Феликс Гольт.
Глава XLV.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Элиот Д., год: 1866
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Феликс Гольт. Глава XLV. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XLV.

Вследствие своего свидания с отцем, Эстер в одно сероватое мартовское утро села с м-с Трансом в экипаж, чтоб ехать на ломфордские ассизы. Последняя, во время пути, не безпокоила ее пустой болтовней. В последнее время Эстер замечала в ней большую перемену, обнаруживавшуюся во многих мелочах, которые заметны лишь для глаза женщины. Разговор казался неприятным усилием для м-с Трансом, и хотя она одевалась как обыкновенно, сидела на своем обычном месте, возилась с своими лекарствами, занималась рукодельем и обходилась с Эстер с тою же изящною учтивостию, которую некоторые люди принимают за признак привязанности; все же Эстер замечала во всех её движениях какое-то странное безпокойство. Иногда она, в продолжении четверти часа, безмолвно и с необыкновенной быстротой делала стежок за стежком, словно от этого зависело её освобождение из неволи; потом, бывало её руки вдруг упадут на колени и она устремит пристальный, безчувственный взгляд на стол перед собою; в таком положении она сидела как статуя, очевидно не сознавая присутствия Эстер, до тех пор, пока внезапно блеснувшая мысль не пробудит ее из этого забытья и она очнется, безпокойно оглядываясь по сторонам, как человек стыдящийся того, что он заснул. Эстер, тронутая признаками горя, которые были новостью для нея, старалась всеми силами не показать, что она замечает эту перемену и окружала бедную женщину еще большим вниманием и нежностью. Но однажды утром м-с Трансом сказала ей, после довольно продолжительного молчания:

- Я делаю ваше пребывание здесь очень скучным, моя милая. Вы сидите со мной, точно олицетворенное терпенье. Я просто невыносима и начинаю впадать в мрачную глупость. Безпокойная, постоянно тревожащаяся старуха, как я, такое же неприятное зрелище, как птица без крыла. Но не обращайте на меня внимания, мое сокровище. Убегайте, когда вам вздумается, без всякой церемонии. Вы видите, что все это делают. Я часть здешней старой мебели с новой покрышкой.

- Милая м-с Трансом, произнесла Эстер садясь подле нея на низенький диван, - разве вы не любите, чтоб я была с вами.

- Только ради вас, моя прелестная, отвечала м-с Трансом с слабой улыбкой и нежно взяв Эстер за подбородок, - разве вам приятно на меня смотреть?

- Зачем вы произносите такия злые вещи? сказала Эстер нежно, - еслиб у вас была дочь, то она конечно, желала бы оставаться с вами в те минуты, когда вы всего более нуждаетесь в развлечении. А каждая молодая девушка чувствует как бы дочернюю любовь к старшим, которые добры до нея.

- Я желала бы чтоб вы действительно были моею дочерью, сказала м-с Трансом, значительно просияв, - это все, на что еще может надеяться старуха.

Эстер покраснела; она не предвидела результата своих слов, внушенных ей одним нежным сожалением. Чтоб переменить предмет разговора, она объявила, что имеет просьбу к м-с Трансом.

- Вы так добры, сказала она, что я попрошу вас побаловать меня. Поедемте, как можно ранее в Ломфорд, в среду, и завезите меня прежде суда в один дом, где меня будет ждать отец. У нас с ним есть маленькое частное дело, о котором я бы желала, если возможно, чтоб никто не знал. Он приведет меня назад, куда вы назначите.

Таким образом Эстер достигла своей цели, не имея надобности открыть в чем она состояла; её положение было тем безопаснее, что Гарольд уже находился в Ломфорде.

Дом индепендентского проповедника, перед которым она остановилась и где ждал ее отец, находился в уединенной улице не вдалеке от тюрьмы. Эстер накинула на себя темный салоп сверх красивого платья, которое, по словам Деннер, было необходимо для того, чтобы присутствовать в суде; и так как дамския шляпки того времени ни выставляли рельефно лица, а скорее показывали его в перспективе, то, с помощью вуаля, она могла надеяться пройти никем незамеченная.

- Я все устроил моя милая, сказал м-р Лайон, - и Феликс нас ждет. Нам только не следует терять времени.

