В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга I. Мисс Брук.
Глава IX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга I. Мисс Брук. Глава IX. (старая орфография)

IX.

Образ действий м-ра Казобона в отношении брачного договора вполне удовлетворил м-ра Брука; приготовления к сватьбе шли очень гладко своим чередом и сокращали скучные недели ожидания. Решено было, что невеста поедет осмотреть до сватьбы свой будущий дом для того, чтобы указать те изменения, которые она пожелает сделать в убранстве комнат. Женщины, когда им приходится быть невестами, с каким-то особенным наслаждением любят отдавать приказания, как-бы желая вознаградить себя за ожидающую их впереди зависимость. Но мы все, мужчины и женщины, делаем так много промахов, кода нашу волю ничем не стесняют, что нельзя не подивиться, отчего мы так жадно добиваемся независимости.

Однажды, в серый, но сухой ноябрьский день утром, Доротея отправилась в Ловик в сопровождении дяди и Целии. Дом м-ра Казобона был настоящий господский дом. Рядом с ним, сквозь густые садовые деревья, виднелась небольшая церковь, а напротив, был старый дом приходского священника. В начале своей карьеры м-р Казобон пользовался только известным содержанием с доходов имения, но по смерти брата ему досталась во владение и усадьба. При доме был небольшой парк, с великолепными старинными дубами; густая липовая аллея шла прямо от дома на юго-запад, где находился низенький забор, отделявший парк от цветника. Местность была так расположена, что из окон гостиной можно было видеть целую перспективу вдоль аллеи, окаймленной с обеих сторон зелеными стенами деревьев и взор зрителя терялся вдали, среди лугов и полей, которые нередко, при захождении солнца, превращались как-бы в озеро от поднимавшейся вечерней росы.

Это была самая красивая сторона дома; но с востока и с юга вид из окон отличался даже в солнечное утро необыкновенно меланхолическим характером; парк был там совершенно запущен, цветы росли в пренебрежении, а громадные древесные пни, большей частью старые тисы, торчали чуть не у самых окон и заслоняли свет. Самая архитектура дома, выстроенного из какого-то зеленоватого камня, носила на себе печать елизаветинских времен; ее нельзя было назвать безобразной: узенькия окна придавали что-то мрачное всему зданию. Таким домам необходимы цветы, играющия дети, распахнутые двери, светлые окна и множество других безделиц, для того, чтобы их можно было назвать красивыми и уютными. В позднюю осень, в пасмурный день, когда редкие желтые листья шурша падали со стен, увитых растениями, весь дом принимал вид дряхлеющого человека. Даже сам хозяин, вышедший на встречу гостям, не обладал достаточной свежестью для того, чтобы оживить эту грустную картину.

-- О, Господи! сказала Целия про себя, когда они стали подъезжать к дому, - я уверена, что Фрешит-Гол был-бы гораздо веселее, чем это здание!

И в эту минуту её воображению представилась следующая картина: белый каменный дом, портик с колоннами, терраса, вся уставленная цветами, и среди роз улыбающийся сэр Джемс, точно заколдованный принц, держащий в руке платок, сотканный из душистых розовых листьев; - сэр Джемс, который умеет так мило разговаривать о разных разностях, исключая, конечно, ученых предметов!

Целия принадлежала к числу тех девушек, легкие вкусы которых особенно соблазнительно действуют на пожилых джентльменов, нередко предпочитающих подобных жен - женщинам серьезным. Хорошо, что м-р Казобон имел друой вкус, иначе-бы ему не повезло у Целии.

Доротея, напротив, нашла, что дом и парк совершенно в её вкусе; темные шкапы для книг в огромной библиотеке, полинявшие ковры и занавеси, курьезные, старинные ландкарты, круглые окна в стенах корридоров и, наконец, там и сям античные вазы - все это ей правилось гораздо более, чем барельефы и картины в Грэнже, привезенные её дядей из заграничных поездок. Как видно, она нашла в доме своего жениха именно такую обстановку, какая ей представлялась в мечтах. Для Доротеи было всегда невыносимо зрелище строгой классической наготы Корреджио или улыбающихся фигур à la Renaissance; все эти картины оскорбляли её пуританския чувства: она никак не могла понять, какое отношение могут иметь такия произведения кисти к её собственной жизни... Но владетели Ловика, повидимому, немного путешествовали и изучение древности м-ром Казобоном совершалось при помощи совсем других материалов, а не живописи.

