Феликс Гольт.
Глава XLII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Феликс Гольт. Глава XLII. (старая орфография)

XLII.

Случилось так, что в тот день, когда Эстер поехала известить отца, Джермин еще не знал о её пребывании в Трансом-Корте. Он оставался в этом неведении благодаря своей поездке на юг Англии. Уезжая, он написал Гарольду и по возвращении точно также уведомил его, но тот ничего не отвечал. Дни проходили, и до Джермина не долетали слухи об Эстер, толки об её отъезде происходили исключительно между прихожанами м-ра Лайона; её же остальные ученицы, в том числе Луиза Джермин, довольствовались письмом старика Лайона, в котором он извещал, что его дочь уехала на неопределенное время к знакомым. Но в день поездки Эстер в Солодовенное подворье, дочери Джермина, гуляя, видели, как она садилась в трансомский экипаж, который, как оне заметили, уже давно дожидался её за городом и который теперь покатился к малому Треби. Разумеется о своем открытии оне сообщили отцу.

Совершенно не зная тех обстоятельств, которые мало по малу помогли Христиану узнать более, чем это нужно было для Джермина, не зная также тех побуждений, которые заставили действовать против него Джонсона, стольким ему обязанного, - Джермин не мог сразу понять как узнал Гарольд о том, что Эстер наследница Байклифов. Его дочери очень естественно, подобно всем другим, пришли к заключению, что Трансомы взяли Эстер в качестве гувернантки к маленькому Гарри и заметили при этом, что вероятно ей дали очень большое жалованье, иначе она бы не согласилась возиться с таким маленьким ребенком, хотя конечно для Трансомов было очень важно, чтоб с самых ранних лет мальчик научился хорошо говорить по английски и но французски. Слыша подобное предположение, Джермин возъимел минутную надежду, что оно было справедливо и что Гарольд еще не знал, что под одним кровом с ним живот законная владетельница его родовых поместий.

Но если Гарольду все известно, тогда он не только не будет бояться его, Джермина, но женившись на Эстер (а Джермин был убежден в этом), он победоносно освободится от всех неприятных последствий и будет в состоянии доставить себе удовольствие окончательно разорить Матью Джермина. Предположение о победе ненавистного врага во всяком случае тягостно; но тут были причины, которые еще более приводили в отчаяние Джермина. Человек шестидесяти лет, с ничего неподозревающими женой и дочерьми, которые при неожиданном обнаружении несчастья упали бы в обморок и каждый день упрекали бы его за свое унижение, человек, которого ум и привычка с годами совершенно загрубели и который не понимал другого существования, как повелевать всеми и благоденствовать в смысле разбогатевших выскочек средняго класса - такой человек очень естественно видел в грозившем ему разорении достаточную причину для принятия самых, хотя и неприятных мер, но лишь бы оне спасли его от погибели. Всякое тайное унижение, которое только спасет его от публичного позора или оставит деньги в его кармане, он предпочтет всем лишениям и трудностям нового порабощения на старости лет. Но хотя человек желал бы спастись в иных случаях, даже чрез сточную трубу, подобная труба, с выходом на чистый воздух, не всегда бывает под рукой. Бегство, повидимому, представляет хороший, современный суррогат древнему праву укрывательства в храмах, но при ближайшем разсмотрении, это средство часто оказывается неудобным и даже невозможным.

Обсудив основательно свое положение, Джермин решился действовать немедля. Он написал и-с Трансом прося ее, назначить час, когда он может ее видеть наедине. Напечатав письмо он предался еще раз слабой надежде, что, посетив Трансом-Корт, он убедится, что там еще ничего неизвестно о происхождении Эстер. В самом дурном случае он разсчитывал на помощь м-с Трансом. И вот какую пользу могут приносить нежные отношения, когда мне перестают быть нежными!

