В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга I. Мисс Брук.
Глава VI.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Элиот Д., год: 1872
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга I. Мисс Брук. Глава VI. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

VI.

В то время, когда карета м-ра Казобона выезжала из ворот Тинтонского дома, она столкнулась с небольшим фаэтоном, запряженным парой пони; впереди возседала леди и правила лошадьми, сзади помещался лакей. М-р Казобон сидел в карете задумавшись и потому едва-ли узнал быстроглазую даму, успевшую на лету крикнуть ему; "как поживаете?" и кивнуть головой. Не смотря на то, что на приехавшей леди была измятая шляпка и старая индейская шаль, дворничиха, повидимому, считала ее очень важной особой, потому-что она низко присела в ту минуту, как фаэтон остановился у крыльца.

-- Ну-с, м-с Фитчет, каково кладутся ваши куры? опросила громким, несколько резким голосом, румяная, черноглазая леди, выскакивая из фаэтона.

-- Кладутся оне исправно, мэм, но норов у них странный, - оне сами-же и съедают свои яйца. Ума не приложу, что с ними делать, отвечала дворничиха.

-- Ах оне канибалки! воскликнула леди. - Нужно их поскорее продать, хоть за дешевую цену. Почем вы возьмете за пару? Нельзя платить дорого за кур с такой дурной репутацией, да к тому-же и есть их.

-- Да что, мэм, я пущу их по полукроне за пару; дешевле продать не могу, отвечала Фитчет.

-- По полукроне? в теперешнюю-то пору! Полноте, уступите подешевле, хоть для бульона ректору, в воскресенье. Он у нас в приходе всех кур перевел. Не забудьте, м-с Фитчет, что он вам за них проповедь скажет, а это чего-нибудь да стоит. А по то, возьмите на промен пару голубей-турманов, - красавцы, а не голуби. Приходите-ка посмотреть на них. У вас, кажется, нет турманов в голубятне?

-- Хорошо-с, мэм; м-р Фитчет придет по окончании работы взглянуть на голубей. Он у меня страстный охотник до новых пород. Ужь так и быть, из угождения к вам...

-- Из угождения ко мне? Слышите! да он будет в больших барышах! воскликнула леди. - Шутка-ли - получить пару церковных голубей за двух глупых шпанских кур, которые едят собственные яйца! Вы с своим Фитчетом что-то ужь очень разважничались не кстати.

С последними словами, леди вошла в дом, фаэтон отъехал в сторону, а на крыльце осталась одна м-с Фитчет, которая смеясь кивала головой, приговаривая: "конечно, конечно!" Скряжничество и необыкновенная бойкость жены ректора служили материалом для анекдотов, очень оживлявших, по мнению дворничихи, скучную деревенскую жизнь. Все фермеры и поселяне фремптского и типтонского приходов не знали-бы о чем разговаривать в свободные часы, если-бы м-с Кадваладер не давала пищи их языкам. Эта леди была очень высокого происхождения; имена её первых предков терялись в сонме легендарных графов, но она сама все жаловалась на бедность, немилосердно торговалась при покупке провизии, отпускала самые фамильярные шутки, но, тем не менее, вы, по каждому её слову, могли догадаться, с кем имеете дело. В ней сливались две личности: жены ректора и аристократки; слушая её шутки, прихожане охотнее выплачивали церковную десятину. Но м-р Брук иначе относился к достоинствам м-с Кадваладер и потому невольно поморщился, сидя один в своей библиотеке, когда ему доложили о её приезде.

-- А у вас, как видно, сейчас был в гостях наш ловикский Цицерон, сказала леди, сбрасывая с себя шаль и шляпу и обнаруживая при этом свою худощавую, не стройную фигуру. - Боюсь, не затеваете-ли вы вдвоем какой-нибудь гадкий, политический замысел, иначе вам не для чего бы.то-бы так часто видеться с этим милым господином. Я непременно сделаю на вас донос. Помните одно: вы оба находитесь уже под подозрением с тех пор, как взяли сторону Пиля в вопросе о католиках. Берегитесь! я разглашу повсюду, что вы, в качестве депутата от Мидльмарча, хотите стать на сторону вигов, в случае, если старик Пинкертон отступится от своих прав, и что Казобон изподтишка помогает вам тем, что разсылает возмутительные памфлеты между избирателями и даром роздает их по трактирам. Кайтесь, что это так!