Они тотчас отправились, и Эстер шла молча ничего не распрашивая, не замечая даже дороги. Впоследствии она припоминала только, что, после непродолжительной ходьбы, они миновали какие то высокия стены и, пройдя несколько длинных корридоров, очутились в комнате, большей чем она ожидала.

- Здесь нам позволено видеться с Феликсом, Эстер, сказал её отец - он тотчас придет.

Эстер машинально сняла перчатки и шляпу, точно она вернулась домой с прогулки. Она ничего не сознавала кроме того, что скоро увидит Феликса. Дрожь пробегала по всему её телу. Ей казалось, что он также изменился от её новой жизни; ей казалось что самое прошедше для нея изменится и не будет более определенным воспоминанием, но чем-то, насчет которого она также ошибалась, как она ошибалась некогда насчет своей новой жизни. Быть может, она выходила из той эпохи детства, вовремя которой самые обыкновенные предметы кажутся диковиной и все принимает грандиозные образы. Быть может, с этого времени весь мир станет казаться ей гораздо мельче. Страх, который она чуть сознавала в эти минуты, был ужаснее всего, что она когда либо испытала.

Вскоре дверь тихонько приотворилась; кто то просунул голову; потом дверь отворилась во всю ширину и Феликс Гольт показался на пороге.

- Мисс Лайон... Эстер!

И её рука очутилась в его руке.

Он был тот же самый, как прежде; - нет как, то неизъяснимо лучше от долгой разлуки и тех особых явлений в её жизни, благодаря которым он казался возвращением светлого утра после туманной ночи.

- Не обращайте на меня внимания дети, сказал Лайон - мне надо кое-что записать, а время у меня очень дорого. Мы можем тут остаться только четверть часа.

И старик сел к окошку, повернувшись спиною к ним и, нагнув голову к самой бумаге, начал поспешно писать.

- Вы очень бледны, вы нездоровы, сказала Эстер. Она отдернула свою руку, но они все еще стояли близко друг от друга и она не сводила с него глаз.

- Дело в том, что я не очень люблю тюрьму, сказал Феликс улыбаясь, - но самое лучшее, что может для меня случиться, это, - еще долго пробыть в её стенах.

- Полагают, что в самом дурном случае, можно испросить помилование, отвечала Эстер, избегая называть Гарольда Трансома.

- Я на это не надеюсь, прибавил Феликс качая головой, всего благоразумнее в моем положении приготовиться к самому нелепому наказанию и тогда все, что случится, мне покажется легким. Ведь вы знаете, прибавил он с светлой улыбкой, - я никогда не имел притязаний на изящное общество и на мягкую мебель. В этом отношении меня не может ждать очень тяжелое разочарование.

обстоятельства оставили вас все таким же упрямым?

Она старалась улыбнуться, но не могла.

- Вы спрашиваете о той жизни, которую бы я повел, еслиб меня выпустили на свободу? сказал Феликс.

- Да. Я не могу не безпокоиться о вас, после того, что случилось. Смотрите как вы можете ошибаться. Эстер произнесла эти слова очень нерешительно, застенчиво. Она видела, как в глазах его блеснула хорошо ей знакомая улыбка. - Ах! верно, я сказала, какую нибудь глупость, прибавила она жалобным тоном.

- Нет, вы произнесли страшно вдохновенные слова, отвечал Феликс, - когда злому соблазнителю надоест нашептывать человеку, что он ошибается, он посылает птичку небесную пропеть тоже роковое слово. Посмотрите, какой вы вестник мрака!

Он улыбнулся и взял обе её руки, сложенные так, как дети складывают молясь Богу. Оба они чувствовали, что минута была слишком торжественна, чтоб им быть застенчивыми. Они смотрели друг другу в глаза, как ангелы смотрят поведывая истину.