Доротея осматривала дом с чувством приятного волнения. Все в нем находящееся, казалось, было уже посвящено ей. "Вот где я буду жить, как его жена", думала она, оглядывая с любопытством каждую комнату. На вопрос м-ра Казобона, не желает-ли она сделать некоторые изменения в обстановке дома, она отвечала взглядом, полным благодарности, и прибавила, что ей-бы хотелось оставить все как есть, по старому. Она вообще не замечала недостатков ни в чем - даже в слишком форменных выражениях нежности своего жениха и в несколько натянутой его любезности. Она считала его образцом совершенства и при малейшем разногласии с ним тотчас-же брала всю вину на себя, говоря, что она еще не доросла до понимания высшей гармонии.

-- Дорогая Доротея, я-бы желал, чтобы вы удостоили указать мне, какую комнату вы изберете для своего будуара, сказал м-р Казобон, желавший доказать невесте, что он достаточно знаком с привычками молодых леди.

-- Это очень мило с вашей стороны, что вы вспомнили о будуаре, отвечала Доротея, - но уверяю вас, что мне было-бы приятнее, если-бы вы за меня сами решили этот вопрос. Высшим счастием будет для меня найти дом в том виде, в каком вы привыкли к нему; уберите его по своему собствепному вкусу. У меня нет причини желать каких-нибудь перемен.

-- Додо! воскликнула Целия, - отчего-бы тебе не взять ту комнату с полукруглыми окнами, что наверху?

М-р Казобон повел все общество наверх. Полукруглые окна комнаты выходили прямо в липовую аллею; мебель и гардины были полинялого голубого цвета; на стене висела целая группа портретов в миниатюре, изображавших каких-то леди и джентльменов с напудренными волосами. Ковер, висевший на дверях, представлял какой-то голубовато-зеленый фон с полинялым оленем на нем. Стулья и столы отличались тоненькими ножками и могли быть легко опрокинуты. Так и чудилось, что в этой комнате по ночам являлся дух одной из туго-зашнурованных леди, изображение которой висело на стене, и что эта леди приходила свидетельствовать, цел-ли вышитый ею ковер с оленем. Небольшая полка с книгами заключала томов двадцать светских романов, переплетенных в телячью кожу. Вот в чем состояло все убранство будущого будуара молодой.

-- Да, сказал м-р Брук, - эта комната будет недурна, если повесить тут новые занавеси, поставить мягкие диваны, кресла, столики и т. д. Теперь здесь немного пусто!

-- Совсем нет, дядя, возразила с живостью Доротея. - Пожалуйста, не требуйте никаких перемен! Много есть на свете других вещей, для которых понадобится делать расходы... Здесь мне все нравится так, как оно есть. Не правда-ли, что и вы одного мнения со мной, продолжала молодая девушка, обращаясь к м-ру Казобону. - Я уверена, что вы даже любите эту обстановку, потому-что эта комната, как мне кажется, принадлежала вашей матери в молодости.

-- Да, это была её комната, отвечал он задумчиво, поникнув головой.

-- А это, верно, портрет вашей матушки^? сказала Доротея, разсматривая группу миньятюр на стене. - Как он похож на тот медальон, который вы мне привозили, только тот лучше сделан. А напротив - чье изображение?

-- Старшей сестры её, отвечал Казобон. - Матушка и тетка, точно так, как вы обе, были единственными детьми своих родителей, портреты которых, как вы видите, висят наверху, над ними.

-- Сестра хорошенькая, заметила Целия, явно намекая, что она совсем другого мнения о матери Казобона. - "Каково? подумала про себя молодая девушка, - я и не воображала, чтобы у него были молодые родственницы да еще с ожерельями на шее!"

-- Какое оригинальное лицо! сказала Доротея, всматриваясь ближе в портрет тетки. - Эти глубокие серые глаза так близко расположены друг к другу; на тонком, правильном носике какая-то складка сверху, и потом - эти напудренные локоны: как они странно откинуты назад! Вообще такой тип скорее оригинален, чем красив. Между этим лицом и лицом вашей матушки нет даже никакого семейного сходства.

-- Положительно никакого. Впрочем, у них и судьба-то была совсем различная.

-- Потому-что я никогда сроду ее не видал. Она сделала очень несчастную партию.

Доротею удивил этот ответ, но чувствуя, что было-бы неделикатно разспрашивать м-ра Казобона, когда он сам ничего не сообщал, она повернулась к окну и начала любоваться ландшафтом. В это время солнце пробилось сквозь серые тучи и огромные липы аллеи бросили длинные тени.

-- Не погулять-ли нам по саду? сказала Доротея.

-- А ты хотела осмотреть церковь, заметил м-р Брук, - это какое-то игрушечное здание, так оно мило. Пойдемте прежде туда, а потом в деревню. Здесь все вообще в таких крошечных размерах, точно волшебное царство в ореховой скорлупе. Ты, Доротея, будешь чрезвычайно довольна деревней; котеджи поселян напоминают богадельни, перед каждым домиком есть палисадник с левкоями и разными другими цветами.

-- Ах, пожалуйста, пойдемте туда, воскликнула Доротея, взглянув опять очень выразительно на своего жениха. - Мне так хочется видеть все это.

Ее невольно задело то, что распрашивая однажды у м-ра Казобона, каковы котеджи в Ловике, она подучила от него короткий ответ: не дурны.

Все общество отправилось тотчас по дороге, усыпанной гравием и окаймленной дерном и группами деревьев. Это был кратчайший путь в церковь. У ворот кладбища пришлось остановиться, потому что м-р Казобон пошел к священнику в дом за ключом. Целия, немного отставшая от своих, ускорила шаг, как только увидела, что м-р Казобон удалился и, подойдя к сестре, заметила ей по обыкновению очень спокойно, но с легким оттенком чувства:

-- Додо, знаешь что, сказала она, - я видела какого-то молодого человека, который гулял в парке.

-- Чтожь тут удивительного, Целия? возразила сестра.

-- Это может быть молодой садовник, вмешался м-р Брук, - понимаешь, новый садовник? Я говорил уже Казобону, чтобы он переменил старого.

-- Нет, это не садовник, сказала Целия, - это джентльмен с альбомом. У него кудрявые светло-каштановые волосы. Я его видела только в спину, но успела разглядеть, что он очень молод.

-- Быть может это сын священника, заметил опять м-р Брук. - А-а, вот и Казобон возвращается, прибавил он, - и ведет с собой Тюккера. Верно он хочет его вам представить. Вы с Тюккером кажется еще не знакомы?

М-р Тюккер был приходский священник старше средних лет, принадлежавший к низшему духовенству, члены которого всегда богаты сыновьями. Однако, после церемонии представления, никто не заикнулся спросить у него, из кого состоит его семья, и появление незнакомого юноши было вскоре забыто всеми, кроме Целии. Она мысленно решила, что эта тоненькая, стройная фигура с светло-каштановыми кудрями никак не могла состоять в родстве с старым, точно поросшим мхом помощником м-ра Казобона.

-- Я уверена, что он отличный человек и пойдет в рай за свои добродетели, думала она, глядя на него, и стараясь быть почтительной, - но углы его рта мне не нравятся.

Вообще Целия с тоской помышляла о том времени, когда ей придется жить в Ловике перед сватьбой сестры, и таким образом лишиться общества любимых своих товарищей детей.

-- У этого старика не может быть хорошеньких маленьких буянов, разсуждала она.

М-р Тюккер оказался очень полезным собеседником. Как видно, Казобон с намерением привел его с собою, зная заранее, что он найдется как отвечать Доротее на её разспросы о деревенских жителях и вообще о делах прихода.

-- У нас все отлично живут в Ловике, уверял м-р Тюккер. - Каждый поселянин, платя маленькую ренту, держит непременно хоть одну свинью и усердно занимается своим садом. Ребятишки-мальчики ходят у нас в плисе; девочки нанимаются в горничные или дома плетут соломенные изделия; у нас нет ткацких станков, равно как нет диссидентов; хотя туземцы более заняты скопидомством, чем духовным направлением, но порочных людей между ними мало.

Кропчатих кур было так много в деревне, что м-р Брук невольно обратил на это внимание.

-- Ваши фермеры, как видно, с намерением оставляют много ячменных колосьев в поле. Посмотрите, какие откормленные птицы. У вас здесь каждый бедный человек может иметь курицу в супе, как выражался французский король, говоря о своем народе. Французы действительно часто едят кур, но только тощих, понимаете?

-- Ну, немного-же пожелал король своему народу, заметила с некоторым негодованием Доротея.

-- Может быть, только это слово было пропущено в тексте или оставлено subaudituin, т. е. присущим мыслям короля, но невыговоренным им, заключил с улыбкой м-р Казобон, наклоняя голову в сторону Целии и заглядывая ей в лицо, вследствие чего, она немедленно отшатнулась, так-как была не в состоянии выносить несносного морганья своего будущого братца.

Возвращаясь к дому, Доротея все время молчала. Она как-то разочаровалась (хотя ей и совестно было в этом признаться) в своей надежде быть полезной жителям Ловика. У нея в сердце невольно мелькнуло чувство сожаления, отчего судьба не назначила ей жить в такой местности, где было-бы более несчастных, забота о которых дала-бы обильную пищу её деятельности.

-- Мне придется теперь, думала она, - исключительно посвятить себя целям м-ра Казобона. Познакомясь ближе с высшими науками, мне легче будет определять себе предмет занятий.

Подходя к дому, м-р Тюккер простился с гуляющими, говоря, что служебные дела не позволяют ему остаться завтракать в Ловик-Голе. В то время, когда Доротея переступала калитку парка, м-р Казобон подошел к ней.

-- Отчего вы так грустны? спросил он невесту. - Надеюсь, вы довольны тем, что видели?

-- У меня в голове вертятся глупые и даже нехорошия мысля, отвечала Доротея с обычной своей откровенностью. - Мне почти хотелось-бы, чтобы здешние жители нуждались в моей помощи более, чем это оказалось на деле. Мне до сих пор так редко удавалось быть действительно полезной кому-нибудь. Верно я лишена этой способности. Мне нужно будет выучиться как и чем помогать народу.

-- Без сомнения, отвечал м-р Казобон. - В каждом положении есть свои прямые обязанности. У вас, как у владетельницы Ловика, будет обширное поле для деятельности.

-- Я твердо верю этому, отвечала очень серьезно Доротея, - и потому прошу вас не думать, что мне грустно.

-- Очень рад, отвечал жених. - А теперь, если вы не устали, мы вернемся не по той дороге, по которой пришли.

Доротея с удовольствием согласилась сделать небольшой обход для того, чтобы посмотреть на великолепное тисовое дерево, родоначальника всего парка. Только-что все они подошли к тису, в стороне, подле стены увитой густым молодилом, показалась какая-то мужская фигура, сидящая на скамье и срисовывающая старое дерево. М-р Брук, который шел впереди с Целией, нечаянно повернул голову и увидел незнакомца.

-- Казобон, кто этот юноша? спросил он вполголоса у хозяина.

-- Это молодой мой родственник, двоюродный брат мой, отвечал Казобон, - внук той леди, на портрет которой вы обратили сегодня внимание, продолжал он, взглянув на Доротею. - Это внук тетушки Джулии.

В эту минуту молодой человек положил подле себя альбом и встал. Целия немедленно узнала своего незнакомца с светлокаштановыми кудрями.

-- Доротея, позвольте мне вам представить моего кузена Владислава, сказал м-р Казобон невесте. - Виль, это мисс Брук, прибавил он, обращаясь к юноше.

Доротея стояла так близко от своего будущого кузена, что в ту минуту, когда он снял шляпу, она могла ясно разглядеть два серых глаза, чрезвычайно близко расположенных друг от друга, тоненький правильный носик, с небольшой морщинкой на верху переносицы и кудрявые волосы, откинутые назад, - точь в точь как на портрете. Только рот и подбородок у юноши были более резко очерчены, чем у бабушки. Вместо того, чтобы улыбнуться в знак удовольствия, что его представляют будущей его кузине и её родным, Владислав очень непочтительно надул губы.

-- Вы, я вижу, артист, заметил м-р Брук, взяв в руки альбом и разсматривая его со всех сторон очень безцеремонно.

-- Совсем нет, я только так, немного рисую, отвечал Владислав. - У меня в альбоме ничего нет интересного, прибавил он, весь вспыхнув от досады, скорее чем от скромности.

-- Помилуйте, да вот прекрасный рисунок, возразил м-р Брук, показывая племянницам довольно большую картину, раскрашенную красками и изображавшую ландшафт: на каменистой местности группа деревьев и небольшая лужа. - В былые времена я сам занимался живописью, понимаете^? Прелесть, прелесть, что за вещица, продолжал старик, разсматривая картину, - в ней много того, что мы называли "brio".

-- Я плохой судья по части живописи, возразила холодно Доротея, очень недовольная тем, что дядя вздумал обратиться к ней. - Вот дяде давно известно, что я не знаю толку в тех картинах, которыми вы так восхищаетесь. Я не понимаю языка живописи. Верно я неспособна чувствовать родства, которое существует, говорят, между природой и кистью художника, точно так, как не могу разобрать смысла ваших греческих сентенций?

-- Господи помилуй! как вкусы-то различны, сказал он. - А тебя, мой друг, плохо учили, как я вижу; живопись, музыка, все искуства вообще, это непременная принадлежность воспитания молодой девушки. А ты пристрастилась к черченью планов - об "morbidezza" и проч. понятия не имеешь! Надеюсь, что вы пожалуете ко мне в дом, прибавил он, обращаясь к Владиславу, который в это время внимательно наблюдал за Доротеей. - Я вам покажу все, что у меня есть по части живописи.

Молодой человек между тем мысленно решил, что Доротея должна быть пренеприятная личность, если она решается выходить за такого человека, как Казобон, а когда он услышал выраженное ею мнение о живописи, то еще более убедился, что он не ошибся в ней.

"Она хочет только сделать этим намек, что моя картина отвратительна, разсуждал Владислав. - В её возражении так много ума, что нельзя не видеть, что она смеется над дядей и надо мной. А что за страстный голос! Это настоящая эолова арфа. Какая странная игра природы! Можно-ли подозревать присутствие страсти в девушке, решающейся выйдти за Казобона".

Пока все эти мысли промелькнули в голове Владислава, он вежливо поклонился м-ру Бруку и поблагодарил его за приглашение.

-- Мы пересмотрим вместе с вами мои итальянския гравюры, продолжал добродушный старик. - У меня их пропасть, эту коллекцию я собирал втечении нескольких лет. Ведь у нас в глуши того и гляди заплесневеешь без произведений искуства. Я, конечно, не об вас говорю, Казобон, прибавил м-р Брук, обращаясь к хозяину, - вы погружены в научные, занятия но я-то сам тупею, мои лучшия идеи глохнут при такой жизни, какую я веду. Да, советую всем вам, умным молодым людям, остерегаться лени! Я с молоду был очень ленив, понимаете? иначе объехал-бы весь свет.

-- Вы нам прочли отличное наставление, заметил м-р Казобон, - но теперь пора ужь домой, наши дамы вероятно устали от долгой ходьбы.

Когда общество удалилось, Владислав принялся опять рисовать и веселая улыбка озарила его лицо. Смех видимо разбирал юношу при воспоминании о всем слышанном им, и наконец не выдержав, он откинул голову назад и громко расхохотался. Суждение гостей о его картине; фигура Казобона как жениха, представляющого ему свою невесту; разглагольствование Брука о лени и её последствиях, - все это вместе искренно его разсмешило и он поддался этому чувству веселости от всей души, как ребенок, без всякого оттенка насмешки или желания осудить удалившееся общество.

-- Куда готовится ваш племянник, Казобон? спросил м-р Брук, подходя к дому.

-- То-есть мой троюродный брат, вы хотите сказать, а не племянник, возразил Казобон.

-- Да, да, троюродный брат. Какую карьеру он хочет избрать?

-- К несчастью, мне трудно ответить вам на этот вопрос, сказал Казобон. - Окончив курс в Рюгби, он отказался поступить в который-нибудь из английских университетов, куда я с радостью поместил-бы его; он выбрал странный пункт для окончания своего учения: гейдельбергский университет. Теперь ему хочется снова ехать за-границу, без всякой повидимому, специальной цели, кроме туманного желания изучать там культуру, т. е. подготовляться неизвестно к чему. Он положительно отказался выбрать себе профессию.

-- Ведь у него нет, я полагаю, других средств кроме тех, которые вы ему даете? спросил м-р Брук.

-- Я постоянно говорил ему и всем его родным, что обязуюсь давать ему столько, сколько необходимо для школьного его воспитания и для первой обстановки в свете. Следовательно, я нравственно обязан выполнить в точности данное слово, заключил м-р Казобон, стараясь выставить себя далеко не в роли благодетеля. Такая деликатная черта характера чрезвычайно понравилась Доротее.

-- Нет, он не чувствует никакой наклонности к ученым исследованиям или к изучению геогнозии; я вполне одобрил-бы такое специальное занятие, хотя не поздравил-бы его с карьерой, которая часто оканчивается преждевременной, насильственной смертию. Виль чрезвычайно мало интересуется географическими сведениями и сам мне признавался, что ему нет никакого дела до истоков Нила, а что он добивается найдти какой-нибудь неведомый мир, где его поэтическое воображение моглобы свободно разгуляться.

-- Ну, что-жь такое? возразил м-р Брук, готовый относиться одинаково снисходительно к каждому взгляду своих собеседников: - в этом стремлении все-таки заключается что-то свое, понимаете?

-- Я боюсь, напротив, не есть-ли это доказательство положительной его неспособности к обстоятельному и прочному образованию. В таком случае, это направление предвещает ему мало хорошого на поприще гражданской или духовной службы, если он покорится необходимости избрать которую-нибудь из них.

-- Быть может, он так добросовестен, что сам сознает свою неспособность к такого рода деятельности, заметила Доротея, желавшая уже давно высказать своо мнение. - Ведь адвокатура и медицина представляют весьма широкое поприще для добросовестной деятельности. Жизнь и состояние людей зависят нередко от специалистов по этой части.

для людей с слабым характером. Я нередко напоминал ему правило Аристотеля, высказанное в кратких словах этим древним мудрецом, а именно: "для того, чтобы достигнуть какой-нибудь конечной цели нужно сначала выработать в себе энергию и много второстепенных качеств; но для этого необходимо терпение". В подтверждение своих слов я указывал ему на безчисленные томы моих рукописей, заключающих в себе плоды долголетних трудов и служащих только материалом для недоконченного сочинения. Но тщетно! На все мои благоразумные увещания он отвечал одно: "я Пегас и всякая форма обязательного труда - для меня тяжелая збруя".

Целия расхохоталась, искренно удивленная тем, что м-р Казобон имеет способность смешить других.

-- Кто знает, быть может, из него выйдет какой-нибудь Байрон, Чаттертон, Черчиль или что-нибудь в этом роде - сказать заранее нельзя, возразил м-р Брук. - Отчего вы его не пустили проехаться по Италии или побывать где-нибудь в другом мест?

-- Как это хорошо с вашей стороны! воскликнула Доротея, весело смотря на жениха. - Как благородно! Есть люди, которые действительно чувствуют в себе призвание к какому-нибудь занятию, и для них самих это призвание кажется чем-то важным. Очень может быть, что они слабы и ленивы вследствие физических причин, хоть роста, например. Да, мы непременно должны быть снисходительны и терпеливы в отношении других.

-- Ты хочешь сказать, что я очень нетерпелива, Целия? спросила Доротея.

-- Конечно, особенно если люди говорят и делают что-нибудь не по твоему, отвечала Целия, смело говорившая сестре правду в глаза, с тех пор как ту помолвили.

Ум Доротеи потерял весь прежний авторитет в её глазах.