-- Ничего тут и похожого нет, отвечал м-р Брук, улыбаясь и протирая платком стекла своих очков (старик однако слегка покраснел, выслушав обвинение гостьи). - Мы с Казобоном очень редко толкуем о политике. Он мало интересуется филантропическим вопросом, уложением о наказаниях и т. д. Главная его забота - дела церкви. А это не по моей части, как вы знаете.

-- Напро-отив, друг мой, протянула леди. - Я ужь слышала о всех ваших проделках. Кто продал свою землю мидльмарчским папистам! Я уверена, что вы и купили-то ее с намерением, чтобы продать ее им. Настоящий вы Гюй Фокс, после этого. Подождите, вот ужо, 5 ноября, ваше изображение сожгут публично, на площади. Если Гумфри не приехал побраниться с нами, то я за него здесь.

-- И отлично! отвечал м-р Брук. - Я заранее приготовился подвергнуться преследованиям за то, что не преследую других - понимаете? За то, что не преследую других.

-- Поехал! воскликнула леди. - Верно вы приготовили эту громкую фразу для избирательных собраний. Полноте, дорогой м-р Брук, не соблазняйтесь вы этими собраниями. Человек, принужденный говорить речи, всегда кончает тем, что дурачит себя. Извиняться нечего; раз ужь вы стали не на правой стороне - словами ничего не поправить. Попомните меня, что вы сами себя погубите. Против нас возстанут все партии и вас забросают каменьями.

-- Лучшого я и не жду, вы понимаете? сказал м-р Брук, стараясь улыбнуться, чтобы не показать, как неприятно на него подействовала эта пророческая картина; - для человека с независимым мнением нечего и ждать лучшого. Чтожь касается моей приверженности к вигам, то вы должны знать, что человека мыслящого никакая партия не может увлечь силою. Он будет до известной точки соглашаться с тем или другим мнением, - но только до известной точки, понимаете? Впрочем, что я с вами толкую, вы, женщины, не в состоянии этого понять.

-- Понять, где ваша известная точка? Конечно! Я-бы желала знать, может-ли быть известная точка у человека, непринадлежащого ни к какой партии, вечно рыскающого с места на место и неоставляющого своего адреса друзьям? - "Кто его знает, где этот Брук! На Брука разсчитывать нельзя," - вот, если хотите знать, что об вас люди говорят. Теперь перейдем к делу. Ну, как вы явитесь на выборы, когда на вас будут все смотреть, как на незнакомое лицо? Да при том и совесть-то у вас нечиста, да и карманы-то пусты!

-- Я не намерен толковать с женщиной о политике, сказал м-р Брук с равнодушной улыбкой на лице, но внутренно чрезвычайно недовольный тем, что атака м-с Кадваладер ставила его по неволе в оборонительное положение, вследствие небольших промахов, сделанных им, по излишней поспешности, на политическом его поприще. - Ваш прекрасный пол не привык мыслить, продолжал он шутливо - varium ot mutabile semper, сказал про вас Виргилий. Вы читали Виргилия? Я знал его... (тут м-р Брук во время вспомнил, что он никак по мог лично знать поэта времен императора Августа), т. е. я знал не Виргилия, конечно, а Стоддарта, так вот он именно и употреблял это выражение, говоря о вас, женщинах. Вы всегда возстаете против человека с независимой волей, человека, твердо стоящого за истину, не смотря ни на кого. А у нас в околодке положительно нет людей с убеждениями - я камнем ни в кого не бросаю, понимаете? - но ведь нужно-же хоть кому-нибудь держаться независимого направления. Если я не подниму голоса, кто-же другой это сделает?

свою племянницу, - которую любите как дочь, - за лучшого человека во всем околодке, а туда-же суетесь в независимые партии. Воображаю, как это будет неприятно сэру Джемсу; не легко ему будет узнать, что вы вдруг, ни с того, ни с сего, повернули в другую сторону и сделались вывеской конторы вигов.

М-ра Брука опять покоробило! Решив судьбу племянницы, он невольно оробел, предчувствуя, какими едкими насмешками начнет его угощать м-с Кадваладер. Постороннему зрителю легко было говорить о ссоре с м-с Кадваладер... но спросите любого опытного деревенского джентльмена, что значит ссориться с ближайшими своими соседями и давнишними знакомыми? Легко разве слышать, что такое почтенное имя как Брук, треплется ежедневно за обедами и за завтраками у соседей и что им злоупотребляют, как раскупоренной бутылкой вина? Ведь человеку нельзя быть всегда космополитом и пренебрегать мнением соотечественников.

-- Я уверен, что мы с Читэмом всегда останемся друзьями, хотя, к сожалению, нет основания предполагать, чтобы он когда-нибудь мог жениться на Доротее, сказал м-р Брук, совершенно счастливый тем, что увидал в окно Целию, приближавшуюся к дому.

-- А почему так? спросила резко м-с Кадваладер, выпрямившись от удивления. - Помнится, что не далее как две недели тому назад мы с вами толковали об этом.

-- Моя племянница выбрала другого жениха - понимаете? она сама его выбрала. Я в это дело не вмешивался. По моему, я-бы выбрал Читама; Читам завидная партия для каждой молодой девушки. Но тут наши разсчеты не принимаются во внимание. Вы, женщины, ведь прекапризные существа, понимаете?

-- За кого-же мы позволили ей выдти замуж? опросила леди, быстро перебирая в уме всевозможные, подходящия для Доротеи партии. Но в эту минуту, в комнату вошла Целия, вся разрумяненная, так-как она долго ходила по саду. Её появление избавило м-ра Брука от необходимости немедленно отвечать на вопрос леди Кадваладер. Он поспешно встал с своего места и сказав: "кстати, мне нужно поговорить с Райтом насчет лошадей", быстро юркнул из комнаты.

-- Милое дитя мое, что там у вас за история случилась с сестриной помолвкою? спросила м-с Кадваладер у Целии.

-- Сестра помолвлена за м-ра Казобона, отвечала Целия, кратко заявляя, по своему обыкновению, о случившемся факте и чрезвычайно довольная тем, что ей можно поговорить наедине с супругой ректора.

-- Это ужасно! воскликнула леди. - А давно-ли это случилось?

-- Я узнала только вчера. Сватьба назначена через шесть недель.

-- Ну, чтожь, душа моя, поздравляю вас с будущим братцем! сказала насмешливо м-с Кадваладер.

-- Мне Доротею так жалко! заметила Целия.

-- Жалко сестру? Да ведь она сама-же это все устроила.

-- Знаю, что сама. Она говорит, что у м-ра Казобона возвышенная душа.

-- Поздравляю! воскликнула леди.

-- О, м-с Кадваладер! разве это так приятно иметь мужа с возвышенной душой? спросила Целия.

-- Вот что я вам посоветую, душа моя, отвечала леди. - Вы теперь знаете, каковы эти личности, и потому, как только явится жених в таком-же роде - по боку его.

-- За себя я поручусь, что ни за что не дам слова такому жениху, сказала Целия.

зятем?

-- Я его очень-бы любила, отвечала Целия. - Можно сказать наверное, что из него вышел-бы отличный муж. Разве... прибавила она, вся вспыхнув (она краснела очень часто), - в том беда, что он не совсем подходит к характеру Доротеи.

-- Понимаю, т. е. он не парит в облаках, как она.

-- Нет, но Додо чрезвычайно разборчива... Она делает все так обдуманно... так внимательно вслушивается в то, что ей говорят... мне кажется, что именно поэтому сэр Джемс никогда ей не нравился.

-- Так она верно завлекала его? Это не похвально.

-- Пожалуйста, не браните Додо, заступилась Целия; - она часто не замечает, что вокруг нея делается. Постройка котеджсй совсем свела ее съума; и поверите-ли?-- она иногда даже была невежлива с сором Джемсом; но он, спасибо ему, никогда не обращал на это внимания, - такой добрый!

-- Хорошо, сказала м-с Кадваладер, натягивая на плечи шаль и быстро вставая с места. - Мне, значит, нужно теперь прямо ехать к сэру Джемсу и передать ему новость. А то он, пожалуй, вызовет к себе свою мать. Дядя ваш ни за что не решится сообщить ему неприятную весть: придется взять на себя эту комиссию. Да, душа моя, поддели вы нас, нечего сказать! Молодежи не мешало-бы иногда подумать и о родных при вступлении в брак. Я подала вам дурной пример, выйдя замуж за бедного священника... унизила фамилию Де-Браси... Вот теперь, и разсчитывай, сколько можно заплатить за корзинку с угольями, да моли Бога, чтобы достало денег на масло к салату. Правда, Казобон богат, - с этим нельзя не согласиться... Что-жь касается его породы, то, кажется, у него в фамильном гербе три каракатицы на черном поле да карабкающийся рак. Однако мне пора ехать, заключила леди. - Кстати, душа моя, могу-ли я переговорить с вашей м-с Картер о тесте для пирожков. Я думаю прислать к ней поучиться мою молодую кухарку. Надеюсь, что м-с Картер сделает для меня это одолжение, покажет ей, что нужно. А у сэра Джемса не кухарка, а какой-то дракон, я ее боюсь.

Через час, м-с Кадваладер ужь успела кончить переговоры с м-с Картер и уехать в Фрешит-Гол, отстоявший недалеко от их прихода; супруг м-с Кадваладер, как ректор, имел спою постоянную резиденцию в Фрешите, а в Типтоне его должность исправлял священник. Сэр Джемс только-что вернулся из небольшого путешествия, на которое он посвятил два дня и переменял туалет, чтобы ехать верхом в Типтон-Грэндж. Оседланная лошадь стояла уже у крыльца в ту минуту, когда фаэтон м-с Кадваладер показался у ворот; молодой хозяин вышел на крыльцо с хлыстиком в руке. Леди Читам еще не вернулась к нему и потому гостье неловко было войти в дом, но в то-же время неловко было и начать щекотливый разговор при грумах, вследствие чего, она попросила провести ее в оранжерею, под предлогом, что ей хочется посмотреть на новые растения. Сэр Джемс, как любезный хозяин, немедленно исполнил её желание. Пройдя несколько отделений, леди вдруг остановилась и сказала:

-- А у меня есть очень неприятная новость для вас. Надеюсь, что вы не так сильно влюблены, как воображаете!

Претендовать на м-с Кадваладер, за то, что она разом огорашивала людей, не было возможности. Как-бы то ни было, а сэр Джемс слегка побледнел и сердце его забило тревогу.

-- Мне кажется, что Брук окончательно себя скомпрометирует, продолжала леди. - Я начала его укорять за то, что он, представитель Мидльмарча, стал на сторону либералов, а он вдруг притворился, будто меня не понимает, заговорил о независимом направлении, о свободе мысли, словом, загородил чушь, и все-таки мне ничего не ответил.

-- Только-то! сказал сэр Джемс - и вздохнул, точно у него камень свалился с сердца.

-- Как! резко вскричала м-с Кадваладер, - значит, вам все равно, какие у него будут политическия убеждения! Вас не оскорбляет то, что он превратился в какой-то флюгер, в политического крикуна!

-- Нельзя-ли его отговорить от участия в выборах, заметил сэр Джемс. - Он испугается расходов, неизбежных в это время.

добродетелью; она крепкая узда для всякого безумца. А что у Бруков мозги не на месте, в этом я уверена, иначе они не делали-бы того, что делают теперь.

-- Как? Значит Брук действительно хочет явиться представителен Мидльмарча? спросил сэр Джемс.

-- Это еще не все, погодите! У меня в запасе есть другая новость, почище этой... Я вас всегда подбивала жениться на мисс Брук, уверяя, что это прекрасная невеста. Правда, я и прежде знала, что она немного дурит, вдается в методистический сумбур; но такая дурь скоро проходит у молодых девушек. Но теперь я узнала такую вещь, которая поразила меня удивлением...

-- Что вы хотите этим сказать, м-с Кадваладер? испуганно спросил сэр Джемс. Ему сначала пришло в голову, что мисс Брук присоединилась к моравским братьям или поступила в какую-нибудь неприличную секту, о которой не говорят в хорошем обществе; но потом он сообразил, что м-с Кадваладер всегда преувеличивает дурное и потому немного успокоился.

-- Верно с мисс Брук, что-нибудь случилось? сказал он. - Прошу вас, говорите скорее...

Сэр Джемс старался скрыть свое волнение под притворной улыбкой и стал сбивать хлыстиком пыль с сапога.

-- Она выходит за Казобона, докончила леди.

Хлыстик выпал из рук сэра Джемса и он нагнулся, чтобы поднять его. Когда он выпрямился, его лицо выражало глубокое отвращение; обратившись к леди Кадваладер, он переспросил: "За Казобона?"

-- Именно так, сказала она. - Теперь вы поняли, зачем я приехала?

-- Она уверяет, что у её жениха очень возвышенная душа, прибавила м-с Кадваладер. - А по моему, это высушенный пузырь, годный только на то, чтобы в нем хранить сухой горох.

-- И что за охота таким старым холостякам жениться? сказал сэр Джемс. - Ведь он ужь стоит одной ногой в гробу.

-- Ну, теперь он верно вытащит ее оттуда, заметила леди.

-- Бруку не следовало допускать этот брак! воскликнул сэр Джемс; - он должен был настоятельно требовать, чтобы сватьбу отложили до её совершеннолетия. Она тогда лучше-бы поняла свое положение. На то он и опекун!

-- Отчего-бы вашему мужу с ним не переговорить?

-- Еще что выдумали, мужу! Гумфри находит все прекрасным. Я с роду не слыхала, чтобы он сказал хоть одно худое слово о Казобоне. Епископа своего и того хвалит, хотя я нахожу, что это неестественное явление в подчиненном духовном лице. Что-жь после этого прикажете делать с человеком, который до неприличия всем доволен? Я, по возможности, прикрываю его недостаток тем, что всех и все браню. А вы не очень горюйте, прибавила весело леди Кадваладер. - Я право рада, что вы развязались с мисс Брук; ведь это такая сумасбродница, которая заставила-бы вас, пожалуй, днем звезды считать. Между нами сказать, малютка Целия - одна стоит двух Доротей; вот на ней хорошо-бы вам жениться. По моему, идти за Казобона, все равно, что постричься в монахини.

-- Что обо мне толковать! возразил сэр Джемс; - нужно спасти мисс Брук, все друзья её должны хлопотать об этом.

-- Мой Гулфри ничего еще не знает, сказала леди. - Но ручаюсь вам заранее, что если он узнает от меня о сватьбе мисс Брук, то скажет непременно: " - Почему-жь ей не идти за него? Казобон малый добрый и молод еще, - довольно молод". Эти сострадательные люди никогда помогут отличить вина от уксуса, до тех пор, пока они сами его не попробуют и не закричат от спазмов в желудке. Будь я мужчина, я непременно-бы женилась на Целии, особенно, если Доротеи уже не будет. На деле выходит, что вы ухаживали за одной, а получили сердце другой. Я успела заметить, что вы произвели на Целию такое сильное впечатление, какое только может произвести мужчина на женщину. Если-бы это говорил вам кто-нибудь другой, а не я, то вы могли-бы подумать, что это преувеличено. Прощайте!..

Весть, сообщенная ему, не помешала его прогулке; он дал шпоры лошади и поскакал - по только в противоположную сторону от Типтона-Грэнжа.

Теперь любопытно узнать, какая была необходимость м-с Кадваладер так усердно хлопотать о замужестве мисс Брук? Почему она, как только разошлась первая сватьба, улажепная по её милости (так она любила думать), - почему она тотчас-же приступила к улаживанью второй? Не было-ли тут какого-нибудь заговора или скрытой интриги с её стороны? Не были-ли нити этой интриги так тонки, что для разсматриванья их понадобился-бы даже микроскоп? Вовсе нет! Какую-бы зрительную трубу вы ни наводили на оба прихода на Типтонский и Фрешитский, словом, на всю площадь, по которой ежедневно разъезжал фаэтон м-с Кадваладер, вы нигде не увидели-бы подозрительных сходок или каких-нибудь сцен; откуда бы она ни возвращалась, вы не заметили-бы изменения в смелом выражении ясных глаз леди, или в цвете её румяных щек. Правда, женщину и её действия так-же трудно определить, как трудно определить содержание капли воды, разсматривая ее в микроскоп. Все зависит от силы увеличительного стекла, сквозь которое вы смотрите. Если стекло слабо, то вам кажется, что самая крупная из инфузорий обладает необыкновенною подвижностию при поглощении окружающей ее мелочи, которая служит жертвой её прожорства; если-же стекло сильно, то вы тотчас убедитесь, что притягательную силу для мелких инфузорий составляет водоворот, образующийся между волосиками, которые покрывают тело крупной инфузории и что последняя безучастно ждет минуты, когда оне сами попадут ей в рот.

Метафорически говоря, если-бы можно было посмотреть чрез сильный микроскоп на наклонность м-с Кадваладер устроивать сватьбы, то мы увидели-бы точно такой-же водоворот, только производимый не волосиками, а мыслями и словами м-с Кадваладер: из средины-то этого водоворота, она и ловила необходимую ей пищу.

Жизнь она вела деревенскую, простую, совершенно чуждую грязных и вредных сплетень; она никогда не вмешивалась в большие дела света, за то маленькия дела большого света чрезвычайно ее интересовали, особенно когда оне ей сообщались в письмах от её высокорожденных родственников: например, что вот такой-то очаровательный второй сын раззорился, женившись на своей любовнице; что чистокровный лорд Тапир по наследству сделался идиотом; что старый лорд Мегатериум становится просто зверем во время подагрических своих припадков; или наконец, что такая-то графская или княжеская корона, вследствие смешения пород, перешла в новую ветвь и что это происшествие сопровождалось большим скандалом. Вот те новости, которые она запоминала с необыкновенною точностию и рассказывала своим знакомым с приправой самых едких эпиграм. Ее саму очень забавляли такого рода анекдоты, потому-что она твердо верила, что между аристократическим и плебейским происхождением существует такая-же разница, как между дорогой дичью и червями. Она никогда не отреклась-бы от своего родственника, как-бы беден он ни был; напротив, Де-Браси, обедающий из горшка, возбудил-бы в ней чувство восторженного сострадания; боюсь сознаться, но мне кажется, что она не испугалась-бы, даже узнав, что этот бедняк-аристократ преступник; но к богачам плебейского происхождения она чувствовала ненависть, доходящую до ожесточения: по мнению м-с Кадваладер, все эти господа нажили себе состояние, барышничая в мелочной торговле, а для нея платить дорого за то, что можно было получить даром в приходе, считалось чем-то ужасным. Вообще разжившиеся мещане, по её словам, не имели даже права называться людьми; один выговор их уже терзал ей уши. Город, где водятся во множестве такия чудовища, говорила она, не может быть ничем иным, как площадным театром, а взгляд на этот вопрос, и вы убедитесь, что и она точно также милостиво разрешает жить вместе с нею на земле только тем, кто имеет честь быть одной с нею породы.

С таким-то умом, горючим, как фосфор, с такой способностью задевать все, что ни попадалось ей на зубок, могла-ли м-с Кадваладер остаться чуждой к судьбе обеих мисс Брук и к их матримониальным разсчетам, особенно после того, как у нея вошло в привычку, втечение нескольких лет сряду, журить м-ра Брука по дружески, откровенно, за каждое его действие и давать ему изредка намеки, что она считает его простачком. Со дня приезда молодых девушек в Типтон, она затеяла сватьбу Доротеи с сэром Джемсом и если-бы сватьба эта состоялась, то никто в мире не мог-бы се разуверить, что это дело не её рук. Убедившись теперь, что Доротея выходит совсем не за того, за кого она разсчитывала, - леди Кадваладер пришла в сильное раздражение, которому каждый из мыслящих людей не может не сочувствовать. Ей принадлежала пальма первенства по части дипломатии в Типтоне и в Фрешите; все, что делалось до сих пор не по предназначенному ею плану, казалось ей оскорбительной несправедливостью. Что-ж касается неожиданной выходки мисс Брук, то она положительно выводила ее из себя; леди Кадваладер начинала создавать, что составленное ею мнение об этой молодой девушке было неверно. "Я заразилась снисходительностию своего мужа! говорила она сама себе в порыве негодования; - все эти методическия фантазии, это желание казаться более религиозной, чем ректор и священник взятые вместе, все это происходить от испорченности, гораздо более укоренившейся в ней, чем я предполагала"!

-- Впрочем, продолжала леди, обращаясь попеременно то к мужу, то говоря сама с собой, - я отрекаюсь теперь от нея. Ей предстоял прекрасный случай вылечиться от всей прежней дури в замужестве с сэром Джемсом; он никогда не стал-бы противоречить ей, а когда женщине не противоречат, то ей нет причины упорствовать в своем сумасбродстве. Не хотела она этого, ну и щеголяй теперь в власянице.

Последствием неудачи было то, что м-с Кадваладер решилась устроить новый брак для сэра Джемса; сообразив в уме, что лучше мисс Брук меньшой ему не найдти себе невесты, она сочла необходимым забросить ему, в виде удочки с приманкой, намек, что он произвел сильное впечатление на сердце Целии. Баронет был не из числа тех сентиментальных людей, которые томятся, доставая недосягаемое для них яблоко Сафо, манящее взор сквозь густую зелевь листьев. Писать сонетов он также не стал-бы, но между тем он чувствовал себя глубоко оскорбленным, узнав, что женщина, избранная его сердцем, предпочла ему другого. Выбор Доротеи сильно пошатнул его привязанность к ней и видимо охладил его. Хотя сэр Джемс считался известным спортсменом, он все-таки иначе любил женщин, чем тетеревей и лисиц; будущая жена не служила, так сказать, целью его охоты и он мечтал о женитьбе вовсе не как о развлечении, но как о награде за долгое искательство. С историей первобытных народов он также был мало знаком и потому никогда не мечтал завоевать себе невесту, борясь с соперником посредством томагауков. Словом, это был простой, добрый человек, сближавшийся с теми, кто его любил и отклонявшийся от людей равнодушных. Натура у него была честная и благодарная; малейший знак внимания со стороны женщины тотчас связал нити нежности вокруг его сердца и притягивал его к ней.

Вот почему, проскакав более получаса по направлению, противоположному от Типтон-Грэнжа, сэр Джемс вдруг умерил шаг своей лошади и наконец повернул ее назад, в объезд. Различные чувства поколебали его намерение не быть сегодня в Типтон-Грэнже и он решился отправиться туда как ни в чем не бывало. Его невольно радовала мысль, что он не делал предложения Доротее и не получил отказа; теперь он имел полное право из приличия навестить ее для того, чтобы переговорить с нею о котеджах, и тут-же кстати, так-как м-с Кадваладер подготовила уже его заранее к известию о её сватьбе, без смущения поздравить ее. По правде сказать, сватьба эта была ему очень не по нутру; уступить Доротею другому было тяжело, но вместе с тем его подмывало ехать сейчас-же к ним в дом и выдержать над собой борьбу. Какое-то смутное сознание, что он увидит Целию, еще более подстрекало его ехать в Типтон-Грэнж и он решился, во что-бы то ни стало, явиться туда и быть как можно любезнее с младшей сестрой.

случаях, и такая гордость - дело хорошее, потому-что она помогает нам скрывать полученные нами обиды и понуждает нас не обижать другого.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница