Феликс Гольт.
Глава XLVII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Феликс Гольт. Глава XLVII. (старая орфография)

XLVII.

Самое осязательное доказательство громадного влияния речи Эстер, было представлено на другой день в главной комнате "Белого Сердца" в Ломфорде. Все собравшиеся там, около полудня, юристы и другие джентльмены быть может не отличались бы такими благородными побуждениями, еслиб энергическая речь Эстер не тронула до глубины души многих из них, честных людей и хороших отцев семейств. Между этими последними первое место занимал сэр Максим Дебари, явившийся на ассизы, как всегда, под влиянием своего сына. Сам Филипп Дебари остался по делам в Лондоне, но в своих письмах убеждал отца и дядю Августа принять участие в деле Феликса Гольта, который, сколько он знал, был более несчастен, чем виновен. Филипп желал, чтоб его семейство вмешалось в это дело, более еще потому, что м-р Лайон принимал особое участие в молодом человеке, а он всегда считал себя обязанным старому проповеднику. Сэр Максим как и всегда послушал сына; к тому же, в сущности, он всегда был готов помочь всему хорошему и доброму. Его же брат, ректор, прибыл в Ломфорд с большим предубеждением против Феликса, полагая что серьезное наказание могло полезным образом подействовать на человека слишком много надеявшагося на себя.

Прежде чем открылось судебное заседание, сэр Максим, в числе многих других, с любопытством разглядывал Эстер, с тем большим любопытством, что он знал о её наследстве и вероятном браке с его некогда любимым, и теперь ненавистным соседом Гарольдом Трансомом. "Славная девушка! заметил он, - что-то кровное во взгляде, только слишком хороша для радикала. Вот все, что и могу сказать". Речь же Эстер привела сэра Максима в такой восторг, что улучив первую удобную минуту, он схватил за пуговицу сгоего брата и поспешно произнес:

- Знаешь, что я тебе скажу Гус, мы должны постараться, чтоб этого молодца помиловали. Чорт возьми! какая польза из того, что его запрут года на четыре? Пример? Пустяки. Эта девчонка заставила меня плакать. Верь мне, что выйдет ли она замуж за Трансома, или нет, но она конечно в бедности любила Гольта. Она скромная, мужественная, прелестная девушка. Я готов, не смотря на свою старость, скакать через какие угодно препятствия, чтоб только доставить ей удовольствие. Чорт возьми! этот мальчишка должен быть хороший малый, если она им так интересуется. И притом ты заметил, как он срезал радикального кандидата. Поверь мне, он в сущности хороший человек.

Ректор не обнаруживал такой восторженной энергии, как его брат; доказательства, приводимые сэром Максимом Дебари, не казались ему столь безспорными, но все же он на столько подпал влиянию красноречия Эстер, что был вполне готов присоединиться к ходатайству о помиловании Гольта, тем более что, как он выражался, "Филь конечно будет этим доволен". Под влиянием её речи находились и другие значительные люди, так что наконец быль собран митинг для составления и отправки к министру прошения о помиловании Феликса Гольта.

Гарольд Трансом чрезвычайно энергически хлопотал о сознании этого митинга. Его побуждало к тому, кроме упреков совести и твердой решимости действовать благородно - еще желание угодить Эстер. Постепенно усиливавшееся сознание, что она питала теплое чувство к Феликсу Гольту, нисколько его не безпокоило. Гарольд был убежден, что Феликс Голет не мог быть его серьезным соперником. Он полагал, что восторженное мнение Эстер об этом эксцентричном молодом человеке происходило от нравственного энтузиазма, от романтического настроения; её безпокойство о человеке, который был близким знакомым в её старом доме, объяснялось в его глазах самым простым и естественным в женщине чувством сострадания. Место, которое Гольт в старину занимал в её чувствах, не могло более принадлежать ему теперь, когда судьба её так изменилась. Без сомнения всего более успокоивало Гарольда сознание, что Феликс Гольт был часовщик, что его одежда была известного покроя, что его фигура и манеры... что одним словом, он не был таким человеком, которого могла любить женщина, в то самое время когда ей предлагал свою руку Гарольд Трансом.

Таким образом, он был покоен в этом отношении, и действуя в пользу Феликса Гольта, не приносил никакой жертвы. Хотя уговаривая всех влиятельных людей он явно помогал сэру Максиму Дебари, но между ними не было никаких прямых сношений, ибо старый баронет только удостоивал его холодным поклоном, а Гарольд был не такой человек, чтоб добровольно подвергать себя неприятности. Когда собрался митинг, дело Гольта было решено без особых прений и прошение к министру тут же составлено. М-р Линтон уже уехал домой, но можно было расчитывать на его подпись, точно также, как и на подпись многих других отсутствующих джентльменов. По окончании этого главного дела все собрание, оставшись в той же комнате, где происходил митинг, разделилось на мелкия группы и занялось частными разговорами.

Между тем к этой комнате приближался человек, которого вовсе не приглашали джентльмены, собравшиеся в ней, и который не только не думал, что его примут с удовольствием, но очень хорошо знал, что одному человеку, по крайней мере, его приход будет чрезвычайно неприятен. Это был м-р Джермин; его наружность в это утро была также прилична, также старательно изящна, как всегда, хотя его внутренно терзал страшный припадок плохо сдержанного гнева, хотя он находился в таком положении, когда человек может причинить страдания другому, но не в состоянии предохранить самого себя от неприятности. После свидания Джермина с м-с Трансом, Гарольд, по некоторым причинам, приостановил иск против него и Джермин, воспользовавшись этой отсрочкой, просил у Гарольда свидания и написал ему письмо. В свидании ему было отказано, а письмо возвращено с надписью, что Гарольд не желал иметь с ним никаких сношений иначе, как через стряпчого. Наконец накануне Джонсон уведомил Джермина, что иск против него скоро возобновится.

Так как Гарольд не хотел принять Джермина, то энергичный стряпчий решился силой увидеться с ним. Он знал о митинге в "Белом Сердце" и шел туда с намерением объясниться с Гарольдом. Он заранее представлял себе, что он ему скажет и каким тоном. Слова его должны были заключать в себе смутный намек и угрозу, которые непременно побудили бы Гарольда назначить ему свидание. На все, что совесть могла сказать против этого плана, он грубо отвечал: - "это все хорошо, но ведь не погибнуть же мне, если этому можно помешать?"

"Белого Сердца" не возбудил особого внимания Только двое или трое из коротко знавших Джермина, увидав его, вспомнили о резкой выходке Гарольда в суде против своего агента, выходке возбудившей накануне много коментариевь. Раскланиваясь с очень немногими, Джермин прошел вперед, внимательно посматривая по сторонам; наконец он увидал Гарольда стоявшого на другом конце комнаты. Стряпчий, занимавшийся делами Феликса, только что отошел от него вручив ему какую-то бумагу и Гарольд стоял совершенно один, хотя и в небольшом разстоянии от других. Он казался в это утро чрезвычайно блестящим, кровь играла во всех его жилах. Он только что возвратился с прогулки верхом, говорил очень много на митинге, и старался всеми силами расположить в пользу Гольта своих соседей - все эти причины придавали ему необыкновенно оживленный вид. Смотря на него можно было безошибочно сказать, что он в эту минуту наслаждался жизнью более чем обыкновенно; стоя небрежно, поглаживая одной рукой бакенбарды, а в другой держа хлыст и бумагу, которую он быстро пробегал своими черными глазами, Гарольд обнаруживал во всей своей фигуре, полное спокойствие и довольство, даже счастье.

Джермин поспешно подошел к нему. Оба они были одинакового роста и прежде чем Гарольд успел обернуться, Джермин произнес ему под самое ухо.

- М-р Трансом, я должен переговорить с вами наедине.

Звуки этого голоса тем неприятнее поразили Гарольда, что он за секунду перед тем находился в гаком счастливом настроении. Он вздрогнул и посмотрел Джермину прямо в глаза. С минуту, показавшуюся им нестерпимо долгой, они оба молчали, только лица их выражали все большую и большую ненависть; Гарольд чувствовал, что он страшно накажет за эту дерзость, Джермин чувствовал, что мог несколькими словами уничтожить всю силу своего врага и заставить его преклониться перед ним. Побуждение двигавшее Джермина было сильнее, и он прибавил несколько тише, но тоном еще резче и оскорбительнее.

- Вы раскаетесь... ради вашей матери.

тот зашатался.

Внимание всех присутствующих обратилось на них, но ни того, ни другого не могло остановить сознание, что на. них смотрят

- Пусти меня, мошенник! злобно произнес Гарольд, - или я тебя убью.

- Убей, отвечал Джермин презрительным тоном, я твой отец.

отвернулся от Джермина; но в зеркале он увидел тоже роковое лицо, рядом со своим и ненавистное родство стало ему ясно как день.

Сильный, могучий молодец покачнулся и затрясся как в лихорадке. В ту же минуту Джермин выпустил его из своих рук и Гарольд почувствовал, что кто-то его поддерживает. Это был сэр Максим Дебари.

- Ступайте вон, сэр! повелительно произнес Гарольд обращаясь к Джермину. - Здесь собрание джентльменов!

- Пойдем со мною баронет, прибавил он своим старым дружеским тоном.