Адам Бид.
Книга первая.
VII. Сырня.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Адам Бид. Книга первая. VII. Сырня. (старая орфография)

VII.
Сырня.

Сырню, конечно, стоило посмотреть: она представляла зрелище, которое заставило бы людей, живших в душных и пыльных улицах, захворать от страстного желания находиться в ней: такая прохлада, такая чистота, такое благоухание новопрессованного сыра, твердого масла, деревянных сосудов, безпрестанно омываемых чистою водою; такой мягкий оттенок красной глиняной посуды и сливочных поверхностей, темного дерева и полированной жести, серого известняка и изобильной оранжевой ржавчины на чугунных гирях, крюках и петлях. Но эти подробности замечаются только вскользь, когда оне окружают очаровательную девушку семнадцати лет, которая стоит на маленьких деревянных башмачках и, скруглив свою руку с ямочками на локтях, снимает с весов фунт масла.

На лице Гетти выступила глубокая краска, когда капитан Донниторн вошел в сырню и заговорил с нею. Но то вовсе не была краска, наведенная страхом, ибо ее сопровождали улыбки и ямочка около губ и искорки из-под длинных вьющихся темных ресниц. И в то время, как её тётка рассказывала джентльмену, что вот, пока еще не все телята отняты от груди, следует беречь молоко и ограничиваться небольшим количеством его для делания сыра и масла, что короткорогий скот, купленный для пробы, дает хотя и большее количество молока, но низшого достоинства, и о многих других предметах, могущих интересоват молодого джентльмена, который современен сделается сельским хозяином, Гетти вскидывала кверху и прихлопывала фунт масла с совершенно-самоуверенным, кокетливым видом, в душе своей сознавая, что ни один поворот её головы не оставался незамеченным.

Есть различные разряды красоты, заставляющие мужчин сходить с ума различным образом, начиная с отчаяния и до глупостей. Но есть разряд красоты, который, кажется, создан длятого, чтоб кружить головы нетолько мужчинам, но и всем разумным млекопитающим животным, даже женщинам. Красота эта походит на красоту котят, или крошечных пушистых уток, которые мило журчат своим нежным клювом, или грудных детей, только-что начинающих бродить и делать сознательные проделки - красота, которая никогда не разсердит, но которую вы готовы уничтожить за то, что она неспособна понять настроение вашей души, причиняемое ею. Красота Гетти Соррель принадлежала к этому разряду. Её тётка, мистрисс Пойзер, которая принимала вид, будто равнодушна ко всякому личному влечению, и старалась быть строжайшим из менторов, безпрестанно смотрела изподтишка на прелестную Гетти, очарованная ею против воли, и излив на нее такую брань, какая естественно вытекала из её заботливости сделать добро племяннице своего мужа - неимевшей матери, которая могла бы побранить ее, бедное создание! - она часто говаривала своему мужу, когда знала, что никто не мог услышать ее: "я должна сознаться в том, что чем больше шалит эта маленькая плутовка, тем она кажется милее".

Было бы почти безполезно рассказывать вам, что у Гетти щеки походили на лепестки розы, что ямочки играли около её хорошенького рта, что её большие, темные глаза скрывали под длинными ресницами нежное плутовство и что её вьющияся волосы, хотя и зачесываемые назад под круглым чепчиком в то время, когда она находилась при работе, выбивались темными, красивыми кольцами на лоб и около её белых, наподобие раковин, ушей. Было бы почти безполезно рассказывать, как мило обрисовывалась её розовая с белым косынка, подогнутая под её низенький шелковый корсет цвета сливы, или как холстинный передник с нагрудником, надеваемый ею, когда она сбивала масло, казалось, мог бы служить образцом, по которому герцогини должны бы делать для себя шелковые, еслибь только последние стали падать такими очаровательными складками; или как её коричневые чулки и застегнутые башмаки на толстых подошвах теряли всю свою неуклюжесть, которую должны были непременно иметь без её прелестных ножек; было бы почти безполезно рассказывать обо всем этом, если только вы не видели женщины, которая произвела на вас такое же впечатление, какое Гетти производила на окружающих, ибо, в противном случае, хотя вы и вызовете образ миловидной женщины, он вовсе не будет походить на эту сводившую с ума милую, как котенок, девушку. Я, пожалуй, мог бы описать всю божественную прелесть ясного весенняго дня; но если вы никогда в жизни не забывались вполне, напрягая свое зрение, чтоб не упустить из виду подымающагося жаворонка, или прогуливаясь по тихим аллеям, когда только-что раскрывшийся цвет растений наполняет их священною, безмолвною красотою, уподобляющею их-украшенным резною работою проходам к церкви, то какую пользу принес бы мой описательный перечень? Вы никогда не были бы в-состоянии знать, что я разумел под светлым весенним днем. Красоту Гетти можно было сравнить с красотою весенняго времени; то была красота молодых резвых созданий, кругленьких, пугающих, обманывающих вас ложным видом невинности - невинности, например, теленка, со звездою на лбу, который, желая предпринять прогулку вне границ, увлекает вас в строгую скачку с препятствиями чрез плетень и ров и останавливается только среди болота.

А как прелестны позы и движения, которые принимает очаровательная девушка, делая масло, эти безпокойные движения, придающия очаровательные изгибы руке и боковое наклонение круглой белой шее - особые движения, причиняемые сбивкою и растиранием масла ладонью руки, и потом приспособление и окончательная отделка, которых никак нельзя достигнуть без большой игры полных губ и темных глаз. И потом самое масло, кажется, сообщает особенную свежесть и очарование: так оно чисто, так оно благоуханно; оно выходит из формы с такою прелестною твердою поверхностью, как мрамор, при бледно-желтом свете. Притом же, Гетти была преимущественно искуссна в делании масла. Это дело тётка её позволяла себе оставлять без строгого порицания; таким-образом, она занималась им со всею грациею, которая нераздельна с полным знанием дела.

-- Я надеюсь, что вы поспеете к большому празднику тридцатого июля, мистрисс Пойзер, сказал капитан, когда он уже в достаточной степени выразил свое удивление касательно сырни и сделал несколько импровизированных замечаний по поводу турнеп и короткорогого скота. - Вы знаете, что должно случиться тогда, и я ожидаю, что вы приедете раньше всех и уедете позже всех. Позвольте мне попросить вашу руку на два танца, мисс Гетти! Я знаю, что если не получу вашего слова теперь же, то мне едва-ли удается танцовать с вами, ибо все молодые фермеры-щоголи постараются завладеть вами.

Гетти улыбнулась и покраснела; но прежде, чем она могла ответить, в разговор вмешалась мистрисс Пойзер, скандализированная при одной только мысли, что молодой сквайр мог быть исключен каким-нибудь кавалером ниже его.

-- Право, сэр, вы очень-любезны, что так внимательны к ней. И я уверена, что когда вам только будет угодно танцовать с нею, она будет гордиться этим и будет благодарна вам, еслиб даже ей пришлось простоять одной весь остальной вечер.

на него и заговорить с ним.

Гетти сделала маленький, легкий книксен и, бросив на него полуробкий, полукокетливый взгляд, сказала:

-- Да; благодарю вас, сэр!

-- И вы должны привести с собою всех ваших детей, вы знаете, мистрисс Пойзер, вашу крошку. Тотти и ваших мальчиков. Я хочу, чтоб все младшия дети пришли в имение - все те, которые будут красивыми молодыми юношами и девицами, когда я буду лысым стариком.

-- О, дорогой сэр, до этого еще очень-далеко, сказала мистрисс Пойзер, совершенно смутившись тем, что молодой сквайр так легко отзывался о себе самом, и думая, с каким интересом муж будет слушать её рассказ об этом замечательном образчике джентльменского юмора. Капитана считали большим весельчаком и остряком, и он был большим фаворитом во всем имении, по случаю своего вольного обращения. Все арендаторы были уверены, что дела приняли бы совершенно другой оборот, еслиб бразды перешли в его руки: тогда был бы рай на земле, изобилие новых ворот, дозволение брать известь и прибыли десять на сто.

-- Да, где же наша крошка, Гетти? сказала мистрисс Пойзер. - Она вот недавно только вошла сюда.

-- Не знаю. Она пошла, кажется, в пивницу к Нанси.

Гордая мать, будучи не в-состоянии противиться соблазну и не показать своей Тотти, вдруг взошла в заднюю кухню, отъискиваа дочь, но вместе с тем опасаясь, не случалось ли чего с Тотти, что могло бы помешать её крошечной особе и одежде представиться постороннему человеку в приличном виде.

-- А вы носите масло на рынок, когда сделали его? сказал, между-тем, капитан, обращаясь к Гетти.

-- Конечно, я уверен, что ваши миленькия ручки не созданы для таких тяжестей. Но вы иногда прогуливаетесь в эти очаровательные вечера, не правда ли? Отчего вы иногда не прогуливаетесь в роще? там теперь все так зелено, так приятно. Я не вижу вас нигде, кроме дома и церкви.

-- Тетушка не любит, чтоб я ходила гулять, и я хожу только тогда, когда мне нужно идти куда-нибудь, сказала Гетти. - Но я иногда прохожу и через рощу.

-- А вы никогда не заходите к мистрисс Бест, экономке? Кажется, я вас видел один раз в экономкиной комнате.

-- Я хожу не к мистрисс Бест, а к мистрисс Помфрет, горничной леди. Она учит меня строчить белье и чинить кружева. Я приду к ней к чаю завтра после обеда.

ête-à-tête, можно только узнать, если посмотреть в заднюю кухню, где Тотти открыли в то время, как она терла нос валявшимся мешком с синькой и в ту же минуту позволила довольно-изобильным каплям синьки капать на её чистый послеобеденный передничек. Но теперь она явилась, держа за руку мать... кончик её кругленького носика что-то блистал от недавняго и торопливого прикосновения воды с мылом.

-- Вот она! сказал капитан, поднимая ее и сажая на низкую каменную полку. - Вот Тотти!.. Кстати, как её другое имя? Ведь её крестили не Тотти?

-- О, сэр, это вовсе не настоящее её имя. Её крестили Шарлоттой. Это фамильное имя мистера Пойзера: его бабушку звали Шарлоттой. Но мы сначала называли ее Лотти; а теперь это обратилось в Тотти. Действительно, оно скорее походит на собачье имя, нежели на имя христианского ребенка.

-- Тотти это прелестное имя. Ну, да она и похожа на Тотти. А что, есть у ней карман? сказал капитан, шаря в своих жилетных карманах.

Тотти немедленно с большею важностью подняла свое платьице и показала крошечный красненький кармашек, в настоящую минуту находившийся в совершенно-тощем положении.

-- Нет! какая жалость! такой миленький кармашек! Ну, хорошо: кажется, у меня в кармане несколько вещей, которые будут мило звучать в твоем. Да! я объявляю, что у меня есть пять небольших кругленьких серебряных вещиц, и послушайте, как мило оне будут звенеть в тоттином красненьком карманчике.

и побежала, чтоб позвонить своим карманом перед Нанси, между-тем, как мать кричала ей вслед:

-- Как тебе не стыдно, шалунья-девочка! не поблагодарила капитана за то, что он дал тебе. Это очень-любезно с вашей стороны, сэр; но она, просто стыд, как избалована. Отец не позволяет отказывать ей ни в чем, и вот теперь с ней нельзя управиться. Вот что значит самая младшая из детей, и к-тому же, единственная дочь.

-- О, она презабавная пышечка! Я, право, не желал бы, чтоб она переменилась. Но я должен идти теперь, ибо, я полагаю, наш приходский священник ждет меня.

"прощайте!" окинув кругом светлым взором и поклонившись Гетти, Артур оставил сырню. Но он ошибся, воображая, что его ждали. Приходский священник был так заинтересован своим разговором с Диною, что ему было бы неприятно окончить его раньше, и вы теперь услышите, что они говорили друг другу.