Адам Бид.
Книга третья.
Глава XXV. Игры.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Элиот Д., год: 1859
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Адам Бид. Книга третья. Глава XXV. Игры. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XXV.
ИГРЫ.

Бал должен был начаться в восемь часов, но на тот случай, если-бы молодежь пожелала поплясать на лужайке, под деревьями был поставлен оркестр Общества взаимопомощи, а какой другой оркестр умел так превосходно играть всевозможные старинные и модные танцы? Мало того: был приглашен еще большой оркестр из Россетера, и его удивительные духовые инструменты, не говоря уже о надутых щеках музыкантов, представляли сами по себе восхитительное зрелище для малых ребят. Мы уж умалчиваем о скрипке Джошуа Ранна, который захватил ее с собой в порыве великодушной заботливости, на случай, если-бы у кого-нибудь оказалось достаточно истинного вкуса, чтобы предпочесть пляску под аккомпанимент соло на этом инструменте.

Тем временем, как только солнце ушло с большой открытой лужайки перед фасадом дома, начались игры. Были тут, разумеется, натертые мылом шесты, по которым должны были карабкаться мальчики-подростки и юноши; входили в программу и бег на приз для старух, и бег на перегонку в мешках, и поднимание тяжестей для силачей, и еще целый длинный список всяких состязательных упражнений, представлявших самое широкое поле для таких честолюбивых попыток, как, например, проскакать столько-то ярдов на одной ножке, и других гимнастических фокусов, в которых, по общему убеждению, победителем должен был оказаться Бен Волчек, как первый по ловкости в двух приходах. В заключение предстояла ослиная скачка - самая назидательная из всех, ибо она основана на великом социалистическом принципе, а именно - что каждый подгоняет чужого осла, причем самый упрямый осел берет приз.

В пятом часу великолепная мистрис Ирвайн, в своем парчевом платье, в бриллиантах и черных кружевах, в сопровождении всего небольшого семейного кружка, проследовала под руку с Артуром к своему креслу на возвышении под полосатым балдахином, где она должна была раздавать призы победителям. Степенная и церемонная мисс Лидия во что бы то ни стало пожелала уступить эту королевскую обязанность царственной старой леди, и Артур был очень рад случаю доставить удовольствие своей крестной, любившей почет. Мистер Донниторн - старший чистенький, надушенный, сморщенный старичек, с пунктуальной и кислой учтивостью предложил руку мисс Ирвайн; мистер Гавэн вел мисс Лидию, имевшую замороженный вид в своем элегантном шелковом, персикового цвета платье; последними шли мистер Ирвайн и его бледнолицая сестра Анна. Из близких знакомых был приглашен один только Гавэн; на завтра был назначен парадный обед для всех соседних помещиков, но сегодня надлежало сосредоточить все силы для приема арендаторов.

Прямо против палатки был ров, отделявший лужайку от парка; но теперь через него был наведен временный мост для удобства публики, стоявшей отдельными группами или сидевшей на скамейках, разставленных вдоль всей лужайки от палатки ко рву. По этому-же мосту должны были подходить победители.

-- Прелестная картина, честное слово! произнесла старая леди своим низким голосом, когда уселась и окинула взглядом оживленную сцену с темными деревьями на заднем плане, - и вероятно, это последнее семейное торжество, на котором я присутствую, - разве что ты поторопишься жениться, Артур. Только смотри, чтобы твоя жена была хороша собой; в противном случае я лучше умру, не видев её.

-- Но, крестная, вы так ужасно требовательны, что едва-ли я угожу на ваш вкус моим выбором, отвечал Артур.

-- Ну, как там хочешь, но только так и знай: если она будет некрасива, я никогда тебе не прощу. Я не помирюсь на симпатичности: ее выдумали в оправдание существования на свете некрасивых людей. И кроме того: она не должна быть глупа - сохрани тебя Бог! Тебе нужно, чтоб тебя держали в руках, а дура этого не съумеет. - Дофин, кто этот высокий молодой человек с кротким лицом? вон тот, без шляпы, рядом с высокой старухой, должно быть своей матерью. Как он усердно ухаживает за ней! Я люблю это видеть.

-- Да разве вы его не знаете, мама? отозвался мистер Ирвайн. - Это Сет Бид, брат Адама, методист, но очень хороший парень. Бедный Сет! у него был очень грустный вид в последнее время; я думал, это смерть отца так на него подействовала, но Джошуа Раин мне сказал, что он сватался к этой хорошенькой методистской проповеднице, что гостила здесь в прошлом месяце, и, кажется, она ему отказала.

-- Ах, помню, я слышала о ней; но здесь пропасть таких, кого я не знаю, - все успели вырости и перемениться с тех пор, как я перестала выходить.

-- Какое чудесное у вас зрение! заметил мистер Донниторн-старик, не отнимавший от глаз лорнета: - вы видите даже выражение лица этого молодого человека на таком большом разстоянии, а мне его лицо кажется просто бледным пятном. Но за то на близком разстоянии я вас наверно перещеголяю: я читаю мелкую печать без очков.

-- Ах, друг мой, вы ведь с детства были близоруки, а близорукие глаза всегда прочнее. Я надеваю очень сильные очки, когда читаю, но за то все лучше и лучше вижу вдаль. Я думаю, проживи я еще лет пятьдесят, я-бы ослепла для всего, что видят другие, как человек, который стоит в колодце и не видит ничего, кроме звезд.

-- Смотрите, сказал Артур, - старухи собираются начинать. - Гавэн, за которую вы держите пари?

-- Вон за ту длинноногую, если только оне не пробегут несколько кругов, потому что тогда, пожалуй, победит вон та маленькая, вертлявая.

-- Мама, вон Пойзеры, сказала мисс Ирвайн, - недалеко от нас, направо. Мистрис Пойзер смотрит на вас; поклонитесь ей.

-- Непременно, отвечала старая леди, удостоивая мистрис Пойзер милостивым кивком. - Нельзя пренебрегать женщиной, которая присылает вам такие чудесные сливочные сыры... Господи! какой толстый ребенок сидит у нея на коленях!.. Но кто эта хорошенькая девушка с темными глазами?

-- Это Гетти Соррель, отвечала мисс Лидия, - племянница Мартина Пойзера. Очень милая девушка и собой недурна. Моя горничная учит её изящным рукодельям; недавно она заштопала мне кружево, и очень порядочно... очень порядочно, право.

-- Мама, да вы должны были видеть ее, сказала мисс Ирвайн: - вот уж шесть или семь лет, как она живет у Пойзеров.

-- Нет, дитя, я никогда её не видала, по крайней мере такою, как она теперь, отвечала мистрис Ирвайн, продолжая разсматривать Гетти. - Недурна! да она настоящая красавица! Я давно уже не видала такой хорошенькой женщины. Какая жалость, что такая красота заброшена в эту грубую среду, а между тем, как ужасно её недостает в семействах нашего круга! А здесь выйдет она замуж, и муж даже не съумеет ее оценить; будь у нея круглые глаза и рыжие волосы, она казалась-бы ему нисколько не хуже.

Артур не смел поднять глаз на Гетти, пока мистрис Ирвайн говорила о ней. Он притворился, что занят чем-то в другом углу палатки и что ничего не слыхал. Но он видел ее и не глядя, видел её красоту еще более лучезарной, оттого что эту красоту хвалили при нем: чужое мнение, как вы уже знаете, было для Артура как-бы природной стихией, воздухом, которым он дышал, и в котором его чувства росли и крепли. Да она была хороша. Она могла свести с ума любого мужчину: каждый на его месте чувствовал-бы то-же и поступил-бы так-же, как он. И, не смотря на все это, он твердо решил отказаться от нея... Да, это будет подвиг, которым он всегда будет гордиться, вспоминая о нем.

хоть капля смысла и чувства, всегда оценит разницу между изящной, хорошенькой женщиной и дурнушкой. Даже собаки чувствуют эту разницу. Человек, как и собака, может не съуметь выразить в словах действие, которое производит на него утонченная красота, но он чувствует его.

-- Помилуй Бог, Дофин! что может понимать в этих вещах такой старый холостяк, как ты?

-- О, это именно одна из таких вещей, в которых старые холостяки оказываются умнее женатых людей именно оттого, что у них больше досуга для наблюдений и сравнений. Присяжный критик женской красоты не должен затемнять своего суждения, останавливая свой выбор на одной женщине. Да вот вам лучшее доказательство справедливости моих слов: хорошенькая проповедница, о которой я сейчас говорил, рассказывала мне, что ей случалось проповедывать перед рудокопами - самым грубым народом, - и никогда она не видела от них ничего, кроме доброты и самого почтительного отношения к себе. А объясняется это тем - хоть она этого и не сознает - что в ней самой так много изящества, нежности и чистоты. Такая женщина несет с собой отголоски небес, к которым самый грубый человек не может оставаться нечувствительным.

-- Взгляните: вот вам еще изящный образчик женственности... идет сюда, должно быть за призом, - сказал мистер Гавэн. - Это верно одна из участниц бега в мешках, которого мы не застали.