Чрез два дня после отправки письма, Джермин входил в маленькую гостинную Трансом-Корта. Это была прехорошенькая, изящно-меблированная комнатка: ее украшали два прелестных шкапика с инкрустацией, большие фарфоровые вазы с цветами распространявшими нежное благоухание, обои с прекрасными букетами в овальных рамках, и большой портрет м-сс Трансом в бальном костюме по моде 1800 года. Эта юная, блестящая красавица взглянула с улыбкой на Джермина при его входе; её взгляд был единственный, который он встретил в комнате. Он не мог не отвечать на этот взгляд, стоя перед камином с шляпой в руках и дожидаясь появления хозяйки; он не мог, смотря на это прелестное лицо, не вспомнить многого прекрасного прошлого. Много путей в жизни было открыто перед ним, когда он был молодым человеком; быть может, еслиб он не поддался желанию избрать тот путь, который он избрал, то ему лично было бы гораздо лучше... Во всяком случае, ему теперь предстояло испить самую горькую чашу и он вполне был убежден, что имел более всех причин жаловаться на свою судьбу. Счастливый Язон, мы знаем из Эврипида, набожно воздал хвалу богине и ясно видел, что он ничем не обязанх Медее; Джермин, быть может, не знал об этом прецеденте, но сам лично также легко, как Язон дошел до убеждения, что он не был, в отношении других, ничем обязан, а другие напротив были обязаны в отношении его.

Минуты три спустя, словно по какому-то чуду, блестящая улыбающаяся красавица, видневшаяся над камином, показалась в дверях, поблекшая, охладевшая от многочисленных зим, пронесшихся над её головой. Джермин подошел к ней и они молча пожали друг другу руку, не проронив ни одного слова приветствия. М-сс Трансом села и указала Джермину на стул против нея.

- Гарольд поехал в Ломфорд, сказала она очень тихо, - вы имеете нечто особенное мне сообщить?

- Да, отвечал Джермин своим мягким, почтительным тоном, - в последний риз, как я здесь был, я не мог найти случая переговорить с вами. Но меня очень безпокоит все, что произошло между мною и Гарольдом.

- Да, он мне все сказал.

- И о процессе, который он начал против меня и о причинах, по которым он приостановил его.

- Да; вы получили известие, что он опять возобновил его?

- Нет, сказал Джермин с неприятным чувством.

- Конечно он теперь возобновит, прибавила м-с Трансом.

- Так он решился рисковать своим состоянием?

- Нет, он теперь ничего не боится в этом отношении. А еслиб и была опасность, то она зависит не от вас. Всего вероятнее, что он женится на этой девчонке.

- Так он все знает? произнес Джермин дрожащим голосом.

- Все. Вам нечего и думать забрать его в руки; вы не можете этого сделать. Я желала, чтоб Гарольд был счастлив, он и действительно счастлив, прибавила м-с Трансом с неизъяснимою горечью, - он не наследовал моей несчастной звезды.

- Вы можете сказать мне, как он узнал о происхождении этой молодой девушки?

- Нет, но она знала об этом прежде, чем мы ей сказали. Это вовсе не тайна.

Джермин был поражен окончательно. Он никак не мог понять, как это произошло; мысль о Христиане конечно вошла ему в голову, но она не проливала никакого света; однако, как бы то ни было, одно было для него ясно, что он не владел более тайной, которая могла оказать ему такую громадную услугу.

- Вы знаете, что этот процесс может меня раззорить?

- Да, он мне говорил. Нo если вы полагаете, что и могу тут что нибудь сделать, то сильно ошибаетесь. Я сказала ему так ясно, как только смела, что мне было бы приятно, еслиб он не затевал с вами ссоры и покончил дело мирным путем. Но он не хочет меня слушать и не обращает никакого внимания на мои чувства. Он думает более о м-ре Трансоме, чем обо мне.

- Это очень жестоко, сказал Джермин, тоном упрека.

- Я просила вас три месяца тому назад лучше вытерпеть все, но не ссориться с ним.

- Я и не ссорился. Он всегда искал причины к ссоре. Я много стерпел, более чем кто нибудь, он с самого начала скалил на меня зубы.

- Он видел вещи, который ему не нравились, а мужчины, не то что женщины, сказала м-с Трансом с ядовитым ударением.

вас разорили.

Он встал, прошелся взад и вперед по комнате, и остановился против м-с Трансом, заложив руки в карман. Она сидела неподвижно и бледная как мрамор. Руки её были сложены на коленях. Этот самый человек, некогда юный, стройный, грациозный, стоял на коленях перед ней и страстно целовал эти самые руки; и она тогда думала, что в этой страсти было более поэзии, чем можно было встретить в обычной, ежедневной жизни.

- Мы знаете, что я насиловал свою совесть в деле Байклифов. Я говорил вам тогда, как было опасно засадить Байклифа в тюрьму. Я знаю, это самое черное дело, в котором можно было бы меня упрекнуть, еслиб жизнь мои была известна от начала до конца; я бы никогда этого не сделал, еслиб не находился под взиянием такого ослепления, которое побуждает человека на все. Что мне значило проиграть дело? Я был молод и весь свет был передо мной.

