Адам Бид.
Книга пятая.
Глава XLIV. Возвращение Артура.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Элиот Д., год: 1859
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Адам Бид. Книга пятая. Глава XLIV. Возвращение Артура. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XLIV.
ВОЗВРАЩЕНИЕ АРТУРА.

Когда Артур Донниторн, высадившись в Ливерпуле, прочел письмо тети Лидии, сообщавшей в нескольких словах о смерти его деда, первой его мыслью было: "Бедный дедушка! Как жаль, что я не поспел во-время: он таки умер, не дождавшись меня! Может быть, он захотел-бы сказать мне что-нибудь в последнюю минуту, выразил-бы какое-нибудь желание, а теперь я никогда этого не узнаю. Бедный, одинокий старик"!

Дальше этого горе его не заходило, и утверждать противное было-бы ложью с моей стороны. Жалость и почтение к памяти усопшого смягчали воспоминание о прежнем раздражении и размолвках, и в то время, как почтовая карета быстро приближала молодого человека, погруженного в мысли о будущем, к тому дому, где он теперь был полным хозяином, он должен был поминутно делать над собой усилие, чтобы припомнить все то, чем он мог доказать свое уважение к памяти деда. Он думал также о том, как устроить близких. Тетку он постарается устроить как можно лучше картины, потому что до сих пор Артур еще не встречал женщины, которая была бы достойна стать женою образцового джентльмена-помещика.

Таковы были главные мысли Артура, т. е. насколько можно передать на одной странице то, о чем успевает передумать человек во время долгого пути. Говоря, что человек думал о том-то и о том-то, мы, так сказать, приводим только перечень названий отдельных картин длинной панорамы, полной красок, жизни и мельчайших деталей. Счастливые лица, улыбавшияся Артуру, радостно встречавшия его, были не бледные абстракты, а живые, давно знакомые лица. Был тут и Мартин Пойзер - вся семья Пойзеров...

Как?!.. И даже Гетти?...

Да, конечно, и Гетти, потому-что насчет Гетти Артур был совершенно покоен. Т. е. насчет того, что было в прошлом, он еще не совсем успокоился: у него и теперь горели уши всякий раз, как он вспоминал свою сцену с Адамом в роще, в прошлом августе месяце; но он был покоен за её судьбу в настоящем. Мистер Ирвайн, которой был с ним в постоянной переписке, и в своих письмах сообщал ему все гейслопския новости, писал ему месяца три тому назад, что Адам Бид женится, но не на Мэри Бурдж, как все думали, а на хорошенькой Гетти Соррель. Мартин Пойзер, да и сам Адам, говорили ему, Мистеру Ирвайну, что вот уже два года, как Адам страстно влюблен в Гетти, и что теперь свадьба назначена в марте. У этого богатыря Адама сердце оказалось нежнее, чем думал он, ректор: это была настоящая идиллия и, если-бы распространяться в письме не было такой скучной материей, он описал бы, как этот честный парень, безпрестанно

Краснея, робко и просто поведал ему свою тайну. Мистер Ирвайн был уверен, что Артур от души порадуется счастью Адама.

приветствовал встречных знакомых, как будто получил известие о новой победе Нельсона. В первый раз с того дня, как он приехал в Виндзор, он испытывал прилив безпричинного молодого веселья: гнет, давивший его, не существовал более; страх, не дававший ему жить, разсеялся, как дым. Ему казалось, что теперь он даже не питает никакой злобы против Адама; что он может протянуть ему руку и назвать его другом, как прежде, не смотря на то тягостное воспоминание, от которого у него и теперь горели уши. Адам ударил его и заставил прибегнуть ко лжи: такия вещи не забываются. Но если Адам будет к нему относиться, как в былые, хорошие дни, он готов все забыть и сделать Адама своей правой рукой; своим главным помощником, как он всегда мечтал до этой проклятой встречи. Он сделает для Адама даже больше, чем сделал бы прежде, потому-что, конечно, муж Гетти имеет на него право, да пусть и сама Гетти почувствует, что она вознаграждена сторицею за все, что ей пришлось выстрадать из за него. Впрочем, едва ли даже она так уж сильно страдала, раз она так скоро решилась выйти за Адама.

Теперь вам ясно, какое место занимали Адам и Гетти в панораме, развертывавшейся перед мысленным взором Артура во время пути. Март уже наступил; теперь они скоро поженятся, если уже не женаты. И теперь-то действительно в его власти сделать очень многое для них. Ах, эта прелестная кошечка Гетти! Плутовка и на половину не думала о нем столько, сколько он о ней... Он и до сих пор делался дураком, когда думал о ней; он почти боялся встретиться с ней, мало того: с того дня, как они разстались, он даже ни разу не взглянул ни на одну женщину. Эта прелестная маленькая фигурка, встречавшая его в рощ, эти детские, опушенные темными ресницами глазки, эти нежные губки, протягивающияся для поцелуя, - все это нисколько для него не померкло, хотя протекли месяцы со дня их разлуки. Она всегда будет для него прежнею Гетти. Он даже представить себе не мог, как они встретятся; он чувствовал, что будет дрожать. Странно, однако, как прочны подобные впечатления, потому-что теперь-то, конечно, он в нее не влюблен: все это время он только и мечтал, чтобы она вышла за Адама, и мысль о том, что мечты его сбылись, делала его совершенно счастливым, это просто сила воображения заставляла сердце биться сильнее, при мысли о ней. Когда он увидит эту маленькую фигурку в её будничной обстановке, женою Адама, за какою-нибудь прозаической работой в её новом хозяйстве, он, может быть, удивится, как мог он когда-то так ее любить. Слава Богу, что все так прекрасно уладилось. Теперь у него на руках будет достаточно дела, чтобы наполнить всю жизнь и не подвергаться больше опасности разыграть дурака.

