Адам Бид.
Книга третья.
Глава XXIV. Тосты.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Адам Бид. Книга третья. Глава XXIV. Тосты. (старая орфография)

ГЛАВА XXIV
ТОСТЫ.

Когда обед кончился и разнесли первые кувшины пива из большой бочки, для широкой особы мистера Пойзера было очищено место на углу стола, а там, где он сидел раньше, поставили два стула. Было заранее решено, что надлежало сделать председателю, когда покажется молодой сквайр, и последния пять минуть мистер Пойзер пребывал в состоянии глубокого размышления, вперив взоры в темную картину на противоположной стене и перебирая пальцами мелкия, деньги в карманах своих панталон.

Как только молодой сквайр показался на пороге в сопровождении мистера Ирвайна, все встали, и эта дань общого уважения была очень приятна Артуру. Он любил чувствовать свою важность и кроме того дорожил добрым мнением этих людей: ему приятно было думать, что они относятся к нему с особенным и искренним почтением. Удовольствие было написано у него на лице, когда он сказал:

от того, что наш ректор будет пить его с нами.

Тут все глаза обратились на мистера Пойзера, и мистер Пойзер, не вынимая рук из карманов, заговорил не спеша, с разстановкой, на манер часов с медленным боем:

-- Капитан! Мои земляки уполномочили меня говорить за них, потому что, где люди думают одинаково, там всякий оратор будет хорош. И хотя мы можем быть самого противоположного мнения о многих вещах - один обрабатывает свою землю по своему, другой по другому, и я, конечно, не берусь судить, у кого как ведется хозяйство, - мне лишьбы управиться со своим, - но есть один пункт, на котором все мы сходимся: все мы сходимся в нашем мнении о пашем молодом сквайре. Почти все мы знали вас мальчиком, и никто никогда не слыхал о вас ничего, кроме, хорошого, - такого, что делает вам честь. Вы обходительны в речах и справедливы в поступках, и мы радуемся, думая о будущем и представляя себе то время, когда вы будете нашим хозяином, потому что мы знаем, что вы никого не обидите, и никому его хлеб не покажется горек по вашей вине. Этого только и хотел я... и хотели все мы сказать. А когда человек сказал, что он хотел сказать, ему лучше замолчать, потому что пиво не будет вкуснее, стоявши. А понравилось-ли нам пиво, этого я пока не скажу, потому что мы его еще не попробовали: вот выпьем за ваше здоровье, тогда и скажем, хорошо-ли оно. Ну, а обед был хорош, и если кому не понравился, пусть тот винит свой желудок, lipo ректора я молчу: всякий знает, что все прихоисане всегда ему рады. И я надеюсь, и все мы надеемся, что он проживет еще много лет и увидит нас стариками, а наших детей - взрослыми людьми, а вашу милость - семейным человеком. Больше мне нечего сказать. Выпьем-же, господа, за здоровье нашего молодого сквайра - трижды три раза!

Последовало громогласное ура, застучали ножи, зазвенели стаканы, и опять прокричали ура чтобы испортить удовольствие, которое доставили ему похвалы. Разве он не заслужил этих похвал? Разве то, что о нем говорилось, в общем не было правдой? Если в его поведении и было кое-что, чего мистер Пойзер не одобрил-бы, еслиб знал, так что-ж? - если строго разбирать, за всяким окажутся грешки. К тому-же, Пойзер ничего не узнает. Да и наконец, что-же такого он, Артур, сделал? - Приволокнулся за хорошенькой девушкой, быть может, немножко далеко зашел в своем волокитстве, но другой на его месте мог-бы поступить гораздо хуже. И никакой беды не может из этого выйти, и не выйдет, потому что в следующий-же раз, как они с Гетти увидятся, он непременно ей объяснит, что она не должна слишком много думать о нем и придавать серьезное значение тому, что между ними было. Как видите, Артуру хотелось быть довольным собой, для него это было просто потребностью. А неприятные мысли о прошлом всегда можно отогнать благими решениями на будущее время, которые рождаются так быстро, что Артур успел почувствовать себя неловко и успокоиться прежде, чем мистер Пойзер довел до конца свою неторопливую речь, так что, когда настал ею черед говорить, на душе у него было опять совершенно легко.