- Да, сказала м-с Трансом глухим голосом: - жаль, что вы не избрали другого пути.

- А чтобы сделалось с вами? отвечал Джермин, почти не сознавая, что он говорит, и только побуждаемый желанием защищать себя, - мне надо было подумать о вас. Вы тогда не пожелали бы, чтоб я избрал себе другой путь.

- Ясно, что большая ошибка была с моей стороны, произнесла м-с Трансом с неимоверною горечью.

Джермин понял едкую колкость последних слов м-с Трансом, и оне еще более ожесточили его.

- Я не вижу этого, отвечал он с презрительным смехом, - вам предстояло спасти свое состояние и положение в свете, чтоб не ходить далее. Я помню очень хорошо, что вы мне тогда сказали. "Умный стряпчий может все сделать; невозможное он делает возможным. И ведь наверно все состояние перейдет когда нибудь к Гарольду". Он был тогда еще ребенком.

- Я все помню, быть может слишком хорошо; вы бы лучше прямо сказали, с какой целью вы возбуждаете эти воспоминания.

- С целью, которая ничто иное, как справедливость. Находясь в тех отношениях, в которых я находился, я не считал себя обязанным соблюдать все формальности, необходимые для посторонних, чужих людей. Часто было очень затруднительно занимать деньги для уплаты прежних долгов и продолжения своих дел; я, как уже сказал, пренебрег всеми открывавшимися передо мною путями к славе и богатству, чтоб только остаться здесь. Всякий, кто узнает все обстоятельства, признает что преследовать меня и губить за мои прошедшия распоряжения по вашим семейным делам, страшно несправедливо и противоестественно.

Джермин остановился с минуту и потом прибавил: - В мои лета... с большим семейством... и после всего, что произошло... я думал, что вы не будете иметь большей заботы на свете, как не допустить такого дела.

- Это и составляет мою горькую заботу. Но в моей власти только страдать.

- Нет, в вашей власти гораздо более. Вы могли бы меня спасти, еслиб захотели. Нельзя предположить, чтоб Гарольд пошел против меня... еслиб он знал всю правду.

Джермин сел на стул прежде чем произнес последния слова. Он понизил несколько свой голос и в эту минуту походил на человека, который полагает, что он подготовил путь к сделке.

Когда он, снова садясь и облокачиваясь на колени, произнес свои последния слова: - "еслиб он узнал всю правду" - какая-то дрожь пробежала по всему дотоле неподвижному телу м-с Трансом и глаза её неожиданно заблестели, как у зверя бросающагося на свою жертву.

- И вы надеетесь, что я скажу ему? произнесла она не громко, но звучным металлическим голосом.

- Не следовало-ли бы ему знать всю правду? сказал Джермин более резким и убедительным тоном.

- Я никогда ему не скажу! воскликнула м-с Трансом, вскакивая с места и вся дрожа от гневной страсти, которая снова делала ее молодою. Руки её были крепко сжаты, глаза и губы более не выражали безпомощного, горького недовольства, но казалось пылали энергиею. - Вы считаете жертвы, принесенные вами для меня; вы их отлично запомнили и хорошо сделали; многих из них никто другой не мог бы знать и отгадать. Но вы приносили эти жертвы когда оне вам казались приятными; когда вы говорили мне, что это составляет ваше счастье; когда вы говорили, что я унижалась до вас, что я осыпала нас милостями.

Джермин также встал и положил руку на спинку стула. Он видимо побледнел, но хотел отвечать

- Не говорите! произнесла м-с Трансом повелительным тоном, - не открывайте рта. Вы довольно говорили; я теперь скажу свое. Я также приносила жертвы, но тогда, когда я знала, что оне не составляли моего счастья, Это было после того, как я увидела, что я унизилась, что ваша нежность превратилась в расчет, что вы только пеклись о себе, а не обо мне. Я слышала все ваши объяснения - о ваших обязанностях в жизни - о нашей обоюдной репутации - о нравственной молодой девушке, горячо привязанной к вам. Я все перенесла, я всему дозволила идти своим чередом, я закрыла глаза; я скорее допустила бы, чтоб меня заморили голодом, чем ссориться с человеком, которого я когда-то любила, чем обвинять его открыто в том, что он превращал мою любовь в выгодную для себя операцию. - М-с Трансом произнесла последния слова несколько дрожащим голосом; затем она остановилась на минуту; но когда снова заговорила, то казалось голос ее совершенно замерз так он был ледяно-холоден. - Я не скажу, чтоб я вас никогда не боялась; я действительно вас боялась и теперь знаю, что была права.