"Образчик женственности" оказался нашей старой знакомой Бесси Крэнедж, иначе Чедовой Бесс, представлявшей действительно великолепный экземпляр человечества со своими широкими бедрами и красными щеками, еще сильнее раскрасневшимися от моциона. Бесси - должен я сказать с сожалением, - после отъезда Дины опять почувствовала слабость к серьгам, а в этот день, помимо серег, она нацепила на себя все дешевые украшения, какие только могла достать. Еслиб вы заглянули в душу бедненькой Бесси, вас поразило-бы сходство между её миросозерцанием и миросозерцанием Гетти; в смысле-же чувства перевес оказался-бы пожалуй на стороне Бесси. Но по наружности оне были так непохожи! - В том-то и дело: - вы может быть почувствовали-бы желание надрать уши толстощекой Бесси - и только, а Гетти вам захотелось-бы поцеловать.

Решившись принять участие в вышеупомянутом состязательном упражнении, Бесси сделала это отчасти из мальчишества, от избытка веселья, отчасти потому, что ее соблазняла награда. Говорили, что призами будут красивые накидки и другия хорошенькия вещи, и вот теперь она подходила к палатке, солидно обмахиваясь платком, но с глазами, сиявшими радостным торжеством.

-- Вот приз за первый бег в мешках, - сказала мисс Лидия, взяв большой сверток со стола, на котором были разложены призы, и передавая его мистрис Ирвайн, прежде чем Бесси успела подойти: - прекрасное грограновое платье и штука фланели.

-- Вы верно не предполагали, тетя, что победитель может оказаться таким молодым, - заметил Артур. - Нельзя-ли дать этой девушке что-нибудь другое, а это мрачное платье оставить для кого-нибудь из старух?

-- Я покупала только солидные и полезные вещи, - отвечала мисс Лидия, поправляя на себе кружева; - я не желаю поощрять наклонность к щегольству в молодых женщинах этого класса. Тут есть красный плащ, но он предназначается для старухи.

При этой тираде мисс Лидии мистрис Ирвайн взглянула на Артура, и на лице её показалось насмешливое выражение. Между тем Бесси подошла и отпустила всем по книксену.

-- Мама, это Бесси Крэнедж, - сказал мистер Ирвайн ласковым голосом: - дочь Чеда Крэнеджа. Вы ведь помните Чеда Крэнеджа, кузнеца?

-- Конечно помню, - отвечала мистрис Ирвайн. - Ну, Бесси, вот ваш приз: чудесные теплые вещи для зимняго времени. Должно быть вам было трудненько-таки их заработать в такой жаркий день.

У Бесси вздрогнули губы, когда она увидела уродливое тяжелое платье; в этот июльский теплый день было как-то особенно неприятно тащить такую громоздкую, тяжелую вещь. Она опять проделала все свои книксены, не поднимая глаз и с возрастающей дрожью в уголках рта, и повернулась уходить.

-- Бедная девочка! - проговорил Артур; - кажется она огорчилась. Я бы дорого дал, чтобы подарок пришелся ей больше по вкусу.

-- Она смотрит очень смелой молодой особой, - заметила мисс Лидия. - Таких я менее всего хотела-бы поощрять.

Артур решил про себя, что он сегодня-же подарит Бесси денег, чтоб она могла купить себе, что ей нравится. Но Бесси не подозревала, какое утешение ждет ее впереди. Свернув с открытой лужайки, где ее могли увидеть из палатки, она швырнула под дерево отвратительный сверток и горько расплакалась, причем ребятишки не преминули поднять ее на смех. В таком виде ее застала солидная матрона, её кузина и тезка. Не теряя времени даром, эта почтенная дама сунула ребенка на руки мужу и подбежала к Бесси.

-- Что с тобой? - спросила она, поднимая и разглядывая сверток. - Должно быть у тебя разстроились нервы от этой сумасшедшей скачки в мешке. Вишь ты, сколько тебе надавали! Есть за что - нечего сказать! Чудесное грограновое платье да еще и фланель... Но всем правам они должны-бы достаться тем, у кого хватает ума воздерживаться от глупостей... А что, Бесс, дала-бы ты мне кусочек этой фланели на рубашку мальчишке... ты никогда не была скупой, Бесс, - нет, чего-чего, а уж этого я про тебя не скажу.

-- Бери хоть все - мне не надо, - отозвалась Бесс-девица с досадливым жестом, утирая слезы и понемногу успокаиваясь.

-- Ну хорошо, я возьму, коли тебе не нужно, - сказала безкорыстная кузина, улепетывая со свертком, чтобы Чедова Бесс как-нибудь не раздумала.

- её огорчение было совершенно забыто. Увлеченная восхитительным зрелищем, она принялась свистать и гикать, подгоняя отставшого осла, между тем как мальчишки, имея в виду ту-же цель, применяли аргументацию палок. Но величие ослиного духа, как известно, заключается в том, чтоб идти наперекор всяким аргументам, на что требуется - если разсудить хорошенько, - тоже не мало умственной и нравственной силы. И осел, о котором теперь идет речь, не замедлил доказать высокую степень своего развития, остановившись, как вкопанный, в тот самый момент, когда удары посыпались на него особенно щедро. Велик и громогласен был восторг зрителей, и надо было видеть, какой блаженной улыбкой просияла физиономия Билля Даунса, каменотеса и счастливого наездника этого замечательного животного, когда оно стало на месте, растопырив ноги и с невозмутимым спокойствием принимая свое торжество.

Мужчинам раздавал призы Артур, и Билль был осчастливлен великолепным карманным ножом, снабженным всевозможными буравчиками и пилками - не говоря уже о лезвеях - в таком огромном количестве, что имея при себе такой нож, можно было не потеряться даже на необитаемом острове. Едва успел Билль отойти от палатки со своим призом в руках, как разнеслась весть, что Бен Волчек предлагает позабавить почтенную публику импровизированным даровым представлением, а именно - пляской соло. Главная идея этого танца была, без сомнения, заимствована, но талантливый танцор обещал дать ей такое своеобразное и сложное развитие, что, по его словам, ни один безпристрастный зритель не будет в состоянии отказать ему в оригинальности исполнения. Бен Волчек чрезвычайно как гордился своей пляской - завидный талант, производивший величайший эффект на ежегодных деревенских балах, - так-что довольно было самого легкого возбуждения от нескольких лишних стаканчиков хорошого пива, чтобы внушить ему убеждение, что "господа" будут поражены его исполнением джиги. В этой идее его весьма решительно поддержал мистер Джошуа Ранн. заметив, что будет только справедливо, если гости постараются доставить удовольствие молодому сквайру за все, что он для них сделал. Быть может вы перестанете удивляться столь легкомысленному мнению в устах такой солидной особы, когда узнаете, что Бен просил мистера Ранна аккомпанировать ему на скрипке; а мистер Ранн был твердо убежден, что если в пляске и будут кой-какие недочеты, за то музыка за себя постоит. Адам Бид, присутствовавший при обсуждении этого плана в одной из больших палаток, заметил Бену, что "лучше бы он не строил из себя дурака", и это замечание решило вопрос: Бен не намерен был отказываться от своей идеи только потому, что Адам Бид "воротил от нея нос".

-- Что это? Что это? - спрашивал мистер Донниторн-старший. - Вон идет наш псаломщик со скрипкой, и с ним какой-то франт с букетиком в петличке. Это ты устроил Артур?

-- Нет, не я; я ничего не знаю, - отвечал Артур. - Клянусь Юпитером, он собирается плясать! Это один из наших плотников, - не припомню сейчас его имени.

я отведу тебя в дом, отдохни до обеда.

Мисс Анна встала, и заботливый брат увел ее из палатки. Между тем смычек мистера Раина выводил мотива. "Белой кокарды", от которого он намеревался перейти ка" другим разнообразным мотивам, что, благодаря его верному слуху, и было им исполнено с довольно искусной постепенностью переходов. Мистер Раин был бы в отчаянии, если бы знал, что все внимание публики было поглощено пляской Бена, и что никто не замечал его музыки

головой? - Они так же похожи на настоящих деревенских плясунов, как "Птичий вальс" на пение птиц, Бен Волчек совсем не улыбался; он плясал серьезно, точно ученая обезьяна, - так серьезно, как будто он был экспериментальным философом, испытывающим на себе, как велико количество прыжков, которое может выдержать человеческое тело, и насколько разнообразны градусы углов, которые оно в состоянии принимать.

Желая загладить неумеренность смеха, раздававшагося из полосатой палатки, Артур безпрестанно хлопал в ладоши и кричал: "Браво!" Но у Бена был почитатель, чьи глаза следили за его движениями с торжественной серьезностью, которая могла поспорить с его собственной. Этот почитатель был Мартин Пойзер, сидевший на скамейке, держа между колен своего Томми.

-- А? что ты на это скажешь? - говорил он жене. Вот-то ловко подлаживает! Ни разу с такта не сбился - точно часы! Я сам был мастер плясать, когда был полегче, но я никогда не умел так ловко подлаживать в такт.

публике. Вон господа надрываются от хохота, глядя на него.

-- Ну что-ж, тем лучше, значит им нравится, - сказал мистер Пойзер, не легко поддававшийся мрачному взгляду на вещи. - Но вот они уже уходят - должно быть обедать... Пройдемся немного и мы - посмотрим, что делает Адам Бид. Ему поручено присматривать за угощением, и едва ли он особенно веселится.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница