Адам Бид.
Книга пятая.
Глава XLI. Накануне суда.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Адам Бид. Книга пятая. Глава XLI. Накануне суда. (старая орфография)

ГЛАВА XLI.
НАКАНУНЕ СУДА.

Унылая улица в Стонитоне. Комната в верхнем этаже. В комнате две постели; одна - на полу. Четверг, десять часов вечера. Темная стена за окном не пропускает в комнату лунного света, а то он, может быть, и боролся-бы со светом единственного огарка, горящого перед Бартлем Масси. Мистер Масси притворяется, что читает, а сам через очки наблюдает за Адамом Бидом, который сидит у темного окна.

Если-бы вам не сказали, что это Адам, навряд-ли вы бы узнали его. За последнюю неделю он еще похудел; глаза запали, борода нечесана, как у человека, только-что поднявшагося с постсли после болезни. Его густые черные волосы свесились на лоб, и он не ощущает бодрого желания отбросить их назад, чтобы лучше видеть окружающее. Он перекинул одну руку через спину стула и, повидимому, внимательно разглядывает свои скрещенные пальцы. Стук в дверь заставляет его встрепенуться.

-- Вот и он, - сказал Бартль Масси, поспешно вставая и отпирая дверь.

Вошел мистер Ирвайн. Адам встал со стула с инстинктивною почтительностью. Мистер Ирвайн подошел к нему и взял его за руку.

-- Я запоздал, Адам, - сказал он, опускаясь на стул, поданный ему Бартлем; - я выехал из Брокстона позже, чем разсчитывал, а с тех пор, как приехал, все время был занят. Но за то теперь все сделано, - по крайней мере все, что можно было сделать сегодня. Ну, теперь посидим.

Адам машинально взялся опять за свой стул, присел подальше, на кровать.

-- Видели вы ее, сэр? - спросил Адам трепетным голосом.

-- Да, Адам, мы с капелланом весь вечер провели у нея.

-- Спрашивали вы ее, сэр... говорили ей обо мне?

-- Да, я говорил о вас, - отвечал мистер Ирвайн с некоторым колебанием. - Я ей сказал, что вы желали-бы повидать ее до суда, если она позволит.

Мистер Ирвайн замолчал. Адам смотрел на него жадным, вопрошающим взглядом.

-- Вы знаете, что она отказывается видеть кого-бы то ни было, не только вас, Адам... Как-будто какая-то роковая сила закрыла её сердце для всех. Нам с капелланом она на все отвечала "нет", и это единственный ответ, какого нам удалось добиться! Дня три, четыре тому назад, когда я ей еще ничего не говорил о вас, я спрашивал ее, нехочет-ли она видеть кого-нибудь из своих близких, и она отвечала, вся задрожав: "нет, нет, скажите им, пусть никто ко мне не приходит. - я никого, никого не хочу видеть".

Адам поник головой. После минутного молчания, мистер Ирвайн продолжал:

-- Мне не хотелось-бы, Адам, давать вам совет, который шел-бы в разрез вашему желанию, если уж вы твердо решились видеть ее завтра утром, хотя-бы даже без её согласия. Весьма возможно, что, вопреки кажущейся очевидности, это свидание подействует на нее благотворно. Но как мне ни жаль, я должен сказать, что на это мало надежды. Когда я назвал вас, она не проявила никакого волнения; она только ответила "нет", все тем-же холодным, упрямым тоном, как и раньше. А если это свидание не окажет на нее никакого влияния, для вас оно будет только безполезным, лишним и, я боюсь, жестоким страданием. Она очень изменилась...

Адам вскочил на ноги и схватил со стола свою шляпу, но вдруг остановился и посмотрел на мистера Ирвайна, как-будто у него на языке вертелся вопрос, которого он не решался выговорить. Бартль Масси, не спеша, поднялся с места, подошел к двери, запер ее на ключ и положил ключ в карман.

-- Вернулся он! спросил, наконец, Адам.

-- Нет, нет еще, отвечал мистер Ирвайп совершенно спокойно. - Положите вашу шляпу, Адам, если только вы взяли ее не с тем, чтобы выйти со мной прогуляться и подышать чистым воздухом. Должно быть, вы еще не выходили сегодня?

-- Вам незачем меня обманывать, сказал Адам с досадой, не спуская с мистера Ирвайна упорного, подозрительного взгляда. - Вам нет причины бояться за меня. Я хочу только справедливости. Я хочу заставить его страдать так-же, как страдает она. Это его вина, - она была ребенок, прелестный ребенок, на которого нельзя было смотреть без умиления и восторга... Мне дела нет до того, что она сделала, - он ее до этого довел. Так пусть-же знает, пусть поймет... Если на Небе есть справедливость, он почувствует, что значит соблазнить такого ребенка на грех и погибель...

-- Я вас не обманываю, Адам, сказал мистер Ирвайн. Артур Донниторн еще не приехал, - по крайней мере его еще не было

-- Вы полагаете, что дело не к спеху, промолвил Адам с раздражением. - Вы ни во что ставите, что в то время, когда она томится здесь, покрытая стыдом и позором, он ничего не подозревает и совершенно покоен?

-- Адам, он все узнает и будет долго и тяжко страдать. У него есть и сердце, и совесть, - я не могу до такой степени в нем ошибаться. Я уверен, что он долго боролся прежде, чем уступить искушению. Быть может, он слаб, но никто не назовет его холодным, зачерствелым эгоистом. Я знаю, что это будет для него ударом на всю жизнь. Почему вы жаждете мести? Все пытки, какие вы могли бы изобрести для него, не принесут eu никакой пользы.

-- Нет, о Господи! нет! простонал Адам, снова опускаясь на стул. - Это-то и ужасно, в том-то и заключается мое проклятие, что что ни делай, беды не изжить - ничего, ничего не поправить. Бедная моя Гетти! - никогда уже не быть ей прежней невинною Гетти, самым прелестным из божьих творений!.. Как она улыбалась мне!.. Я думал, она любит меня, - она была так добра в последнее время.

Эти слова Адам произнесс совсем тихо и глухо, как будто говорил сам с собой; но вдруг он взглянул на мистера Ирвайна и сказал:

-- Но ведь она не так виновата, как они говорят? Вы этого не думаете, сэр? Она не может быть преступницей.

какого-нибудь одного ничтожного нового факта, который раньше нам был неизвестен, чтобы суждение это оказалось невозможным. Но, предположив даже самое худшее: вы и тогда не имеете ни малейшого права обвинять Артура в её преступлении, считать его ответственным за её вину. Не нам, людям, разбираться в нравственной ответственности наших ближних, - судить и карать. Мы не можем избегнуть ошибок даже в вопросе о том, виноват-ли человек в том или другом преступлении; определить же, насколько он должен быть ответствен за непредвиденные последствия своего поступка, это такая задача, на разрешение которой никто из нас не должен сметь отваживаться. Мысль о печальных последствиях, которые может повлечь за собой эгоистическое желание удовлетворить свою злобу, уже сама по себе так ужасна, что должна была-бы навсегда отбить у человека охоту мстить или карать. Вы умны, Адам, и прекрасно понимаете эти вещи, когда вы спокойны... Не думайте, что я не сочувствую вашим страданиям, той муке душевной, которая разжигает в вас злобу и жажду мести; но подумайте вот о чем: если вы уступите голосу страсти, - потому что это страсть, и вы ошибаетесь, говоря, что добиваетесь одной справедливости, - с вами будет то же, что и с Артуром, - может быть даже хуже, ибо в пылу гнева вы можете совершить страшное преступление.