- М-с Трансом, отвечал Джермин, побледнев до самых губ, - нечего говорить более. Я беру назад слова, оскорбившия вас.

- Вы не можете их взять назад. Может-ли человек извиняться в том, что он трус?.. так... я заставила вас насиловать свою совесть?.. Я осквернила вашу чистоту? Я полагаю демоны благороднее - они не так дерзки и нахальны. Я не променяю несчастия быть женщиной на низость быть мужчиной. Надо только быть мужчиной, чтоб, во-первых, сказать женщине, что её любовь сделала ее вашей должницею и потом требовать, чтоб она уплатила этот долг разорвав последния узы, связующия ее с сыном.

- Я этою не прошу, сказал Джермин, с некоторым раздражением. Он начинал чувствовать, что его положение невыносимо. В нем просыпалась простая грубая сила мужчины, и ему словно хотелось сжать горло этой женщины и не дать ей более произнеси ни одного слова.

убийство. Я чувствовала весь ужас, что он не знал всей правды. Быть может я кончила бы тем что побуждаемая своими собственными чувствами своими собственными воспоминаниями сказала бы ему все и сделала бы его таким же несчастным, как я сама, чтоб только спасти вас.

Снова её голос как бы задрожал при воспоминании о женской нежности, сожалении; но чрез мгновение она продолжала:

- Но теперь, когда вы меня просили, я никогда ему не скажу! Будьте разорены.... нет сделайте что нибудь еще более подлое для своего спасения. Если я согрешила, то вперед уже была наказана тем, что я согрешила ради такого человека, как вы.

С этими словами м-с Трансом поспешно вышла из комнаты. Дверь тихо, без всякого шума, закрылась за нею и Джермин остался один в маленькой гостиной.

гнев, всегда имеет возможность протестовать против неблагоразумия и несправедливости этой вспышки. Если Джермин был в состоянии почувствовать, что вполне заслужил нанесенный ему удар, он не произнес бы слов навлекших на него такую неприятность. Люди не раскаяваются и не презирают себя, чувствуя на спине удары кнута, нет, они ненавидят кнут. Что чувствовал Джермин после неожиданного исчезновения м-с Трансом? Что она была страшно горячая женщина и не хотела сделать того, что он желал. Относительно же своей правоты, он повторял внутренно сказанное громко м-с Трансом: - "Следовало Гарольду знать всю правду". Он не брал в расчет гнев и отвращение, возбужденные его дерзостью призывать в свою пользу справедливость. Малейшая тень благородства заставила бы Джермина почувствовать, что он потерял всякое гражданское право взывать к справедливости, тем более, что его оправдание перед м-с Трансом только клеймило его же самого. Но и самые простые истины иногда кажутся смутными и темными даже для образованного человека, когда его чувство себялюбия затронуто грозящею опасностью. Если человек в подобных случаях сравнивает свое положение с положениями других людей, то он делает это только для того, чтоб доказать, как много разнится его положение от всех других, почему его нельзя совершенно обвинить.

с ним самым неблагоразумным образом. Ей следовало сделать то, на что только он намекнул, в самой легкой, вопросительной форме. Но как бы то ни было, ясный и крайне неприглядный результат их беседы был тот, что совершенно справедливое дело, на которое он так расчитывал, уже конечно м-с Трансом не сделает для него.

После довольно долгого раздумья Джермин снял руку со спинки стула взял шляпу, хотел выйти из комнаты, как вдруг в сенях раздался шум и крики; дверь маленькой гостинной отворилась настежь и старый м-р Трансом показался на пороге, разъигрывая с улыбкой роль лошади для потехи маленького Гарри, который, с громкими криками и хохотом, стегал его кнутом по спипе; позади бежал Моро, лая и хватая их за икры. Но увидев Джермина, Трансом оснановился точно не зная, можно-ли войти в комнату. Большая часть мыслей старика были только смутными воспоминаниями прошедшого. Стряпчий подошел очень учтиво, чтоб пожать руку старику, но тот произнес с смущением и нерешительностию:

- М-р Джермин?... Но, но где же м-с Трансом?

Джермин молча, с улыбкою, прошел мимо неожиданно явившейся группы, а маленький Гарри не упустил счастливого случая и на прощание хлестнул его кнутом по полам фрака.