- Но я не боюсь этих слов: ошибка, несостоятельность, поражение. Я гляжу далее. Единственная несостоятельность, которой человек должен бояться, это несостоятельность своих стремлений к той цели, которую он признает за лучшую в жизни. Чтоже касается результатов того или другого из его начинаний, то тут ничего не может быть верного; мир не так сотворен, чтоб его чувства всегда удовлетворялись. Пока человек сознает какую нибудь добрую цель и он верит в нее, то будет стремиться к её достижению, чтобы там не произошло. Положим, что результаты этих стремлений будут самые мелкие, но я предпочитаю самые мелкие результаты того дела, которое мне дорого, чем самые крупные результаты дела, к которому у меня не лежит душа. Я шага не сделаю, чтоб получить те светские блага, которые мне не по вкусу и которые, еслиб и были мне но вкусу, сопровождаются такими условиями - пока мир такой, каков он теперь, - что страшно подумать.

- Да, сказала Эстер тихо, - мне кажется я понимаю теперь вас лучше, чем прежде.

Действительно, слова Феликса как то странно согласовались с тем, что она сама испытала в последнее время. Но она не сказала более ни слова, хотя он, повидимому, ждал чего то, пристально смотря на нее; минуты через две он продолжал:

- Я не намерен сделаться знаменитым, вы это знаете, я не намерен начинать новой эры, иначе вы бы хорошо сделали, еслиб научили ворону каркать мне на ухо слова - ошибка, несостоятельность, поражение. Когда великие дела невозможны, то я забочусь о мелких, которые никогда не будут известны другому миру, кроме мира мастерских и чердаков. Наконец, что касается той одной истины, в которую я верю, то, в отношении её, я навряд ли могу ошибиться, оказаться несостоятельным или потерпеть поражение. Если чему нибудь надо научить мир, то это той истине, что есть счастие для человека, кроме перемены в его положении. Это одна из тех истин, которой я намерен посвятить всю свою жизнь. Еслиб кто нибудь мог мне доказать, что я дурак, веря в нее, то из этого не следовало бы еще, что я должен тотчас занять у кого нибудь денег и сшить себе новомодное платье.

Они улыбнулись друг другу также весело, как бывало прежде, во время их долгих разговоров.

- Вы все тот же, сказала Эстер.

- А вы? ответил Феликс: - моя судьба уже давно определилась. Но ваша... В ней произошла громадная перемена... Точно волшебник махнул своим магическим жезлом.

- Да, сказала Эстер дрожащим голосом.

- Ну, продолжал Феликс очень серьезно, - это редкий случай, что судьба действует кстати. Когда я вас впервые увидел, ваше рожденье для меня было непонятной загадкой. Теперь наконец свойственные вам условия окружают, вас.

Слова эти показались Эстер жестокими. Но Феликс не мог знать всех причин, по которым оне ей казались такими. Она не могла говорить; она сознавала,что тело её холодело и сердце тревожно билось.

- Теперь все ваши изящные вкусы удовлетворены, продолжал самым невинным образом Феликс, - но вы не правда-ли, не забудете наставлений вашего старого педагога?

В голове Феликса была только одна мысль: он был уверен, что Эстер непременно выйдет замуж за Гарольда Трансома. Мужчины всегда готовы верить подобным поступкам со стороны женщин, которые их любят. Но он не мог прямо говорить об этом браке. Он боялся для нея этой судьбы, хотя не мог определительно доказать в чем именно заключалась опасность. Ему просто казалось недостойным для Эстер выйти замуж за Гарольда Трансома.

- Дети мои, сказал м-р Лайон, не оборачиваясь к ним, но смотря на часы, - нам осталось ровно две минуты.

И он продолжал писать.

с жаром произнес:

- Я перенес жестокую борьбу сам с собою, Эстер. Но вы видите, я был прав. Вас ожидала достойная судьба, но помните, что эта перемена дорого стоила кому-то, не бросайте даром своей жизни. Мне надо знать, что вы будете пользоваться счастием вполне достойным вас.

Эстер чувствовала себя слишком несчастной, чтобы заплакать. Она безмолвно, безпомощно взглянула на Феликса, потом выдернула свои руки из его рук и подойдя к отцу, как-то безчувственно произнесла: - Батюшка, я готова, нам более нечего говорить.

- Эстер!

Она услышала как Феликс произнес это слово тоном пламенной мольбы; она обернулась и быстро подошла к нему, как испуганный ребенок льнет к своему покровителю Он обнял ее и уста их встретились в первом поцелуе.

Она никогда потом не могла припомнить, что с ней было до тех пор, как она снова очутилась в экипаже рядом с м-с Трансом.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница