В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга III. В ожидании смерти.
Глава XXV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга III. В ожидании смерти. Глава XXV. (старая орфография)

ГЛАВА XXV.

Фред Винци постарался приехать в Стон-Корт неожиданно для Мэри и в такое время, когда дядя находился на верху, а она сидела одна в нижней гостиной с резными деревянными стенами. Оставя лошадь на заднем дворе из предосторожности, чтобы стук её копыт по гравию перед крыльцом не был услышан, он вошел в гостиную так тихо, что только звук отворившейся двери выдал его присутствие. Мэри сидела в своем обычном уголке, перечитывая Джонсоновы воспоминания мистрисс Пиоцци и весело, от души хохоча над многими страницами; услыхав шум, она подняла глаза, с улыбкой на губах, которая постепенно исчезала по мере того, как Фред молча подходил к ней и остановился у камина, облокотясь на него локтем, с страдальческим выражением в лице. Мэри, также молча, но вопросительно взглянула на него.

-- Мэри, начал Фред, - я ни на что негодный подлец.

-- Мне кажется, что первый эпитет справедлив отчасти, отвечала Мэри, силясь улыбнуться, но чувствуя сердцем какую-то беду.

-- Мое доброе имя потеряно в ваших глазах. Вы сочтете меня лжецом, безчестных человеком; вы подумаете, что я не хотел поберечь ни вас, ни ваших родителей. Вы всегда меня строго судили, - я это знаю.

-- Не отрицаю, Фред, что я могу все это о вас думать, если вы подадите мне к тому повод. Но, Бога ради, скажите, что вы такое сделали! Мне легче узнать горькую правду, чем оставаться в неизвестности.

-- Я был должен 160 фун.... попросил вашего отца поручиться за меня на векселе... я думал, что не допущу его до неприятностей... я был уверен, что внесу деньги сам... и вы не поверите, как я об этом хлопотал! Но теперь со мной случилось несчастие... лошадь моя оказалась с пороком, а на лицо у меня оказалось всего 50 фун. Отца просить я не в состоянии... да он и не дал-бы мне и фарсинга... а дядя недавно подарил мне 100 фун. - к нему тоже нельзя обратиться... чтожь после этого я мог сделать? А тут, как нарочно, у вашего отца нет в наличности денег... ваша матушка принуждена отдать те 92 фун., которые она сберегла для сына... она говорят, что придется взять даже скопленные вами деньги... Вы видите, какой я...

-- Бедная мать! бедный, бедный отец! произнесла Мэри. Глаза её наполнились слезами и невольное рыдание вырвалось у нея из груди. Как будто не замечая Фреда, она начала смотреть в даль, живо представляя себе домашнюю картину. Фред также молчал несколько минут, чувствуя себя несчастным до последней степени.

-- Я отдал-бы все на свете, Мэри, чтобы только не огорчать вас, выговорил он, наконец. - Вы мне никогда этого не простите.

-- Что пользы из того, прощу я вас или нет? воскликнула вне себя Мэри. - Разве от этого легче будет моей матери, которая должна лишиться денег, скопленных ею уроками втечении четырех лет, для того, чтобы можно было послать Альфреда в школу м-ра Ганнэра? Разве вам самим легче будет, когда я вас прощу?

-- Говорите все, что хотите, Мэри, я заслуживаю этого...

-- Да мне и говорить нечего, тут сердцем ничего не поделаешь, тихо произнесла Мэри; утерев слезы, она положила книгу в сторону и пошла за своим шитьем. Фред следил за нею глазами, надеясь, что их взгляды встретятся и что он этим путем вымолит себе её прощение. Но, увы! Мэри очень легко могла избежать необходимости взглянуть на него.

-- Вы не поверите, как меня тревожит потеря денег вашей матушки, снова заговорил Фред, когда Мэри опустилась на стул и быстро начала шить. - Я хотел вас спросить, как вы думаете, не согласится-ли м-р Фэтерстон... если вы ему скажете... т.-е. передадите ему, что Альфреда надо поместить в училище... Не согласится-ли он внести за него деньги?

-- Моя семья не привыкла просить, Фред; мы охотнее добываем себе деньги трудом. Притом вы сами сказали, что м-р Фэтерстон недавно подарил вам 100 фун. Старик скуп на подарки, а нам он их никогда и не делал. Я убеждена, что мой отец ничего не станет у него просить, а если я попрошу, то толку никакого не будет.

-- Мне так горько! Мэри... если-бы вы знали, как мне горько, вы-бы пожалели меня!..

-- Есть вещи, которые должны возбуждать во мне больше сожаления, чем это. Но эгоисты всегда воображают, что их огорчения важнее всего на свете: такие примеры у меня ежедневно перед глазами...

-- С вашей стороны жестоко называть меня эгоистом. Если-бы вы знали, что делают другие молодые люди, мои сверстники, вы убедились-бы, что я далеко лучше их.

-- Я знаю одно, - что люди, которые мотают деньги, не имея возможности их заплатить, непременно эгоисты. Они постоянно думают только об удовлетворении своих прихотей, а не о том, что по их милости теряют другие.

-- Мэри, с каждым человеком может случиться такое несчастие, что он окажется не в состоянии заплатить к сроку свой долг. Трудно найдти личность, которая была-бы честнее вашего отца, - а между-тем с ним случались-же такия несчастия.

-- Как вы смеете сравнивать моего отца с вами, Фред! воскликнула Мэри тоном глубокого негодования: - он никогда не приходил в затруднительное положение, благодаря своему мотовству, а всегда по милости других. За то как он себя во всем обрезывал, как много трудился, чтобы вознаградить своих доверителей!

-- А вы думаете, Мэри, что я не способен ни на что хорошее. Не великодушно судить человека только с дурной стороны; раз ужь вы приобрели над ним влияние, вы должны стараться сделать его лучше; а относительно меня вы поступили совсем иначе. Пора мне, однако, уходить, заключил он, вставая через силу. - С этой минуты я ужь не буду больше говорить с вами об этом деле. Повторяю - мне очень тяжело, что я поставил всех вас в такое неприятное положение. Вот и все...

Мэри вдруг опустила работу на колени и подняла голову. В любви молодых девушек часто проглядывает нечто похожее на материнское чувство. Тяжелые испытания, перенесенные Мэри в жизни, дали серьезный характер её сердечным привязанностям, совершенно непохожий на приторную сантиментальность других девушек. При последних словах Фреда сердце её сжалось таким болезненным чувством, какое испытывает, мать, услышав крик своего избалованного шалуна-ребенка, от страха, не упал-ли он и не ушибся-ли. Когда Мэри подняла глаза и встретила тусклый и отчаянный взгляд Фреда, сострадание заглушило в её сердце и гнев, и все другия ощущения.

-- Фред, вам дурно! воскликнула она, - садитесь скорее... Погодите уходить, я сейчас скажу дяде, что вы здесь. Он ужь и то удивляется, что не видел вас целую неделю.

Мэри проговорила все это очень быстро, хватаясь за первое попавшееся слово и принимая ласковый, успокоивающий тон; при этом она встала и направилась к дверям. Фреду показалось, что тучи, висевшия над его головой, разсеялись и заблистало солнце: он загородил дорогу Мэри.

-- Скажите мне одно только слово, Мэри, проговорил он, - я сделаю все, что вы прикажете. Скажите, что вы не будете обо мне дурно думать, что вы не отречетесь от меня навсегда!

и борятся с жизнию? Когда дела не оберешься! Стыдно быть ни на что негодным, когда кругом каждый старается приносить какую-нибудь пользу!

-- Скажите, что вы меня любите, Мэри, и я употреблю все усилия, чтобы сделаться достойным вас!

-- Мне совестно было-бы признаться, что я люблю человека, который висит у других на шее и вечно разсчитывает на чужую помощь! Ну, что из вас выйдет, когда вам будет сорок лет? Вы, я думаю, превратитесь в какого-нибудь м-ра Бауэра, который живет в первой комнате у м-с Бэкк. Вы сделаетесь толстым, грязным лентяем; будете разсчитывать на то, что кто-нибудь пригласит вас обедать; по утрам станете разучивать комическия песни - или нет, виновата - станете разыгрывать их на флейте...

Описывая портрет будущого Фреда, Мэри невольно улыбнулась (молодые натуры так подвижны!), и прежде чем кончилось описание - все лицо её осветилось смехом. У Фреда отлегло от сердца, когда он увидел, чти Мэри может еще над ним смеяться; он усиленно улыбнулся в свою очередь протянул ей руку; молодая девушка ловко скользнула мимо его к двери и, стоя на пороге, сказала:

-- Я пойду доложить дяде; вам следует с ним повидаться, хотя на несколько минут.

У Фреда было тайное сознание, что насмешливое пророчество Мэри никогда не сбудется над ним, и, поднимаясь по лестнице на верх в дяде, он смутно представлял себе, как бы он удивил Мэри переменой своей жизни, если-бы м-р Фэтерстон в эту минуту сделал его своим наследником. С стариком он посидел не долго, извиняясь тем, что простудился. Мэри не вышла с ним проститься. Возвращаясь домой, Фред почувствовал, что ему очень дурно и решил, что он болен, а что его горе тут не при чем.

Приезд Калэба Гарта в Стон-Корт в тот-же день перед вечером не удивил. Мэри, неизбалованную частыми посещениями отца, по причине его недосугов и потому еще, что он терпеть не мог беседовать с м-ром Фэтерстоном. С своей стороны, и сам старик чувствовал себя не в своей тарелке с таким родственником, которого он не мог поддразнивать, так-как тот очень спокойно переносил свою бедность, никогда ничего у него не просил и вдобавок еще лучше его знал толк в хозяйстве и в разработке каменного угля. Мэри предчувствовала, что родители пожелают видеть ее сегодня, и если-бы отец к ней не приехал в этот вечер, она сама отпросилась-бы на следующий день часа на два домой. Потолковав о биржевых ценах с м-ром Фэтерстоном за чаем, Калэб встал, чтобы проститься с ним и сказал, обращаясь к дочери:

-- Мэри, мне нужно с тобой поговорить.

Она понесла свечку в соседнюю большую гостиную, где не было огня, поставила подсвечник на старинный темный стол из красного дерева, повернулась к отцу, обвила руками его шею и начала осыпать его лицо жаркими, детскими поцелуями, под влиянием которых густые, нахмуренные брови Калэба расправились и вся фигура его напомнила в эту минуту красивую большую собаку, разнежившуюся от ласк хозяина. Мэри была его любимица, и что-бы там Сусанна ни говорила, Калэбу казалось очень естественным, если Фред или другой какой молодой человек находили ее прелестнее всех девушек.

-- Мне нужно кой-что передать тебе, душа моя, начал Калэб, запинаясь по обыкновению; - дело не совсем хорошее, но ведь могло-бы быть и хуже...

-- Ты верно хочешь сказать об деньгах, отец? Я знаю.

-- Э-э? Как-же это ты узнала? Видишь-ли, я опять наглупил - подписался порукой на одном векселе, а теперь настал срок платить. Матери приходится разставаться с заветными деньгами, а что всего хуже - оне все-таки не покроют долга. Нам необходимо 110 фун. У матери твоей на лицо 92, а у меня в банке на эту пору ничего нет; мать разсчитывает на твою экономию.

-- И отлично! у меня 24 фун. в запасе; я ожидала, что ты приедешь, и положила их в ридикюль. Посмотри, какие красивые белые бумажки и золото.

Говоря это, Мэри вытащила деньги из ридикюля и положила их в руку отцу.

-- Хорошо, хорошо... но как-же это? Нам нужно только 18 фун.; возьми, дитя, остальное назад. Не понимаю, как ты могла узнать заранее! говорил Калэб, всегда неизменно-равнодушный к деньгам, а теперь еще более, так как главная его забота заключалась в том, не повлияла-ли эта история на сердечные отношения Мэри к Фреду.

-- Фред передал мне все сегодня утром, сказала дочь.

-- А-а! значит, он с этой целию и приезжал к тебе? спросил Калэб.

-- Да, я полагаю. Он был сильно разстрое.

-- Мне сдается, Мэри, что Фреду нельзя слишком доверяться, продолжал отец нерешительно и ласково, - быть может, потому, что у него слово и дело идут врозь. Горячо привязаться к нему - будет большим несчастием для каждой молодой девушки... Так, по крайней мере, думаем мы с твоей матерью.

-- И я так думаю, отец, отвечала Мэри, не поднимая глаз, но приложив ладонь отцовской руки к своей щеке.

-- Я у тебя ничего не выпытываю, душа моя; но меня пугала мысль, нет-ли чего между тобой и Фредом - вот мне и хотелось тебя предостеречь. Видишь что, Мэри... и голос Калэба сделался еще нежнее; он положил шляпу на стол и начал было пристально на нее глядеть, потом перевел глаза на дочь и продолжал: - видишь-ли что, - женщина, как-бы хороша она ни была, должна по-неволе покоряться той доле, какую приготовит ей муж. Твоей матери, например, пришлось многое перенести по моей милости.

Мэри поднесла руку отца к губам, поцеловала ее и улыбнулась ему.

-- Хорошо, хорошо, положим, что у каждого есть свои недостатки, но... тут м-р Гарт выразительно покачал головой - я вот о чем думаю: каково жене переносить, когда она не может быть уверена в своем муже, когда у него нет твердых правил, когда он не боится навлечь беду на голову другого, из страха пожертвовать ногтем своего мизинца - это ужь плохое дело, Мэри. Молодые люди легко влюбляются друг в друга, не зная, что такое жизнь; они воображают, что она будет для них вечным праздником; но скоро этот праздник оказывается бесконечным трудовым днем, душа моя. Конечно, у тебя более здравого смысла, чем у многих девушек, притом мы тебя и не в шолках воспитывали, - может быть, эти советы для тебя и лишние, - но ведь каждый отец дрожит за свою дочь, а ты здесь одна, без всякой опоры.

не свяжу своей судьбы с человеком, у которого нет твердого, мужского характера, который проводит время в праздности, разсчитывая на. чужое состояние. Ты и мать развили во мне слишком много гордости, чтобы я согласилась подчиниться такому человеку.

-- Ну, и хорошо, хорошо, теперь я спокоен, сказал м-р Гарт, взявшись за шляпу. - А все-таки, дитя, тяжело мне уходить с твоими трудовыми деньгами в кармане.

-- А батюшке-то, как видно, понадобились ваши денежки! сказал старик Фэтерстон, когда Мэри вернулась в его комнату, - очень довольный случаем сделать неприятное замечание. - Он, должно быть, держит вас в руках. Вы вед теперь совершеннолетняя, вам следовало-бы беречь деньги для себя.

-- Я отца и мать не отделяю от себя, сэр, отвечала холодно Мэри.

он может досадить ей.

-- Если Фред Винци приедет сюда завтра в эту-же пору, сказал он, - не задерживайте его своей болтовней, а велите ему идти прямо ко мне, на верх.