-- Благодарю вас, мои добрые друзья и соседи, за доброе мнение обо мне и за дружеския ко мне чувства, выраженные мистером Пойзером от своего и от вашего лица. Заслужить эти чувства будет самым задушевным желанием всей моей жизни. В силу естественного порядка вещей мы можем разсчитывать, что если я буду жив, я сделаюсь со временем вашим хозяином. На основании этого соображения мой дед и пожелал, чтобы я отпраздновал этот день среди вас. На свое будущее положение я смотрю не только с точки зрения той власти и утех, которые оно доставить мне лично, но и с точки зрения возможности делать добро моим соседям. Такому молодому человеку, как я, едва-ли пристало разсуждать с вами о сельском хозяйстве; вы люди опытные, и большинство из вас гораздо старше меня. Тем не менее я очень интересуюсь этим предметом и изучал его по книгам, насколько позволяли время и обстоятельства, и когда естественный ход событий отдаст поместье в мои руки, первым моим делом будет оказать моим арендаторам всяческое содействие для улучшения их земель и введения лучших способов хозяйства. Я хочу, чтобы, когда я буду помещиком, все мои арендаторы смотрели на меня, как на своего лучшого друга, и ничто не сделает меня таким счастливым, как возможность относиться с уважением к каждому живущему на моей земле, и сознание, что каждый в свою очередь меня уважает. В моем теперешнем положении я нахожу неудобным входить в подробности. Я хотел только сказать, что мои намерения вполне сходятся с теми надеждами, которые вы на меня возлагаете, и что я употреблю все усилия, чтобы не обмануть ваших ожиданий. А засим... я совершенно согласен с мнением мистера Пойзера, что когда человек сказал, что он хотел сказать, ему лучше замолчать. Но удовольствие, которое вы мне доставили, выпив за мое здоровье, будет не полно, если не выпьем теперь за моего деда, заменившого мне моих умерших родителей. Больше я ничего не скажу, пока вы не выпьете вместе со мной за его здоровье в этот радостный день, когда я, по его желанию, являюсь среди вас в качестве будущого представителя его имени и рода.

Из всех присутствующих, быть может, один только мистер Ирвайн съумел вполне понять и оценить деликатность, с какою Артур предложил тост за своего деда. Фермеры были того мнения, что молодому сквайру следовалобы знать, как они ненавидят старика, а мистрис Пойзер сказала: "Лучше-бы ему не ворошить этой старой кастрюли с кислятиной". Буколические умы не легко схватывают тонкости хорошого тона. Но отвергнуть тост было нельзя, и когда он был, принят, Артур продолжал.

-- Благодарю вас, друзья мои, за себя и за деда. А теперь я имею вам сказать еще одну вещь, чтоб вы могли порадоваться вместе со мной, ибо я надеюсь и верю, что моя новость обрадует вас. Я думаю, между вами не найдется ни одного человека, который не питал бы уважения, - а многие и самых теплых дружеских чувств - к моему другу Адаму Виду. Всему нашему приходу известно, что на его слово можно положиться как на каменную гору, что все, за что он ни возьмется, он делает хорошо, и об интересах своих нанимателей радеет, как о своих собственных. Я с детства был привязан к Адаму и до сих пор сохранил мое детское чувство к нему. Говорю это с гордостью, потому что, мне кажется, это доказывает, что я умею ценить хороших людей. Моим давнишним желанием было поручить ему надзор за лесами, представляющими весьма ценную статью наших владений. Желал я этого не только потому, что высоко ценю его личность, но и потому, что он обладает познаниями и опытностью, необходимыми для этого дела. Теперь я, наконец, с радостью могу сообщить, что дед мой одобрил мое желание, и Адам назначен лесничим; это решилось со вчерашняго дня. Я убежден, что эта перемена окажется как нельзя более выгодной для поместья, и предлагаю вам выпить за здоровье Лдама. Надеюсь, вы не откажетесь принять этот тост и пожелаете ему вместе со мной всякого счастья и успеха в жизни, которых он вполне заслуживает... Но среди нас присутствует еще более старинный и близкий мой друг; мне незачем говорить вам, что этот друг - мистер Ирвайн. Я уверен, вы согласитесь со мной, что прежде всего нам следует выпить за его - трижды три раза!

Этот тост был принят со всем увлечением, какого не хватало предшествующему, и безспорно самым живописным моментом во всей этой сцене был тот, когда мистер Ирвайн поднялся говорить, и все лица повернулись к нему. По сравнению с этими лицами, его лицо поражало своею утонченностью гораздо больше, чем лицо Артура. У Артура было обыкновенное английское лицо, и яркий цвет его новенького модного фрака был более под стать понятиям о щегольстве молодых франтов-фермеров, чем напудренные волосы и тщательно вычищенный, но поношенный черный костюм мистера Ирвайна - излюбленный его костюм во всех высокоторжественных случаях, ибо платье мистера Ирвайна обладало вообще каким-то непостижимым секретом никогда не казаться новым.

-- Не в первый раз, - так начал мистер Ирвайн, - приходится мне благодарить моих прихожан за доказательства их доброго ко мне расположения, но дружеския чувства земляков принадлежат к числу таких вещей, которые ценятся тем дороже, чем оне становятся старее. Сегодняшнюю нашу встречу мы можем с полным правом назвать радостной, ибо когда хорошее чувство взаимной симпатии достигло, так сказать, совершеннолетия - созрело, окрепло и обещает быть прочным, - этому поистине можно порадоваться; а мои отношения к вам, как ректора к прихожанам, достигли совершеннолетия еще два года тому назад. Вот уже двадцать три года, как я поселился у вас. Я помню, высокие молодые люди и цветущия молодые женщины, которых я вижу теперь перед собой, - когда я их крестил, смотрели на меня далеко не так дружелюбно, как смотрят теперь, чем несказанно радуют мое сердце. Но я уверен, вас не удивит, когда я скажу, что изо всей этой молодежи самые горячия мои симпатии принадлежат моему другу мистеру Артуру Донниторну, которого вы только что чествовали. Я имел удовольствие быть его воспитателем в течение нескольких лет, и, естественно, у меня было много случаев узнать его близко, - больше, чем их могло быть у кого-либо из вас. И, зная его, я с гордостью и радостью спешу заявить, что вполне разделяю как те надежды, которые вы на него возлагаете, так и вашу уверенность в том, что он обладает всеми качествами, которые должны сделать его образцовым помещиком, когда придет его время занять это высокое положение среди вас. Мы с ним одинакового образа мыслей по многим вопросам, насколько может человек, доживающий пятый десяток, одинаково мыслить и чувствовать с юношей двадцати одного года. Да вот, даже сейчас он высказал чувство, которое я от всего сердца с ним разделяю, радуясь случаю заявить о нем всенародно. Это чувство - его привязанность и уважение к Адаму Биду. Когда человек занимает высокое положение в свете, его поступки служат предметом обсуждения; о нем больше говорится, и заслуги его получают больше похвал, чем заслуги и достоинства людей, чья жизнь проходит в скромном повседневном труде. Но каждое разумное существо хорошо понимает, как необходим этот скромный будничный труд и как важно для нас, чтоб он исполнялся как следует. И я согласен с моим другом мистером Артуром Донниторном в том, что когда человек, которому выпало на долю всю жизнь заниматься этого рода трудом, обнаруживает свойства характера, которые сделали-бы ему честь во всяком положении, на всякой ступени общественной лестницы, - заслуги его должны быть признаны всеми. Такой человек имеет право на общее уважение, и друзья его должны радоваться, отдавая ему эту дань. Я хорошо знаю Адама Бида; я знаю, какой он работник, и чем он был, как сын и брат, и я скажу только простую, неприкрашенную правду, сказав, что я уважаю его, как немногих людей. Впрочем, говоря о нем таким образом, я не говорю вам ничего нового: все вы знаете его, многие из вас находятся с ним в самых дружеских отношениях, и я уверен, что, зная его, каждый из вас с радостью выпьет с нами за его здоровье.

Как только мистер Ирвайн замолчал, Артур вскочил на ноги и, наполнив свой стакан, прокричал: "За здоровье Адама Бида, и дай Бог ему прожить много лет и нажить сыновей, таких-же честных и умных, как он сам!"

Никто - ни даже Бартль Масси - не был так восхищен этим тостом, как мистер Пойзер. Речь, которую он сказал перед тем, была для него поистине тяжкой работой но как ни трудно она досталась ему, он, кажется, сейчас -бы вскочил и произнес другую, еслиб не понимал всего неприличия такого поступка. При существующих-же обстоятельствах, все, что он мог сделать, чтобы дать исход своим чувствам, это- залпом осушить свой стакан и пристукнуть им по столу решительным, размашистым жестом. Если Джонатан Бурдж и немногие другие и чувствовали себя несовсем ловко по милости этого тоста, - они постарались скрыть свои чувства, так-что тост был принят, повидимому, охотно и единодушно.

своего небольшого мирка, и этот мирок так дружно его чествовал. Но говорить он не робел: его не смущало мелкое тщеславие. и он не боялся, что у него не хватит слов; поэтому он не казался ни сконфуженным, ни неловким, а стоял, как всегда, твердо и прямо, слегка откинув голову назад и спокойно опустив руки, с тем безсознательным достоинством, которое составляет отличительную черту всякого интеллигентного, честного и здорового работника, никогда не задающагося вопросом, зачем он живет на свете.

-- Я совершенно поражен, сказал Адам. - Я не ожидал ничего подобного, потому что это далеко превышает мои заслуги. Но тем более у меня причин благодарить вас, капитан, и вас, мистер Ирвайн, и всех моих друзей за честь, которую они мне оказали, выпив за мое здоровье, и за их добрые пожелания. Было-бы глупо, еслиб я вздумал вас уверять, что я совсем не заслуживаю вашего хорошого мнения обо мне: плохо бы я отблагодарил вас, еслиб сказал, что вы знали меня столько лет и не съумели разобрать, что я за человек. Вы говорите, что всякое дело, за которое я берусь, я делаю хорошо, много ли или мало я за него получу, - и это сущая правда. Мне было-бы стыдно стоять здесь перед вами, будь это неправда. Но мне кажется, это долг всякого человека, и тут нечем кичиться. И я всегда исполнял только свой долг - это мое твердое убеждение, потому что во всяком деле каково бы оно не было, мы применяем ум и способности, которые нам даны. Поэтому на ваши добрые чувства ко мне я не смотрю как на должное, как на право мое, а как на свободный дар, и как свободный ваш дар принимаю их и благодарю. Что же касается новой должности, которую я получил, я могу только сказать, что принял ее по желанию капитала Донниторна и постараюсь не обмануть его ожиданий. Я не желаю ничего лучшого, как работать у него под началом и знать, что, зарабатывая свой хлеб, я действую и в его интересах. Ибо я считаю его одним из тех людей, которые хотят поступать справедливо и принести миру свою лепту добра. А я убежден, что это может каждый, будь он дворянин или простолюдин, дает-ли он деньги на ведение крупного предприятия, или работает своими реками. Теперь не время распространяться о моих чувствах к капитану: я надеюсь доказать их на деле всей моей жизнью.

Много различных мнений было высказано относительно речи Адама. Некоторые - все больше женщины - нашли, что он выказал мало признательности и говорил слишком гордо; но большинство мужчин были того мнения, что невозможно было сказать более искреннюю, прямодушную речь, и что Адам - хороший малый. Покамест публика обменивалась под шумок своими впечатлениями и изъявляла свое недоумение по поводу дальнейших планов старого сквайра, стараясь разрешить вопрос, возьмет-ли он управляющого и т. д., два джентльмена встали и подошли к тому столу, за которым сидели женщины и дети. Здесь, разумеется, не было крепкого пива, а только вино и дессерт: сверкающая наливка из крыжовника для детей и хороший херес для матерей. Мистрис Пойзер председательствовала за этим столом, и Тотти сидела теперь у нея на коленях, засунув весь свой носишко в рюмку с вином в поисках за плавающими в нем орехами.

-- Мое почтенье, мистер Пойзер, сказал Артур. - Я думаю, вам было очень приятно слышать, какую хорошую речь сказал сегодня ваш муж.

-- Не знаю, сэр... У мужчин язык вообще так плохо привешен, что обыкновенно приходится угадывать, что они хотят, - все равно как с безсловесными тварями.

-- Что-ж, сэр, благодарение Богу, когда мне нужно что-нибудь сказать, я не затрудняюсь в словах. Но это вовсе не значит, что я недовольна своим мужем, потому что, если он и не слишком речист, за то ни одного слова не скажет на ветер.

-- Нет, положительно я никогда не видал такого милого собрания, сказал Артур, оглядывая румяных, толстощеких детей. - Сейчас к вам придут моя тетка и обе мисс Ирвайн. Оне не пришли раньше, потому что побоялись шума от наших заздравных тостов, но оне много-бы потеряли, если-б не увидели вас за столом.

И он прошел дальше, заговаривая с матерями и гладя по головке детей, между тем как мистер Ирвайн остался на месте и только ласково кивал всем издали, не желая отвлекать общого внимания от молодого сквайра - героя дня. Артур не посмел остановиться подле Гетти и только поклонился ей, проходя. Глупенькая девочка чуть не заплакала от обиды. Да и какой женщине может быть приятно видимое пренебрежение, хотя-бы она и знала, что это только маска любви? Гетти начинала думать, что этот день будет самым несчастным днем её жизни: холодный луч дневного света ворвался в её сказочный мир и на один миг осветил перед нею действительность. Артур, который всего несколько часов тому назад, казалось, был ей так близок, вдруг стал для нея недоступен, как герой пышной процессии для какой-нибудь ничтожной зрительницы в толпе.