-- Нет, не хуже, - сказал Адам с горечью, - ни в каком случае не хуже. Гораздо лучше, - по крайней мере, я всегда предпочел-бы - совершить преступление, за которое я сам и отвечал бы, чем соблазнить человека на грех, а самому спокойно оставаться в стороне и смотреть, как он расплачивается за него. И все это ради мимолетного удовольствия! Да будь он мужчина, он скорее позволил-бы отрубить себе руку, чем допустить себя поддаться такой прихоти! Разве он мог не предвидеть последствий. Он должен был их предвидеть; он не мог ожидать ничего, кроме горя и стыда для нея. Потом он пытался ложью поправить сделанное им зло... Нет, есть тысячи проступков, за которые людей вешают, но которые и в половину не так отвратительны, как то, что он сделал. Когда человек делает зло, зная, что он сам будет за него в ответе, он и в половину не такой негодяй, как тот подлый эгоист, который ни в чем не хочет себе отказать, хотя отлично понимает, что не он, а другие будут расплачиваться за его грехи.

-- В этом вы также отчасти неправы, Адам. Нет такого проступка, последствия которого падали-бы исключительно на того, кто его совершил. Делая зло, вы никогда не можете с уверенностью сказать, что делаете зло только себе. Нити человеческих жизней так тесно переплетаются, оне так сплочены, как воздух, которым мы дышем. Зло распространяется, как зараза. Я знаю, чувствую, сколько страданий причинил Артур своим проступком, но ведь и всякий грех падает своими последствиями не только на того, кто его совершил. Ваше мщение Артуру будет только новым несчастием, - прибавкой к тому злу, от которого мы все и теперь довольно страдаем; не на вас одного падут последствия вашей мести, но на всех, кому вы дороги. Вы удовлетворите своему слепому гневу, не только ничего не улучшив в настоящем положении дел, но еще ухудшив его. На это вы могли-бы мне возразить, что не замышляете ничего преступного; но в вас говорит теперь то самое чувство, которое порождает преступления, и до тех пор, пока вы будете питать это чувство, пока вы сами не поймете, что добиваться возмездия за вину Артура есть с вашей стороны жажда мести, а не чувство справедливости, вы каждую минуту будете в опасности сделать великое зло. Вспомните, что вы испытывали в ту минуту, когда ударили Артура в роще.

Адам молчал. Последняя фраза вызвала в нем новое воспоминание прошлого. Мистер Ирвайн, не желая прерывать его размышлений, заговорил с Бартлем Масси о похоронах старика Донниторна и о других посторонних предметах. Но наконец Адам сам обратился к нему, на этот раз гораздо спокойнее.

-- А я и не спросил вас, сэр, о тех... на Большой Ферме. Приедет-ли мистер Пойзер?

-- Не знаете-ли, сэр, приехала к нам Дина Моррис? Сет говорил, что за ней посылали.

-- Нет. Мистер Пойзер мне говорил, что когда он выехал из дому, её еще не было. Они боятся, что письмо не дошло. Кажется, у них не было точного адреса.

Адам с минуту о чем-то раздумывал и наконец сказал:

-- Хотел-бы я знать, пришла-ли бы Дина Впрочем, Пойзерам это было-бы неприятно; ведь сами они не захотели видеть ее. Мне кажется, что Дина пришла-бы; методисты - удивительные люди; их не остановит даже тюрьма... Да и Сет говорит, что Дина пришла-бы. Она всегда была очень добра к ней, и если-бы она ее навестила, быть может для нея

-- Как же; видел и говорил с ней, и она мне очень понравилась. Теперь, когда вы мне о ней напомнили, я сам жалею, что её здесь нет. Такая спокойная, кроткая женщина могла-бы, пожалуй, действительно смягчить сердце Гетти. Тюремный священник - человек очень грубый.

-- Да, но её нет, - значит, и толковать не о чем - проговорил грустно Адам.

Храни вас Господь! Завтра я приеду к вам пораньше.