христианского чувства вместо того, чтобы чистить ваше платье и подавать вам выглаженные галстухи. Она всегда говорит, что её добродетель - грязная тряпица, и право я думаю, что это не слишком сильное выражение. Как бы то ни было, её добродетель выражается в нечищенном платье и пыльной мебели.

- Нет, моя милая, ты своими шутками слишком строго судишь нашу преданную Лиди. Вероятно я сам виноват, что не помогаю её слабой памяти частыми напоминаниями. Но разскажи мне то, чего я не знаю о тебе из писем. Твое сердце очень привязалось к этому семейству - к старику и ребенку, которых я вовсе не брал в расчет?

- Да, батюшка, чем более я с ними живу, тем мне кажется труднее нарушить их спокойствие.

- Конечно, надо будет что нибудь придумать для облегчения потери и неожиданной перемены старику отцу и матери. Я бы желал, чтобы во всяком случае ты постаралась уменьшить для них несчастие, которое однако ясно произошло по воле Провидения и не должно быть вполне устранено.

- Полагаете-ли вы, батюшка, уверены-ли вы, что случайное наследство, подобное моему, есть действие Провидения и имеет характер небесного повеления?

- Я так понимаю, сказал м-р Лайон торжественно, - сколько я не думал, я остаюсь при этом мнении. Ты должна разсудить, моя милая, что Провидение вело тебя по особому, исключительному пути, что оно подвергло тебя испытаниям, которые редко выпадают на долю высоко поставленных лиц, то, что я замечал тебе уже в письмах по этому поводу, я бы желал при первых случаях развить подробнее.

Эстер молчала в продолжении нескольких минут. Она видела, что отец не мог помочь ей. Теория предопределяемой судьбы ни мало не указывала ей пути для дальнейших действий. Наконец она сказала неожиданно (хотя мысль об этом вовсе не явилась в её голове случайно):

- Ездили вы опять к Феликсу Гольту, батюшка? - вы ничего не упоминали о нем в ваших письмах

- Я ездил к нему после моего последняго письма, дитя мое, и брал с собою его мать, которая, я боюсь, очень огорчила его своими постоянными жалобами. Потом я отвел ее в дом одного собрата, проповедника в Ломфорде, и возвратился к Феликсу, - тогда мы с ним долго беседовали.

- Сказали вы ему о всем случившемся... т. е. обо мне... о Трансомах.

- Конечно я рассказал ему все и он слушал меня с изумлением; ведь он не знал ничего о твоем рождении и о том, что ты имела другого отца, кроме Руфуса Лайона. Этот рассказ, я надеюсь, мне не придется повторить никому другому; но я не без удовольствия открыл всю истину этому молодому человеку, который как-то странно снискал мою дружбу, - я надеюсь, что это принесет пользу и исправит его легкомысленную жизнь, когда я уже более не буду на этом свете.

- И вы сказали ему, что Трансомы приезжали к нам и что я теперь гощу в Трансом-Корте?

- Да, я все рассказал ему, конечно останавливаясь преимущественно, как всегда, на тех мыслях и чувствах, которые эти события внушили мне.

- Что-же сказал Феликс?

- Право, моя милая, он ничего не сказал, чтобы стоило передать, произнес м-р Лайон, проводя рукою по лбу.

- Милый батюшка, он что нибудь да сказал, а вы всегда помните, что люди говорят; пожалуйста, скажите мне, я хочу знать.

- Он только сказал несколько слов и те кажется не были обдуманы, а так сорвались с его языка. Он сказал: "так она выйдет замуж за Трансома? вот на что Трансом бьет."

- Это все? спросила Эстер, побледнев и кусая себе губы, с твердою решимостью не заплакать.

- Да, мы далее не разсуждали об этом предмете. Я полагаю, что нет никакого основания для его предположения и я не был бы покоен, если бы думал иначе. Я должен сознаться, что при твоем неожиданном возвышении и богатстве, я надеюсь, ты останешься в лоне той общины диссентеров, которая, я убежден, сохранила самую чистую, первобытную христианскую веру. Таким образом твое воспитание и первоначальная история, вместе с длинным рядом странных событий, послужит к тому, чтоб это громадное состояние возвеличило и прославило отрасль христианской веры, гораздо возвышеннее той, которая, увы, приобрела первенство в этой стране. Я говорю так, дитя мое, в твердой надежде и уверенности, что ты останешься в нашей церкви; а этому задушевному желанию, об исполнении которого я вечно молю Бога, помешал бы твой брак с человеком, который навряд-ли присоединился бы к нам.

Еслиб Эстер не была так взволнована, то она вероятно улыбнулась бы предположению, что Гарольд Трансом присоединится к церкви в Солодовенном подворье. Но она теперь была слишком серьезно занята словами Феликса, двояко ее кольнувшими, что было чрезвычайно знаменательно. Во первых, она сердилась на него, что он смел положительно сказать. что она выйдет замуж; во вторых, она сердилась за обвинение Гарольда Трансома в преднамеренном, разсчитанном плане жениться на ней. Она была уверена в его благородстве и откровенности. Немудрено, если при ежедневных их свиданиях, он мог влюбиться в нее и пожелал на ней жениться, но преднамеренности она никак не подозревала. Ни чем нельзя так оскорбить молодую женщину, как сомнением в её способности оценить человека, который в нее влюблен. А благородная натура Эстер с радостью верила в благородство других. Все эти мысли носились в её голове, пока пастор распространялся о блеске, который её счастливая судьба могла бросить на диссентеров. Она слышала, что он говорил, и впоследствии вспомнила об этом, но теперь она не отвечала и предпочла искать щетку - поступок, который её отцу казался совершенно естественным для нея. Это было обычное средство прерывать его речь, если она казалась Эстер уже слишком длинной.

- Говорила-ли ты с м-ром Трансомом о м-с Гольт, моя милая, сказал он, пока Эстер бегала по комнате, - я заметил ему, что ты лучше всего могла решить, какую помощь следует оказать бедной женщине.

- Нет, батюшка, мы еще не касались этого предмета. М-р Трансом может быть забыл об этом, а я по некоторым причинам не желала бы говорить с ним теперь о денежных делах. Мне должны ведь еще Лукинсы и Пендрили.

- Они уже заплатили, сказал м-р Лайон, открывая свою конторку. - Вот деньги.

- Оставьте их у себя, батюшка, и употребите для м-с Гольт. Мы должны теперь обдумать все светския дела, прибавила Эстер, накидывая на плечи отца полотенце и начиная причесывать его волосы, - все неверно на этом свете - мало-ли, что может случиться с Феликсом и со всеми нами. Ах, воскликнула она неожиданно, переменяя грустный тон на веселый смех, - я начинаю говорить как Лиди.

ее тому, кто уже дышит им в поле.

- Как вы полагаете, спросила Эстер несколько погодя, - что говорят в Треби о моем пребывании в Трансом-Корте?

Джермин, конечно, уважит доверие к нему Трансомов. Я его не видал в последнее время и ничего не знаю о его действиях. Что же касается до меня, то я отдал самые строгия приказания Лиди и сам хранил молчание на счет того, что ты поехала в Трансом-Корт в экипаже. Но все же весть разнеслась повсюду, что ты гостишь у Трансомов, и много делается различных предположений о твоем там пребывании; общее-же мнение повидимому полагает, что ты поступила компаньонкой к м-с Трансом, ибо многие из наших друзей упрекали меня, что я позволил тебе принять такое место, которое едва-ли послужит к укреплению твоего духовного состояния.

- Ну, батюшка, и думаю, мне и пора бежать от вас, чтоб не слишком долго задерживать экипаж, сказала Эстер, когда она окончательно привела в порядок туалет пастора, - вот вы теперь прелестны. Прежде отъезда, мне надо дать еще несколько наставлений Лиди.

- Да, да, милая, я не буду задерживать тебя, ибо мой долг призывает меня к занятиям. Но возьми с собой вот эту книгу, которую я нарочно отложил для тебя. В ней развиты все главнейшие, спорные вопросы между нами и установленною церковью, - вопросы церковной власти, дисциплины и государственной поддержки. Теперь самое время, чтобы ты обратила более серьезное внимание на эту полемику, иначе тебя может увлечь близкое столкновение с господствующей церковью.

тех или других догматов. Во время поездки не привелось ей читать эти назидательные разсуждении; её мысли всецело были заняты предсказанием Феликса Гольта о её свадьбе с Гарольдом Трансомом.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница