Адам Бид.
Книга четвертая.
Глава XXXIV. Помолвка.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Адам Бид. Книга четвертая. Глава XXXIV. Помолвка. (старая орфография)

ГЛАВА XXXIV.
ПОМОЛВКА.

Было 2-е ноября, воскресенье, удивительно сухой и теплый день для этой поры года. Солнца не было видно, но облака стояли высоко, и было так тихо, что желтые листья, облетавшие с придорожных вязов, казалось, падают просто от старости - сами собой. Но, не смотря на теплую погоду, мистрис Пойзер не пошла в церковь; она простудилась настолько серьезно, что ей нужно было поберечься: не прошло еще и двух лет, как она была больна воспалением и несколько недель пролежала в постели; а мистер Пойзер разсудил, что так как жене его нельзя выходить, то лучше и ему остаться дома "за компанию". Весьма возможно, что он не съумел-бы объяснить в определенных выражениях причин, которые привели его к такому решению, но - как это известно всем экспериментальным философам, - самые твердые наши решения часто зависят от неуловимых впечатлений, для которых слова - слишком грубый проводник. Как бы то ни было, из всей семьи Пойзеров в этот день отправились в церковь только Гетти да мальчики. Тем не менее Адам так расхрабрился, что подошел к Гетти после вечерни и объявил, что он идет к ним. Впрочем, пока они проходили деревней, он больше занимался Марти и Томми, рассказывал им про белок, которые водятся в Бинтонском лесу, и обещал как-нибудь свозить их туда. Но когда они вышли в поле, он сказал мальчикам: "А ну-ка, кто из нас лучший ходок? Кто первый дойдет до дому, тот первый поедет со мной в Бинтонский лес на осле. Но только Томми мы дадим несколько сажень вперед, потому что он меньше".

Никогда еще до сих пор Адам не вел себя, как признанный поклонник. Как только мальчики убежали вперед, он посмотрел на Гетти и сказал: "Гетти, нехотите-ли опереться на мою руку?" - таким умоляющим голосом, точно он уже просил ее об этом, и она отказалась. Гетти подняла на него глаза, улыбнулась и сейчас-же продела свою ручку под его. Для нея не составляло никакой разницы - идти-ли одной, или под руку с Адамом, но она знала, что ему это не все равно, и ей это было приятно. Её сердце не забилось быстрей, и она смотрела кругом, на оголенные изгороди и на вспаханное черное поле, с тем-же ощущением гнетущей тоски, как и раньше. Но Адам не слышал под собою земли: наверно Гетти заметила, что он слегка, чуть-чуть прижимает к себе её руку... Слова, которых он не смел выговорить, которых он не хотел еще ей говорить, просились на язык. И он молчал до самого конца ноля. Спокойное терпение, с каким когда-то он ждал любви Гетти, довольствуясь её присутствием и мечтами о будущем покинуло его с того ужасного дня, почти три месяца тому назад, когда он видел ее в роще с Артуром. Волнения ревности превратили его любовь в нетерпеливую, бурную страсть; страх и неизвестность сделались почти нестерпимы. Но если он и не может еще заговорить с Гетти о своей любви, он, по крайней мере, разскажет ей свою хорошую новость и посмотрит, обрадуется-ли она. Итак, когда он овладел собой настолько, что был в состоянии говорить, он сказал:

-- Знаете, Гетти, я имею сообщить вашему дяде одну новость, которая его удивит и, я думаю, обрадует.

-- Какая-же это новость? спросила Гетти равнодушно.

-- Мистер Бурдж предложил мне быть его компаньоном, и я согласился.

Гетти изменилась в лице, и уж, конечно, эта перемена не была вызвана приятным впечатлением - в этом нельзя было ошибиться. Дело в том, что она испугалась и огорчилась: она так часто слышала от дяди, что стоит Адаму захотеть, и он завтра-же станет женихом Мэри Бурдж и компаньоном её отца, что в её уме оба эти представления соединились в одно, и теперь ей прежде всего пришло в голову, что верно Адам разлюбил ее после всего случившагося и решил жениться на Мэри Бурдж. А с этой мыслью - и прежде, чем она успела припомнить все то, что говорило против подобной догадки, - явилось опять чувство, одиночества и обманутого ожидания: единственное существо, единственный человек, на котором её душа отдыхала в своем безысходном унынии, ускользал от нея.... И от обиды и огорчения глаза её наполнились слезами. Она смотрела в землю, но Адам видел её лицо, видел слезы, и прежде, чем он успел договорить: "Гетти, дорогая моя, о чем вы плачете?" его быстрая, нетерпеливая мысль перебрала все, чем могли быть вызваны эти слезы, и, наконец остановилась на единственной вероятной причине. Гетти, подумала, что он женится на Мэри Бурдж.... она не хочет, чтоб он женился, - может быть, оттого, что она хочет, чтоб он женился на ней?.. Всякая осторожность была отброшена, в ней больше не было надобности, и он мог только чувствовать трепетную радость. Он наклонился к ней, взял ее за руку и сказал:

-- Гетти, теперь я мог-бы жениться; теперь я могу не бояться, что жена моя будет терпеть нужду. Но я никогда не женюсь, если вы не возьмете меня.

Гетти взглянула на него и улыбнулась сквозь слезы - совершенно так, как она улыбнулась Артуру в тот первый вечер в лесу, когда она думала, что он не придет, а он вдруг пришел. Облегчение, которое она испытала теперь, теперешнее её торжество было несравненно слабее, но темные большие глаза и розовые губки были так-же хороши, как тогда, быть может даже лучше, потому что в последнее время в её красоте было больше женственности. Адам едва верил своему счастью. Правой рукой он держал её левую ручку и крепко прижимал к своему сердцу, низко наклонившись к ней.

-- Неужто вы и вправду любите меня, Гетти?.. Вы будете моей женой и позволите мне любить вас и заботиться о вас до конца жизни?

Гетти не ответила, но лицо Адама было совсем близко к её лицу, и она, как котенок, прижалась к нему своей кругленькой щечкой. Ей было нужно, чтоб ее приласкали, еи было нужно чувствовать себя так, как будто-бы Артур был опять с нею.

После этого Адам не требовал слов, и во всю остальную дорогу они почти не говорили. Он только спросил: "Могу я сказать вашему дяде и тетке?", и она ответила: "Да".

Счастливые лица освещало в тот вечер пламя камина на Большой Ферме после того, как Гетти ушла к себе наверх, и Адам воспользовался этим случаем и сказал мистеру Пойзеру, его жене и старику деду, что теперь у него есть средства содержать семью, и что Гетти согласилась быть его женой.

-- Надеюсь, вы не против того, чтоб она за меня вышла, прибавил он; - хоть я покамест еще и бедный человек, но она не будет нуждаться ни в чем, что только может быть добыто трудом.

-- Что вы, Адам, Христос с вами! Что можем мы иметь против вас? говорил мистер Пойзер, покуда старый дед, согнувшись в три погибели, тянул свое длинное: "Не-т, мы ра-ады". - Ничего не значит, что вы не богаты; у вас заложен капитал в голове, как он бывает заложен в засеянном поле: надо только дать ему время, и он окажет себя. Если по началу у вас будет в чем недохватка, мы вам поможем кой-чем из домашняго обихода. - Ведь у тебя, я думаю, припасено там и йуху, и холстины?

Само собою разумеется, что этот вопрос относился к мистрис Пойзер, котор'.я сидела, укутавшись в теплый платок, и так охрипла, что не могла вести беседу со свойственной ей легкостью. Теперь она выразительно кивнула головой и думала было этим ограничиться, но потом не выдержала: она любила быть во всем обстоятельной, и искушение было на этот раз слишком сильно.

-- Хороша-бы я была хозяйка, если б у меня не нашлось холстины и пуху, когда я ни одной птицы не продаю неощипанной, а самопрялка стучит у нас без умолку круглый год, сказала она хриплым голосом.

Геттти спокойно подошла и поцеловала добродушного толстяка

-- Вот так. А теперь пойди поцелуй тетку и деда, продолжал он, похлопав ее по спине. - Я так-же искренно желал-бы видеть тебя хорошо пристроенной, как если б ты была родной моей дочерью, да и тетка твоя рада не меньше меня - я уверен, - потому что в эти семь лет она заботилась о тебе, Гетти, как о своем ребенке... Постой, постой, еще не все, - прибавил он, развеселившись, когда Гетти поцеловала тетку и старика: - надо поцеловать и Адама: теперь он имеет право на поцелуй.

Гетти отвернулась, улыбаясь, и пошла было к своему пустому стулу.

-- Ну, Адам, когда так, так ты сам ее поцелуй, если ты настоящий мужчина, сказал мистер Пойзер.

Да, премилую сценку освещало красное пламя камина на кухне Большой Фермы, потому что там не было свечей. Да и зачем-бы им было гореть, когда огонь пылал так ярко и отражался от оловянной посуды и полированного дуба столов? Никому не приходило в голову работать в воскресенье. Все были счастливы. Даже Гетти испытывала нечто в роде радости, окруженная всей этой любовью. Любовь Адама, ласки Адама не будили в ней страсти и не могли уже удовлетворять её тщеславия, но в них было лучшее, что еще могла дать ей жизнь: оне сулили ей хоть какую-нибудь перемену.

Много было в этот вечер толков о том, удастся-ли Адаму найти подходящий дом, в котором он мог-бы поселиться с женой. В деревне все дома были заняты; пустовал только один - рядом с Виллем Маскери, да и тот был слишком тесен. Мистер Пойзер доказывал, что лучше всего было-бы Сету с матерью перейти в этот дом, а Адаму поселиться в старом, который со временем можно будет увеличить, так как во дворе и в саду оставалось еще много свободного места. Но Адам и слышать не хотел о том, чтоб выселить мать из старого дома.

-- Ну, ладно, там увидим, сказал, наконец, мистер Пойзер, - Нет никакой надобности решать все непременно сегодня. Будет еще время подумать. Ведь все равно вы не поженитесь до Святой; надеюсь, вы не вздумаете венчаться раньше? Хоть я и не стою за проволочку в таких случаях, а все-таки нужно-же время, чтоб все устроить как следует.

-- Ох, чего уж хуже! откликнулся старик, упорно глядя в пол, и безпокойно задвигал руками, но снимая локтей с ручек кресла. - Чего уж хуже - бросать старое гнездо!.. Похоронят на чужом кладбище... В чужую землю положат... Да и тебе нехорошо: придется, пожалуй, двойную ренту платить, прибавил он, взглянув на сына.

-- Ну полно, отец! Зачем тужить заранее?.. сказал Мартин-младший. - Вот погоди - приедет капитан и помирит нас с старым сквайром. Я крепко на это надеюсь, потому что я знаю, что капитан всегда стоит за правое дело.