Как приятно пощелкивает бич ямщика! как приятно, удобно развалившись в карете, быстро катиться мимо английских пейзажей, которые так похожи на наши родные места, хотя далеко не так дороги нашему сердцу! Вот городок - точь-в-точь Треддльстон, - и даже над дверью лучшей таверны красуется, в виде вывески, герб владельца соседняго замка. В вот они - поля и изгороди; их близкое соседство с рыночным городком наводит на приятную мысль о высокой ренте. Но дальше местность принимает новый характер: леса попадаются чаще, и то там, то сям на вершине холма - нет, нет, да и выглянет то красный, то белый барский помещичий дом; иногда промеж толстых стволов столетних дубов и вязов, уже закрасневшихся весенними почками, мелькнут высокия трубы или перила широкой террассы. У подошвы холма приютилась деревенька: крохотная церковь со своею красною черепичною крышей смотрит даже среди этих ветхих деревянных домишек; вот старое кладбище с покривившимися могильными плитами, обросшими мхом. Ничего яркого, поражающого, кроме румяных детей, провожающих широко раскрытыми изумленными глазами проносящийся мимо почтовый экипаж. Ничего суетливого и шумного, кроме лая собак неизвестной породы. Нет, Гейслоп гораздо красивее! И никогда не булет он так заброшен, как эта несчастная деревушка. Каждая ферма, каждый коттедж будут отделаны заново, и путешественники, проезжая Россетерской дорогой, будут только дивиться на Гейслоп. Все перестройки будут поручены Адаму Биду; теперь Адам - компаньон Бурджа, но он, Артур, даст ему денег, и через год, через два, Адам может выплатить старику его часть и стать полным хозяином дела. Да, тяжелый это был год в жизни Артура, - он нехорошо поступил с Гетти; но в он готов все забыть: он не допустит себя до такой мелочности; к тому же, что там ни говори, а он все-таки виноват, и хотя Адам был груб и дерзок, и задал ему очень тяжелую дилемму, - беднягу можно извинить: ведь, он был вызван на это и притом был влюблен. Нет, нет, в душе Артура ни к кому не было злобы: он любил все человечество, весь мир; он сам был счастлив и хотел, чтобы все кругом были так же счастливы, как и он.

А, вот и он, наконец, милый старый Гейслоп! Дремлет себе на холме, как старик, пригретый лучами весенняго солнышка. Прямо насупротив нависли высокие гребни Бинтонских холмов; под ними тянется темно-пурпурная полоса заповедного леса. А вот и бледный фасад старого аббатства, выглядывающий из-за дубов парка, как будто в нетерпении поскорее увидеть молодого наследника. "Бедный дед! лежит там мертвый! А, ведь, когда-то и он был молодым, и он, сделавшись здесь полным хозяином, мечтал и строил планы. Вот она - жизнь человеческая! Наверно тетя Лидия очень горюет, бедняжка! Но я позабочусь о ней, я буду с ней няньчиться не меньше, чем она няньчится со своей собачкой Фидо".

В замке давно уже с нетерпением прислушивались, не едет ли Артур, потому что была уже пятница, а с похоронами и так запоздали на целых два дня. Не успела еще карета въехать на усыпанный гравелем двор, как вся дворня выстроилась у крыльца; молодого наследника встретили почтительно, но безмолвно и с серьезными лицами, как это подобало в доме, где еще лежал покойник. Случись это месяцем раньше, быть может, в день приезда Артура и вступления его во владение всем этим людям было бы трудно сохранить на своих лицах, приличное случаю, грустное выражение. Но теперь у каждого было тяжело на душе независимо от того, что умер их старый барин, и многие, как например мистер Крег, были-бы рады очутиться где-нибудь за двадцать миль, зная, какая участь ждет Гетти Соррель, - хорошенькую Гетти Соррель, к которой все так привыкли в замке. Слуги Гейслопского замка, как и все старые слуги, очень дорожили своими местами и далеко не присоединяли своего голоса к тому строгому приговору, каким раз и навсегда осудили молодого хозяина его арендаторы. Но многие из старших слуг, состоявших столько лет в приятельских отношениях с Пойзерами, невольно чувствовали, что теперь это радостное, долго жданное событие - вступление во владение молодого наследника, - потеряло для них всю свою прелесть.

Артура нисколько не удивили ни эта молчаливая встреча, ни грустные лица слуг; он сам был сильно взволнован, когда увидел их всех и вспомнил, какое положение относительно них он теперь занимает. Он испытывал то грустное волнение, в котором больше радости, чем печали, - самое приятное душевное состояние для человека с добрым сердцем, когда он сознает, что в его власти удовлетворить своим добрым стремлениям. Сердце Артура сладко замерло в груди, когда он спросил: - Ну, что, Мильс, как тетушка?

и Артур вместе с ним направился в библиотеку, где его ждала тетя Лидия. Мисс Лидия была единственным человеком в доме, ничего не знавшим о Гетти. К дочернему горю старой девы не примешивалось никакой горечи, кроме заботы о распоряжениях на счет похорон, да о собственной будущей участи, и, как это часто случается с женщинами, она тем больше оплакивала потерю отца, - человека, придававшого хоть какой-нибудь смысл её жизни, - что внутреннее чувство подсказывало ей, что другие его мало жалеют.

Артур поцеловал её заплаканное лицо нежнее, чем целовал его когда-нибудь раньше.

-- Милая тетя, сказал он ей ласково, не выпуская её руки из своих, - вы понесли тяжелую утрату; вам тяжелее всех; скажите же мне, чем я могу облегчить ваше горе?

-- Он умер так внезапно... О, это было ужасно, Артур! начала свои излияния бедная тетя Лидия. Артур сел и терпеливо выслушал ее до конца. Когда она, наконец, замолчала, он сказал:

-- Теперь я оставлю вас на четверть часа, милая тетя, - мне нужно пройти к себе в комнату, а потом мы с вами все хорошенько обсудим. В моей комнате все приготовлено, Мильс? спросил он старого слугу, который ждал его в прихожей в сильном волнении.

Войдя в небольшую комнату, которая носила название уборной, но служила ему кабинетом и гостиной, Артур мельком взглянул на письменный стол и заметил на нем несколько писем и пакетов; но он чувствовал себя до такой степени запыленным после долгого и спешного пути, что прежде всего ему хотелось помыться и переодеться. Ним был уже тут и все приготовил, и вскоре Артур, с тем восхитительным ощущением свежести и бодрости во всем теле, какое мы испытываем только поутру, поднявшись с постели, вернулся в первую комнату, чтобы прочесть свои письма. Косые лучи вечерняго солнца били прямо в окно, и когда Артур опустился в бархатное кресло, ощущая на себе его приятную теплоту, его охватило чувство покоя и благосостояния, - то отрадное чувство, которое, вероятно, испытывает каждый из нас теплым весенним днем в расцвете нашей молодости я здоровья, когда судьба сулила нам впереди какую-нибудь новую, приятную перспективу, когда будущее растилалось перед нами цветущей, веселой равниной, и мы не спешили заглядывать в него, потому что спешить было не за чем, потому что все оно целиком было наше.

Первое письмо лежало адресом кверху: оно было от мистера Ирвайна; Артур сейчас же узнал его руку. Внизу, под адресом, стояло: "прошу передать немедленно по приезде." письмо от мистера Ирвайна... В этом не было ничего удивительного для Артура: вероятно, ректору понадобилось сообщить ему что-нибудь раньше, чем они увидятся Мало-ли какое спешное дело могло быть к нему у мистера Ирвайна при существующих обстоятельствах! Артур вскрыл конверт, с приятною мыслью о том, что скоро он увидится со своим другом.

"Пишу вам в надежде, что вы получите мое письмо тотчас же по приезде, так как сам я в это время буду в Стонитопе, куда меня призывает самый тягостный долг, какой когда-либо выпадал на мою долю, и я считаю своею обязанностью сообщить вам обо всем случившемся.

"Я не скажу вам ни одного слова упрека: возмездие, которое падает на вас, и без того велико. Все слова, какие я мог-бы сказать вам в эту минуту, будут слабы и ничтожны в сравнении с теми, в которых я передам факт.

"Гетти Соррель в тюрьме, и в пятницу ее будут судить за детоубийство"...

Дальше Артур не читал... В один миг он был на ногах, и с минуту простоял, как оглушенный громом, с таким чувством, как будто жизнь оставляет его. Но вслед затем он выбежал из комнаты, крепко сжимая в руке письмо. Так пробежал он корридор и в два прыжка спустился с лестницы в прихожую. Мильс был еще там, но Артур не заметил его; он пробежал мимо, как будто за ним гнались по пятам. Старый слуга бросился следом за ним так быстро, как только могли нести его ноги: он догадался, - он знал, куда так спешил его молодой барин.

Придя в конюшню, Мильс застал, что там уже седлают лошадь. Тем временем Артур дочитывал последния строки письма. Когда ему подали лошадь, он сунул письмо в карман и только тут заметил встревоженное лицо Мильса.

-- Скажите, там, в доме, что я уехал, - уехал в Стонитон, проговорил он глухим, прерывающимся от волнения голосом, вскочил в седло и пустил лошадь в галоп.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница